Наперекор судьбе

- Паше сделали операцию! Процедив разу хриплым до ужаса голосом, Элеонора целенаправленно прошла в кухню прямо в верхней одежде и обуви, где соприкоснувшись глазами с почти полным графином питьевой чистой воды, опустошила его (за раз!) практически наполовину. - Как операцию?! – сказать, что Ян Вячеславович растерялся донельзя – не сказать ничего. И это при том, что его – матёрого офицера, крайне сложно чем-то в ступор вогнать. - Я не знаю… – Галанова отрицательно помотала головой из стороны в сторону. – Я всё утро безуспешно звонила Ему, потом долго дозванивалась в приёмную НИИ… В общем, когда наконец-то трубку на том конце провода сняли, это единственное, что я услышала. Медсестра категорично отказалась приглашать к телефону хирурга либо мне его личный номер продиктовать. Сказала, что подобную информацию можно получить только при личной встречи. - А почему Он не берёт трубку?! – Соня, что всё это время стояла в глубине коридора, несмело сделал шаг вперёд. – Это… Это, значит, что всё плохо, да?.. - Ну, что ты, милая, нет, конечно! – мужчина ободряюще приобнял дочь за хрупкие плечи. – Просто пока нет возможности у Паши нам позвонить. Операция же была под общим наркозом, верно?.. - Верно, – Эля невесомо кивнула, только сейчас начиная соображать более-менее разумно трезво. - Тогда нужно ехать, – Соня окинула отца донельзя внимательным взглядом. – Ведь когда Он проснётся, с Ним рядом должны близкие люди быть. - Конечно, – Галанова слегка улыбнулась, из последних сил скрывая за этой вымученной [на деле] улыбкой своё колоссальное внутреннее волнение. – Я поэтому и заскочила за вами. Собирайтесь и поедем все вместе. - Я мигом! – блондинка стремительно удалилась за дверью своей комнаты, мысленно молясь лишь о том, чтобы с Ним всё хорошо было. Даже если в будущем Они пойдут каждый своей дорогой, Ей важно знать, что Он жив и здоров. И что Он дышит с Ней одним воздухом. Просто дышит… // POV Павел: «Пытаюсь прислушаться к своим внутренним ощущениям, но не получается. Некое состояние безмятежности, словно ты находишься в закупоренном вакууме, радует и пугает одновременно. Не могу ни о чём думать, как бы сильно я этого не хотел; не имею возможности пошевелить пальцами рук и как-то перевернуться, устроиться, как можно удобнее… Понимаю, что медленно, но верно меня в свой цепкий плен захватывает паника… - Паша, Пашенька, ты меня слышишь? – обеспокоенный лаковый голос чутко, подобно мягкому пёрышку, касается моего слуха. Становится чуть спокойнее, хоть я и совершенно не имею представления о том, кто ко мне обращается. Точнее, имею, но…не верю. Не верю я в сказки, как бы сильно мне не хотелось того. Да и потом… Что Ей рядом со мною делать? - Пожалуйста, если ты слышишь меня, то кивни, – снова обращается ко мне некто «никто», и я, не в силах больше вести неравный бой с неизвестностью, с трудом, но открываю глаза. Явственный переизбыток белого цвета пугает, но вместе с тем помогает мне прийти в чувство. Я понимаю, никакого вакуума нет и не было. Вспоминаю, что я больнице. - Слава богу! – Она в состоянии скрывать свои чувства, а я не в силах отвести от Неё глаз… Господи, ради этих минут действительно следовало всё пережить. - Ну, ты чего? Не надо – не плач, – с трудом, но всё-таки касаюсь непослушными пальцами правой руки Её тонкой ладони. – Всё нормально. Всё хорошо. «А если нет?», – отчаянно пульсирует по вискам фраза. Если операция мне не помогла или – что ещё хуже – врачи нашли в моём организме ещё больше раковых клеток? Если это так, то Соня не должна знать об этом ни в коем случае! Да и вообще… Что за порядки в этом НИИ?! Формально Она же мне никто, так почему Её пропустили в палату?.. Нет, не подумайте, я рад, безмерно рад видеть Соню, но если всё…плохо, то я не хочу, чтобы Она в курсе была. Это же невыносимо – обрекать любимого человека на то, чтобы он лицезрел, как ты сгораешь… - Да, – неожиданно Она улыбнулась, и я понял, что за эту улыбку можно всё на свете отдать. И что… за Неё и ради Неё, можно и нужно бороться. Да, это прозвучит странно, но лишь в эту самую минуту я осознал это. Я осознал то, что Соня – мой истинный причал в этой жизни. И даже того, что все эти испытания мне были даны лишь для того, чтобы это понять, я не исключаю. И никуда никогда Её не отпущу больше. Моё счастье, моя вселенная… - Врач сказал, что всё хорошо. В твоём организме всё чисто, – крайнее предложение Соня произнесла значительно тише, и в какой-то момент мне на полном серьёзе показалось, что я недопонял что-то или попросту не расслышал. Но переспрашивать – не рискнул. Потому что по Её виду было всё предельно понятно. Глаза – они же не могут врать. Особенно, глаза любимого человека. А бездонные очи Сони, хоть и были полны слёз, но сияли. Искрились от счастья… - Спасибо тебе. За всё… – говорить было тяжело – в горле першило, руки не желали по-прежнему слушаться, больное плечо словно льдом со всех сторон обложили… Мне было не больно, но вместе с тем плохо. Неудобно и некомфортно. Лишь тот факт, что, скорее всего это действие общего наркоза так сказывается, успокаивал и убеждал в том, что неприятные симптомы скоро пройдут. А ещё Её присутствие рядом грело. Всего один тёплый взгляд любимого человека, и ты уже жаждешь жизни, хоть и некоторое время назад мечтал закончить всё здесь и сейчас… … Больше ни Соня, ни я, не проронили ни слова. Мы просто друг на друга безмолвно смотрели, потерявшись при этом во времени и словно отключившись от всего суетливого шумного мира».