Сто дней принятия

      День у Михаэля не задался с самого утра. Последние часы перед рассветом были тревожными и болезненными, так что утро началось с упадка сил и неприятных тянущих ощущений, привычных, впрочем, за последние дни. Так тут ещё как всегда по собственному хотению заявился Эребос, по-хозяйски выходя из теней. — Выглядишь неважно, — вместо приветствия изрёк безликий, глядя в уставшее лицо ангела, на что тот откликнулся с вялым недовольством: — И тебе доброе утро.       С привычным интересом и любопытством Эребос окинул фигуру Михаэля взглядом. К концу срока он стал совсем круглым и уязвимым, куда менее подвижным и увальным. Так и не скажешь, что это — страшнейший и мощнейший ангельский генерал, и где-то глубоко внутри Эребоса мелькнуло самодовольство. О да, это именно он довёл сиятельного ангела до такого состояния!       Михаэль, впрочем, не слишком обратил внимание на созерцания своего любовника. У него были проблемы поважнее таких мелочей, и он слабо поморщился, одной рукой растирая поясницу, а второй поглаживая живот, когда почувствовал, что тянущая боль, мучающая его целое утро, усилилась и достаточно ощутимо резанула где-то в районе паха. — Вот смотрю я на тебя и думаю, — прервав мимолётное молчание, произнёс Эребос, на что Михаэль по привычке ухмыльнулся: — Ты думаешь — это уже прогресс. — В отличие от тебя, я иногда занимаюсь этим, бесспорно, очень приятным процессом, — парировал безликий, на что ангел закатил глаза. — И о чём же ты думаешь, мыслитель? — насмешливо поинтересовался он. — Почему Кайрос продолжает называть меня породителем, если он отчётливо видит, что это твоя прерогатива, — Эребос кивком обозначил внушительную фигуру ангела, и тот посмотрел на него взглядом, одновременно вопрошающим «ты на что намекаешь?» и говорящим «я был лучшего мнения о твоих умственных способностях». — Ну, технически, для Кайроса именно ты продолжаешь оставаться породителем, — поведя плечом, отозвался Михаэль. — Ты же воспроизвёл его на свет, а не я, хоть никто из нас так до сих пор и не понял, как ты это сделал. — Это нечестно, — Эребос недовольно фыркнул, скрестив руки на груди, в то время как Михаэль едва заметно поморщился, проведя рукой по уже совсем круглому животу. — Ты сейчас серьёзно? — шумно выдохнув, вспыхнув коротким возмущением, огрызнулся ангел. — Ты породил дитя, просто позволив ему выйти из твоей тени, и ещё возмущаешься?! — Вообще-то, ты понятия не имеешь, как этот процесс происходил! — заводясь в ответ, прошипел Эребос. — Тень — часть меня, и ты понятия не имеешь, каково это ощущать, как из неё выходит новое существо, ещё и лишь на половину являющееся нами! — Ох, ну извини! — язвительно процедил Михаэль, снова поморщившись. — Что я не озаботился особенностями твоей физиологии! Мне немного непросто, знаешь ли, со своим справляться. — Ну естественно, — Эребос ехидно ухмыльнулся, и в его голосе послышалась злая насмешка. — Ты можешь только совать то, что не просят, туда, куда не просят. А потом ещё у тебя язык поворачивается заявлять, что я недостаточно приложил усилий, чтобы породить наше дитя! — Можно подумать, ты вообще их прикладывал, — резко парировал ангел, и безликий задохнулся от возмущения. — Ты охренел, пернатый?! — даже вполне искренне возмутился безликий. — Нет, я посмотрю на тебя, когда дитя из тебя просто выйдет, как ты думаешь, это случилось со мной! — тени взметнулись, но Михаэль вовсе не оказался впечатлён этим представлением.       Он шумно вздохнул, морщась и прикрыв глаза, пропуская мимо ушей чужое недовольство. Погладил живот, словно пытаясь успокоить ребёнка, а после стрельнул в Эребоса мрачным взглядом. — И тем не менее уж я-то точно пострадал больше, чем ты, давая жизнь нашему ребёнку, — категорично заявил он, на что безликий мгновенно саркастично хмыкнул: — Очень смело заявлять о подобном, когда ты его ещё даже не породил. — О-о, поверь, прямо сейчас я исправлю это досадное недоразумение, — ангел криво ухмыльнулся, и в качестве подтверждения своих слов, снова тяжело и шумно вздохнул, нагнувшись вперёд и оперевшись одной рукой о предплечье опешившего от такого поворота событий безликого. — Эй-эй, пернатый, ты чего? — Михаэль скрипнул зубами, прикрыв веки и поморщившись, и сильнее подался корпусом к Эребосу, сжав его руку, которую тот машинально напряг и сомкнул вокруг ангельского предплечья, свободной рукой поддерживая себя за низ живота. — Сделай одолжение, — переводя дыхание, в ответ прошипел Михаэль. — Позови мою мать. Похоже, время пришло. — О Маласса, в кого ты такой идиот?! — Эребос грязно выругался по-безликому, но просьбу ангела выполнил. — Ты почему сразу ничего не сказал?! Ангельское высокомерное упрямство — ещё и сраться со мной начал. Ну что за придурок!       Михаэль хотел огрызнуться, но слова утонули в глухом болезненном стоне. К счастью, в это мгновение буквально ворвалась встревоженная Аврора, которой безликий и вручил её чадо. Провёл их спины мрачным тяжёлым взглядом и недовольно скрестил руки на груди. Ну да, ангелу было гораздо труднее породить дитя, чем некогда было Эребосу. Но это не значит, что он беспокоился, ясно? Как и вовсе не значит, что он признал своё поражение в этом очередном бессмысленном споре, разрешить который Михаэль, как всегда, решил кардинально и наверняка.       Эребос совершенно не беспокоился. Ничуточки. Чего ему переживать за этого пернатого полудурка? Он крепкий и сильный воин, прошедший не через одно сражение. Выкарабкается как-нибудь — из ангелов не ему первому приходится рожать, не ему последнему. И вообще, какое Эребосу до этого должно быть дело?       Но что-то внутри шкребётся неприятно, заставляя его против воли нервно летать из одного угла в другой. И почему он вообще остался в ангельском доме, если ближайшие несколько дней всем явно будет не до него? Но нырнуть в тени и уйти что-то упрямо мешало, и Эребос ругнулся себе под нос. — Высокомерный засранец, — прошипел сам себе под нос и бесшумно подплыл к комнате, за дверью которой скрылась Аврора с сыном.       Эребос не беспокоился — это было всего лишь любопытство. Он успокаивал себя именно этой мыслью, сначала прислушиваясь к происходящему по ту сторону двери. Глухие стоны и короткие чёткие фразы — всё, что безликий смог уловить. И тогда он, никем не замеченный, шагнул в тени, из них воочию наблюдая за тем, что происходит. Не от беспокойства, — все это уяснили?! — а от большого любопытства — когда и кому ещё доведётся увидеть рожающего ангела. А опыт, вообще-то, всякого рода полезен, а знание не бывает не нужным, да.       Наблюдать со стороны было... странно. Даже не касаясь сознания ангела, Эребос видел, как ему больно. Он стоял на четвереньках, уложив грудь на согнутые в локтях предплечья, и тянулся телом вперёд, будто пытался растянуть боль. Сжимал пальцами вытянутой руки деревянные половицы, а вторую, на которую всё ещё опирался, — в кулак. Всё тело Михаэля было напряжено, и через светлую тонкую рубаху, единственную одежду, что на нём осталась, просматривались контуры твёрдых мышц. Мощные крылья были распахнуты в стороны и трепетали, но не закрывали Эребосу обзор и не мешали Авроре.       Михаэль прятал боль. На очередной потуге сильнее сжимал пальцы, тянулся вперёд; скрипел зубами, низко опуская голову, и лишь глухие болезненные стоны время от времени вырывались из его груди. Рубаха и волосы липли к взмокшей коже, и капли пота стекали по лбу и вискам ангела. Он напрягался снова и снова, и мать то и дело одобрительно гладила его по пояснице.       Ребёнок шёл тяжело и медленно, рождался в боли и усталости — в какой-то момент Эребос всё же незаметно коснулся сознания Михаэля, желая почувствовать и разделить с ним ощущения. Практически сразу, правда, он отпустил его, с большой неохотой признавая перед самим собой, что порождать дитя ангелу и вправду гораздо труднее, чем было ему. Да и в принципе весь этот процесс, вынашивание и мучительные роды, был ресурснозатратным и изнуряющим, и Эребосу, в общем-то, повезло, что Кайрос относительно безболезненно и легко вышел из его теней.       Рассуждения, в которые безликий погрузился, осмысливая происходящее, прервал крик. Эребос поднял на него взгляд, замечая, что на окровавленных руках Аврора держала маленькое и такое же окровавленное тельце. Ребёнок требовательно кричал, оповещая мир о своём рождении, и Михаэль тяжело и грузно перевернулся, обессилено рухнув на пол около тёмной лужи крови и вод. Аврора передала ему дитя, и ангел устало, но радостно улыбнулся, глядя на него, осторожно обнимая и прижимая к себе — похоже, он действительно любил этого ребёнка и ждал его рождения даже несмотря на все сложности, которые ему довелось по его вине пережить. Поразительно!       Но уставшее улыбающееся лицо и полный тёплой нежности взгляд, казалось, совсем не свойственный такой личности как Михаэль, так отчётливо отпечатались в памяти Эребоса, и ему вдруг совершенно не захотелось делить это воспоминание с семьёй. Эту уникальную картину он сохранил только для себя, и никому и никогда он не признается, что возможно, это одно из тех редких мгновений, несущих ему настоящую радость — по крайней мере, уходя в тени, именно так Эребос себя и чувствовал.       И ладно, возможно, он навестит Михаэля ещё раз этим же днём, а не появится спустя, в лучшем случае, неделю, как хотел изначально.