Crescent

Его лицо горит от горячего воздуха под маской, руки в кожаных перчатках лениво перебирают бумаги, сложенные на столе из красного дерева. Волосы тщательно спрятаны под черным капюшоном и единственная часть, которую он обнажает — это пара острых глаз. Он был в комнате в течение двух часов, исследуя, будто владеет этим местом. Он проводит пальцами по буквам на именной табличке, в то время как глаза ловят маленькие камеры, расставленные повсюду. В углу комнаты висит одна очевидная камера, смотрящая на дверь, ведущую в комнату. На первый взгляд может показаться, что это всё, но он прочесал комнату от и до, чтобы узнать, что есть еще две, спрятанные среди книг на полке и поставленная на вазу с цветами. Владелец кабинета определенно параноик, но зная, как он относится к другим людям, паранойя хорошо обоснована. Он насмехается над тем, как некоторые люди относятся к другим как к мусору, но притворяются удивленными, когда с ними обращаются так же в ответ. Такие люди не восприимчивы к словам: их уши забиты говном, чтобы не слышать тех, кого они считают ниже себя. Очень жаль, что камеры не смогут запечатлеть то, что он собирается сделать: для устройств — эта комната всё ещё пуста, спасибо за это его напарнику. Он терпеливо ждёт. Нет смысла торопиться, ведь у него ещё полно времени. Он запрыгивает в офисное кресло, небрежно раскачивается, вытягивает ноги и ждет, когда хозяин кабинета вернется, чтобы соответствующе поприветствовать его. Внезапно он останавливает качание стула, опускает ноги на пол и поворачивается лицом к полке позади, так, что когда кто-то входит, первое, что он видит — это спинка офисного стула. Он сплетает пальцы вместе, а хитрая улыбка расползается по его лицу, когда слышит писк вводимого пароля. Он улавливает приглушенные шаги по покрытому ковром полу и получив в наушник подтверждение личности прибывшего, оборачивается.       — С возвращением…~ — воркует он.       — Какого черта… — начинает незнакомец, а его руки уже тянутся к телефону, чтобы вызвать охрану, но незваный гость оказывается и быстрее и откидывает аппарат. Телефонная трубка болтается на шнуре слишком далеко, чтобы новоприбывший мог дотянуться до нее. Он перепрыгивает через стол, бросается на хозяина кабинета и увлекает его за собой. Они ввязываются в потасовку, но незваный гость берет верх, придавливая противника руками. Последний слабеет при виде сверкающего клинка, вынутого из повязки на ногах, не в силах вымолвить ни слова. Он приставляет лезвие к шее мужчины, сплевывая:       — Где была вся эта смелость, когда ты постучал в ее дверь? У тебя что, язык отсох?       — Кто ты, блядь, такой?! — это был единственный смелый ответ, в то время как его тело неистово дрожит. Страх обволакивает владельца, еще больше приводя к сбою в его системе. Он лежит под незваным гостем, его мозг работает неправильно, поскольку он не может думать ни о чем, кроме того, что это его последний день в жизни.       — Кто я — не имеет значения, Юн Дэвон. «Горжусь тем, что ношу это имя», да? Ты что, сын крупнейшего авто-изготовителя во всей этой чертовой стране?! Возможно, тебе стоит подумать о том, чтобы иметь телохранителя рядом с собой 24/7, так как твоя личность омерзительна. — он сильнее прижимает лезвие к шее. — Ну же, давай, дерись! Ты, кажется, очень… — он хлопает себя по мышцам, — …очень сильно выебывался своей силой? ТАК ДАВАЙ!       — Чего ты хочешь от меня…? Если тебе нужны деньги, так и скажи… Сидящий сверху смеется, морщит нос и насмешливо щурит глаза.       — Мне не нужны деньги, придурок. У меня их больше, чем ты можешь себе представить. Я хочу, чтобы ты снова научился понимать и слушать, ладно? Когда кто-то говорит «нет» — это означает «нет». Это не значит: «Я хочу, чтобы ты убеждал меня, не останавливаясь, пока я не сдамся».       — Тебя послала ХанБёль, да? Сколько эта сука тебе заплатила?! Он поднимает руку, чтобы ударить Дэвона с размаху кулаком по щеке, а правой все еще целится в него ножом.       — Еще раз назовешь ее так, и я позабочусь, чтобы ты не упокоился. Я хочу, чтобы ты сейчас вспомнил каждого человека, которому причинил зло, каждый грязный поступок, который ты совершил. Пусть это будет последним воспоминанием твоей жизни. Если бы я следовал тому, как изначально хотел сделать, то позволил бы тебе медленно страдать, но этот мир ничего не потеряет, если ты сдохнешь быстро. Одним быстрым движением, крепко сжимая рукоять ножа рукой в перчатке, он полосует лезвием по шее Дэвона, а затем вонзает оружие ему в грудь настолько, что лезвие не видно. Он некоторое время ждёт, резко вытаскивая и высвобождая кровь, которая пачкает одежду жертвы и темно-серый ковер. Дэвон лежит под ним полумертвый и он слезает, бросая нож на пол рядом с полутрупом. Слабеющей рукой Дэвон пытается схватить его за ногу, но тот отпинывается и отходит. Он открывает жалюзи большого прозрачного окна, выходящего на стол его помощника, ровно настолько, чтобы люди снаружи могли заглянуть внутрь этого кабинета. Похоже, его помощник еще не скоро заметит происходящее внутри. Он присаживается на корточки рядом с Дэвоном, достает маркер и размазывает чернила на лбу — это знак сотрудникам правоохранительных органов, чтобы они знали, кто это сделал. Он идет в противоположную сторону, прислоняется к окну, выходящему на городской пейзаж, отпирает его и выпрыгивает наружу, хватаясь за веревку, которая болталась с тех пор, как начался его план. Прежде чем спуститься, он встречается взглядом со своей жертвой. Единственное, что крутится у него в голове, — это вся исходная информация о Юн Дэвоне, его криминальном прошлом, которое на первый взгляд кажется чистым, но на самом деле охватывает разные уровни. Прошлое человека, который делал грязные вещи снова, снова и снова, потому что знал, что его не поймают. Он злится еще больше, когда вспоминает о предыдущих жертвах Дэвона, обо всех женщинах, которых этот подонок докапывал из-за своего положения. Его сердце болит, когда он думает о том, что, должно быть, чувствовала Бёль, когда он стучал в ее дверь, требуя, чтобы она открылась. Как долго она страдала из-за него? Он сам никогда не считал себя хорошим или плохим парнем — границы всегда размыты. Они — посредники и в 99% случаев между ними и их целями не было никакой связи. Причина, по которой ATEEZ могут успешно выполнять всю свою работу, заключается в том, что ничто не указывает на них, и нет никаких доказательств, указывающих на их просителей. Это беспроигрышная ситуация для них и их заказчиков: как только деньги поступят, работа считается выполненной. Однако это не всегда основано на заказах. Иногда у них есть свои собственные потребности. Для таких «заданий», как эти, речь идет не о деньгах, а о том, чтобы сделать то, что заслуживали их объекты. Наказывать своих жертв, когда закон этого не делает, выполнять задачи, которые должны были выполнять офицеры в форме, но не могли, потому что у них есть свои собственные принципы. Он отрывает веревку от крюка, сворачивает ее за несколько секунд и нажимает на наушник, чтобы подать сигнал другому человеку на линии.       — Похоже, он мертв. Скоро кто-нибудь найдет его тело, — объявляют на той стороне.       — Верно. Спасибо, что стал моим гидом на сегодня, Солнечная Рыба. Вечером, я полагаю, новости будут повсюду? Не забудь распространить все, что мы нашли на него. Я не хочу слышать чушь о том, что он «образцовый работодатель» или что-то в этом роде. Хочу, чтобы весь мир знал, кто на самом деле этот Юн Дэвон, раз он так гордится этим именем.       — Ты действительно делаешь все это ради нее?       — Может, и так, а может, и нет. С каких это пор мы слишком много думаем о наших миссиях? Если я и делаю это для нее, то не думаю, что она будет благодарна за это. Так что давай просто скажем, что я делаю это для себя, потому что терпеть не могу этого мудака, который не уважает женщин и стариков, хорошо?       — Шибер…       — Что? — он снимает маску и перчатки, бросая их в бардачок. Парень зажигает двигатель и голос другого человека на линии смешивается со звуком ускорения.       — Ты гордишься тем, что сделал? — спрашивает Минги, глубоко вздыхая.       — Черт возьми, нет. Ты думаешь, что этим можно гордиться? — Сан сильнее давит на газ, оставляя позади район Утопии.       — Как ты думаешь, мы когда-нибудь оставим эту жизнь позади?       — На это я не рассчитываю, приятель. В один прекрасный день нас могут поймать и убить. А до тех пор давай просто притворимся, что все хорошо, окей?

***

      — Ты довольна татуировкой, которую сделала? Моя девочка — великая художница, не так ли? — Сонхва выглядит гордым, упоминая об этом и у Бёль не хватает духу сказать, что Акира даже не прикоснулась к ее коже. Бёль кивает, стараясь не показать, что лжет, и Акира обхватывает ее за руку.       — Спасибо Акире.       — Уже по имени? Приятно видеть, что вы обе так хорошо ладите. — произносит Ёсан, пока его рука хватает конфету из вазы на прилавке.       — У нас много общего, — говорит Акира, вкладывая в эту фразу намного больше смысла, чем кажется.       — Действительно? Что? — Сонхва шлепает Ёсана по руке, когда тот слишком занят, хватая еще конфеты, думая, что он ловко пытается пронести их в карманы своей толстовки.       — Не твое дело. Это только для нас, женщин. Поначалу Сонхва выглядит недовольным, но через долю секунды решает, что рад, ведь Акира и Бёль, похоже, хорошо ладят. Он кивает и достает бумажник.       — Сколько надо за татуировку?       — Это бесплатно — отвечает Эмира. Когда двое мужчин выходят на улицу и дверь за ними закрывается — девушки оказываются вне пределов слышимости и Бёль быстро поворачивается к сестрам.       — Спасибо, что поверили в то, что я вам сказала, и ничего им не доложили.       — Надеюсь, я не пожалею об этом. Пока ты не нарушишь этого доверия, я ничего им не скажу. Пожалуйста, не причиняй им вреда и… — ее голос становится настойчивым, — убедись, что Сонхва не увидит эту татуировку, потому что он знает, что это значит.       — Хорошо… и спасибо. Я действительно благодарна. Татуировщик мягко улыбается и обнимает ее, утешая.       — Я знаю, что жизнь тяжела, ХанБёль. Хотя есть еще много вещей, которые мне нужно узнать о тебе, и я надеюсь, что ты когда-нибудь найдешь свет. Я надеюсь, что ты сможешь достичь того, что ищешь.       — Что вы тут… почему ей можно обниматься, а мне нет?! Сонхва толкает дверь, чтобы проверить Бёль, ведь её долго нет, только чтобы увидеть девушек, запутавшихся в объятиях.       — Потому что ты раздражаешь, а она нет. Заткнись, кокосовая голова.       — Я был уткой, а теперь стал кокосом? Что дальше?       — Прежде чем я начну называть тебя лимоном, ты можешь уйти. — она похлопывает Бёль по плечу и говорит: — Я бы хотела, чтобы ты пришла, и мы могли потусоваться. Только их с собой не бери.       — Почему бы тебе не называть меня «дорогой» вместо лимон? — нахально спрашивает Сонхва. Акира не отвечает, но ее руки тихо тянутся к журналу со стола и направляют его на Сонхва, заставляя того взвизгнуть и исчезнуть снаружи.       — От этого проклятого лимона у меня всегда кружится голова. Увидимся, Бёль. — она провожает ее до двери, махая на прощание всем троим. Акира внезапно хлопает дверью, когда Сонхва выглядит так, будто собирается что-то сказать.       — Тебе действительно нужно перестать это делать, или нам когда-нибудь придется заменить дверь, — ругает ее Эмира, пока засыпает конфеты, которых Ёсан взял больше, чем должен был.       — Я не хотела слышать, как он это говорит.       — Сколько еще ты собираешься так с ним обращаться? Эта кокосовая голова по уши влюблена в тебя, и я знаю, что ты чувствуешь то же самое. Но почему ты все время отталкиваешь его?       — Потому что я не хочу, чтобы он так себя чувствовал. Ты же знаешь, что они не должны быть в отношениях! Я причиняю ему боль только тогда, когда заставляю его думать, что он мне нравится…       — Но это правда.       — Не в этом дело… — раздраженно говорит она. — Почему ты не можешь понять? Почему он не может понять? Сонхва не должен быть в отношениях, и это опасно, но он ведет себя так, будто ведет нормальную жизнь, хотя на самом деле это не так. Он даже не должен сюда приходить.       — Вы познакомились еще до того, как он стал стажером, до того, как его забрали. Ты говоришь мне всё это после того, как вы оба столько пережили, а особенно после того кровавого дня…       — Пожалуйста, не поднимай эту тему, — она сжимает руку Эмиры, а ее глаза молча умоляют. — Это было слишком много лет назад.       — Я просто хочу, чтобы ты помнила, через что вы прошли вместе и глупые правила не должны ограничивать тебя.       — Это правила, которые могут убить их, если не подчиняться. Я не хочу, чтобы он был наказан только потому, что у него есть чувства ко мне, потому что этот идиот не знает, когда остановиться.       — В системе беспорядок, и ты это знаешь. Они пытаются сделать из них роботов, а не нормальных людей с чувствами. Но ATEEZ — другие.       — Лучше бы у них не было чувств, мне было бы легче оттолкнуть его.       — Ты же не всерьез…?       — Я серьезна с каждым своим словом. Я не хочу слышать, как он говорит, что любит меня, потому что мне потребуется очень много воли, чтобы не сказать этого в ответ.