Сто дней принятия

      Беспокойство нарастало медленно. Копошилось внутри и зрело с каждым днём всё ощутимее и ощутимее. С самого первого дня, как он узнал, что возлюбленный супруг понёс дитя, Адар потерял покой, хоть и старался не выказывать этого. Не хотел тревожить своего прекрасного ангела, который светился радостью и надеждой, как не хотел тревожить и сына, пришедшего в восторг от того, что у него появится маленький братик или сестричка, а сам он станет старшим братом. Но червячок сомнений упрямо подтачивал сознание, как бы командор ни пытался его задавить.       Так вот, беспокойство нарастало постепенно. Копилось день ото дня и проистекало исключительно из тревожных неспокойных мыслей Адара. Ведь он внимательно наблюдал за Ренатом, чутко следил за его состоянием и бережно заботился о любимом в его непростом уязвимом положении. На самом деле ждал и хотел рождения этого ребёнка, и до поры до времени светлое чувство пересиливало тёмные брожения почти забытой неуверенности в самом себе.       Но срок с каждым днём становился всё больше. Дитя росло, и вместе с ним увеличивался живот. Ренат, впрочем, чувствовал себя хорошо и ни на что не жаловался, не ощущая себя чрезмерно отягощённым, но наоборот демонстрировал привычную лёгкость. И даже когда срок перевалил за две трети, трудностей почти не было, кроме того, что ему стало трудно поддерживать смертный облик, ещё временами тянуло поясницу, а дитя иногда давило на органы, отчего сложно было отыскать комфортную позу. Впрочем, многие беременные женщины сталкиваются с такими проблемами, не так ли?       Тревожность Адара и впечатлительность была его слабым местом. И постепенно снежный ком нарастал, и первый неприятный звоночек случился с беспокойным сном, в котором у Рената были очень тяжёлые и кровавые роды, в ходе которых он породил крупного зубастого и когтистого тифлинга, так удивительно похожего на Адара.       Тревожный сон на грани кошмара стал точкой невозврата. Он словно напомнил командору: ты монстр, порождённый Бездной, ты едва ли способен сам породить что-то хорошее и жизнеспособное. И эта убийственная мысль заела в голове Адара, раскручивая клубок почти побеждённых и забытых сомнений. И он внимательнее присматривался к Ренату, и действительность вступала в жестокий конфликт с внутренними переживаниями.       Ангел был спокоен и полон сил, и командор наблюдал, как он нежно улыбается каждый раз, когда дитя толкается. Касается живота, мягко поглаживая, и светится изнутри теплом и любовью к маленькому созданию под своим сердцем. Пасторальная картина, отравленная в сознании Адара безжалостными внутренними напоминаниями.       Ты порождение Бездны.       Ты осквернил своего ангела.       Ты не способен породить ничего светлого.       Мысли роятся беспокойно, и вместе с ними приходят кошмары. Всё более изощрённые и жуткие, они терзают почти каждую ночь, не давая нормально спать. Адар просыпается в холодном поту, а затем долго всматривается в умиротворённое лицо отдыхающего рядом супруга, осматривает его могучую округлившуюся фигуру взглядом, выискивая хоть какие-то намёки на раны и гематомы. А потом боится засыпать, становясь рассеянным и уязвимым днём, уставшим и излишне чувствительным. И тогда к страху и сомнениям приходят стыд и вина.       Ведь он накручивает себя на ровном месте. Он должен заботиться о беременном супруге и сыне так, чтобы они могли на него положиться. Он обвиняет ещё не родившееся дитя во всех грехах лишь на основании собственной тревоги. Он не справляется, становясь нервным и дёрганным, пытаясь заткнуть все дыры, возникающие из-за его глупых сомнений. Неудивительно, что в конечном итоге он не выдерживает.       Приходящий кошмар на этот раз пугающе реалистичен, и Адар заперт в клетке собственного уставшего подсознания. Может лишь бессильно наблюдать, как страдает его прекрасный ангел, кричит и плачет, пока его изнутри, медленно и мучительно, разрывает чудовище, которое с трудом можно назвать ребёнком. Отвратительный монстр с рядом острых зубов, серой кожей, длинными тонкими непропорциональными руками и ногами — он выглядит как уменьшенный пайнаджай, и он смотрит на Адара его собственным лицом и скалит окровавленную пасть, добивая страждущего родителя, из чьего чрева только что вышел.       Ведь так когда-то родился сам Адар, верно?       Он просыпается от собственного крика, резко вздрагивая и подпрыгивая на кровати. Нательная рубаха липнет к холодной мокрой спине, когда Адар вскакивает, принимая сидячее положение, горбясь и хватаясь за лицо, полными ужаса глазами глядя перед собой. И он не сразу замечает тёплый огонёк свечи, как не сразу чувствует на плече заземляющее прикосновение. Поворачивает голову, натыкаясь на обеспокоенный взгляд, и судорожный вздох превращается во всхлип. — Мой дорогой, ты кричал, — негромко и взволнованно произнёс Ренат. — Последние дни ты плохо спишь. Что тебя тревожит? — точно также взволнованно спросил он, на что супруг болезненно поморщился.       Сердце всё ещё бешено колотилось в груди, и Адар ощутил лёгкое покалывание. Напряжение достигло своего пика, и кошмар едва успел превратиться в жуткое пугающее эхо, как он почувствовал, как его изнутри пробило холодом. Ладони мгновенно похолодели и взмокли, и тело затряслось в крупной дрожи. Сердечный ритм сбился окончательно, и ему стало тяжело дышать, отчего командор беспомощно хватал ртом рот, будто выброшенная на берег рыба, издавая натужное сипение. Глаза широко распахнулись, впившись затравленным взглядом в одну точку, и дрожащими руками командор сжал рубаху на груди и оттянул волосы. Слёзы брызнули из глаз, и сокрушительное отчаяние, вина и животный ужас резко сдавили внутренности нестерпимым порывом сорваться с места и бежать. Но от себя бежать было некуда, и паника накатывала волнами, грозящимися похоронить под собой.       Он осквернил своего ангела.       Он снова подвёл его.       Он не способен породить ничего, кроме чудовища.       Он обрёк возлюбленного на мучительные страдания.       Он монстр, достойный лишь смерти. — Дар, сердце, посмотри на меня! — мягкий, но взволнованный голос раздался будто сквозь толщу воды, и Адар с трудом смог оторвать взгляд и перевести его на встревоженное, но решительное лицо. Слабо горела свеча, но её свет казался удивительно мягким и успокаивающим, манящим приблизиться к себе и прикоснуться. — Милый, дыши, — тёплые руки осторожно коснулись ледяных пальцев, сжимая их, и Ренат сделал глубокий медленный вдох, призывая повторить за собой.       На ум сразу пришли наставления Сиилы, едва только ангел увидел, как резко побледнел супруг. Ему лишь раз доводилось сталкиваться с недугом Защитника почти в самом начале их совместного пути, и честно говоря, Ренат думал, что умиротворение и любовь, в которых они жили, смогли побороть необычную болезнь командора. Однако по всей видимости, тяжёлые переживания последних месяцев разбудили её вновь, и искренняя печаль застыла на дне золотых глаз.       Тем не менее Адар следовал за звучанием чужого голоса, и сделав несколько глубоких вдохов и медленных выдохов, ангел сосредоточил его внимание на руках, аккуратно загибая пальцы и массируя кожу. И постепенно чужой взгляд становился осознаннее, и затравленный панический ужас отступил. Дыхание выровнялось, краска прилила обратно к щекам, и Адар судорожно вздохнул, нервно сжав ладони супруга. Страдание исказило его лицо, и он в стыде отвернул голову, боясь смотреть на любимого. — Сердце... — Ренат мягко позвал его, осторожно подавшись немного вперёд, заглядывая в по-прежнему полные слёз глаза. — Что так сильно расстроило тебя? — Прости, — Адар закусил губу, виновато покачав головой. — Прости меня, я так ужасен, — вырвал ладони из чужой хватки и в отчаянии спрятал за ними лицо. — Это неправда, — ангел терпеливо возразил. — Ты лучшее, что со мной случалось. Бесценное сокровище, которым я был одарён. Почему же ты снова считаешь себя таким плохим? — Я не могу избавиться... — мучительно прошептал он. — Мне страшно, что я всё сделал неправильно. Мне так страшно, что ребёнок под твоим сердцем окажется чудовищем! И мне так стыдно... Потому что я хочу любить его, и я люблю его, я жду его рождения, но в то же время... Я тифлинг худших порождений Бездны, которых ненавидят даже демоны! Я разорвал свою мать только чтобы увидеть этот мир! И мне страшно, что я обрёк тебя на такую же страшную участь. И мне стыдно, потому что я всего лишь жалкий смертный, а ты могучий небожитель, твоя сила и чистота безоговорочны, я не должен подвергать их сомнениям. И мне стыдно, потому что я клеймлю ещё не родившееся дитя — чем же я тогда лучше всех тех, кто насмехались надо мной и презирали меня только потому, что я тифлинг? И мне так стыдно говорить об этом, ведь это я должен заботиться о тебе и беспокоиться, а не взваливать на тебя ещё и свои проблемы. Но это противоречие невыносимо, ведь однажды я тебя уже потерял. Я не переживу, если по моей вине ты пострадаешь снова. О Немеркнущий Свет, я так отвратителен! — сквозь закрывающие лицо ладони послышались всхлипы, и Адар устало заплакал, и его плечи мелко задрожали. — Мне очень жаль слышать слова жестоких терзаний, — с искренним сожалением негромко ответил Ренат, с печалью глядя на супруга.       Тяжело придвинулся ближе и аккуратно коснулся локтей, осторожно и ненавязчиво на пробу потянув на себя. Адар не стал сопротивляться, и ангел бережно прижал его к своей широкой груди, ограждая крыльями, как колыбелью — под конец срока ему стало тяжело пребывать в ненастоящем облике смертного, так что на постоянной основе пришлось вернуться в привычную обычную форму. Возлюбленный тут же поспешил беззащитно прижаться ближе и спрятал лицо на его плече, напряжённо сжавшись в комок, дрожа от внутреннего холода. — Ты достаточно заботишься обо мне, поэтому позволь и мне позаботиться о тебе, — успокаивающе произнёс Ренат, оставив тёплый поцелуй на тёмной макушке, погладив супруга по волосам, баюкая как ребёнка. — Мне искренне жаль, что ты до сих пор так неоправданно строг к себе. Ведь ты давно вытравил из себя даже мельчайшие зёрна Бездны, и твой свет и чистота могут сравниться с чистотой и светом небожителя. Кроме того, ты должен знать, сокровище моё, что создания Верхних Планов, в отличие от жителей Нижних Планов, не могут беспорядочно... порождать детей со смертными. Каждый подобный случай — акт большой любви, ведь просто иначе мы не можем посеять жизнеспособное семя, как и не можем взрастить его в себе. Поэтому я утверждаю, что наше дитя — порождение чистого искреннего чувства, и у него по умолчанию не может быть порочной природы. — Ты говорил мне это ещё в самом начале, едва узнал о беременности, — глухо пробормотал Адар и сильнее сжался, втянув голову в плечи. — Я помню твои слова. И от того мне ещё более стыдно, что я сомневаюсь в них. — Ты предупреждал, что это возможно, — улыбка послышалась в ангельском голосе, на что командор смущённо выдохнул. — Я не злюсь на тебя. Но подумай ещё вот о чём: если бы дитя было угрозой и чудовищем, было бы мне так легко носить его? Был ли бы я так спокоен? Был ли бы я здоров? Носил ли бы я здорового крепкого младенца и ощущал ли бы гармонию единения с ним, пока он в моей утробе? Поверь мне, сердце, я много имел дел с порождениями Бездны и их магией и даже подвергался её влиянию, чтобы знать, как она работает и как проявляется. Уверяю, наше дитя не подаёт даже намёков на подобное беспокойство, — Адар слегка отстранился, робко посмотрев на супруга, и тот ответил ему спокойной уверенностью мягкой ауры.       Командор неуверенно улыбнулся и опустил взгляд на уже большой и заметный живот ангела. Осторожно, словно спрашивая разрешения, прикоснулся к тёплой натянутой коже, скрытой льняной тканью туники, и мягко провёл от вершины книзу. Ребёнок перевернулся и уверенно толкнулся, приветствуя отца и вызвав тихий смешок у второго родителя. Ренат накрыл ладонь супруга на животе и слегка сжал пальцы. — Чувствуешь? — нежно поцеловал в висок, и Адар охотно подставился под ласку. — Малыш живой. Он откликается на тебя. Он любит тебя. Мы породили дитя в любви, оно не может быть осквернённым чудовищем, ведь ни один из нас не является таковым.       Адар вздохнул, уязвимо прижавшись к ангелу ближе, разделяя тепло его тела. Продолжил аккуратно и неспешно поглаживать живот, чувствуя ответные толчки. Разбушевавшаяся тревога медленно затухала, отпуская напряжение, однако не уходила полностью. Очевидно, рассеяться ей суждено было, лишь когда дитя появится на свет, а до тех пор всё равно останется на фоне лёгкими копошащимися страхами и сомнениями. Но возлюбленный был здесь, рядом, и Адар мог доверить ему своё переживание, позволяя позаботиться о себе.       Постепенно прерванный сон начал возвращаться, так что командор ощутил, как веки становятся тяжелее, слипаясь сами собой. Размеренное биение сильного сердца и плавные толчки ребёнка убаюкивали, и Адар аккуратно обнял супруга, не желая его отпускать. Ренат на это мягко посмеялся и осторожно опустился на постель, укладывая командора рядом, продолжая прижимать к себе. Он знал, что беспокойство возлюбленного полностью никуда не денется, но был готов развеивать все его страхи и сомнения так много и так часто, как нужно.       Ведь чистое, тёплое, всеохватывающее чувство не было способно ни на что отвратительное и противоестественное. И доказательство этому тихо росло под его сердцем. Благословенное дитя, которое ещё станет радостью обоих родителей и подтверждением того, что Адар гораздо лучше, чем думает о себе сам — совсем скоро он сможет убедиться в этом, ведь ждать осталось не так и долго.