О ведьмах и о судовых докторах

      Каюта тесная; её можно было назвать клеткой, но Диане она казалась кусочком дома, крошечной комнатой в тёплом, безопасном особняке.       Отчуждённом.       Живом.       — Нет, — шипение, Ливси прикрывает губы ладонью, — Не смей, — жалкий булькающий звук.       Мир дрожал; сейчас, он сорвался на медленный танец, пышной тошнотворно-пёстрой юбкой кружа перед глазами. Диана беспомощно цеплялась за грубую койку пальцами — за единственный, неподвижный предмет в её сознании.       Спасительный обломок.       — Дрянь, — пробившийся шотландский акцент превращает хлипкую ругань в хрип.       Хватка утопающего слабеет, соскальзывает; Ливси оступается, падает на скрипящие доски — глухого удара она не чувствует.       Подобрав под себя ноги сжимается.       — Диана Ливси, возьми себя в руки, — тяжелое бормотание, надежда собраться, — Ради неё, — она резко садится, переступив липкими ладонями, покачнувшись выпрямляется, чуть откинув голову, — Ради, — Ливси мешкает, замолкает, отбрасывая мысли о семье от них стало только хуже.       Желчь обжигает язык.       Диана сглатывает, кашляет — не сдаётся. Опирается на край койки; опустив лицо держится, затихает, прислушиваясь к шёпоту корабля.       Время тянется, чувствуется приглушающим плотным одеялом.       В его плену Ливси не сразу различает стук в дверь — ритмичный, как что-то тайное, шифр.       Его достаточно, чтобы подсказать личность гостя.       — Сквайр! — первая попытка оказывается просто смехотворной.       Стук становится напористее.       — Тише, Джон, прошу, — ноги непослушные, слабые, по ощущениям чужие, но на удивление способные держать тело, — Тише! — каждый шаг пружинит, как при прогулке по гибкой доске.       Стук не прекращается.       Диана почти налетает на дверь, она едва различает её — вовремя подставляет руки, кажется, пугая этим гостя — ещё сильнее.       — Хватит, — Ливси бьет кулаком по древесине — останавливается, пробует восстановить сбившееся дыхание; громко дышит, срываясь на выдохи через нос.       Тишина.       Ей требуется несколько бесконечно долгих минут, чтобы впустить Трелони.       И ещё немного, чтобы отойти.       — Диана! — тревога; поддавшись вперёд Сквайр осторожно подхватывает её, придерживает, подставив плечо.       — Морская болезнь, — оправдание; Диана слабо упирается, но позволяет довести себя до койки, помочь сесть, — И в этой — глупости нет смысла, — она покорно дожидается хлопка двери — дожидается, когда Трелони опустится рядом.       — Я не найду себе места, если оставлю вас одну в когтях опасности — здесь, в окружении негодяев, тем более в таком состоянии, — торопливое сетование.       — Разве, не вы сами набрали их в команду? — замечание.       — Ты, моя дорогая, ты, — предложение.       — Хорошо — «ты», — согласие; Ливси кивает, прислоняется к плечу Сквайра.       — Мы не можем доверять им полностью, — робкое прикосновение; Трелони проводит по свободному рукаву мужской рубашки, неуверенно приобнимая.       — Я понимаю, — смирение.       — Если капитан вновь, — нарастающая ярость.       — Нет нужды, — лепет.       — Но, — короткий протест.       — Здесь — нет его вины, — сопение, — Я была слишком безрассудна, — поёжившись, Диана прячется в чужом тепле; её становится легче, она находит свой якорь.       — Человек такого ранга и положения не должен, — кипение.       — Прошу, — повторяет Ливси, — Я не хочу об этом слышать — пусть, это останется там — снаружи, — сдавленное требование.       — Диана, — удивление.       — Просто останься со мной, пожалуйста, — гудение; слепое трение щекой о колкую ткань накидки.       — Не оставлю, — порывистая клятва.       — Спасибо, — расслабленная, открытая доверчивость заставляет Сквайра выпустить — теперь, он чуть придерживает, почти кончиками пальцев; простое чувство меры. Если позволить себе слишком много Ливси скроется в своей колючей раковине, закрываясь от всех — от помощи.       Последняя благодарность — они больше не говорят; достаточно компании близкого друга, чтобы чувствовать себя в безопасности. Проблеск спокойствия.       В надежных руках — за прочным щитом.       Диана инстинктивно млела; крепко щурилась, но — это не продлилось долго, время сорвалось с цепи.       — Если ты переступишь порог.       Что-то холодной змеей сворачивается в груди.       — Если ты переступишь порог, то никогда не сможешь вернуться в гнездо.       — Нет! — Ливси вырывается, движением смахивает прикосновение, — Хватит, — вскочив, резко отступает, путается в ногах, но держится, балансирует.       — Дорогая, — подняв ладони в защищающимся жесте, зовёт Трелони.       — Возможно, — Диана коснулась пульсирующего болью виска, — Возможно, мне стоит подняться на палубу, но перед этим — камбуз, — слепое обращение.       — Если — этот негодяй будет там, — предостережение.       — Я попросила, — напоминание.       — Это может быть опасно, — предупреждение.       — У Сильвера должно быть что-то от морской болезни — иногда кок бывает лучше опытного доктора, — детское упорство; Ливси уходит от протянутых в беспокойстве рук, отряхивается.       — Милая, — трепет.       — Я справлюсь, — возражение.       — Позволь мне сопроводить тебя, — почти приглашение на танец.       — Ты пожалеешь о своем решении.       — Не нужно, — мягкий шлепок по кисти. Диана направляется к двери; нарочито громко чеканя неровный шаг — она споткнулась несколько раз, зацепившись за доски.       Хрупкое доказательство собственной силы; оно рушится, когда вслед переступив порог Сквайр поймал её под руку, удерживая от падения.       — Сейчас — неподходящее время для гордыни, — чуждая серьёзность, непривычная, поэтому болезненно оглушающая — вынуждающая подчиниться.       — Верно, — вздрогнув, Ливси чуть не произносит чужое имя, прикусывает язык, — Буду, как ягнёнок на ленте, — фырканье.       — Каюта, — последний шанс.       — Мы спустимся в камбуз, — условие.       Трелони ей не перечит, только направляет.       Что-то пугающее, отчаянное, но вызывающее сочувствие промелькнуло на лице Дианы.       — Наверно, это грустное зрелище, — перешагнув сразу несколько ступеней, Ливси заговорила прежде, чем затихнуть вновь.       Она действительно выглядела нелепо; крепко собранная, ниже Сквайра на целую голову, бледная девушка в мятой мужской одежде — олицетворение бунта; её можно было счесть за провинившуюся юнгу.       — Ещё немного, — ненужное утешение.       — Добро пожаловать! — Сильвер замечает их раньше Джемаймы.       — Доктор! — Хокинс бросается к Диане, встревоженно ласкается.       — Юнга, послужи гостье, — к счастью, кок понимается всё также быстро, как и видит — он широким жестом указывает на ящик, как радушный хозяин.       От — этих слов Ливси хочется зашипеть, но, кто она, чтобы, едва держа голову спорить с человеком, превосходно управляющимся даже с одной ногой.       Пришло время наступить себе на горло и приняв помощь опуститься, нескладно уткнуться носом в успевшую пропахнуть духом камбуза рубашку Джемаймы и принять услугу.       — Тише, тише, тише, — Сильвер аккуратно отстраняет Хокинс, протягивает кружку, — Это не бренди, но должно помочь, — снисходительность.       — Благодарю, — если бы в кружке был яд, то Диана бы не удивилась и не отказалась от подношения, просто бы приняла.       — Дальше — я справлюсь без посторонней помощи, — ощутимый хлопок по гудящему плечу, — Добрая доктор скоро к вам присоединится, — открытый намёк.       — Доверьтесь ему, — просьба.       — Как мило, — смешок.       — Джемайма, прошу, подмени Абрахама — ему нужно немного свежего воздуха, — укол вины; из-за неё Грей вынужден сторожить «лазарет».       В ответ она не вслушивается, как и не провожает взглядом уходящих.       — Так, почему милая доктор решила прибегнуть к самовнушению? — на грани насмешки.       — Раньше — это помогало, — откровение, — Мне не нужно сочувствие, — кошачий оскал.       — Я не желаю тебе зла.       — Тише, — повторяет Сильвер, — И у хороших людей бывают плохие дни, — он отходит, невозмутимо возвращается к работе, оставляя Диану один на один с воспоминаниями, — Если вам нужно поделиться, то я буду нем, как мертвец, — перешагивает границу.       — Благородно, но излишне, — глоток.       — Как скажите, доктор, — пожав плечами, Сильвер взвешивает нож в руке.       — Вы мне не нравитесь, — неразличимый в звуках ожившего камбуза выдох.