Сто дней принятия

      Тирис чувствовала, что время близко. Дитя в её утробе готовилось в скором времени появиться на свет, и Тирис внимательно прислушивалась к своим ощущениям. Последние дни она предусмотрительно проводила дома, однако лёгкий страх то и дело закрадывался в её сердце, когда перед глазами против воли вставали воспоминания первых родов. Тирис старательно отгоняла их подальше, не позволяя тревоге завладеть собой, но всё равно чем ближе приближался знаменательный день, тем больше она волновалась.       Это был плохо. Первый опыт был пугающим и болезненным, и как бы Тирис ни убеждала себя, что во второй раз будет легче, где-то в глубине души страх подступал к сердцу, сжимая его холодными пальцами.       Целительницы из Храма Жизни ещё во время первой беременности предупреждали, как всё проходит: подготовка к родам и сами роды. Сейчас они повторяли то же самое, успокаивающе улыбаясь и приободряя заверениями, что всё хорошо и нет причин для беспокойства. Но в прошлый раз тоже волноваться было не о чем...       Всё нарастающее в последние дни волнение Тирис изо всех сил прятала глубоко в себе. Она не хотела пугать ни Чатлема, который и без того поглядывал на неё с беспокойством, постоянно интересуясь её самочувствием, ни сына, который в силу своего совсем юного возраста был слишком впечатлителен. Поэтому Тирис старалась вести себя как обычно, не показывая нарастающего с каждым днём ожидания волнения, однако... — Мама? — в тоненьком голосе Филиппа послышались взволнованные нотки, и Тирис криво улыбнулась ему, погладив по рыжим волосам, отчаянно кусая себя изнутри за щёку.       Первые схватки, как и должны быть, пока не слишком болезненны и ощутимы, но Тирис, всё время находящаяся начеку, хорошо чувствует их. Боль огрызается внизу живота, и сердце женщины пропускает удар. Всё внутри холодеет, и паника против воли закрадывается внутрь, сжимая внутренности ледяными пальцами. Однако боль практически сразу отходит, и Тирис шумно нервно выдыхает, тяжело опускаясь на стул. Как бы она ни пыталась держать себя в руках, страх всё-таки пробился наружу, испугав и Филиппа, так что он тут же оказался рядом с матерью, глядя на неё растерянным взглядом. — Всё хорошо, милый, — Тирис одной рукой накрыла живот, второй погладив сына по голове, тем самым успокаивая не только его, но и себя.       Она встала, и Филипп, как настоящий галантный кавалер, придержал её за руку, чем вызвал у матери улыбку умиления. Она снова погладила его по голове, пытаясь удержать мысли, так и норовящие ускользнуть в направлении пришедшей боли и страха незнания, что с ней делать. Сердце гулко колотилось в груди, и Тирис растерянно прикусила губу, сомневаясь, что делать дальше.       С одной стороны, её предупреждали, что несколько часов после первых схваток не о чем беспокоиться. Но с другой — воспоминания первого раза снова и снова вставали перед глазами. Стоило ли уже звать повитух, или ещё следовало повременить? — Постарайся пока отвлечься, госпожа, — негромкий голос Беллы, немолодой кухарки, раздался над ухом Тирис.       Она слабо вздрогнула от неожиданности, вопросительно посмотрев на служанку, убирающую со стола тарелки. Та понимающе улыбнулась, бросив мимолётный взгляд на её живот, понимая всё без лишних слов и объяснений, на что Тирис нервно вздохнула, снова опустившись на стул. — У тебя есть дети, Белла? — смущённо поинтересовалась Тирис, на что кухарка бодро откликнулась: — Пятеро, госпожа, — взгляд её стал по-матерински покровительственным, и она добавила: — Поэтому, поверь, я знаю, о чём говорю.       Тирис в ответ закусила губу, озадаченно нахмурившись. Ей было неловко говорить о таких вещах, потому что, честно говоря, она не совсем понимала, что именно должна говорить и делать. Но образы давних воспоминаний то и дело всплывали перед глазами, заставляя женщину дополнительно нервничать. — Мне немного боязно, — неуверенно призналась Тирис. — В первый раз всё случилось очень быстро и ненормально... Я опасаюсь, чтобы также не случилось сейчас. — Нельзя войти в одну и ту же воду дважды, — мудро ответила Белла и присела напротив Тирис, легко сжав её ладонь. — Одна и та же необычная ситуация не повторится два раза подряд — уж поверь моему опыту, госпожа. Поэтому выдохни сейчас и наберись сил: несколько часов, прежде чем всё начнётся, у тебя ещё есть. — Можно я останусь с тобой? — смутившись, спросила Тирис. — Мне было бы спокойнее, если бы ты, как более опытная в этом деле, была рядом. — Хорошо, госпожа, — Белла беззлобно рассмеялась, и выглянув из-за плеча Тирис, подмигнула растерянному Филиппу, стоящему рядом с матерью. — В таком случае, вы бы с господином Филиппом могли мне помочь убраться и приготовить обед. — Из меня ужасный повар, — Тирис улыбнулась в ответ на это предложение, — поэтому я лучше помою посуду. А вот из Филиппа точно получится самый лучший помощник из всех, что у тебя когда-либо были. Правда, милый? — она погладила сына по рыжим волосам, на что тот широко довольно улыбнулся, отвлекаясь от беспокойства и переключая внимание.       Под чутким руководством Беллы, под её разговорами и смехом, Тирис сама ощутимо расслабилась и отвлеклась. Монотонная работа успокаивала, а наблюдение за тем, как кухарка справляется с Филиппом, с большим интересом слушающим и наблюдающим за приготовлением какого-то блюда, то и дело перетягивало на себя внимание. Тирис ощущала себя так, словно ничего и не случилось, хотя, конечно, понимала, что это состояние временно.       Боль напоминала о себе редкими вспышками. Промежутки между ними были длинными, сокращаясь постепенно и почти незаметно. Да и сами схватки становились резче плавно, будто бы даже осторожно, давая время и морально, и физически подготовиться к тому, что Тирис ждало впереди — всё, как и должно было быть, а потому совершенно непривычно и самую малость пугающе. Ведь в первый раз лавина боли обрушилась на Тирис в одно мгновение и не отпускала её до тех пор, пока она просто не лишилась сознания.       Тирис гонит прочь скверные мысли. Время на кухне, меж тем, летит незаметно, и боль приходит чаще, с каждым разом нарастая. Женщина закусывает губу, нервно поглаживая живот после каждой схватки, и старается пережидать их в движении. Она ходит по кухне, занимаясь мелкой незначительной работой, на которую сама не обращает внимания. Мысли в голове путаются, цепляются друг за друга и теряются, и Тирис снова кусает губу, когда приходит новая схватка.       Она намного сильнее и ощутимее, и женщина жмурит глаза, опираясь на столешницу и немного нагибаясь вперёд. Боль становится резче и задерживается на дольше, и притихнувшая тревога возвращается обратно. — Всё хорошо, госпожа, — подойдя к Тирис, шепнула ей Белла, заботливо погладив по спине. Всё это время она внимательно и незаметно наблюдала за молодой женщиной, следя за её состоянием. — Ещё чуть-чуть — и можно будет звать повитух.       Тирис неуверенно кивнула, чувствуя, как всё внутри сжимается в тугой узел страха и незнания, что делать. Ожидание всегда было подобно смерти, и Тирис нервничала так, как не нервничала в первый раз. И непонятно, что её пугало больше: прошлый опыт или тянущееся ожидание. Но она, пока была возможность, старалась держаться хладнокровно и прятать страх и боль, хотя бы для того, чтобы не пугать Филиппа.       Промежутки между схватками с каждым разом становились короче, в то время как сами схватки — ощутимее и болезненнее. Сдерживать боль становилось всё сложнее, и в какой-то момент тихий всхлип всё же вырвался из груди Тирис. Она сильно зажмурилась, вцепившись в стол до побеления костяшек и тяжело дыша. — Мама? — Филипп мгновенно встревожился, оказавшись рядом с родительницей, и Тирис глубоко вдохнула, погладив его по голове. Наблюдающая за ней Белла кивнула сама себе и суетливой торопливой походкой вышла в коридор.       Тирис тяжело опустилась на стул, делая ещё один глубокий вдох, и поймав напуганный взгляд сына мягко улыбнулась ему. — Не бойся, солнышко, — она ласково погладила его по щеке. — Всё хорошо, — Филипп забавно поднял бровки домиком, с явным недоверием глядя на мать.       Та хотела ему ещё что-то сказать, но в этот момент на кухню вернулась Белла. Она подошла к Тирис, и взяв её под локоть, помогла подняться. Женщина тут же болезненно поморщилась, и когда боль отошла, кухарка обратилась к ней: — Я отправила Олли за повитухами, госпожа. Идём, тебе пора готовиться, — Тирис в ответ кивнула, медленно и тяжело двинувшись за служанкой.       Дойти до комнаты уже стало сложно. По дороге у Тирис отошли воды, и особенно сильная схватка скрутила мышцы так, что пришлось остановиться и опереться на Беллу, чтобы не упасть и переждать боль. Семенящий за матерью Филипп с беспокойством звал её, и Тирис тяжело вздохнула, на мгновение прикрыв глаза. — Помнишь, мы говорили, что твой братик или сестричка живёт внутри меня? — с помощью Беллы Тирис опустилась на край кровати, и Филипп сел рядом с ней, прижимаясь к боку и глядя испуганным взглядом. — Помню, — мальчик согласно кивнул, явно не понимая, как это связано с материнским состоянием, странным и пугающим. — Мы говорили о том, что однажды придёт время, и ему или ей станет тесно и скучно внутри меня, и он или она захочет увидеть мир, — Тирис старалась говорить спокойно, и в этой попытке успокоить ребёнка рядом с собой собственная тревога и страх отходили на второй план. Филипп, меж тем, кивнул, и мать, улыбнувшись, продолжила: — Так вот, это время пришло. Сегодня вы наконец-то познакомитесь вживую. — Но тебе больно, мама, — с трогательным беспокойством констатировал факт мальчик, и женщина погладила его по волосам, осторожно прижав к себе. — Это всегда немного больно, — слукавив, успокаивающе ответила она. — Но это нормально, милый. Боль быстро пройдёт — тебе не стоит беспокоиться из-за этого. — Я не хочу, чтобы тебе было больно, — пробормотал Филипп, уткнувшись в бок матери, и Тирис снова улыбнулась, обняв его за плечи. — Со мной всё будет хорошо, — она до крови укусила себя за щёку, когда пришла новая болезненная схватка. — Но когда придёт Олли, тебе нужно будет пойти с ним, сынок, — шумно выдохнув, после небольшой паузы добавила она. — Я тебя не брошу! — взволнованно посмотрев на мать, воскликнул Филипп, на что Тирис покачала головой. — Я знаю, что ты мой самый храбрый защитник, — мягко произнесла она. — Но у меня будет к тебе очень важная миссия, с которой не справится никто, кроме тебя. Я ведь могу на тебя положиться, правда? — Филипп подобрался и серьёзно кивнул, хотя на дне его глаз всё ещё было волнение. — Ты должен рассказать папе, что случилось, — голос дрогнул, когда боль резанула по низу живота, но Тирис смогла скрыть её; шумно втянув воздух, она продолжила: — Папа расстроится, если окажется единственным, кто был не готов и не знал, что твой братик или сестричка появился на свет. И конечно, он будет очень рад, если он узнает об этом именно от тебя.       Филипп неуверенно улыбнулся, проникаясь важностью порученного ему задания. Тирис же, хоть немного успокоив сына и убедив его в необходимости покинуть её, поморщилась, когда пришла новая схватка, немного отпуская себя и позволяя себе проявлять боль, которая стала резкой и частой. Схватки с каждым разом были всё сильнее, отчего Тирис и без того сложнее становилось сдерживать боль внутри себя.       Сердце гулко колотилось в груди; от напряжения на лбу и шее выступил пот. Тирис понимала, что уже не в состоянии ходить и даже стоять, а потому сидела на краю кровати, жмуря глаза и кусая губы. Возле неё сидел Филипп, к которому вернулась растерянность, заглядывающий в лицо матери. Рядом суетилась Белла, и кажется, она была единственной, кто не испытывал никакого волнения по поводу происходящего. Кухарка раскладывала постель и готовила всё необходимое для повитух. Краем глаза поглядывала на госпожу, которая болезненно кусала губы и подрагивающей рукой гладила живот.       Тирис сама удивлялась тому, как ей удавалось держаться так спокойно и собрано: с каждой новой схваткой и следующей за ней волной боли, ужас ледяными пальцами сжимал все её внутренности, не давая вдохнуть. Чем ближе приближалось мгновение родов, тем отчётливей перед глазами всплывали воспоминания той ночи, когда родился Филипп. Несмотря на то, что сейчас абсолютно всё отличалось от того раза, Тирис не могла избавиться от наваждения, и страх сковывал её изнутри. Наверно, только присутствие и без того напуганного сына рядом и заставляло Тирис держать себя в руках и сохранять хоть какое-то хладнокровие собственного разума.       Но тем не менее она зажмурилась, до белых пятен перед глазами сжимая веки, и до боли в суставах стиснув челюсти. Опустила голову, упираясь подбородком в грудь и раскачивалась, пытаясь уйти от новой вспышки боли, вспарывающей мышцы. Где-то на первом этаже послышался шум шагов и голосов, и мимолётное облегчение посетило Тирис. Белла тоже услышала его, а потому, встрепенувшись, подошла к двери, открывая её. Пропустила внутрь нескольких жриц из Храма Жизни и Олли, растрёпанного и похожего на взъерошенного воробья. И пока кухарка беседовала с целительницами, очевидно докладывая им обстановку, Тирис жестом подозвала юношу к себе. — Олли, — шумно вздохнув, на мгновение она прикрыла глаза. — Возьми Филиппа, — положив ладонь на спину сына, женщина слабо подтолкнула его к слуге. — Мама? — мальчик в страхе посмотрел на Тирис, дрожащим голосом обратившись к ней и осторожно уперевшись горячими ладошками в её колено. — Всё хорошо, милый, — тяжело дыша, чувствуя приближение новой схватки, она вновь вымучено улыбнулась сыну. — Тебе пора оставить меня, мой хороший. Помнишь, о чём мы только что говорили? — Филипп неуверенно кивнул, и Тирис, усилием воли задушив разлившуюся боль внутри себя, откинулась назад, опираясь на руку, а второй успокаивающе погладила ребёнка по волосам. После подняла взгляд на застывшего в сторонке бледного Олли и едва заметно кивнула ему. — Иди с Олли, сынок. — Но, мама, тебе больно, — он поднял бровки домиком, растерянно глядя на мать, явно не желая её оставлять, и Тирис снова слабо улыбнулась ему. — Так и должно быть, — мягко ответила она. — Мама справится. А ты иди к папе, — Тирис погладила сына по щеке, прежде чем Олли, взяв мальчика за руку, мягко увёл его из комнаты, скрывшись вместе с ним в коридоре.       Лишь тогда Тирис смогла в полной мере отпустить себя и, запрокинув голову назад, глухо простонать от боли. Да, определённо, в этот раз всё было совсем не так, как в предыдущий, но легче от этого всё равно не становилось. Страх и не думал никуда деваться, накатывая волнами вместе с болью, которая становилась всё чаще и сильнее.       Покачиваясь, Тирис пыталась хоть немного уменьшить всё нарастающую и нарастающую лавину, то и дело обрушивающуюся на неё. Резко подавшись вперёд, низко опустив голову, она не сдержала вскрик, переходящий во всхлип — одно всё же оставалось неизменным, и терпеть эту боль было невыносимо так же, как и в первый раз. — Всё хорошо, госпожа, всё идёт хорошо, — над её ухом раздался спокойный голос целительницы, наблюдающей за Тирис, и она мягко погладила женщину по взмокшей напряжённой спине.       Долгий крик вырвался из её груди, и Тирис откинулась назад. Не удержав равновесия, она упала на постель, тут же до побеления костяшек сжимая в кулаках простыни. Давление в низу её живота, упрямое и сильное, обжигало чистейшим пламенем, и Тирис снова закричала. — Ещё немного, и можешь тужиться, — другая повитуха опустилась в её ноги, и женщина закусила до крови губу, закинув руки себе за голову, цепляясь за постель в тщетной попытке подтянуться. Тирис не хватало опоры, и в глубине её души мелькнуло искреннее сожаление о том, что рядом не было Чатлема.       Впрочем, рядом в принципе не было никого, кроме повитух и Беллы, но каждая из них была занята своим делом, так что Тирис предстояло набраться сил самостоятельно, чтобы с честью выдержать ещё и это испытание. Сжимая и разжимая кулаки, тяжело глубоко дыша, упрямым взглядом она смотрела в потолок, отгоняя прочь слабость и страх. Если однажды она смогла дать жизнь своему ребёнку, то и сейчас сможет.       Боль становилась невыносима, и ничто не могло облегчить её. Тирис кричит, напрягаясь всем телом, цепляясь за постель. Давление на таз, казалось, достигло своего предела: напряжённые мышцы тянуло так, словно они вот-вот порвутся, как натянутые струны. Она чувствовала, как ребёнок двигался наружу, но, как и в первый раз, шёл медленно и очень тяжело. Тирис чувствовала, как дитя с трудом продвигалось по родовым путям, и боль при этом была так сильна, обжигая огнём.       Слёзы текут по щекам, дыхание становится тяжёлым — и боль, бесконечность боли, утихающей лишь на краткие мгновения. Тирис жмурится, кричит и плачет, снова и снова напрягая тело. Разбрасывает руки в стороны, сжимая постель, пытаясь найти точку опоры, в то время как целительницы помогают ей тем, чем могут помочь, облегчая часть боли и забирая её, помогая ребёнку легче и быстрее покинуть тело матери. — Напрягись, госпожа, — спокойный голос долетает до Тирис словно сквозь толщу воды. — Ты сможешь сделать это ещё раз.       Она всхлипывает в ответ и кусает губу. До белых пятен жмурит глаза, скрипя зубами, тужась и выталкивая ребёнка из себя. Чувствует тяжёлое медленное движение, усиливающее давление на таз, и снова мучительно протяжно кричит.       Боль вытесняет собой страх и абсолютно все мысли, но обрывки воспоминаний умудряются пронестись перед глазами. Что если в этот раз она не справится? Ведь боль так сильна, и Тирис понятия не имеет, что с ней делать.       Слёзы текли из её глаз, и она хныкала как ребёнок. Лицо и шея блестели от пота, силы медленно достигали своего предела, но Тирис всё равно упрямо тужилась снова, крича и плача. Она не могла подвести свою семью, Чатлема, Филиппа и малыша, который так упрямо стремился увидеть этот мир, а значит, она должна была сделать всё, чтобы приблизить это мгновение — и Тирис прорычала сквозь слёзы, крепко сжимая во взмокших руках постель и тужась. — Ещё немного, госпожа, — мягкий голос одной из женщин в её ногах ворвался в затуманенное болью сознание. — Головка вышла, осталось совсем чуть-чуть. Ты сможешь, — Тирис впилась упрямым взглядом в потолок, и снова глухо прорычала.       Она собрала остатки всех сил, напрягаясь в последний раз. Давление в её тазу резко сошло на нет, и облегчение блаженным ядом растеклось по венам, когда мимолётную тишину разорвал громкий уверенный детский плач. Слёзы с новой силой потекли по щекам, и Тирис рассмеялась сквозь плач, чувствуя долгожданную лёгкость. — Лёгкие у малыша хорошо работают, — произнесла с улыбкой в голосе женщина, принявшая дитя, и Тирис посмотрела на неё затуманенным взглядом.       Она слишком устала, а потому остаток родов и все завершения прошли для неё как в тумане. Целительницы суетились в её ногах, останавливая кровотечение — их помощь и прошедший опыт помогли Тирис отделаться незначительными повреждениями, вполне свойственными большинству рожающих женщин. Исцеляющие и укрепляющие заклинания притупили остаточную боль, и на её место пришла всепоглощающая усталость. Которую в свою очередь перекрыла нежность, когда Тирис на грудь опустили её дитя. — Это девочка, миледи, — улыбаясь, произнесла целительница. Малышка смотрела на мать серьёзным взглядом светло-карих глаз, и Тирис тоже не смогла сдержать мягкую улыбку, осторожно приобнимая её.       Повитухи и Белла ещё суетились, убирая воду и окровавленные тряпки, но Тирис не обращала на них внимания. Она была слишком уставшей для этого, да и всё, что сейчас имело для неё значение, — маленькая дочь в её объятиях, серьёзная и сонная. Тирис с улыбкой смотрела на неё, чувствуя, как внутри успокаивается боль и тревога, и казалось, что в этот момент время остановило свой ход. И было только это долгое мгновение, которое в конце концов было нарушено приятным вторжением.       Отложив перо, Чатлем ещё раз бегло окинул взглядом пергамент в своих руках. Последний акт был завершён, что означало, что на сегодня рабочий день окончен. Отложив его в стопку к другим документам, мужчина устало потёр глаза, а после резким властным движением встал из-за стола, выходя из рабочего кабинета и закрывая его на ключ.       Сейчас были относительно спокойные дни, — затишье перед авралом, наступающим в конце каждого года — и раз выдавалась такая возможность, свободное время градоначальник старался уделять своей семье. Опять же, учитывая, что медленно подбирается конец года, когда работы становится просто невпроворот, лишние свободные часы оказываются особенно актуальны.       Мысли текли своим неспешным потоком, когда Чатлем покинул здание ратуши, направляясь в сторону дома. И не успел он сделать и пары десятков шагов, как почувствовал, как в его ногу врезалось что-то маленькое, тут же крепко её обнимающее. Вскинув бровь, мужчина опустил глаза, тут же натыкаясь на взволнованный взгляд Филиппа. — Папа! — мальчик вскрикнул на высокой ноте и схватил отца за руку, тут же пытаясь куда-то потащить. — Там мама! Братик или сестричка хочет выйти наружу! — Чатлем в замешательстве посмотрел на рыжую макушку сына, пытаясь понять, о чём он говорит. — Госпожа Тирис рожает, — осторожно уточнил Олли, замечая удивление на лице господина и тем самым привлекая к себе внимание. — Белла попросила привести повитух, а после госпожа Тирис отправила нас к вам.       Услышав заветную новость о том, что Тирис рожает, на мгновение Чатлем замер. Перед глазами стремительно пронеслись воспоминания четырёхлетней давности, и сердце в его груди пропустило удар. Он, правда, быстро взял себя в руки, возвращая самообладание: в конце концов Тирис была не одна, была со жрицами, которые уж точно были гораздо более искусны в принятии родов, чем они с Риором в своё время, а значит, с ней точно всё будет в порядке. — Мама сказала, что ты расстроишься, если никто не скажет тебе, что мой братик или сестричка больше не внутри мамы, — в поток мыслей ворвался взволнованный голос Филиппа, торопливо тараторившего и смотревшего на отца круглыми глазами. — Но маме было очень больно, и я не хотел уходить от неё, — мальчик с какой-то надеждой посмотрел на родителя, и Чатлем опустился напротив него на корточки, мягко и одобрительно погладив по голове. — Ты молодец, Филипп, — успокаивающе обратился к нему Чатлем. — Но теперь мы должны поспешить. Не стоит надолго оставлять маму одну, когда ей больно, верно? — Филипп воодушевлённо кивнул, крепче сжав в своей ладошке руку папы, который в ответ обхватил его пальчики.       Втроём они вернулись в дом как раз тогда, когда целительницы собирались уходить. Увидев Чатлема, ведущего за руку Филиппа, женщины улыбнулись ему, кивнув, и одна из них поздравила лорда градоначальника с рождением здоровой дочери. Сказав, что и мать, и ребёнок в полном порядке и их жизни ничего не угрожает, жрицы покинули дом, оставив его домочадцев наедине друг с другом. — Что ж, похоже, пора нам с тобой познакомиться с твоей маленькой сестричкой, — переглянувшись с сыном, улыбнулся ему Чатлем, чувствуя, как внутри него растекается облегчение и тепло. Филипп на это радостно засветился, и вдвоём отец и сын двинулись на второй этаж к комнате, где отдыхала Тирис.       Остановившись у двери и тихо приоткрыв её, Чатлем аккуратно заглянул внутрь. Увидев, что Тирис ещё не спит, он шире открыл дверь, пропуская Филиппа вперёд, но жестом показав ему не шуметь. Мальчик кивнул в ответ и тут же просиял, нетерпеливо подпрыгнув на месте. — Мама! — громким шёпотом вскрикнул он, едва увидел родительницу, лежащую в постели.       Ребёнок тут же вырвал руку из руки отца и подбежал к матери, взволнованным и восторженным взглядом глядя на неё, прижимающую к груди новорожденное дитя. Остановился у постели, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, и Тирис устало улыбнулась ему, поднимая взгляд с младенца на старшего ребёнка. — Я же обещала, что со мной будет всё в порядке, — с мягкой уставшей усмешкой произнесла она. — Разве я тебя когда-нибудь подводила? — мальчик в ответ широко улыбнулся, а после опустил полный любопытства взгляд на дитя на материнских руках. — Можешь познакомиться со своей сестричкой, — проследив за взглядом сына, ласково сказала Тирис. — Она такая маленькая! — полувосторженно-полускептично воскликнул Филипп, горящим взглядом посмотрев на мать. — Не так давно и ты был таким же, — та ухмыльнулась в ответ, а после подняла глаза на замершего за спиной сына и чуть в стороне мужа. — Не хочешь взять нашу дочь? — она обратилась к нему, и Чатлем сделал шаг вперёд.       Филипп посторонился, внимательно наблюдая, как отец наклонился и предельно аккуратно забрал из рук матери дитя. На его сильных руках малышка казалась совсем крошечной, и Чатлем осторожно перехватил её, прижимая к своей груди. Взгляд его заметно потеплел и смягчился, и он с нежностью погладил дочь по пухленькой мягкой тёплой щёчке. — Добро пожаловать в семью, моя девочка, — негромко обратился к сонной малышке отец, а после наклонился, аккуратно целуя её в лобик.       Тирис, сложив руки на животе, улыбнулась, наблюдая за мужем. Спокойствие и тихая радость заполняли её всю, и когда Чатлем осторожно опустился на край кровати рядом, всё также прижимая к себе дочь, а Филипп встал возле него, уперевшись ладошками в папину ногу и с любопытством заглядывая в маленькое личико своей новорожденной сестрички, Тирис как никогда отчётливо и ясно почувствовала себя абсолютно и полностью счастливой.