Он рядом

      Путь домой Арсений не помнил, но был уверен, что без содействия Сергея не обошлось. Он проснулся следующими утром со всеми сопутствующими пьянке симптомами. Превозмогая головную боль, он дошел до стола, на котором стояла вода, не церемонясь, начал пить из горла пятилитровой бутылки. Игнорируя зеркала, Попов вернулся в постель, чтобы снова провалиться в сон. Второе его пробуждение пришлось на три часа дня. Матвиенко за столом поглощал пельмени, воняя ими на всю комнату. Обычно Арс ничего не имел против этого блюда, но в тот день обоняние устанавливало новые правила. Голова уже не болела, но состояние от этого не улучшалось. Ему было обидно потратить свой последний выходной на похмелье. Уикенд в принципе прошел отвратительно. Вместо того, чтобы отдохнуть и набраться сил перед очередной рутинной неделей, Арсений чувствовал себя еще более разбитым. Странная у него пошла тенденция — каждый новый день выматывал его сильнее предыдущего, все события наслаивались одно на другое, грозясь стать снежным комом, способным убить его. Звук уведомления оповестил о новом сообщении. Когда Арс открыл WhatsApp, он ожидал увидеть СМС от Антона, но последнее действие в чате с ним датировалось пятницей, когда Шаст написал, что приехал за ним. Неизвестный номер Как насчет встретиться? Это Эд. Мы познакомились вчера на тусе Воспоминания флэшбеками пронеслись у него в голове. Арсений, мазохист-неудачник, будучи в стельку пьяным, полез целоваться с гомофобного вида парнем, и тот не только ответил (!) на поцелуй, но еще и хотел после этого с ним встретиться. Они, судя по всему, даже успели обменяться номерами, но момент этот затерялся в пьяной голове. Попова это не удивило. Поверить в то, что он вчера умер в квартире Азамата и попал в куда-там-попадают-Арсении-после-смерти, было легче, чем в то, что происходящее было реальностью. Ему было стыдно. Он с трудом осознавал, чем руководствовался вчера, и мотивы его тупости заставляли испытывать чувство вины. У него не было планов на парня, Арс вообще был уверен, что они видятся первый и последний раз, именно поэтому позволил себе выкинуть такую глупость. Пока он не решил, как вежливо отшить Эда, Попов оставил сообщения без ответа. За одну ночь его жизнь не перевернулась, и он не переосмыслил свои ошибки, но прошлый вечер заставил задуматься о многих вещах. Теперь, окончательно проснувшись, он пришел к нескольким выводам. Во-первых, Арсений в Антона влюбился сильно и по-настоящему. Он и раньше задумывался об этом, но то было на эмоциях, в порыве страсти, сейчас же спокойная уверенность. И влюбленность сопровождала жуткая, неподдающаяся контролю ревность, которая делала его чувства еще более нездоровыми. Вспомнить только его реакцию на поцелуи Антона с Ирой. А ведь это именно он, Арсений, был третьим лишним. Во-вторых, мысль о влюбленности все еще отзывалась в нем болью, потому что его чувства определенно точно взаимны не были, в лучшем случае он Шасту был немного симпатичен. И этого было недостаточно. В-третьих, единственная перспектива их отношений — разбитое сердце Попова. Он уже страдал, а что будет когда влюбленность сменится любовью? Никто не придет на помощь и не будет откачивать его из-за неудачного романа. Он знал, что нужно было делать, но не был уверен, что готов. Арсений ненавидел разговоры с выяснением отношений и всегда пытался избегать их. Этот раз не должен был стать исключением. На самом деле он просто не видел в этом смысл. Антон уже выразил свою позицию, и нахуй ненужный Арс не собирался лезть к нему. Слишком болезненной оказалась простая фраза Шастуна — слишком много власти у него было над Арсением, хоть парень это и не осознавал, Попов не мог доверять ему ее. Страдания были неизбежны, но так он выйдет победителем — уйдет сам. Если, конечно, победу, ценой которой были срывы и слезы, можно было назвать победой. Арсений был уверен, что пока о его боли никто не знал, можно было и дальше делать вид, что все хорошо. Он временно не хотел видеть Антона, тем более с ним разговаривать. Этого было не избежать, но он пытался ухватить себе еще немного времени, чтобы окончательно принять свое решение. Чтобы смириться с ним. Попов боялся, что Антон сможет переубедить его одним своим видом. Слишком многое нужно было обдумать. Арсений уже в привычном жесте открыл вкладку с новостями и снова ничего не обнаружил. Он не понимал, какие чувства это вызывало у него — с одной стороны все было спокойно, с другой — было похоже на затишье перед бурей.

Арсений Привет, Эд. Не думаю, что это хорошая идея. И прости за вчерашнее.

Отправив два сообщения подряд, Попов успокоился. На одну проблему меньше. Что делать с Антоном он вроде бы решил, сложность заключалась в осуществлении. В теории он понимал, что ему будет лучше без Шастуна, но вся его суть по необъяснимым причинам тянулась к парню. Арсений не был высокомерным, но себе цену знал. Он трезво оценивал себя и свои возможности, и вечным подтверждением было множество поклонников обоих полов. Он брал природной красотой, дополненной собственным стилем, харизмой и обаянием, которые он сам в себе взрастил, эрудицией и чувством юмора, ставшими результатом жизни. И Арсений умел понравиться, знал, что, когда и как сказать, чтобы собеседник был в восторге. Но с Антоном все было иначе. Антона не хотелось пытаться влюбить в себя. Потому что он заранее знал, что эта любовь принесет ему только боль. Арсением восхищались, ни раз признавались в любви, но на самом деле все те люди любили не его, а то, как они чувствовали себя рядом с ним, им было плевать на него настоящего. Парень, который скрывался за очаровательной в своей загадочности улыбкой, не был удобен. Он был не нужен. Поэтому Арс бежал, прятался от всех. Маленький напуганный мальчик стал взрослым, умеющим скрывать свои чувства и страхи за маской безразличия. Так умел, что разучился их нормально выражать. Он не хотел использовать Эда как Антонозаменитель. Вообще никого не хотел, собирался справиться самостоятельно. На себе ведь прочувствовал, какого это любить того, кто уже влюблен. Никому не пожелал бы. Но Эд попыток не оставлял и, раз не получилось со встречей, попытался завязать переписку. Однако Арсений его энтузиазма не оценил — хватало проблем, — отвечал односложно из вежливости или чувства стыда за поцелуй. В планах у Попова это воскресенье было отведено под моральную подготовку ко встрече с Шастом на парах. Это, естественно, никак ему не помогло, поэтому обнаружив на следующий день Антона, сидящего в конце аудитории, он только и смог, что занять парту в другом конце. Они не разговаривали с пятницы, когда Арсению пришлось быстро ретироваться из шастуновской квартиры. Прошло всего два дня, а по ощущениям брюнета — минимум месяц. От того держать дистанцию становилось труднее, но невидимые раны все ещё не затянулись, напоминая, что он не нужен. Если у Шастуна и возникало желание поговорить с парнем, то Арс эти попытки пресекал бегством, не давая ни единого шанса, потому что не был уверен, что сможет противостоять чарам Антона. Хотя Антон даже не подозревал, что провинился, он же не знал, что его любовник стал невольным свидетелем не самых лучших откровений, поэтому парень не сразу начал бить тревогу. Висевшие уже несколько дней непрочитанными его сообщения явно дали понять, что с Арсением что-то не так. На все попытки поговорить в стенах университета, Попов находил отговорки, то: «Шастун, ты не видишь я пишу? Давай потом», то «прости, нужно спешить». Терпению Антона пришел конец в пятницу. Он, как и неделей ранее, подъехал к общежитию одногруппника. Но в этот раз его никто не ждал, поэтому, положившись на удачу, он нашел в контактах заветные три буквы — хуй Арс — и нажал кнопку вызова. И удача действительно улыбнулась ему, потому что спустя пять долгих гудков, раздалось знакомое «да?». — Я у твоей общаги. Выходи, надо поговорить. Арсений запротестовал, идея ему совершенно не понравилась, но угроза Шаста прийти к нему в комнату в случае отказа сработала. И скоро брюнет уже сидел в машине у человека, который был все еще слишком желанным — жалкие пара дней ничего не изменили. — Чего тебе? — резко спросил Попов вместо приветствия. Он упорно избегал зрительного контакта, разглядывая болтающуюся на пружинке уточку на приборной панели. Эту желтую птичку в забавной маленькой кепочке он сам подарил Антону. Просто без повода. Увидел в магазине и сразу подумал об Антоне. Даже не заметил, как оказался с ней на кассе. Арсению казалось глупым делать такие вот подарочки своему любовнику, и он очень переживал столкнуться с недоумением во взгляде Антона. Однако, вопреки ожиданиям, Шастун был в восторге, улыбался так же широко как его новоиспеченая «питомица», в тот же день прилепил ее на свободную поверхность и с тех пор катался только с ней. Шаст отъехал подальше, припарковался за зданием, прячась от случайных свидетелей. К его удивлению, Арсений не возразил. — Ты избегал меня весь день! Что мне оставалось? — А ты не думал, что я тебя избегал, как раз потому что не хотел с тобой говорить? Парни вышли из машины. Вокруг не было ни души. Шастун достал сигарету, предложил Арсению, но тот отказался, и закурил. Сигаретный дым вырывался изо рта вместе с паром, и Попов не мог отказать себе в удовольствии украдкой любоваться парнем. Они простояли какое-то время в тишине: Антон подбирал слова, а Арсений, недовольный тем, что его вытащили на мороз, из принципа не собирался начинать разговор. После нескольких затяжек Шастун заговорил. — Я хочу узнать, почему ты отправил меня в страну игнора. Я понимаю, что на тебя многое свалилось в последнее время. На нас обоих. И я тут не при чем, но если ты хочешь меня во всем этом обвинить, сделать козлом отпущения, то давай! Валяй! Но скажи это мне в лицо. Что именно я сделал? В чем виноват? Арсений смотрел на него устало. Он бы хотел разозлиться на него, но не мог. Тем единственным, в чем был виноват Шастун, было то, что был он невъебически прекрасным. За чувства Арса он не отвечал, даже больше — никогда ничего не обещал. Попов отчетливо это осозновал, но если он не будет ненавидеть Антона, он возненавидит себя. Он разрывался, умирал внутри от одной только мысли о том, что больше не сможет коснуться парня, что Шастун никогда не будет любить его, но продолжать находиться рядом, делая вид, что все хорошо, а в тайне бояться, что надоест Шастуну, он не мог. Это бы уничтожило его быстрее. Если цена проигрыша в гонке за сердце Антона потеря себя, то он не был готов ее платить. Он боялся перестать быть личностью — стать паразитом на теле парня, питаясь его любовью, не способным выжить без него. Ставить Антона сейчас перед выбором он бы не стал ни при каких обстоятельствах, не только потому что знал, что выбор будет не в его пользу, в его идеальном мире никакого выбора не было и быть не могло. Он безумно хотел, чтобы Антон тоже любил его, но в любви этой не было места ультиматумам. Если бы Шастун выбрал его, то сделать это должен был осознанно и уверенно, не колеблясь, без минуты на раздумья. Только досрочный ответ. Без сожалений. Слишком многим Антону пришлось бы пожертвовать, и Арсений не смел просить его об этом. Он боялся, что снова нырнет в омут невзаимных чувств, и это убьет его гораздо быстрее, чем от никотиновая зависимость Шастуна. — Я ни в чем не виню тебя, — тихо произнес Попов, — просто многое изменилось, и я думаю, нам стоит прекратить. Арсений посчитал, что такого объяснения будет достаточно. Шастун с ним не согласился, кроме того, казалось, пропустил часть про «прекратить» мимо ушей. — Так расскажи, что изменилось Арс. Мы ведь не чужие друг другу. Просто… я не понимаю, все же было в порядке? — В порядке? — Арсений невесело рассмеялся, — уже давно ничего не в порядке, Антон. Я устал, неужели ты нет? Вечно прятаться ото всех, вести двойную жизнь — это то, о чем ты мечтал? — Нет, но при чем тут это? Я думал тебя все устраивает, - выглядел парень ошарашенно, словно Попов вдруг привел ему неоспоримые доказательства теории плоской Земли, держащейся на крыльях попугая. — УстраиваЛО. Больше нет. Шастун смотрел на Арсения непонимающе, ждал продолжения, но Арс не спешил — хотел, чтобы Антон сам понял. — Так что изменилось? — все же спросил он. — Ты правда не понимаешь? Антон не понимал. Они молча смотрели друг на друга, пока Арс не перевел взгляд, уставившись под ноги, на промерзшую землю. Он ковырял землю ботинком, пытаясь выскребсти оттуда небольшой камешек. — Зачем ты приехал, Шаст? — Поговорить. После той вечеринки словно что-то случилось с тобой. И ты еще был с тем парнем. Случилось многое. Арсений, наконец, осознал, что ему недостаточно быть просто тайной Антона, с которой тот иногда даже не здоровался. Если бы Арсений позволил всему этому продолжиться, он перестал бы  уважать себя. Он умрет, а на его надгробии крупными буквами напишут: «НЕ НУЖЕН». И могила его станет памятником всем тем, кто однажды дал слабину и поставил чужые прихоти и комфортв выше своих нужд. — Никто — днем, в ночи — любовник, и так за годом год, покуда ты не женишься на своей прекрасной Ире и не заведешь кучу прелестных детишек. И я останусь ни с чем. Я хочу быть главным героем романа, даже если не твоего, — Попов после своей небольшой тирады притих, осозновая, что сказал лишнего. Но слова, слетевшие с губ, назад было не воротить, поэтому он, затаив дыхание, ждал, что на это ответит Антон. И теперь до Шаста дошло. Слова Арсения — кусочки пазла, — наконец, собрались в единую картину, и Антон видел ее так ясно, что не мог игнорировать. Он постарался заглянуть в себя, прислушаться к своим чувствам, но все смешалось. Внутри царил хаос, не позволяя подобрать слова, мешая думать. — Ты мне нравишься, правда. И я бы хотел быть с тобой, но не могу. И дело даже не в том, что я люблю Иру. То есть она хорошая девушка, и мне этого достаточно. Но — Антон опустил голову, — мне страшно, понимаешь? Я не гей. И не трус. Я просто не готов к тому, что все узнают. — Нет, ты чертов трус, — прошипел Арсений. Он бы хотел прочитать Шасту лекцию о спектре всевозможных ориентаций, куда входят и другие, не начинающиеся на «гомо» и «гетеро», но вместо этого Попов развернулся, делая попытку уйти, но Антон перехватил его запястье раньше. Арс оказался окружён длинными руками Шаста, он хотел закричать, вырваться и убежать, он хотел остаться в них навсегда. Полной грудью вдохнул запах сигарет, ментоловой жвачки и парфюма — такой родной. Шастун поцеловал его, и Арсений не сопротивлялся. Где-то на затворках сознания мелькала мысль: это — их последний поцелуй. Попов пытался запомнить каждую мелочь, но его сознание плыло, отказываясь сотрудничать — побочный эффект Антона Шастуна. — Я знаю, что должен отпустить тебя, — в его голосе отчетливо звучала грусть, а в зеленых глазах стояли слезы, — Почему все не может быть как раньше? Вся нежность исчезла вмгновение, Арсений резко оттолкнул от себя парня. — Как раньше, Антон? Как раньше? — его захватила злость, — хочешь продолжать трахать меня и Иру, в надежде, что мне это нравится, а она никогда не узнает? Антон попытался что-то сказать, но Арсений не позволил. — Бог свидетель, Антон, я не хотел ставить ультиматумы или угрожать, но если ты еще хоть раз посмеешь коснуться меня или заговорить со мной, я расскажу ей как ты «играешь в футбол» вечерами, как здо́рово мой член смотрится у тебя во рту, и как тебе нравится, когда я трахаю тебя на вашей кровати. Шаст покраснел то ли от злости, то ли от смущения. Арсений блефовал — не смотря на то, что он всегда в тайне осуждал Антоновскую неверность, сообщать об их связи не собирался — быть геем в России могло быть слишком опасно для жизни. И не только Антона. Попов искренне надеялся, что Шаст поверит в реальность угрозы, и они поставят точку в их недоотношениях. — Ты этого не сделаешь. Арсений четко расслышал в его голосе нотки неуверенности — с этим можно работать. Он сделал шаг к Антону, нависая над ним, хотя и был ниже — Шастун съежился от такого напора, — хищно улыбнулся, голубые глаза опасно блестели. — Хочешь это проверить? Взгляд Антона опустился на губы Арсения, и он облизнул свои. Арс не мог не заметить это движение, и испытал разочарование: он тут старался, изображал из себя мистера опасность, а вместо того, чтобы испугаться, Антон потек. С другой стороны, Шасту он никогда боли не причинял, а пустые угрозы, в которые он сам не верил… Да с чего вообще Антону его бояться? Однако Арсения больше злил другой факт — он сам еле сдерживался, чтобы не поцеловать Антона прямо сейчас, вжаться в него бедрами, вырывая стоны. Глупо было отрицать — он Антона все еще хотел, но поддаться соблазну означало перечеркнуть все, что он наговорил, снова застрять в этой эмоциональной яме Арс не хотел, но удовольствие подразнить Шаста у него никто не отнимет. Он нарочно медленно приближался к Антону, тот, предвкушая поцелуй прикрыл глаза и хотел было поддаться вперед, но руки Арсения держали его, показывая, кто тут главный. Их губы отделяли какие-то жалкие миллиметры, Антон чувствовал горячее дыхание дыхание на коже, еще секунда и… Арсений отстранился. Он ухмыльнулся, когда услышал разочарованный вздох. — Это все, Шаст, тебя ждет Ира. Попов резко развернулся и ушел, оставив Антона наедине со своими мыслями. Он ни разу не обернулся, поэтому не видел, как Антон провожал взглядом удаляющуюся фигуру. Оставшись в одиночестве, парень выкурил еще одну сигарету, надеясь, что она приведет мысли в порядок, после чего сел в машину и уехал.