Сто дней принятия

      Прерывистый вздох и шумное дыхание — единственные звуки, нарушающие тишину. Эребос наблюдает со стороны, приходя как всегда спонтанно и внезапно. Ему любопытно, и он не намерен отказывать себе в том, чтобы это любопытство удовлетворить. Именно поэтому он приходит и наблюдает, и пытается понять, что происходит и почему оно происходит именно так.       По недвижимой маске безликого невозможно определить его эмоции, а потому Эребосу нечего опасаться быть застигнутым врасплох. Его взгляд скользит по внушительной фигуре Михаэля, и он внимательно прислушивается к его ауре, сопоставляя их.       Бремя становится тяжелее с каждым днём. Михаэль ничего не говорит об этом и сохраняет внешнюю невозмутимость перед всеми, пряча все ощущения и переживания внутри себя. Но Эребос видит и чувствует, как он становится ранимее и чувствительнее; как меняется его тело, преобразовываясь под нужды ребёнка; как само дитя становится больше, давит на внутренности и заявляет о себе. И Михаэль морщится, периодически поглаживая свой живот и растирая поясницу, пытаясь хоть немного уменьшить свой дискомфорт.       Это было... странно. По мнению Эребоса, так точно. В принципе процесс размножения у других народов был странной и жутко непрактичной, по скромному вкусу безликого, штукой, а в случае Михаэля — ещё и практически из ряда вон выходящей. Эребос наблюдал со стороны, практически не вмешиваясь, и это тоже был странный опыт.       Михаэль вновь тяжело вздохнул и поморщился, и его дыхание вывело безликого из мимолётной задумчивости. Он вновь сконцентрировал внимание на ангеле и легко коснулся его сознания, любопытствуя о том, что именно вызывало у него дискомфорт сейчас. Не то чтобы безликий переживал — ему просто был интересен весь спектр проблем, приходящих в столь необычном положении.       Причиной, как и в большинстве случаев, впрочем, был ребёнок. Он уже был достаточно сформировавшимся и крупным для того, чтобы ему стало тесно в утробе, из-за чего время от времени он толкался и пинался, словно пытался поскорее разорвать оковы и выбраться наружу. Обычно своими действиями он ещё сильнее давил на органы, а иногда и весьма точно бил по ним, не способствуя хорошему самочувствию своего родителя. Но Михаэль стоически терпел эти мучения, иногда морщился или вздыхал и почти всегда улыбался, поглаживая места ударов, чувствуя под ладонью своё дитя.       Это особенно удивляло Эребоса, но многие реакции беременных, в частности Михаэля, были для него непостижимы. Этот раз не оказался исключением, и безликий в конце концов бесшумно вышел из тени, показываясь перед ангелом. — Я могу усыпить его, — вкрадчиво прошелестел Эребос, обходя Михаэля сбоку. — Я могу сделать так, что ребёнок не будет тебя тревожить — он достаточно сформирован для того, чтобы я мог дотянуться до его сознания. — Не стоит, — Михаэль вздохнул в ответ, покачав головой. — Почему? — удивился безликий. — Не нужно быть мастером ментальной магии, чтобы увидеть, как тебе хреново. Так же есть возможность отдохнуть и получить хоть какое-то облегчение — разве ты не хочешь этого? — Это другое, — ангел снова качнул головой и поморщился. — Какое? — Эребос в искреннем любопытстве продолжил докапываться, на что Михаэль хмыкнул. — Когда дитя толкается и двигается — это добрый знак. Мать рассказывала, что у некоторых женщин бывали случаи, когда ребёнок замирал и Эльрат призывал их души ещё в утробе своих матерей. Да, наш сын беспокойный, и мне бывает тяжко, но когда он напоминает о себе, мне становится спокойнее. Так я чувствую, что он живой, и знаю, что он в порядке, — терпеливо пояснил ангел, и безликий издал задумчивое «хм» в ответ.       Это всё ещё было непостижимо, но определённая логика в этом была. Хотя Эребос всё равно не понимал, почему вынашивание было такой несправедливостью, заставляющей родителя терпеть мучения без возможности избавиться от них. — Но если ты правда хочешь мне помочь, — словно читая мысли безликого, вдруг произнёс Михаэль. — То можешь коснуться моего живота. — И как это поможет? — скептично поинтересовался Эребос, на что ангел неопределённо повёл плечами. — Дитя чувствует тебя, — пространно отозвался тот. — Твои прикосновения и твоя энергия умиротворяют его и без ментального воздействия. — Это как? — любопытство послышалось в голосе Эребоса, и он накрыл узкими прохладными ладонями живот ангела, обхватив его по бокам, желая проверить истинность его слов. — Не знаю, — Михаэль пожал плечами, расслабляясь под осторожными поглаживаниями на пробу. — Но мне кажется, ему нравится чувствовать тебя.       Эребос издал в ответ какой-то неопределённый звук, но ладони не убрал, продолжив ими скользить по тёплой натянутой коже. Дитя под его руками и вправду успокоилось, лишь раз плавно толкнувшись, словно приветствуя второго родителя. Но Эребос ощущал его сердцебиение, и это тоже было странно. Ожидаемо и естественно — но всё равно странно.       Михаэль усмехнулся, расслабленно вздохнув. Нечасто Эребос проявлял к нему своё внимание, а оттого подобные моменты приобретали особенную ценность. И ангел хранил их в своём сердце как самую дорогую драгоценность.