Отличная причина, чтобы умереть

      – Только не говорите мне, что вы сейчас серьезно, – проскрипел Злат, маячивший за спиной. Тарталья лишь отмахнулся от него, не желая слушать нудение над ухом, и демонстративно похрустел пальцами, выразительно глядя на Злата. – Вы правда собрались драться с лучшим воином Мекоче просто потому, что у вас жажда битв в жопе заиграла?       – Да ладно тебе, это всего лишь один несчастный поединок, – не внял голосу разума Тарталья, мимолетно касаясь Глаза бога. Тот отозвался довольным урчанием, готовясь в любое мгновение стать смертоносным оружием во имя своего хозяина. – Что со мной станется? Тем более, не думаешь ли ты, что кто-то из них сможет меня одолеть?       – Поразительная самоуверенность, – равнодушно припечатал Злат, впрочем, не вложив в голос ни грамма беспокойства. Правда, он в принципе очень хорошо себя контролировал – не признать это было невозможно, – поэтому добиться от Злата искренней реакции было проблематично. – Вы хотя бы удосужились узнать, есть ли в Мекоче какие-либо ритуалы, затрагивающие поединки? Вдруг вас сделают рабом для плотских утех, если вы проиграете? Или будете вынуждены жениться на противнике?       Тарталья закатил глаза. По его скромному мнению, Злат создавал кучу шума из-за ничего. В конце концов, это всего лишь старый добрый поединок. Что вообще может пойти не так?       Его противница, невысокая, гибкая, как тростинка девушка по имени Лейяти, смотрела на Тарталью со своего конца импровизированной арены, которую местные жители быстренько организовали, пока часть из них занималась вопросами воды, волей Тартальи заполнившей колодец. За завесой из тщедушного внешнего вида скрывался настоящий воин – здесь Тарталью было не обмануть, против него действительно выставили самого сильного воина из всех, кто жил в деревне. Пожалуй, попытайся они обвести его вокруг пальца, он действительно устроил бы погром, попросту не сумев совладать с недовольством.       Но при взгляде на девушку, спокойную и готовую к поединку, зверь, алчущий крови, урчал и готовился к игре, так что его приходилось загонять обратно во тьму, из которой он пришел. Устраивать из битвы кровавое побоище Тарталья не собирался: ему просто хотелось спустить пар.       – Вы могли устроить спарринг со мной, – не сдавался Злат. – Мы бы быстро все организовали, вы бы поваляли меня в пыли и остались бы довольны. У вас что, много свободного времени, чтобы заниматься мордобоем с местными? Мне казалось, что у нас еще было много дел, о которых вы, вероятно, уже успели напрочь позабыть.       – Да перестань, – откликнулся Тарталья, не отводя от Лейяти хищного взгляда. Она легко ему улыбнулась, салютуя копьем, и вернулась к разговору с кем-то из своих соплеменников. – Я хочу развиваться и дальше, а не топтаться на месте. Любой хороший противник преподаст мне хороший урок вне зависимости от того, выиграет ли поединок или проиграет. Если извлечь пользу из битвы, значит, все было не зря.       Злат замолчал, когда к ним подошел судья, вкратце объяснил правила и спросил, все ли понятно. Ничего из ряда вон выходящего Тарталья не нашел: битва должна быть честной, победа засчитывается, когда один из противников оказывается на земле. Лейяти, легко крутившая копье в руках, прямо-таки цвела, ничуть не опасаясь предстоящей схватки, и уважать ее стоило хотя бы за это.       Трусов Тарталья на дух не переносил, как и крыс, и прочих ребяток, которые действовали ему на нервы.       По команде он шагнул к линии, начерченной прямо на земле, и приветственно кивнул противнице. Та просияла, как-то хитровыдуманно поклонившись, а затем встала в боевую стойку с копьем наперевес. Тарталья призвал водные клинки, готовясь сорваться с места в любую секунду, и оглядел Лейяти с головы до ног. Она была боса, носила легкое платье без рукавов и с двумя широкими разрезами по бокам, и все ее тело аж пестрело от количества татуировок, нанесенных на кожу. Среди них Тарталья разглядел несколько птиц, луну и какое-то странное ветвистое дерево – интересно, что эти символы в совокупности означали?       Судья отдал сигнал к началу боя, и Лейяти в мгновение ока оказалась рядом, делая быстрый, четкий замах копьем. Тарталья немедленно поставил блок, крутанулся, делая подножку, но Лейяти отскочила назад, чтобы через мгновение попытаться зайти с другой стороны. Она, черт возьми, улыбалась, когда нападала на Тарталью с целью именно что серьезно ранить, а не зацепить, и не скупилась на силу и скорость, вкладываемые в каждый удар.       Нельзя было не признать, что Лейяти была действительно быстрой, подумал Тарталья, делая пробный выпад, от которого девушка увернулась переходом в нижнюю стойку и тут же контратаковала, выбрасывая вверх копье. Она довольно неплохо читала ритм боя и подстраивалась под него, стараясь вносить свои коррективы, чтобы заставить Тарталью ошибиться. Более того, ее стиль подразумевал много перемещения и обманных маневров, которые действительно могли бы отвлечь кого-нибудь другого, но не Тарталью, который в свое время со Златом насмотрелся на такое количество обманок, что становилось немного тошно.       Страшно Лейяти не было – она на полном серьезе сражалась изо всех сил, и это было именно то, что Тарталья хотел получить, когда вызывал самого сильного воина Мекоче на поединок. Конечно, ей еще предстояло расти и расти над собой – только тогда она стала бы воистину великим воином, слава которого бы гремела по всему Тейвату.       Наконечник копья вдруг загорелся бирюзовым, и Тарталье пришлось уклоняться от ветряного лезвия, сорвавшегося с острия. На бедре Лейяти разгорелся зеленью Анемо Глаз бога, который Тарталья обошел стороной, не став обращать внимание и решив, что это простая безделушка. В конце концов, кто бы мог подумать, что у жительницы какой-то захудалой деревеньки мог быть Глаз бога?       Другое дело, что Глаз бога имелся у той же Яны, которая жила в крошечном захолустье в Беломорье. Так почему же у юной Лейяти из не менее крошечного Мекоче не могло его быть? Тарталья цокнул языком, когда Лейяти начала атаковать его практически беспрерывно: ее татуировки зажглись бирюзой, и скорость перемещения вдруг увеличилась в разы. Ситуация стала опаснее, но от того и слаще – Тарталья уже давно не сражался с противниками, скорость которых превосходила его собственную.       Лейяти отпрыгнула назад, не отводя острия наконечника, и шарахнула по земле мощной ударной волной, которую Тарталья разрубил, а после был вынужден блокировать рывок. Воспользовавшись моментом, Лейти спряталась за волной и попыталась опрокинуть Тарталью на землю, бросив ему в ноги поток ветра. У нее не получилось, поскольку Тарталья разорвал дистанцию и соединил два водных клинка в копье, которое пробно покрутил в руке и довольно хмыкнул.       Он отчетливо услышал чей-то тяжелый вздох. Не надо было быть экстрасенсом, чтобы понять, кто же так тяжко вздыхал на периферии.       В желтых глазах Лейяти блеснула искра восторга, и она с утроенной силой набросилась на Тарталью. Каждый ее удар Тарталья встречал блоком, но с потоком ветра, возникавшим каждый раз, когда копья встречались, совладать было сложнее. Лейяти наседала на Тарталью, ускоряясь все больше и больше, и входила в раж.       Тогда Тарталья подумал, что пора заканчивать.       Выбрав момент, он молниеносно схватил Лейяти за плечи, слегка мотнул в сторону, приподнимая, и мощным пинком сбил ее ступни, едва касавшиеся земли. Она коротко вскрикнула и завалилась на бок. Татуировки на ее коже погасли, как и копье, полыхавшее бирюзой.       Некоторое время на импровизированной арене царила тишина, но вскоре раздались хлопки, которые через мгновение подхватили десятки других ладоней. Тарталья поднял взгляд и с удивлением обнаружил довольные лица местных, которые смотрели на него с нескрываемым одобрением. Он подкинул копье, и то рассеялось голубыми искрами, а через мгновение посмотрел на Лейяти, без особого труда поднявшуюся с земли.       – Лейяти значит «молодая весенняя луна», – весело произнесла она, отряхивая подол юбки от пыли. Тарталья недоуменно выгнул брови, не понимая, к чему все это. Лейяти встретила его взгляд, смешливо прищурилась и добавила: – Степной ветер будет тебе господином, великий воин, а солнце – верным слугой.       – Что? – недоуменно нахмурился Тарталья, но Лейяти, позволив своему копью распасться бирюзовыми бликами, лишь загадочно пожала плечами и ничего не ответила, оставив Тарталью мучиться в неизвестности.       Тогда он пробежался по зрителям взглядом в поисках Злата. Тот стоял рядом с Кваху и, слегка наклонив голову, внимал его речам и жестам с необычайной внимательностью, а в сторону Тартальи даже не смотрел. Неслыханная наглость, подумал Тарталья, в несколько шагов преодолевая расстояние до Злата, и резко дернул его за плечо. Злат лишь на мгновение повернул к Тарталье голову и снова перестал обращать на него внимание, прислушиваясь к скрежещущим словам Кваху.       Вот это нахальство, рассердился Тарталья. Как Злат вообще посмел его игнорировать? Он что, обиделся на то, что Тарталья не стал к нему прислушиваться? Злат-то, непробиваемая чушня?       – Ты что, со мной не разговариваешь? – возмутился Тарталья, грубо пихая Злата в плечо. Тот вздохнул, сделал какой-то резкий жест руками, вызывая улыбку на морщинистом лице Кваху, что было само по себе подозрительно. – Охренел?       – Раз вы не хотите разбираться с последствиями, это вынужден делать я, – ровно ответил Злат. – Будьте хорошим Предвестником, никуда не уходите, пока я уточняю у Кхаэ’Кваху детали.       – Кхаэ? – недоуменно нахмурился Тарталья.       – Это единственное, что вас беспокоит? – спросил Злат, слегка склоняя голову к плечу. – Кхаэ – титул вождя племени или главы поселения. Мы проходили с вами эту тему буквально за три дня до отъезда в Натлан.       Разумеется, тогда Тарталья ничего не запомнил. Его тогда вообще ничего не волновало, потому что он все время думал об ответном письме, которое Тоня прислала ему на следующий день. Она писала, как соскучилась, рассказывала о том, что у них снег не прекращался целых шесть дней и в итоге завалил все, что только можно и нельзя; о том, что Снежана уехала на учебу в Холодогорск, и Антон, привязанный к ней больше всех, плакал всю ночь после ее отъезда; о том, что дела у отца в кузне шли неплохо, а платки матери по-прежнему считались самыми роскошными в Морепеске. Писала Тоня и о том, как Тьюсер приболел и в лихорадке говорил смешные и несуразные вещи, и о том, как выучила новую песню. Эти письма всегда отдавались в груди чем-то теплым и мягким, словно припорошенным только-только выпавшим снежком, и Тарталья в такие моменты осознавал, как сильно ее любит.       Злат стоял молча, сцепив руки за спиной и расправив плечи. Тарталья подумал: каким сейчас было выражение его лица? Улыбался ли он, закатывал ли глаза, поджимал ли губы? Дурацкая маска мешала разглядеть чужие эмоции, и Тарталья вдруг осознал, как сильно зависит от свободы в плане изучения мимики во время разговора. Даже во время боя с Лейяти он машинально обращал внимание на изменения эмоций на лице противницы, потому что считывал по ним реакцию или пытался разгадать ход мыслей.       – Я же победил, если ты вдруг забыл, – напомнил Тарталья. – Все было честно. Не думаю, что меня проклянут на веки вечные за то, что я поколотил их лучшего воина. Забей и не парься.       – Господин Тарталья, – неожиданно вкрадчиво начал Злат. – Я с самого начала знал, что тяга к сражениям в вас куда больше, чем к знаниям. Если бы вы были более внимательны перед поездкой в Натлан, то успели бы уяснить, что в Натлане есть ряд ритуалов-законов, нарушать которые не имеет права никто, тем более иноземец.       Тарталья угрожающе сощурил глаза и слегка наклонил голову. Ему определенно не нравилось, в каком направлении шел разговор, поэтому он схватил Злата за грудки и прорычал тому в лицо:       – Выкладывай.       – О, ничего сверхъестественного, – жизнерадостно проскрипел Злат, который, по всей видимости, наслаждался сложившейся ситуацией на всю катушку. – Вам всего лишь придется объяснять господину Пульчинелле, почему в Одиннадцатом отряде нежданно-негаданно случилось пополнение.       – Ты, блять, зубы мне не заговаривай, – цокнул языком Тарталья, встряхнув Злата так, что его голова мотнулась взад и вперед, а сам он издал стремное кряхтение. – Краткость – сестра таланта.       – Поздравляю, господин Тарталья, – торжественно произнес Злат. – Теперь у вас в услужении есть лучший воин Мекоче – Лейяти, Молодая весенняя луна.       – Чего? – изумился Тарталья, отпуская Злата. Тот невозмутимо поправил сбившийся воротник форменки и снова сцепил руки за спиной.       – По законам Мекоче проигравший в ритуальном бою обязуется посвятить себя в услужение победителю. Желания обеих сторон при этом не учитываются. Хотя нет, подождите: поединки в Мекоче проводятся с какой-то целью, а не просто так, – произнес Злат, хлопнув кулаком по раскрытой ладони. – Значит, у боя есть какая-то подоплека. Ну, знаете, обычное дело – на дуэль вызвать за оскорбление или еще что-нибудь в этом духе. Не просто потому, что приперло спустить пар.       Тарталья посмотрел на Злата так, словно у него выросла вторая голова, и утомленно потер переносицу, бросив на Лейяти, маячившую где-то неподалеку, крайне выразительный взгляд. Та под испепеляющим взором никуда исчезать не спешила, да и не была, по сути-то, ни в чем виновата.       – И ты меня не предупредил? – взорвался Тарталья, вцепившись Злату в плечи. Видят Архонты, от того, чтобы размазать помощника по полу, его отделяли стремительно исчезающие крупицы спокойствия. – Разве это не твоя обязанность – уведомлять меня обо всех подводных камнях, которые даже гипотетически могут встретиться на пути?       – Да, это моя обязанность, – согласился Злат. – Я честно пытался намекнуть вам, что пути назад не будет, но вы не вняли голосу разума. Если вы не научитесь думать своей головой, вы так и будете продолжать влипать в неприятные истории. В один момент меня может не оказаться рядом с вами, и вы сможете надеяться только на себя.       Тарталья заледенел, на его скулах заходили желваки. Что это было: неприкрытое предупреждение или возможное будущее? Он не знал, но мог выбить из Злата признание, однако тот положил ладонь на запястье Тартальи и спокойно произнес:       – Будьте добры, отпустите меня. Люди смотрят, не подавайте им дурной пример.       – Ты невыносим, – процедил сквозь зубы Тарталья, оттолкнув Злата от себя.       – Приму это за комплимент.       Ну и на кой черт Тарталье нужен был помощник, который хотел свалить все обязанности на плечи своего Предвестника? Он недовольно поджал губы, смерив Злата пристальным взглядом, и решил, что в ближайшем будущем обязательно напомнит ему о том, на что Злат подписался. Самостоятельно, между прочим, никто его не заставлял.       – Вы закончили обсуждать свои вопросы? – с вежливой улыбкой проскрипел Кваху, опиравшийся на резную трость.       – Так точно, Кхаэ’Кваху, – тут же отозвался Злат, и Тарталью передернуло от количества доброжелательности в его голосе. – Господин Тарталья готов к церемонии наречения.       – Что еще за церемония наречения? – прошипел Тарталья.       – Ты победил лучшего воина Мекоче и боем заслужил право считаться членом племени, – торжественно произнес Кваху, вознося руки к небу. – Племя давно уже не получало воинов извне. Будет великий пир, и небеса точно услышат наши голоса.       – Придется остаться, господин Тарталья, – благоговейно проскрежетал Злат. – Не может же главный герой вечера и ночи покинуть людей, которые были к нему так гостеприимны, не так ли?       И вот этого засранца Тарталья решил подпустить к себе поближе? Чтобы тот в самый ответственный момент укусил его за задницу и оставил одного в безвыходной ситуации? Охреневая от подлости Злата, Тарталья мог только кивнуть.       Не этого он ожидал, когда отправлялся осматривать подконтрольные ему земли, совсем не этого.