Сто дней принятия

      Зима лютует морозами, сковывает землю холодами, заметает снегом. Дочь Тьяцци расходится не на шутку, и даже асам приходится считаться с бурным нравом супруги Ньёрда. И Локи скрипит зубами, пока злобой и ненавистью сверкают его глаза, а завывания ветра смешиваются с болезненными стонами.       Он прячется, словно животное, в этой заброшенной лачуге, что продувается, кажется, со всех сторон. От сквозняка трещат прохудившиеся доски, и холод собачий пробирает до костей. Но Локи вынужден прятаться здесь, подальше от чужих глаз, чтобы никто не видел его в его позорном состоянии.       Асы часто приходят к нему. Берут его силой, удовлетворяя свою животную похоть, и он плюет им вслед и проклинает с беззлобной ненавистью и яростью. Иногда семя их даёт плоды, и Локи не всегда успевает вырвать их с корнем из собственного чрева. Этот раз становится таким досадным недоразумением, и ему приходится вынести на своих плечах позор беременности. А теперь — агонию рождения, через которую он вынужден пройти в одиночестве.       В тяжёлый час он всегда остаётся один. Не только потому, что знает, что не найдёт никого, кто согласился бы ему помочь. Главным образом потому, что не желает унижаться перед проклятыми асами ещё больше. Показывать свою слабость и унизительную беспомощность. И лучше уж он останется с болью один на один, чем позволит кому-либо насмехаться над собой и использовать его ещё больше.       Схватки разрывают его на части, ребёнок идёт медленно, тяжело и туго. И Локи цепляется за стены, вытягивается вдоль пола, рычит и кричит, и позорные горячие слёзы сами по себе текут по щекам. И ему тошно от самого себя, и ярость полыхает в груди на самого себя и на ублюдка, которого с таким трудом исторгает его тело. Семя ненавистного Стража, которому Лофт с огромным удовольствием сломает хребет, когда время придёт.       Кровь и боль растягиваются часами невыносимой агонии, прежде чем наконец-то утроба его становится пустой. Пронзительный детский крик перекрывает даже завывание ветра, пока Локи обессиленно падает на локти, пытаясь перевести дыхание. Даже не смотрит на младенца, которого исторгло его тело. Хрупкое, беззащитное, окровавленное дитя лежит, слабо шевелясь и громко плача, на припорошенном снегом земляном полу, и нить ещё тянется от него к родителю. Локи на это лишь рычит, словно разъярённый зверь, и прикладывает последнее усилие, исторгая из себя унизительные остатки. Дышит тяжело и прикрывает глаза, медленно выпрямляясь.       Его ещё шатает от слабости и боли, но он натягивает штаны и уходит, едва стоя на дрожащих ногах. Судьба младенца его беспокоит едва ли, и он на самом деле рад наконец-то избавиться от нежеланного унизительного бремени. Словно животное, он породил в лачуге потомство и бросил его на произвол судьбы, не заботясь об ответственности — и ему горько и больно, и тошно от самого себя. Но ненавистному ребёнку ему не стать хорошим родителем. В конце концов, не в первый раз он проходит через это, бросая порождение своего чрева на растерзание хищникам. Иной участи эти младенцы и не заслуживают, ненужные никому досадные случайности.       Холод берёт своё, сковывая беззащитное существо, и дитя постепенно затихает. Норны спряли ему короткую нить, и ей вот-вот надлежит оборваться, однако этот ребёнок всё же оказывается более удачлив, чем все его братья и сёстры, вышедшие из чрева коварного Лофта.       Хеймдалль наблюдает пристально. Он знает, что срок ненавистного любовника подходит к завершению, и взгляд золотых глаз направлен именно на него. Бесстрастно он наблюдает за родовыми муками Лофта, но когда всё заканчивается и он уходит, даже ни разу не взглянув на порождённое дитя, Страж ненадолго покидает свой пост, спускаясь на землю.       Здесь завывают ветра и лютует зима, и Хеймдалль замирает нерушимой скалой над окровавленным младенцем, что вот-вот замёрзнет насмерть. Рассматривает хрупкое тельце мальчика, от которого всё ещё следует нить, что некогда связывала его с родителем. А после наклоняется, забирая младенца, что помещается в его широких ладонях. Склоняется над ним, зубами перекусывая нить, сплёвывая горькую кровь, и прячет на своих руках, ограждая от холода стихии. Возвращается на Химинбьёрг, где обмывает сына и окропляет водой, признавая своим законным ребёнком и наследником. Будущим Стражем, которому надлежит унаследовать почётную роль, когда оба отца его уничтожат друг друга в кровавой схватке.       Пока же, впрочем, он всего лишь новорожденный младенец, которого Хеймдалль кутает в тёплые шкуры. И тогда, когда один отец бросил его умирать в холоде, обрекая на безрадостную участь утбурда, второй принял решение вырастить и воспитать по своему образу и подобию. И малышу Трюггви норны определили долгий и благородный путь.