* * *
Вернувшись домой, они обнаружили мир и тишину. Сандер еще был на учебе, а Лора безмятежно спала в своей комнате, благо, не заперев дверь. И сейчас казалась воплощением невинности в своей длинной ночной рубашке, подтянув коленки к подбородку, трепетно прижимая к груди тот самый черный платок. Мари это зрелище просто выбесило. – Подъем, коза такая! – она почти сорвалась на визг. – Страничку ты удаляешь немедленно и полностью! Подработки у тебя тоже больше нет и не будет, спасибо, меня не выкинули! И вообще, замуж, дура, срочно замуж! Проснувшаяся Лора медленно села в постели, протирая глаза и пытаясь понять, что происходит. Но, увидев отца, кажется, немного расслабилась. – Мам, ты чего? Сейчас не девятнадцатый век и у нас тут даже не Турция, чтобы вот так… Срочно замуж! Еще скажи, что выбрала, за кого! – Пока не выбрала. Планирую посоветоваться с твоим крестным и поискать среди честных и чистых священнослужителей, которые одобряют новую директиву, разрешающую законные браки для духовенства. – Папа, ну ешкин кот! – Вот именно. Только так и можно описать в двух словах то, что ты натворила. Ты хоть соображаешь, сколько престарелых извращенцев на тебя слюной исходили? Умела заварить кашу, умей и расхлебывать. Разве что, – Санзо повернулся к Мари, – думаю, она могла бы знакомиться с кем-то из твоего списка, чтобы хоть присмотреться… А там посмотрим. Я пока могу сказать от себя, что в этом списке явно будут и молодые, и вполне симпатичные, хорошие и терпеливые к твоим задвигам. – Баловать ее еще, – проворчала Мари. Но было видно, что в целом она с мужем согласна. Повернулась снова к дочери: – Но из сети ты удалишься, ясно? Ради твоего и нашего спокойствия, – она вздохнула. – Расскажи хоть, из-за чего, вернее, из-за кого такое выступление? – Из-за единственного честного асексуала в нашем грешном мире. Она никогда не будет моей, сама мне сказала, вот я и пытаюсь быть как она! – Значит, вот это мне Джемма и собиралась рассказать? – всплеснула руками Мари. – Господи, да когда ж я столько нагрешила, чтобы родная дочь… И, между прочим, Джемма замужем успела побывать, и родить тоже, так что теперь имеет право жить, как ей угодно! – Ага, значит, моя мамочка женит Сандера, сбудет с рук меня – и наконец пострижется в монахини? Мари невольно рассмеялась: – Для этого мне сперва придется вогнать в гроб твоего отца, а с этой задачкой даже его буддийским небожителям не справиться! Санзо тоже фыркнул от смеха: – Да, мать, и не мечтай, в гроб только в один день и белую розу между нами! Мари снова рассмеялась, и уже громко. Лора тоже – от сказанного невольно стало легче, хотя гроза еще не миновала, это стало ясно после следующих слов отца: – Я думаю, Лора вполне может продолжать готовиться к поступлению в медицинский, конечно, если концентрации хватит с этим всем… – Надеюсь, хватит, – Мари сдвинула брови. – А женихами я все же озабочусь, так и знай! – Только не форсируй и без фанатизма, – попросил Санзо. – И не станешь же ты сильно пугать своего боготворимого Монтанелли-доно, объясняя, зачем тебе так спешно понадобилось найти Лоре мужа. – Между прочим, – заметила девушка, – Ровене крестный глобально разрешил встречаться с девушкой. В итоге она встречается с моим братом. Не находите, дорогие родители, что это повод задуматься? Мари схватилась за сердце. – Прежде всего, – кашлянул Санзо, – тебе самой не мешало бы определиться. В самом и деле медицина твое призвание или для тебя это лишь повод быть рядом с Джеммой? К тому же обожание наставницы совершенно необязательно является первой любовью, уж я-то это знаю, спасибо моему учителю. Может, придет время, сама Джемме спасибо скажешь. – В любом случае скажу, и тебе тоже. Я с такой стороны на это не смотрела. И я все-таки попробую быть как она. И, может быть, выйти замуж с горя. За кого-то приемлемого и по-человечески уважаемого. Лора вскинула голову, сделав нарочито упрямое лицо, такое, что родители переглянулись, будто пытаясь понять, кого из них она копирует – и невольно опять рассмеялись. Санзо послал дочери ободряющий взгляд, а Мари погрозила пальцем: – Я за тобой слежу… Смотри мне! – Ну да, конечно, – теперь Лора изобразила нарочитое благонравие. И демонстративно нашарила на тумбочке учебник химии. Родители вышли и закрыли за собой дверь. – Ты уверен, что она не сбежит? – зашептала Мари. – Если и сбежит – я смогу приглядывать за ней на расстоянии. Пусть думает, что сама управляет ситуацией, пусть понаделает собственных ошибок под нашим контролем. Это лучше, чем запирать и изводить нотациями. – И что ты сделаешь, отец настоятель? – Ну как что, обезьяну за ней пошлю, до кучи попрошу епископа Гросса одолжить мне Гата, уж вдвоем точно от всего уберегут! – Я тебе уже сегодня говорила, что ты псих? И что меня это пугает и восхищает? – Ммм, дай-ка подумать… Сегодня, кажется, еще нет. Отлыниваешь! – Грешна, святой отец, признаю… Мари захихикала совсем по-девчоночьи, и стало как-то вообще не до того, чтобы возмущаться выкрутасам непутевой дочери… И все улеглось. Затихло. До того момента, пока не пришло обещанное сообщение от Джеммы. «Мадам Кинзан, со всем уважением, я хотела бы сразу попросить прощения, если в чем-то виновата перед вами и вашей семьей. Вчера Лора призналась мне в чувствах. Романтических и высоких. Само по себе меня, признаться, это не слишком встревожило, это ведь просто восхищение, просто что-то, что должно помочь ей двигаться дальше, становиться лучше, что-то, что будет с ней до поры до времени, поможет дождаться кого-то, кто ей предназначен. Я ей примерно так и сказала, вот только она расстроилась. И еще спросила лишь одно, мол, я зову сына Рино, а полное имя как? Я сказала как есть: Артур – Артурино – Рино. И она совсем поникла. Ну что ж, с этими словами она расплакалась, мол, я так и думала, мол, будете вы для меня тем же, чем Артур был, есть и будет для вас. Я утешила ее как могла и отвезла домой. Каюсь, такого поступка я никак не ждала… Простите, что не смогла сделать больше». – Так, – пробормотала Мари, – я ее больше на порог к нам не пущу! Хотя, конечно, таким манером отвечать не годится. Есть более литературные варианты? – Сейчас сочиним, – задумался Санзо. – А то тебе с ней еще дальше работать, начнем с этого, вряд ли ее отпустят, даже если сама захочет уволиться. Пиши как-нибудь так, мол, синьора Болла, это вам от обоих родителей Лоры, вы все сделали правильно, не были ни жестоки к нашей девочке, ни обидно снисходительны и не стали насиловать себя, отвечая на ее порывы из чистой жалости… – Пиши сам, если такой умный, – Мари передала ему телефон, – формулируешь как по писаному. – Пожалуйста. Со всем остальным мы разберемся, и можем вас уверить, что больше она не побеспокоит вас своими излияниями, – Санзо деловито набирал текст, а Мари размышляла вслух: – Может, уже пора обратиться за помощью к отцу Монтанелли? – Давай, только осторожно, не надо ему всего знать. Мари, как только Санзо отправил сообщение этой бесстыжей англичанке, забрала телефон и начала свое: «Отец Лоренцо, я не рискую обратиться напрямую к теперешнему главе нашей миссии, его преосвященству кардиналу Мулкахи, я мало его знаю, за столько лет так и не смогла стать ему подлинной духовной дочерью, но, быть может, вы могли бы выяснить через него, есть ли в числе его подчиненных священнослужители, расположенные жениться и достойные, на ваш взгляд, руки вашей крестницы Лоры? Обстоятельства таковы, что хотелось бы поскорее увидеть ее в надежных руках, конечно, если кто-то из кандидатов ей действительно приглянется. Припадаю к вашим стопам в надежде».* * *
Послание это Монтанелли читал в одиночестве – ни жены, ни дочери не было дома. Впрочем, одиночество вскоре нарушилось. – Какие-то неприятности? Отец Эмилио. Странно, но Монтанелли до сих пор даже в мыслях непривычно было называть так того самого мальчишку в темных очках, однажды ему одолженных. Надо признать, мальчишкой он уже не был. Это тогда ему было шестнадцать, если не меньше… нет, меньше. Сейчас Эмилио Черулло тридцать два. И он выбился едва ли не в первый эшелон, был доверенным лицом и самого Монтанелли, и кардинала Мулкахи. Такой серьезный, спокойный, даже странно, что еще не епископ. Почему не рвется, неужели… – Когда придешь к кардиналу, будь добр, поговори с ним. Моей крестнице надо подыскать жениха, и явно поскорее. – А что за спешка? – Понятия не имею. Но, думаю, ничего действительно серьезного. По словам ее матери, она пока только прикидывает возможные варианты. – О, я понимаю, монсеньор. И припоминаю кое-что, я ведь состою в расширенном чате «Паланте»! Мне сдается, что юная Лора экзальтированно желает монашества, а родители считают, что это блажь. Можно мне будет с ней пообщаться? А для этого попасть в список кандидатов? – Разумеется, – кивнул Монтанелли. – Если что, я могу за тебя поручиться, все же мы знаем друг друга столько лет… И Инфинити должна одобрить, подумал он. Даже то, что Эмилио намного старше Лоры. Супруга обязательно скажет: как знать, может, это даже и к лучшему?* * *
Кандидатуру Эмилио одобрила и Мари. Сразу выделила из прочих. И даже сама Лора и подумала, и озвучила, что он приличный, не скучный, надежный и на лицо не противный, и знает она его всю жизнь. По сути, конкурс уже кончился не начавшись. Конечно, были и другие, с которыми стоило пообщаться хотя бы из вежливости, однако это явно ничего не могло изменить. Особенно после того, как Эмилио наедине и полушепотом сообщил ей: – Знаете, а ведь я, признаюсь, видел тот ваш пост. И полностью, всемерно вас понимаю! – Что видели, это меня не удивляет, вся группа видела. Но неужели не только не осуждаете, но и… – Да, думаю, вы это сделали, чтобы уйти от грязных мужских рук, уйти с треском и наверняка, все, что им останется, – только смотреть. И то недолго. И поделом. Большего они не заслуживают, эти грязные животные, уж поверьте мне. Лора поверила. И это насторожило. Вряд ли так будут говорить просто из желания поддержать или даже показать солидарность. Тут что-то большее. Отец Эмилио говорил явно со знанием дела. Неужели же ему довелось ощутить на себе ту самую грязь? Девушка взглянула на него с тревогой: – Вас… успели обидеть? И вы поэтому стали священником? – Совсем ужасно не успели, хотя очень хотели. Это было давно и не здесь, а здесь я действительно обрел мир и покой под крылом его преосвященства, вашего крестного. И я был бы счастлив помочь кому-то избежать той же участи. Поверьте мне, к обету целомудрия я отношусь серьезно. И если бы вы согласились стать моей женой, я продолжил бы соблюдать его, как было бы лучше для нас обоих. – Ого. Как бы и замужем, и не замужем, кажется, это называется «белый брак». Пожалуй, мне нравится, как это звучит. И правда, нравилось. Хотя и немного царапнуло – неужели на нее и в самом деле не собираются предъявлять никаких прав? – А если вы видели тот пост… Вы разрешите однажды повторить? При условии, разумеется, что только для вас? – Конечно. У меня дома, а мой дом – ваш дом, вы вольны носить любые наряды… или не носить никаких. Запечатлеть не обещаю, но если дозволите любоваться… С расстояния, конечно же… Звучало красиво и совершенно безобидно, только в груди все равно невольно екнуло. Маньяк – не маньяк, но… – А спать, как я понимаю, мы будем в разных комнатах? – О, простите, синьорина, пока у меня не столь впечатляющие жилищные условия. Я попытаюсь это исправить, должен успеть к свадьбе. Хотя бы могу обещать в одной комнате, но на разных кроватях. Лора рассмеялась: – Если к нам вдруг придут гости, они не поймут. Может, лучше одну кровать, но широкую? – Ну что ж, пусть так. И Лора уже без всяких сомнений объявила всем имя жениха.