***
Когда смысл информации пробился через пелену шока, достучался молоточком до трещины, Сугавара бросил мёртвый взгляд на двоих молодых людей напротив и бесцветно спросил, не зная, чего действительно хотел услышать: — И что теперь? — Хороший вопрос, — медленно протянул Кенма, поправляя галстук. — Мы не наёмники, чтобы вестись на деньги каких-то там влиятельный уёбков, но… Парень замялся, задумываясь о том, что неправильно преподнёс информацию. Никаких «но»: Некома за такое дело никогда не возьмётся. Разве что, в случаях исключительных, но исключения в отношении Сугавары Кенма делать не хотел по двум причинам: «влиятельным уёбкам» они не прихвостни, вторая — полное доверие Куроо. — Но?.. Коуши вдруг перехватил его взгляд. Золотистые глаза встретились с медовыми: разгоревшийся интерес друг к другу достал из пучины размышлений. — Ситуация такова, что этот «клиент» не успокоится, пока своего не добьётся. Он тебя боится. Вернее, информации, которой ты обладаешь, — сцепив пальцы, Кенма положил на них подбородок. — Иными словами, ты приговорён. Не те ни место, ни время, ни человек, с которым ты связался. Гримаса боли на секунду исказила красивые черты. Коуши не этого хотел услышать. — Почему вы мне об этом рассказываете? Зачем? — Потому что хотим наебать этого козла, — громогласно сообщил Куроо, тут же поясняя: — Во-первых, ты мне понравился. Во-вторых, нам нужны люди. В-третьих, ты нам в этом поможешь. — В смысле? — впервые за всё время разговора в глазах Сугавары мелькнуло что-то на подобие интереса. — Как? — Некома — агентурная сеть. Мы работаем на разных уровнях, и, поверь, испортить жизнь очередному богатому пидарасу для нас не стоит ничего. — Куро… Многозначительно одёрнул его Кенма, жирно намекая о соблюдении субординации, одним только взглядом убеждая, что «большой злой начальник» здесь он. Смиренно выдохнув, Куроо продолжил: — Ты работаешь на нас и, как бы, для внешнего мира исчезаешь. А этот урод пусть думает, что мы приняли заказ. Карма-матушка рано или поздно его настигнет, а ты… ну, считай, почти ничего не потеряешь. Забудешь не то что про прошлое, но и о будущем не особо станешь задумываться, — ехидно улыбнувшись, Куроо близко-близко склонился над Сугаварой, почти шепча: — Что скажешь? А сказать было нечего. После ночи с Тоору Коуши мало в чём соображал, и атака на его расхристанные эмоции обернулась триумфом. Козуме мягко положил руку ему на плечо: — Я понимаю, это сложно осознать сразу, но выбора у тебя нет. Посиди, обдумай всё. Мы с Куро вернёмся через полчаса. Куро? Волна неконтролируемой дрожи сотрясла всё тело. Оставшись в пустом сером кабинете совершенно одним, Коуши будто растерялся. Он не рыдал, не плакал, не кричал, а просто трясся, открывая рот в немом крике. В одно мгновение его лишили всего: прошлого, будущего, настоящего. И за что?! За то, что он любил, просто любил, не требуя ничего взамен. И результатом бескорыстной любви стало решение его уничтожить? Сильный спазм перехватил горло, душа сухими рыданиями. Сильный настолько, что ещё немного — и он задохнётся. Задохнётся, мечтая только об одном — чтобы спасти не успели, чтобы всё это кончилось так же быстро, как и началось, чтобы раз и навсегда исчезнуть по-настоящему получилось, чтобы никто не пришёл… Щёки горят от ударов, звук шлепка ладони о лицо оглушает, но тут же приводит в чувство. Чувство ненависти к жизни: зачем Куроо и Кенма вернулись так рано. Слёзы и голос наконец прорываются. — За что они так?! — слышится сквозь рыдания и стук зубов, но градус спадает, оставаясь на теле крупной дрожью. Кенма, ловко расстегнув пуговицы, снимает пиджак и, укрывая им Сугавару, обнимает парня за плечи. — Я не дам тебе ответа. Могу сказать только одно: стать одним из нас будет практически невыносимо, но Некома тебя не бросит, мы со своими так не поступаем, — губы растягиваются в слабой улыбке, убеждая, заверяя в том, что Сугавара больше никогда одним не останется. — Умереть и родиться заново — неплохая альтернатива смерти по заказу. Негромкий, убаюкивающий голос Кенмы расслабляет, заставляет довериться, заставляет самому себе подписать либо приговор, либо контракт на приобретение новой жизни. Мысли уже не так разъедают мозг, и Сугавара просто отключается, сползает с кресла, оказываясь спасённым Куроо, спасённым Куроо во второй раз. — Гото-о-ов, — с какой-то искренней радостью протягивает Тецуро, умещая Коуши у себя на плече. — Отнесу его на попечение Широфуку. Она сегодня тут. — А Яку? — хмурится Кенма, потирая виски пальцами: не очень хотелось, чтобы знакомство Сугавары с Некомой начиналось с них. Ничего личного, просто «сладкая парочка» уже всех заколебала. Нет, в их профессионализме им равных нет: Яку любого дрища превращает в боевую тактическую единицу, а Шифуроку — вторая Мишель Берк со своими обросшими вокруг её умения наносить грим и менять пластику с голосом легендами. И только это, пожалуй, их от гнева Кенмы, босса всея корпорации Некома, и спасает: «Кролики из Кентукки» все углы облюбовали. — Яку завтра возвращается, — бросает на ходу Тецуро, — как раз новичком и займётся. — Куро? — тихо зовёт его Кенма, не сдерживая улыбки: уж больно трогательно его партнёр с человеком на плече смотрится. — Почему ты привёл именно его? — Хм… — парень задумывается, вмиг становясь серьёзным, — не знаю. Просто… Может, человеком хочу остаться. А, может, он тот самый. Ну, кто поможет нам этого гандона с верхов скинуть. — Как знать, как знать. — Ревнуешь? — ухмыляется, оборачиваясь на Кенму через свободное плечо. — Не более чем, — скрывает смущение хладнокровием, произнося: — Юки привет.***
Сугавара пришёл в себя где-то в середине вечера. Очнулся в компании Шифуроку и дальше всё — пошло как по накатанной, в пьяном бреду кубарем катилось. Правда, из чувства неопределённости девушка всё же его вытащить смогла. Делала это только по-своему, своими методами, которые сами из себя — шокотерапия, комбинированный метод дрессировки. И первый этап «приобщения к культуре» — бутылка виски, пачка крепких сигарет и для первого раза слишком странный приказ: — Пей, кури и вываливай всё своё дерьмо, как только мерзость из этой бутылки окажется у меня в стакане. Сугавара недоверчиво посмотрел на невысокую девушку из той серии, каких о возрасте лучше бы спрашивать заранее. Однако ничего безобидного в ней не было — подсознание кричало, нет, с ума сходило от её предупреждающе обманчивой ауры. И сомнений в том, что снесёт голову, даже не запачкав кипельно-белую рубашку, — даже не возникало. «Просто будь начеку», — сказал Коуши сам себе, искренне надеясь, что Кенма не врал, что Некома действительно «своих» не бросает, даже если он для них по факту чужой. Они предавались грусти ровно до того момента, пока литровая бутылка отборного вискаря не опустела. Коуши то плакал, то смеялся, то матерился, рассказывая про злоключения прошедшей недели. Шифуроку в ответ лишь молча дымила, наблюдая за ним, периодически попивая алкоголь и хмыкая. А когда парень дошёл до нужной ей консистенции, она пнула его на диван и сверху набросила плед, отдав ещё один странный приказ: — Не переживай, завтра приедет Яку и всю эту хуйню из тебя выбьет. Спасибо ещё скажешь: и мудозвона своего забудешь, и всю свою жизнь до, — ухмыльнувшись пьяным непонимающим глазам, девушка расправила мягкую ткань на его ногах: — Всё, спи, сладких снов. Шифуроку ещё долго пускала сизый дым, медетируя на тлеющий на конце сигареты оранжевый огонёк. Периодически посматривая на мирно спящего парня, она мысленно прокручивала услышанное, пытаясь сопоставить не сопоставимое, пытаясь просунуть кубик в кружок или склеить между собой пазлы двух разных картин. Непонятно было и то, ради каких целей Куроо приволок его в Некому. «Он не выживет», — заключила в конце концов про себя, тут же ругаясь: внешность, порой, обманчива. И Шифуроку знает об этом, как никто другой. Знает, что за внешней хрупкостью зачастую скрыт мощнейший, разбивающий всё стержень. Затушив окурок в пепельнице, девушка приоткрыла окно, впуская в помещение тёплый, пропахший нагретым асфальтом воздух, и вышла из комнаты, тихонечко прикрывая за собой дверь. Заключительные этапы её подошедшего к концу дня — душ и крепкий восьмичасовой сон.***
Да, именно так всё и было. Сугавара уже второй год живёт чужой жизнью, с другим именем, не своей внешностью, встречаясь с настоящим собой лишь в зеркале, по ночам впиваясь ногтями в плечи, до крови кусая губы. И это сделал с ним тот, кого он любил больше себя. Отец Дайчи заказал его, как какого-то преступника: просто, легко и бесчеловечно. А Коуши тогда и не верил ведь. Не верил, пока не увидел запись, сделанную скрытой камерой: заслуга Куроо, не упускающего возможности собрать побольше компромата. Но да будет так. В конце концов, он всё же оказался дома, в скромной квартирке неприметного кондоминимума на окраине Токио, топя в его пустоте раздражение неторопливыми пассажирами. Лучший агент Некомы, мать его. Сугавара и внимания никакого особенного не привлекает. «Милый молодой человек в очках», — всё, что присутствует в отзывах соседей и продавцов, с которыми он пересекается крайне редко. Да и на вид ничего особенного. В новой жизни у него чёрные волосы, зелёновато-карии глаза и очки в тёмной оправе, потёртые джинсы, свитшот, куртка и белые кроссовки с неизменным плеером. Вот и всё, таков он, Сугияма Юкио, специалист по информационной безопасности, работающий над проектами в разных городах и странах. Сугияма закрывает дверь на ключ, прикрывает жалюзи и бросает парик на кровать. Следом в помойку летят линзы, а тональный крем стекает под горячими струями, позволяя гримировочному тейпу слететь от влаги и открыть родинку под левым глазом Сугавары Коуши. «Прошлого уже нет, будущее — призрачно, но ты есть в настоящем. Вот здесь и живи». — Вы были правы, Яку-сан, — шепчет темноте, зарываясь лицом в подушку. — Я до сих пор есть в настоящем, здесь и живу.***
— Некома где-то между якудза и спецслужбами. Заказы поступают от органов, когда у них руки связаны законом. Мы применяем любые методы, но и о мирном люде печёмся очень даже. Это главный приоритет, — поясняет Куроо, когда очухавшийся новичок с полной уверенностью принимает условия Некомы. — Три месяца на стартовую подготовку — там посмотрим, где тебя лучше применить. Что там у нас с расписанием?.. — глазами обводит небо, но не так чтобы это делать обязательно: для создания атмосферы. — Сначала поступаешь на обучение к Яку и, если выживаешь, переходишь под моё тёплое крылышко. Вождение, стрельба, поджоги и взрывы… теплее не придумаешь. А дальше, если выйдет толк — пойдешь выше. Вопросы? — Что значит: «Если выживаю после обучения с Яку-саном?» — спокойно интересуется Сугавара, стараясь не вникать в смысл слов Куроо слишком буквально. — Он будет орать и размазывать тебя по стенке. К концу дня ты будешь ощущать себя полным ничтожеством. Ещё вопросы? — Кто я теперь? Здесь и для остального мира. — недрогнувшим голосом спрашивает Коуши, вставая, пристально смотря в глаза «наставнику». — Пропал без вести, — бездушно бросает, накидывая вариантов: — Может, и вернёшься когда, но пока, — разводит руками, — пару месяцев ты никто. Потом, когда Широфуку натаскает тебя, что-нибудь придумаем. Такой вариант тебя устроит? Коуши согласно кивает, стискивая зубы при мысли о родителях: младшему опять все лавры достанутся. А Дайчи… переживёт как-нибудь. Возможно, из всех вариантов, жизнь подбросила ему не самый худший. — А если я облажаюсь на задании? — прищурив глаза, Сугавара уставился на собеседника. Однако Куроо словно ждал этого вопроса. Коварно улыбнувшись, он без зазрения совести ответил: — Самоубиться — лучшее, что ты можешь сделать.***
Куроо не соврал. Сугавара убедился в этом лично, когда на следующий день Яку и правда размазал его. Нет, он немного объяснил, что и как тот должен делать, а потом — размазал, только и делая, что швыряя тощее тело по татами. Маленький, сухой и жилистый, он обладал железными руками и управлял ими так искусно, что чёртов Эдвард руки-ножницы мог бы молча подержать его пиво, а ноги… Поначалу Сугавара ещё успевал уворачиваться: навыки, полученные на тренировках по борьбе в средней школе очень удачно в тот день пригодились. Однако против этого злобного хоббита в скором времени перестало срабатывать всё. — Вставай! — рявкал он, и Сугавара вставал. Час или полтора вставал, а потом еле-еле мог подняться на четвереньки. Тела парень не чувствовал, а во рту пересохло так, что он воздухом начинал давиться. Но Яку лишь презренно смотрел, не произнося ни слова. Только поинтересовался: — Ну, как дела? — Пиздец… Просто охуеть — не встать. Яку медленно подходит к Сугаваре, присаживаясь на корточки, и поднимает парня за подбородок, сильно надавливая пальцами на точки выхода нервов, и пронзительно смотрит в глаза. — Что? Встать не можешь? — парень бьёт Коуши под дых, заставляя его рухнуть на локти. — Ты должен! Ты. Всегда. Обязан. Подниматься. Вставай! — Сука! — сдавленно шипит, сплёвывая кровь. Мориске довольно щурится: боль и агрессия — главное для мотивации бойца. — А ну, вставай, блять! — рявкает Яку, занося ногу для пинка. Однако Сугавара дёргается, резко хватая сенсея за стопу, и из оставшихся сил рвёт на себя. Яку успевает сгруппироваться и в последний момент не падает — профессионально делает кувырок и через секунду стоит на ногах, загораясь азартом. Коуши медленно поднимается, вытирая пот со лба, въедаясь в парня ненавидящими глазами. С утробным рыком он накидывается на Яку, оказываясь отшвыренным, но тут же встаёт снова, принимая стойку. На этот раз взгляд холоднее. Сугавара пытается анализировать ситуацию и управлять собой — справляется и с отчаянием, и с гневом. «А он не простой, совсем не простой», — ухмыляется Яку, впервые за долгое время получая от тренировки с новичком удовольствие. Где-то верещит будильник, сигнализируя об окончании «пизделки ради благого дела». Сенсей кланяется своему кохаю и медленно направляется к скамейкам, проговаривая: — Поздравляю, экзамен ты прошёл. С завтрашнего дня приступаем к настоящим тренировкам. — Эм-м-м… — протягивает Сугавара, не совсем догоняя. — Экзамен? — …тест на профпригодность, если хочешь. На заданиях тебя не будут гладить по головке и ждать, пока ты встанешь. Сила определяется не тем, как сильно ты можешь ударить. Всё зависит от того, какой силы удар ты можешь вынести. Держишь удар — будешь идти вперёд. Нет — прощаемся. Коуши молчит, внимательно, с особым восхищением, слушая наставника. Проникнуться его словами пока ещё тяжело, но уверенность вместе с болью перетекает по венам к сердцу: он это выдержит. Яку подходит ближе, меняя выражение лица с сурового на дружелюбное, и произносит то, что в корне меняет прошивку старого системного обновления сознания: — Тебе надо научиться отпускать прошлое и быть здесь и сейчас. Прошлого уже нет, будущее призрачно, но есть ты в настоящем. Вот здесь и живи.