Отличная причина, чтобы умереть

      Как выяснилось, монашку звали Розарией, и она уже долго пасла фатуи, которые ошивались у подножия Драконьего Хребта. С учетом того, что Драконьим Хребтом интересовалось не так уж и много людей, место для ведения каких-то своих темных делишек фатуи под чьим бы то ни было руководством выбрали прекрасное. Впрочем, от внимания сильных мира сего их это не уберегло, и поделом им.       Радовало только одно: Кэйя, будь он неладен, не соврал им и действительно поделился полезной, достоверной информацией. Вероятно, угроза в лице потенциально недовольного Варки работала на отлично, и Кэйя, несмотря на личную неприязнь, внаглую лгать Тарталье в лицо не решился. Стоило упомянуть в разговоре Кэйю, как Розария, выпускавшая изо рта ровные кольца дыма, скривилась, словно сожрала целый лимон, и Тарталья мысленно засчитал очко не в пользу сэра Альбериха.       – Хитрый, как лис, и изворотливый, как змей, – пояснила она, одарив Злата мрачным взглядом, будто это он был виноват во всех бедах. – Работает хорошо, но до чего же скользкий тип.       По крайней мере, за время разговора Розария подтвердила все ключевые пункты, которые и так стали известны через Кэйю, но также добавила, что фатуи – ожидаемо – не носят никаких отличительных признаков, однако зашевелились активнее в последние несколько дней, и если все продолжится в том же духе, то вскоре наступит час, когда они попытаются вытащить свою дрянь на свет божий.       Иными словами – начать активно распространять наркотик в Монде.       И времени у них оставалось все меньше и меньше. Разумеется, можно было наброситься на лабораторию, надежно спрятанную у подножия Драконьего Хребта, и попытаться вытрясти ответы из работников, но где гарантия, что они действительно найдут ответы? Даже если сейчас Тарталья сравняет с землей этот притон, сможет ли он выйти на кукловода, стоящего за всей этой схемой?       Тарталья был бойцом, солдатом, тем, кто умел сокрушать противников, но не играть в подковерные игры. Того, что он знал от Злата, ему не хватало, несмотря на то что в попытке доказать, что он не лыком шит, Тарталья через не хочу впитывал информацию, как губка; однако теория всегда разнилась с практикой, и вот практических знаний ему откровенно недоставало.       Он вступил в должность Предвестника совсем-совсем недавно, откуда ему вообще было знать, что кто-то уже точит на него зуб? Он ведь даже ничего сделать не успел, а уже перешел кому-то дорогу.       Идиотизм, не иначе.       В любом случае, Тарталья решил, что лучше затаиться, ничем не выдавая своих намерений, продолжить следить за ситуацией на Драконьем Хребте через Розарию и информационную сеть Кэйи и чуть что – иметь возможность среагировать на угрозу и попытаться ее предотвратить. Ну, или не на угрозу, а на любое проявление того самого кукловода, который и так изрядно попил крови Тартальи.       Этого самого кукловода хотелось как следует повозить мордой об пол, а потом по возможности переломать все кости и кинуть на съедение чудовищам из Бездны. Тарталья, ощутив небольшой прилив уверенности и ощутив плюс-минус шаткую почву под ногами, понял, что все это время он вел себя как трусливая шавка, забившаяся в угол и поджавшая хвост при виде опасности.       Осознание поведения ударило его кувалдой по голове, когда они возвращались в Монд, распрощавшись с Розарией, которая категорически отвергла любые предложения помощи и гордо растворилась в тенях, и договорившись держаться на связи в случае чего. Тарталья аж встал посреди дороги и мрачно нахмурился.       Злат, шедший по правую руку, остановился и, повернувшись в сторону Тартальи, бросил на него взгляд, а затем так же замер, такой же прямой, как палка, и свел руки за спиной.       – Что-то не так? – ровно спросил он. Посмотрев на него в ответ, Тарталья увидел, как в прорезях маски блестели светлые глаза.       – Скажи, Злат, я трус? – безо всяких предисловий спросил Тарталья. Ему надоело ходить вокруг да около и плести сложные словесные кружева, пытаясь вызнать правду окольными путями. Как же его раздражала необходимость маскировать то, что он думает на самом деле, за сложными речами и ловушками.       Хоть в разговоре со своим помощником он мог позволить себе побыть тем, кем он хочет, а не тем, кем его хотят видеть другие! Надоели со своим этикетом – жуть. Тарталья бы с большей радостью вмазал кому-нибудь в морду, чтобы не зазнавались, а не вот это все.       – Вам честно сказать или соврать полностью? – тут же отозвался Злат, чуть склонив голову к плечу.       Тарталья выдохнул через нос, насупился и скрестил руки на груди. В лицо подул свежий ветер, Тарталья на мгновение прикрыл глаза, успокаиваясь и приводя мысли в порядок. Последнее время проходило в постоянном бегстве от незримого противника, в то время как Тарталья, привыкший сталкиваться со врагом лицом к лицу, понятия не имел, чего ему ждать и с кем он вообще сражался. И это накладывало свои отпечатки на его поведение: из-за этого его охватило желание бежать, бежать, бежать, спасая свою шкуру и унося голову от плахи, что на деле только позорило его.       Он Одиннадцатый Предвестник Фатуи, черт подери. Какого хрена он вообще боится чего-то, что не может увидеть, что не может покромсать на кусочки и скормить рыбам? В Бездне Тарталья видел гораздо, гораздо худшие вещи и до сих пор почему-то жив и даже здоров. И добился желанного высокого положения, а теперь топчется вокруг нее, как заяц-беляк, напуганный хрустом ветки.       В том, что Тарталье угрожала опасность, он был уверен на все сто процентов. Однако это была отнюдь не та опасность, которая заставляла поджилки трястись от ужаса, а кровь в жилах холодеть и превращаться в лед, и все же Тарталья вел себя как последнее ссыкло.       Эта мысль заставила Тарталью поморщиться, словно он сожрал целый лимон. Он анализировал последние события, и его тошнило от того, как отвратительно, недостойно он себя вел.       Позорище. Вот бы под землю провалиться, чтобы никто и никогда его больше не видел.       Тем более Злат, который был свидетелем всей трусости Тартальи.       – Вы не трус, – ответил Злат, выдернув Тарталью из мыслей. Тарталья вскинул голову и уставился на Злата с переполняющим его недоверием. Злат в ответ уставился совершенно невозмутимо, даже бровью не повел. – И никогда им не были.       – Ты вроде такой проницательный и умный, но вообще не заметил, как я себя вел? – напряженно спросил Тарталья, взмахнув руками, как большая птица – крыльями. Действие вышло неловким и неаккуратным, словно у него что-то болело, хотя на самом деле Тарталья был в порядке. – Как последнее ссыкло. И как это так, ты упустил возможность затравить меня за это, хотя обычно никогда ее не упускаешь?       Злат покачал головой. Тарталья сделал шаг к нему, крепко схватил за плечи и резким движением встряхнул, как бутылку игристого вина. Под пальцами он ощутил стальные мышцы рук и машинально отметил в очередной раз, что для такой немощи, привыкшей прятаться в тенях, Злат был сложен удивительно крепко.       – Есть вещи, преодолеть которые можно лишь самостоятельно, – ответил Злат, не вырываясь и даже не дернувшись, когда Тарталья сжал его плечи крепче, внимательнее вглядываясь в скрытое под полумаской лицо. – И понимание которых приходит только со временем. То, что вы столкнулись с чем-то впервые и испытали эмоции, которые вас поглотили, – это не трусость. Это то, что надо просто осознать, чтобы впоследствии знать, как справляться с подобным. Если вы не справляетесь сейчас, вы обязательно справитесь потом.       – Но я постоянно бегал от проблем, – проговорил Тарталья, поджимая губы и стискивая зубы до боли. Ощущение собственной слабости выворачивало ему нутро наизнанку и заставляло чувствовать себя отвратительно ничтожным и бесполезным и будило застаревшие воспоминания о прошлом себе. – Это же проявление трусости в самом мерзотнейшем из ее видов.       – Зато теперь вы на личном опыте уяснили, что с вами так тоже может быть, – сказал Злат. Тарталья наконец-то отпустил его плечи, отступил на шаг и, развернувшись на пятках, пошел дальше по дороге. Почему-то он чисто физически не мог заставить себя смотреть Злату в лицо. Через пару мгновений Злат догнал его, поравнялся и продолжил: – Как бы вам ни хотелось верить в обратное, вы не всесильны, господин Тарталья. И подвержены обыкновенным человеческим эмоциям точно так же, как и все люди.       – И ты тоже? – не мог не спросить Тарталья.       Верилось в это с трудом, потому что Злат всегда держал себя в руках и, казалось, время от времени не испытывал ровным счетом никаких эмоций. Атрофировалось у него что-то в голове, что ли?       Или Злат просто обладал таким самоконтролем, что вообще забыл, что такое чувствовать?       – И я тоже, – согласился Злат. Тарталья покосился на него с недоверием, Злат ответил спокойным взглядом. – А вы что думали? Что я какой-нибудь робот или кукла?       – Иногда я в этом уверен, – проворчал Тарталья.       Широкая дорога, усыпанная песком и мелкими камешками, хрустела под подошвами сапог, с верхушек деревьев пели птицы, прячущиеся в зеленеющих ветвях. Небо начинало темнеть, затягиваясь низкими кудрявыми облаками, солнце медленно катилось к горизонту, обливая округу золотистым светом. Насыщенно-рыжие лучи брызгали в глаза, вылизывая лицо, и заставляли жмуриться до цветных пятен на изнанке век.       Оглядываясь по сторонам, Тарталья не мог не признать: в Мондштадте было неплохо. Это не бесконечные леса Сумеру, это не сухие пески Натлана, не воды Фонтейна. Мондштадт дышал зеленью и жизнью, вызывал удивительно приятное расположение духа и просто поднимал настроение своими симпатичными пейзажами.       До этого во время их путешествия по Мондштадту Тарталья был так поглощен своими мыслями и переживаниями, что даже толком не мог оценить обстановку.       А сейчас ничего, как-то даже пооклемался. Даже признался себе в том, что пейзажи Мондштадта ему нравятся. Правда, в сравнение с величественной красотой Снежной, укутанной в снега и морозы как в роскошную меховую шубу, эти пейзажи не шли. Тарталье больше по душе были льды и безжалостные холода, а не цветущая зеленью природа.       – Вы же не серьезно, – протянул Злат и, если верить периферическому зрению, глянул на Тарталью. Тарталья криво улыбнулся и неловко пожал плечами, чувствуя себя немного не в своей шкуре. На Злата он по-прежнему прямо не смотрел. – Вы серьезно.       – У Дотторе есть эти его клоны или как их там, эти его жуткие дубли, короче, ты тоже очень даже можешь быть куклой или каким-нибудь роботом, – ответил Тарталья, упрямо глядя перед собой. – Я бы этому не удивился.       Злат вздохнул так тяжело, словно на его плечи свалилась вся тяжесть Селестии, парящей в небе на своем летающем острове. Тарталья напыжился, готовясь принимать моральный удар от Злата, который обычно особой тактичностью не отличался и всегда подбирал слова так, чтобы задело посильнее и болело подольше. И в то, что сейчас Злат вообще говорит мягко и доходчиво, Тарталья верил с трудом.       И подсознательно ожидал, что Злат обязательно его отчитает, как нашкодившего ребенка, и опять заставит чувствовать себя так, словно он сделал все не как надо и везде, где только мог, бездарно проебался.       Что, впрочем, было не так уж и далеко от правды.       – Хорошего же вы обо мне мнения. Мне нравится, – монотонно отозвался Злат. Они относительно быстро шли по направлению к городу, который уже маячил вдалеке угрожающим возвышением из камня и стали. Тарталья, глянув на Монд, недовольно сморщил нос, будто город нанес ему какое-то личное оскорбление.       Тарталья уже собирался было открыть рот, чтобы ответить, как Злат заговорил первее:       – Нет ничего страшного в том, чтобы бояться неизвестности. Это не значит, что вы трус, это не значит, что вы потеряли честь и достоинство, которые у вас были. Неизвестность пугает, это часть человеческой природы, а вы, несмотря на чудовищную силу и позицию Предвестника, все еще остаетесь человеком. А значит, можете бояться, особенно когда попадаете в обстоятельства, в которых раньше не были. Потому что все ситуации разные, все обстоятельства тоже. Важно лишь то, как вы с ними справляетесь и какой урок выносите в итоге.       – И какой урок я должен вынести из нынешней ситуации? – проворчал Тарталья, потирая нос, и повернулся к Злату. Тот поглядывал то на него, то на дорогу, стелившуюся под ногами грязной пыльной лентой с редкими вкраплениями зеленых островков травы.       – А это придется решать вам самостоятельно.       – Ты же знаешь, куда я тебе эти загадки запихнуть могу?       – Даже если вы будете мне примитивно угрожать, в конце концов пережитый опыт – только ваш опыт и ничей иной, – невозмутимо отозвался Злат, словно это не ему грозили расправой очень специфичного толка. – И только вам решать, как его интерпретировать и какие выводы делать. Поглядите на себя. Еще недавно вы нервничали и больше походили на животное, попавшее в капкан, а теперь ничего, даже бодрячком держитесь и не смотрите на окружающих бешеной псиной, которую лучше пристрелить, чтобы не мучилась.       – Кого ты назвал бешеной псиной? – возмутился Тарталья, с силой пихнув Злата в плечо. Злат чуть пошатнулся, но быстро вернул равновесие, потирая ушибленную руку.       – И огрызаться начали, – добавил он, чуть склонив голову вбок. – Все как в старые добрые времена. А значит, адаптировались. И пришли в норму. Вот так это и работает. Вам просто достаточно было некоторое время порефлексировать, подумать о том, что происходит и что вы делаете не так, и вот вы здесь. С новым опытом, знаниями и пониманием.       – Так просто? – неверяще нахмурился Тарталья, почесывая лоб. На шаге в лицо попал особенно настойчивый луч солнца, и когда он прищурился, ему показалось, что он увидел на губах Злата бледный отблеск улыбки.       Единственный раз, когда Тарталья видел улыбку Злата – настоящую, а не ее вымученное подобие, – был в детском приюте, когда они играли в снежную битву. И все, больше никаких Тарталья улыбок – и это-то к вопросу о самоконтроле Злата.       Ну и ладно, не то чтобы очень-то и хотелось. Делать Тарталье нечего, кроме как улыбки наглого помощника считать.       – Иногда все зависит только от сознательности человека и его умения думать, – ответил Злат, некоторое время подумал и добавил: – С последним у вас определенно проблемы.       – Да ты!..       Злат сорвался с места прежде, чем Тарталья ударил его под ребра, и помчался по дороге на полном ходу. Тарталья, кинув возмущенное «эй!», помчался следом, уже прикидывая, как перекинет нахального агента через бедро и впечатает в землю. Для человека, который должен был слушать своего Предвестника и внимать каждому его слову, у Злата был чересчур длинный язык и чересчур большое самомнение, а еще отсутствие страха перед последствиями.       И Тарталья не хотел признаваться в том, что ему это нравилось.