Сто дней принятия

— Ирина! — голос Антона твёрд, громок и решителен, и сестра вопросительно вскидывает в ответ бровь. Разворачивается, чтобы уйти, но братский оклик заставляет её остановиться и вновь повернуться к нему.       Она смотрит без неприязни, но холодно и равнодушно. Антон поджимает губы, видя этот взгляд и ловя его. Это не взгляд сестры на брата — взгляд правительницы, чьё государство находится в шаге от войны с государством Антона. Впрочем, а были ли они в действительности братом и сестрой? За исключением кровных уз?       Антон сильнее поджимает губы и вздыхает. Сожалений в его сердце слишком много, но он ничего не может с ними сделать. Лишь принять и смириться. Однако на кое-что он всё же способен — как старший брат, он всё-таки беспокоится за сестру, а потому считает своим долгом предупредить её об опасности, что притаилась под её боком. Как иронично — отнюдь не фигурально змея, которую пригрели на груди... — Ты что-то хотел? — с вежливым нетерпением Ирина нарушила затянувшуюся паузу, и Антон моргнул, отгоняя мимолётную задумчивость. — Хотел предупредить, — он кивнул, и лицо его сделалось серьёзным. — Будь осторожна: твой советник, Мукао, на самом деле безликий.       Ирина никак не изменилась в лице и никак не отреагировала на слова брата, чем повергла его в замешательство. Лишь равнодушно пожала плечами и развернулась, бросив небрежно: — Спасибо, я приму к сведению. — Ты не поняла! — Антон, впечатлённый сестринским хладнокровием, подался вперёд, схватив её за запястье, заставив остановиться и снова посмотреть на себя. — Ангелы и безликие вновь затевают войну! Безликие опасны и коварны!.. — Мой дорогой братец, — Ирина язвительно ухмыльнулась в ответ, сверкнув тёмными глазами. — Тебе напомнить, кто выдал меня замуж за садиста и насильника? Или, может, тебе напомнить, кто разводил герцогские семьи, — и нас с тобой в том числе — словно скотину на убой? Это сделали люди и ангелы — не безликие. Безликие помогли тебе справиться с голосами в голове, которые сводили тебя с ума. Безликие помогли мне выстоять и стать той, кем я стала сейчас. Так ответь в первую очередь себе на вопрос, кто же действительно опасен и коварен, как ты говоришь, — она резко вырвала руку из хватки Антона и одарила его жёстким взглядом сверху-вниз. — Йорген и Мукао оказались единственными разумными существами там, где ангелы погрязли в лжи и интригах, а император и его свита — в откровенной тупости. Так что это очень хороший вопрос, кого здесь ещё нужно опасаться.       Чужое воспоминание — словно драгоценный камень. Блестит, переливаясь оттенками эмоций, и Мукао слышит на задворках сознания шёпот братьев и сестёр. Они разбивают воспоминание на мелкие составляющие, рассматривают его, разделяют и прячут. И шёпот их сливается с задумчивостью Мукао: человеческую женщину из герцогской семьи учили не так реагировать на таких, как он. Её учили ненавидеть их, бояться и держаться подальше. Но Ирина отреагировала совсем наоборот, и Мукао не знал, что ему делать.       Опыт Йоргена, его боль, крик и мольбы были ещё слишком свежи. Повторить его судьбу было бы так глупо. Однако...       Разговор должен свершиться — Ирина не сможет проигнорировать его просто так. Она ведь человек, а людям свойственно бояться и не любить то, чего они не понимают и не могут контролировать. Тем более такому человеку, как Ирина, что всегда, везде и во всём стремится быть первой.       «Возможно нам стоит уйти сейчас», — вкрадчивому шёпоту брата Чженчжуна вторит глас разума и шёпот брата Дзинчена. Но что-то странное и непонятное удерживает Мукао на месте, и он в задумчивости смотрит куда-то внутрь себя. А после — сбрасывает с себя змеиную шкуру, оставаясь парить на чёрных крыльях, почти касаясь щупальцами теней холодной плитки пола. — Мукао? — женский голос раздаётся за его спиной, и он слышит в нём нотки неуверенности. — Нас много, и Мукао — один из нас, — низкий голос шёпотом теней стелется вдоль пола, когда безликий оборачивается к нарушительнице своего одиночества. Он ожидает увидеть на её лице страх или отвращение, но стоит ему взглянуть на Ирину, и он видит спокойствие и вежливое беспокойство. — Я потревожила тебя? — она неуютно переминается с ноги на ногу, неосознанно в задумчивости поглаживая живот, переживая, стоит ли ей остаться, или оставить безликого наедине. — Нет... Я хотел, чтобы ты увидела меня, — шёпот поднимается от пола вдоль теней, касаясь плеч Ирины, словно накидка. Она не вздрагивает — лишь искренне удивляется: — Зачем? — Ты не боишься нас? — он отвечает вопросом на вопрос, не двигаясь, продолжая парить над полом, и хвосты теней колышутся будто от невидимого ветра. — Почему я должна бояться тебя? — Ирина в ответ пожимает плечами, отвечая со свойственной себе прямолинейностью. — Я никогда не верила в предрассудки. К тому же объективная реальность, складывающаяся сейчас, явно говорит не в их пользу, — она ухмыляется, скрещивая руки на груди, и смотрит прямо на белую маску вместо лица, не страшась. — Ты преследуешь свои цели, прикидываясь нагом — меня это не касается. Каждый из нас по жизни преследует их. Я же сужу лишь по тому, что вижу и знаю сама. Я всего лишь человек — слабый и смертный. Но кое-что я успела понять: каждый сам волен выбирать, кем ему быть. Ты, как и Йорген, мог выбрать любую личность: мог стать интриганом, подлецом, садистом, ублюдком; мог подтвердить все слухи и пересуды о своём народе. Но как и Йорген, ты выбрал другой путь. Да, я всего лишь человек и многого не знаю о твоём народе, но даже если Мукао — всего лишь маска, то она всё равно о многом говорит о тебе. И, возможно, о твоём народе. Поэтому, знаешь, в тебе человечности и здравого смысла больше, чем во многих людях и ангелах, — Ирина скривила губы в усмешке, но тут же её лицо разгладилось, и она улыбнулась: — Мне неважно, какого ты племени на самом деле, если я знаю, что ты хорошее существо — а ты определённо хорошее существо. И я рада, что ты со мной, даже если это звучит наивно. — И ты не боишься, что однажды я могу ударить в спину или убить во сне тебя и твоего ребёнка? — тени заскользили, и шёпот обнял Ирину всю так, что она отчётливо почувствовала его прикосновение. — Я знаю, что ты этого не сделаешь, — уверенно ответила она, не дрогнув, но сделав шаг навстречу. — Ударить в спину или убить во сне может любой, не только безликий — ты ведь и сам это прекрасно понимаешь. А я не собираюсь бояться каких-то гипотетических возможностей, — Ирина гордо вскинула подбородок, продолжая смотреть на неподвижную маску на месте лица безликого.       На долгое мгновение между ними повисло молчание, которое нарушил голос Мукао: — Спасибо. — Это я должна благодарить тебя, — мягко, но широко улыбнулась Ирина и сделала ещё один шаг навстречу, протянув руки.       Кончики её пальцев коснулись гладкой прохладной чешуи, и четыре широкие ладони коснулись её лопаток и спины. Женские руки обвились вокруг тела нага, обнимая, и Мукао с аккуратным трепетом ответил на это объятие. — Твой секрет уйдёт со мной в могилу, — негромко пообещала она, прикрыв глаза и вслушиваясь в гулкое биение сердца безликого нага. — Спасибо, что доверил его мне. — Спасибо тебе, что приняла его, — Мукао вздохнул, также прикрыв глаза, ощущая внутри себя странную лёгкость, улавливая, как уходит прочь напряжённое волнение.       Они так и остались стоять, обнявшись, ощущая, как ещё прочнее и сильнее укрепилась их такая странная и внезапная связь.