Сто дней принятия

      От тёплого вечернего августовского ветра, проникающего в комнату, плавно покачивались занавески. Под потолком зависло напряжение, а воздух неприятной тяжестью давил на плечи. Эхо затихшего спора расползлось по рабочему кабинету Малкольма, и сам его хозяин с нервной осторожностью переводил взгляд с одного гостя своего загородного дома на другого. Чатлем свёл брови на переносице, скрестив руки на груди; Риор буравил его недовольным взглядом, и Малкольм искренне пожалел, что сейчас с ними не было ни Тирис, ни хотя бы Дамиэля, которые чудесным образом умудрялись всегда сглаживать острые углы и споры.       Затянувшееся молчание резко прервал шорох и громкое пронзительное «угу». Все трое мужчин как по команде вздрогнули от неожиданности, и Чатлем первый метнул взгляд к окну, в которое чёрной стрелой влетел Белкет. Описав круг под потолком, он издал несколько громких «угу» и подлетел к конфлюксу, хватая когтистыми лапками его за рукав мантии и словно пытаясь позвать за собой.       Явление практически ночью фамильяра Тирис мгновенно переключило внимание мужчин, и недовольство на лицах двоих из них сменилось беспокойством: во-первых, Белкет и сам был чем-то взволнован, а во-вторых, он прилетел отдельно от своей хозяйки, что уже настораживало и автоматически настраивало на скверные мысли. — Что-то случилось с Тирис? — обратился к фамильяру Чатлем, и тот издав всё такое же громкое «угу», метнулся к двери, ведущей из кабинета в коридор.       Чатлем, не раздумывая, подался следом за птицей; за ним тут же подался Риор. Малкольм, бросив на друга растерянный взгляд, покинул помещение последним. И едва он выбежал в коридор, как во входную дверь раздался слабый стук. От этого звука Белкет почему-то заволновался сильнее, резко спикировав со второго этажа вниз и подлетев к двери.       Чатлем, не слишком переживая о том, что был в чужом доме, решительно последовал за фамильяром. Оказавшись напротив входа, он резко распахнул дверь, тут же натыкаясь взглядом на стоящую за ней Тирис. Та, явно не ожидая, что ей откроют так резко, по всей видимости опираясь на дверь, пошатнулась, заваливаясь на грудь машинально поймавшего её супруга, и издала протяжный болезненный стон. — Тирис! — из-за спины зятя выскочил Риор, с искренней обеспокоенностью глядя на племянницу.       Та тяжело дышала, болезненно морщась, и одной рукой держалась за круглый живот. Глядя на неё внимательным цепким взглядом, Риор заметил едва различимую тонкую кровавую дорожку, которая, по всей видимости, тянулась за Тирис пока она шла. — Ты ранена? — Чатлем тоже обратил внимание на кровь, с напряжённой тревогой посмотрев на женщину в своих руках. Та скривилась, кусая губу, и слабо отрицательно мотнула головой, издав полувсхлип-полустон. — Ребёнок, — на выдохе прохрипела Тирис и снова поморщилась, крепко хватаясь за руку мужа, опираясь на неё. — Помоги мне, — растерянный и встревоженный, Чатлем помог Тирис войти в дом.       Собрав волю в кулак, пока боль и страх окончательно не затуманили разум, женщина кратко пояснила, что случилось. На подходе к Гостигалю начались первые схватки. Тирис надеялась, что успеет и сможет добраться до Храма Жизни, но схватки практически сразу стали слишком частыми и болезненными. Подозревая, что это не совсем нормально, она отправила перед собой Белкета найти или Чатлема, или Риора, кто будет поблизости, чтобы ей помогли, но когда фамильяр улетел, у Тирис отошли воды, а схватки стали ещё сильнее, что напугало её, отчего она решила дойти хотя бы до Малкольма, чей дом был ближе всего.       И без того сдержанный рассказ то и дело прерывался приходящими схватками. Тирис крепко стискивала зубы, сдерживая стоны, и опиралась на Чатлема, в конце концов подхватившего её на руки. Закончив рассказ, она вдруг шумно задышала, пряча лицо на сгибе шеи мужа, и громко протяжно простонала, не в силах больше терпеть. — Малкольм, веди целителей, — наблюдая за племянницей, Риор резко повернулся к другу, посмотрев на него очень серьёзным взглядом.       Тот, несколько озадаченный развивающейся ситуацией, тем не менее кивнул, подчиняясь и выбегая из дома. Эльф, меж тем, повернулся к зятю, закатывая рукава. — Отнеси Тирис в комнату, — не терпящим возражений тоном произнёс он. — Она не дождётся повитух, нам придётся сделать всё самостоятельно. — Мне никогда не доводилось принимать роды, — Чатлем нервно нахмурился, на что Риор откликнулся, метнувшись в сторону кухни: — Мне тоже, но я знаю, что нужно делать.       Не то чтобы его слова слишком убедили Чатлема, но, похоже, другого выбора у них всё равно не было. Тирис на его руках снова болезненно простонала, и на пол потекла кровь. Бросив обеспокоенный взгляд на супругу, он всё же последовал словам Риора, и спешно поднялся на второй этаж, заходя в первую попавшуюся свободную комнату. Опустив Тирис на край кровати, он намеревался помочь ей лечь, но она вцепилась в его руки и подалась вперёд одновременно с протяжным длинным криком.       Это было ненормально — Тирис чувствовала это где-то на инстинктивном подсознательном уровне. Липкий страх тёмной массой растекался по жилам вместе с кровью. Ещё утром и днём всё было спокойно, она чувствовала себя замечательно, и ничто не предвещало, ничто не заставляло женщину готовиться к столь поспешному появлению ребёнка на свет, а тут...       Первые схватки пронзают резкой болью, заставляя Тирис охнуть от неожиданности, хватаясь за живот. Промежутки между ними оказываются подозрительно короткими, и паника сковывает, мешая мыслить рационально. Тирис совсем одна за пределами какого-либо поселения, и кровь шумно стучит в висках, заставляя сердце то замирать, то колотиться с неистовой силой. Ей страшно, что может что-нибудь случиться с ребёнком, и этот страх странным образом заставляет разум ненадолго проясниться.       Боль не отпускает. Резкие схватки — словно размашистые глубокие удары кинжалами. Они приходят одна за другой, совсем не давая отдохнуть, и несут с собой боль, нарастающую с каждым новым приливом. Невыносимая, нестерпимая — кажется, что она проникала в каждую клетку тела. От неё было не сбежать и не спрятаться, она оглушала и ослепляла, и Тирис с каждой новой схваткой становилось всё страшнее и страшнее.       С большим трудом ей удалось добраться до окраины города. Здесь начинался дачный посёлок, и робкая надежда поселилась в сердце Тирис. Ещё чуть-чуть, и она будет не одна, будет в безопасности, где ей смогут помочь. Главное только добраться, дотерпеть... — Белкет... — тяжело дыша, скрипя зубами от боли, Тирис позвала фамильяра. Тот в тревоге кружил вокруг хозяйки, и даже всегда невозмутимый Йорген тревожно поводил ушами, ступая очень аккуратно. — Прошу... Найди Чатлема или дядю, или кого-нибудь из близких, кто рядом... Я не могу, иначе я рожу прямо в седле... — женщина болезненно прикусила губу, положив одну руку на живот, а второй до побеления костяшек сжав поводья.       Напряжение становилось всё невыносимее; боль разбирала и собирала вновь. Кинжалы резали мышцы, и терпеть становилось всё сложнее и сложнее. Белкет, тревожно угукнув, резко сорвался в полёт, а Тирис остановила Йоргена, чувствуя, как всё внутри неё натягивается, словно струна.       Вспышка боли оказывается такой силы, что Тирис не может сдержать вскрик. Внутри неё словно что-то прорвалось, и горячая влага излилась прямо на седло, стекая по бокам вниз. Следом за ней тянущая боль будто пытается разорвать мышцы на части, и Тирис глухо рычит. Чувствует давление, упрямое и сильное, в низу своего живота. Что-то большое и твёрдое уверенно давило на таз — ребёнок слишком быстро опускался в родовые пути, и опасения Тирис родить прямо в седле медленно переставали быть опасениями.       Она плохо помнит, как добралась до дома Малкольма — ближайшего островка безопасности. Боль пронзала всё тело, заполоняя собой все ощущения и разум, и Тирис из последних сил пыталась отвлекаться на что-нибудь другое: на горячие сильные руки мужа, что по невероятной удачной случайности вместе с дядей оказался у Малкольма; или на встревоженный голос Риора, долетающий сквозь пелену и звон в ушах.       Схватки, меж тем, участились и шли буквально одна за другой. Лавина боли захлестнула Тирис, не оставляя ей шанса и времени хотя бы на короткий отдых. Низ живота пылал огнём, словно чьи-то сильные руки безжалостно рвали мышцы в разные стороны, и кровь полноценным потоком потекла наружу, растекаясь по постели, на которую её усадил Чатлем.       Боль становилась невыносима, и ничто не могло облегчить её. Протяжные стоны и откровенные крики лишь немного притупляли её. Давление на таз, казалось, сломает кости; напряжённые мышцы тянуло так, словно они вот-вот порвутся, как натянутые струны. От натуги, напряжения и боли из глаз Тирис потекли слёзы, и бессильный плач пришёл в редкое мгновение облегчения.       Всё происходило слишком быстро — ненормально быстро. Тирис не могла подготовиться ни физически, ни морально, и тело её, пытающееся стремительно исторгнуть из себя дитя, быстро теряло силы. Бессилие, боль и усталость смешались в единое целое, отчего Тирис казалось, что мучение тянется целую вечность, хотя на самом деле прошло с трудом лишь пару десятков минут.       Чатлем с тревогой, растерянностью и полнейшим бессилием наблюдал за Тирис. Поддерживал её, позволяя опираться на себя, когда она, крича, вновь подавалась вперёд в тщетной попытке уйти от боли и избавиться от неё. Стойкий запах сладковатого металла ударил мужчине в нос, и он заметил, как на светлой постели под Тирис стремительно растекается кровавое пятно.       Кровь и крики парализуют сознание. Да, дети рождаются именно так, в крови и боли, но действительно ли нормально то, что происходит? Тревога сжимает сердце, и Чатлем с бессилием и растерянностью смотрит на свою супругу, понятия не имея, чем ей помочь. Лицо её покрылось алыми пятнами от натуги, щёки блестели от слёз боли, и мука искажала его снова и снова, когда она тяжело и часто дышала, прежде чем снова громко простонать или закричать.       Минуты ожидания Риора растягиваются, кажется, в целую вечность, прежде чем эльф едва не влетает в комнату с тазом в руках и перекинутыми через плечо полотенцами. Быстрым взглядом окидывает происходящее, а после решительно опускается в ногах Тирис, заставляя её широко раздвинуть колени. — Сядь за её спиной, — Риор бросил быстрый взгляд на зятя. — Тирис нужна опора, — Чатлем спорить не стал, забравшись на кровать и разместившись позади супруги, позволяя ей откинуться на свою грудь.       Тирис издала надрывный полустон-полурыдание, расслабляясь на долю секунды. Мгновенно напряглась вновь, и длинный крик снова вспорол молчание комнаты.       Боль была невыносима, и она вообще не проходила. Ослепляла и оглушала, разбирала на части и собирала вновь. Тирис словно горела в огне — и это тоже было ненормально. Схватки накатывали друг на друга, терзая тело и разум болью, не давая отдыха и хоть какого-то просвета.       Поддержка мужа, тем не менее, немного отрезвляла и придавала сил так, что Тирис за пеленой беспросветной боли могла различить иные ощущения. Она чувствовала, как ребёнок двигался наружу, с потугами всё сильнее и сильнее давя на таз. Он спешил покинуть её утробу, но вместе с тем почему-то шёл медленно и очень тяжело. Тирис чувствовала, как дитя с трудом продвигалось по родовым путям в то время, как её собственные кости двигались, освобождая путь. Боль при этом была так сильна — и это было ненормально. Всё было абсолютно точно ненормально — Тирис чувствовала это на уровне инстинкта. И если бы ей не было так больно, страх наверняка парализовал бы её.       Ребёнок тяжко выходит наружу, в то время как тело её подгоняет его как можно быстрее сделать это. Конфликт несёт адскую боль и кровь — слишком много крови, заливающей постель и руки Риора, тщетно пытающегося хоть как-то помочь. Но он едва ли целитель, да и о течении родов знает очень смутно — и подобно Малкольму полчаса назад, искренне сожалеет, что рядом сейчас нет Дамиэля, так некстати уехавшего из Гостигаля по делам.       Тирис, меж тем, устало хныкала, зажмурив глаза и тяжело дыша. Всхлипы её сменялись болезненными стонами и криками, и женщина чувствовала, как яд усталости парализует мышцы, перекрывая боль, которая снова и снова пронзала её насквозь, и как бы Тирис ни старалась, избавиться от неё не могла. — Ча-а-ат... — хрипло и в порыве бессознательного, почти детского отчаяния протянула она, снова срываясь на всхлип. Слёзы на её щеках смешались с потом, являя усталость и слабость — у неё уже не осталось практически никаких сил справляться, и это откровенно пугало.       Чатлем слабо вздрогнул от неожиданности, услышав негромкое обращение. Опустил взгляд на измученное покрасневшее лицо, которое, тем не менее, будто немного побледнело, и всем собой дал понять Тирис, что он рядом. — Я здесь, милая, — его уверенный негромкий голос, звучащий удивительно мягко, раздался за спиной Тирис, и она откинула голову назад, упираясь затылком в горячее сильное плечо. Взмокшими пальцами сжала чужие ладони, на которые опиралась — сильные руки держали её твёрдо, служа самой надёжной опорой.       Тирис была бесконечно благодарна супругу за это. Его присутствие, жар его тела, звучание его голоса — всё это придавало ей сил снова и снова напрягать всё тело, чтобы дать жизнь их ребёнку, даже тогда, когда самой Тирис казалось, что сил этих не осталось в принципе.       Она снова кричит — долго и пронзительно. Родовая боль не идёт ни в какое сравнение со всей той болью, которую ей доводилось когда-либо переживать. Снова ненадолго обмякает в сильных руках, хнычет и мечется, мокрая от пота и горячая. Уставшая и обессиленная, и Чатлем с искренним сочувствием и тревогой одаривает её своим взглядом. — Я здесь, дорогая, — он шепчет тихо, зная, что Тирис его услышит. — Ты сильная, ты справишься. Ты сможешь, Тирис — я знаю это, — целует ласково во влажную от пота макушку, и короткие волосы щекочут его лицо. Это меньшее, что он может сейчас ей дать, но Тирис этого достаточно.       Он чувствует, как она снова напрягается, натягивается как струна. Длинный полукрик-полустон вырывается из её груди, когда она вновь сжимает его руки, опираясь на них, и подаётся вперёд. До белых пятен жмурит глаза, скрипя зубами, тужась и выталкивая ребёнка из себя. Чувствует тяжёлое медленное движение, усиливающее давление на таз. Кости внутри неё раздвинулись, кажется, до предела, растягивая, разрывая мышцы и кожу, и Тирис снова мучительно протяжно кричит, прежде чем наконец чувствует толику облегчения, когда ощущает, как собственным усилием полностью выталкивает головку.       Давление слегка спадает, и Тирис ощущает небольшой прилив сил. Ровно настолько, чтобы поднатужиться ещё один раз, выталкивая из себя оставшуюся часть тела младенца, который с влажным звуком выскальзывает из неё. Риор подхватывает его, сияя робкой радостью и гордостью. Всё самое сложное и опасное кажется позади, и Тирис слабо улыбается сквозь застилающие глаза слёзы.       Чатлем за её спиной ощутимо расслабляется, и Тирис обмякает в его руках. Усталость размягчает мышцы и туманит разум. Тирис дышит тяжело и хрипло, всхлипывая и постанывая, пока Чатлем успокаивающе поглаживает её по плечам. Сознание ускользает от неё, и перед мутным взглядом всё плывёт. Однако она слышит отдалённый крик новорожденного младенца, и это несёт Тирис странный покой.       Она улыбается — всё также слабо. Мир кружит перед глазами и стремительно ускользает. Реальность кажется какой-то далёкой, в то время как тело наполняется удивительной лёгкостью. Усталость всё также ядом расползается по всему телу, но к ней примешивается что-то ещё, что-то, что едва работающий мозг с трудом может уловить.       Абсолютное бессилие. Да и куда-то в один момент пропадает вся боль. Лежать, меж тем, становится совсем влажно и горячо, а открытая рана и не думает затягиваться. А будто бы и наоборот...       Чёткое понимание ясным осознанием встаёт перед полуприкрытыми глазами Тирис. Оно не вызывает ни страха, ни отторжения — оно просто есть. Но прежде чем оно поглотит её, Тирис обязана сделать ещё кое-что. — Дядя... — заплетающийся язык с трудом слушается её, а сознание не улавливает, как позади снова напрягается тело Чатлема, бросающего на неё полный тревоги взгляд. Другая мысли полностью завладела вниманием Тирис, гулко пульсируя где-то в затылке. — Дай мне... моего ребёнка…       По ощущениям проходит целая вечность, прежде чем Риор опускает младенца на её грудь. Тирис улыбается едва заметно, и краски сходят с её лица. Ещё несколько минут назад алое от натуги — теперь оно было белым, словно полотно, и это было вообще не нормально.       Едва приняв младенца, Риор практически мгновенно заметно помрачнел. Радость сменилась страхом, ведь кровотечение, сопровождающее любые роды, вместо того чтобы потенциально остановиться, лишь усилилось. Тирис начала стремительно терять кровь, и Риор с беспомощной досадой подумал о том, что эти странные, неправильные, быстрые и болезненные роды навредили ей намного больше, чем могло показаться на первый взгляд.       Положив притихшего ребёнка со словами «это мальчик» на грудь Тирис, Риор под напряжённым взглядом Чатлема попытался хоть немного остановить усилившееся кровотечение хотя бы с помощью элементарных медицинских чар, которым его предусмотрительно на всякий случай обучил Дамиэль. Попытка эта, впрочем, особого успеха не принесла, и эльф пробовал снова и снова — потерять любимую племянницу, ставшую ему как дочь, он точно не мог себе позволить. Но... — Мой мальчик... — раздавшийся голос Тирис был совсем тихим и слабым; туманным угасающим взглядом она смотрела на дитя на своей груди. — Мой дорогой сыночек... — улыбнулась из последних сил, дрожащими холодными руками ласково обнимая его ещё необмытое окровавленное тельце. — Мама любит тебя...       Её голос обрывается, звуча почти неслышно. Дыхание становится тяжёлым, а взгляд — ещё более рассеянным. Веки тяжелеют, от лица окончательно отходят все краски — и без того бледная кожа бледнеет ещё сильнее, и во взгляде напряжённо наблюдающего за супругой Чатлема читается нескрываемый страх. — Тирис... — он чуть сильнее сжимает её острые плечи, всё ещё полулежащей на его груди. — Тирис, милая, не молчи... — с беспомощной растерянностью он смотрел в худое лицо с резкими чертами, видя перед собой уставшую, вымученную, но тем не менее ласковую улыбку.       Женщина лишь выдохнула, откинув голову на плечо мужа. Тело её совсем ослабло, и она закрыла глаза, больше не в силах сопротивляться и противостоять усталости, мгновенно затягивающей в чёрные сети.       Вокруг было темно и холодно. Тирис была словно нигде и везде одновременно. Ни единой мысли не было в её голове, ни тени воспоминания, ничего — была лишь холодная тьма вокруг, укутывающая в мягкие успокаивающие объятия. Тирис устало вздохнула, прикрыв глаза, и сделала шаг, не зная куда.       Тьма расступилась перед ней, заклубилась, словно обретя собственное сознание, и с удивлением женщина обнаружила себя в тёмном пространстве без начала и конца, где её всегда ждала лишь одна встреча. — Мастер? — на пробу негромко позвала Тирис, щурясь и вглядываясь впереди себя.       Тёмная фигура, парящая на сильных чёрных крыльях, отделилась от мрака, явив себя перед своей подопечной. Вершитель, последний судья и последняя надежда, предстал перед ней, и Тирис вымучено улыбнулась. — Моё время пришло? — негромко поинтересовалась она, на что мгновенно раздался мерцающий синеватым светом ответ из парящих букв:       «Почему ты так решила?» — Я помню роды. Как ты и просил, я не взывала к тебе, — Тирис неловко повела плечами, в привычной защитной манере также неловко отшучиваясь. — Да и потом... я чувствую, что-то изменилось. Ты пришёл не так, как обычно, — усталость снова накрыла её даже здесь, и женщина выдохнула, прикрыв веки.       «Как раз потому, что твоё время ещё не пришло, я сейчас здесь», — увидев ответ мастера, Тирис в замешательстве посмотрела на него, вскинув брови. — Не думала, что ты занимаешься подобными вещами, — она благодарно улыбнулась. — Но спасибо. В который раз моя жизнь в твоих руках, и ты отдаёшь её мне, — мелькнувшее в голове воспоминание о муже и о маленьком сыне, которого дядя успел опустить ей на грудь, заставило её взгляд и черты лица смягчиться — задерживая её отход сейчас, мастер на самом деле одарил её куда большей ценностью, чем просто сохранённой жизнью.       Вершитель не сразу ответил на слова Тирис, и она, в общем-то, не ждала на них ответ. А потому когда перед ней всё-таки появились синеватые буквы, женщина улыбнулась с ещё большей теплотой и благодарностью:       «Позаботься о себе, чтобы мне не пришлось вновь приходить к тебе». — Обещаю, — Тирис негромко выдохнула. — Теперь мне тем более есть, для и ради кого это делать.       Мрак поглотил сознание, унося его куда-то вдаль, размывая границы тёмного помещения. Тирис провалилась в беспамятство — глубокое и блаженное, из которого сейчас её ждал лишь один выход... — Тирис! — заметив, что супруга всё-таки впала в беспамятство, Чатлем попытался позвать её, и сердце в его груди пропустило удар. — Тирис!!! — он беспомощно посмотрел на стоящего в её ногах Риора.       Тот был бледен почти так же, как его племянница, и смотрел на неё взглядом, полным ужаса. Окровавленные практически по локоть руки его подрагивали, а все попытки остановить кровотечение вновь и вновь заканчивались провалом. Тень смерти дышала Тирис в затылок, грозясь утащить за собой, так и не дав позаботиться о сыне и отдать ему всю свою любовь.       В этот момент, словно благословение свыше, в комнату вбежало несколько целителей в одеждах жрецов Жизни. За ними семенил взволнованный Малкольм, о котором под давлением беспокойства напрочь забыл и Риор, и Чатлем, но который тем не менее вернулся очень вовремя.       Чатлем, оглушённый от беспокойства и страха, пропустил мимо тот момент, когда его вместе с Риором настойчиво, но мягко выставили в коридор. Малкольм, коротко поговорив с одним из целителей, схватил друга и его зятя под руки и отвёл подальше, на кухню. Риор по дороге потерялся в уборной смыть кровь со своих рук, и до Чатлема, прежде чем он ушёл, донёсся глухой, полный болезненного осознания стон. — Целители знают, что делать, — усадив гостя за стол, как можно увереннее произнёс Малкольм, суетясь возле чайника. — С Тирис всё будет хорошо, — он поставил перед Чатлемом чашку с дымящимся успокаивающим чаем.       Ещё одну он оставил рядом, скосив глаза и увидев, как в кухню скорбной бледной тенью вплыл Риор. Он выглядел очень потеряно и взволновано, и Чатлем мог его понять. Стоило ему опуститься на стул, как он тут же спрятал в руках исказившееся мукой лицо. — Моя бедная девочка, — пробормотал эльф. — Сколько крови...       Чатлем сжал в кулаках руки. Малкольм нервно переводил взгляд с друга на его зятя. Напряжённая тишина повисла между всеми тремя и такое же напряжённое бездействие, которое мужчины очень неохотно нарушали, выпивая успокаивающий чай, который Малкольм настойчиво требовал от своих гостей выпить до дна.       Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем к ним вышли целители. Приветливая женщина шла первой, спокойно улыбаясь, и при виде неё Чатлем встал, мрачным тяжёлым взглядом прожигая её. — К счастью, сейчас жизни и здоровью леди Тирис ничего не угрожает, — мягко произнесла целительница. — Она очень устала и потеряла много крови, поэтому сейчас спит. Великая Мать и то, что вы не побрезговали и не отказались помочь ей, спасло и мать, и дитя. — Но почему так тяжко? Столько крови!.. — Риор встревожено и эмоционально всплеснул руками, беспомощно глядя на целительницу, и выражение лица той стало понимающим и несколько сожалеющим. — Увы, родоразрешение не всегда и не для всех проходит удачно, — терпеливо отозвалась она. — К сожалению, существует множество причин, по которым Неотвратимый может призвать души матери или ребёнка. Господин Малкольм в общих чертах описал нам ситуацию, когда прибыл за нами, и судя по тому, что мы увидели, когда прибыли, я могу сделать некоторые выводы, — целительница вздохнула, скептично посмотрев на мужчин перед собой, словно сомневаясь, нужна ли им эта информация и поймут ли они её. — Видите ли, леди Тирис не повезло по двум причинам, — женщина всё-таки решила прояснить ситуацию, и опуская подробности, пояснила: — Во-первых, роды случились слишком быстрыми, даже можно сказать, стремительными, что часто имеет негативные последствия как для матери, так и для ребёнка, потому что подобная родовая активность не является естественной. Одним из её побочных эффектов бывают кровотечения, начинающиеся по многим причинам. В случае леди Тирис причиной стало то, что у неё от природы недостаточно широкие родовые пути, что и при нормальном течении родов могло стать дополнительной трудностью. Конечно, если бы мы были с ней с самого начала, удалось бы обойтись меньшей кровью и болью, ведь у жриц Храма Жизни есть опыт помощи в таких родах. Но, — глядя в напряжённые мужские лица, чуть бодрее произнесла целительница, — благодаря вашему мужеству и помощи удалось отделаться лишь страхом, ведь если бы леди Тирис осталась одна, скорее всего она погибла бы вместе с ребёнком. Однако сейчас они оба в безопасности — сейчас им нужен отдых и покой. Несколько дней матери лучше не вставать и не ходить, чтобы раны окончательно затянулись, а боль утихла. — Малкольм, — Риор вопросительно посмотрел на своего друга, и тот понял его без лишних слов. — Конечно-конечно, Тирис может оставаться сколько будет нужно, — торопливо заверил Риора он и посмотрел на Чатлема: — И вы, милорд, тоже можете оставаться — уверен, сейчас Тирис будет нуждаться в вас как никогда раньше, — Чатлем лишь скупо кивнул в ответ, и Малкольм поспешил провести целителей.       Оставшись наедине с Риором, Чатлем переглянулся с ним. Эльф вымучено, но покровительственно улыбнулся зятю, и тёмные угольки его глаз взблеснули. Кивнув теперь уже ему, конфлюкс, не теряя более ни мгновения, стремительно вышел из кухни, направляясь в сторону комнаты, в которой они оставили Тирис.       Тихо войдя в неё, мужчина бесшумно приблизился к кровати, на которой лежала Тирис, и осторожно опустился с краю, обеспокоенно глядя в лицо жены. Всё ещё бледное и осунувшееся, тем не менее оно выглядело расслабленно и умиротворённо. Грудь слабо вздымалась в такт дыханию, одна рука покоилась на ней. Вторая же была вытянута практически вдоль тела, и голова молодой женщины была полуповёрнута в её сторону.       Чатлем проследил взглядом за её положением и увидел спящее рядом с матерью дитя. Губы мужчины растянулись в тёплой улыбке, а взгляд заметно смягчился. Из-за переживаний о матери, он совсем обделил вниманием ребёнка, а потому чтобы исправить это, ласково погладил сына по крошечной головке. После же склонился над Тирис, оставив на её лбу поцелуй. Мысленно он возблагодарил всех богов, и утраченное спокойствие вернулось в его сердце.       Теперь всё будет хорошо.