***
Чёртова старшая школа «равно» неразделённая любовь. Ассоциация большинства людей, среди которых оказался и Кейджи, когда безнадёжно влюбился в капитана своей волейбольной команды. И играл ведь раньше в своё удовольствие. Излишнее внимание Бокуто всё погубило. Даже в колледже без родного: «Хей-хей-хей! Акааши! Ты видел?! Это был идеальный удар!» — пасы отдавать никому не смог бы. Да и в школе на тренировках выкладывался на полную лишь для того, чтобы продолжать играть с Бокуто в основном составе: цеплялся за возможность касаться его во время победных объятий. Сам Котаро о существовании границ в принципе никогда не знал. Считал Акааши настолько охренительным другом, что в любое время мог к нему завалиться домой, чтобы всем-всем происходящим в своей жизни поделиться. Любовными делами — в том числе. Неудачами — особенно. И в такие моменты режим «нытика-Бокуто» включался на полную: капитан сворачивался в рогалик на кровати Кейджи и мрачно молчал, хлюпая носом, пока связующий терпеливо гладил широченную спину. После этого его обычно прорывало: завывая, он вещал о душевных терзаниях, только усугубляя ситуацию. Не свою — Акааши. Сгребал друга в охапку, как дакимакуру, и засыпал, расслабляя на его талии руки. После таких моментов напрягался уже Кейджи, запираясь на половину вечера в душе, мечтая, чтобы вместо его ладони была ладонь Бокуто. Какое-то время тешить себя мечтами, что возможно когда-нибудь что-то да будет, — получалось. Однако вскоре эти глупые мысли пришлось смять и нехотя попытаться закинуть их в корзину. Но последняя надежда умерла, когда на третьем году старшей школы в жизни Бокуто появилась Мо. Миниатюрная, с лучащимися карими глазами, вздёрнутым носиком и тёмными кудряшками грёбаная Мо. Бокуто буквально носил её на руках, а она одним касанием тонких пальчиков умудрялась выводить его из истерики. Акааши оказался ему не нужен. Акааши перестал быть его единственной опорой. Акааши стойко продолжал играть роль лучшего друга, напрочь забыв о волейболе в колледже, погрузившись с головой в музыку. Друзья хвалили его игру, часто звали с собой на встречи и тусовки, в которых парень не видел особого смысла. Ему было больно, неимоверно больно думать о том, как объект мечтаний дарит объятия и поцелуи не ему, как он счастлив с другой в постели и как ему с ней хорошо. Насильно запер самого себя в камере-одиночке, своими же мыслями причиняя вред телу. Акааши и напился-то первый раз в этом баре. Даже снял какую-то девицу, в пьяном угаре считая, что это нормально, что так делают все, когда им больно. Да и отсосала она ему качественно, напоследок бросив что-то вроде комплимента: «А ты красивый. На таких спрос, сладкий». Однако утром было противно. Опустошающе мерзко, будто снял не он, а его. И лютое похмелье на произошедшее дерьмо наслоилось. Тогда он ещё больше зарылся в учёбу и музыку, осваивая сложные произведения, терзая струны, словно прося помощи у инструмента, словно пытаясь отмыться. Акааши практически свёл на нет общение с Бокуто, и даже начал верить в то, что становится легче, что он от него выздоравливает, но судьба вновь распорядилась по-своему. Швырнула его обратно в трясину две недели назад. Уничтожила, когда на экране высветился телефон Мо, когда в глубине заворочалось противное тревожное ощущение, когда к горлу подступил ком, а тело — окатило ледяной волной беспокойства: она не звонила ему. Никогда. Совсем. Вообще. А, узнав причину звонка, парень тут же сорвался из дома. Из дверей госпиталя тогда появился не Бокуто — некто, к которому сложно было подобрать слова. В этом сером, осунувшимся человеке Акааши своего сияющего друга не узнал. Потухшие глаза были настолько мертвы, что хотелось убежать и спрятаться, лишь бы в них не смотреть. — Бокуто-сан? — осторожно позвал Акааши, но тот не повернул головы. Погружённый в свои мысли, он прошел мимо, даже не обратив ни на друга, ни на девушку внимания. Всего один неудачный прыжок — сочетанная травма. Шансы есть, но цель — недостижима. Херня — на первый взгляд кажется, ведь три операции не сложатся в десять, но полугодовая реабилитация, не покрывающаяся страховкой… «Да ладно, просто больше не буду играть, а ходить смогу», — напару с фальшивой улыбкой добили. Акааши с Мо на протяжении недели караулили Бокуто, опасаясь, как бы чего не сотворил собой, но парень лишь лежал, уткнувшись в подушку и не произнося ни слова. Кейджи пытался поговорить с ним, советовался с друзьями, искал в интернете способы найти средства. Но раз за разом утыкался в стену, тупик. Отчаяние Бокуто пропитало его с ног до головы. Казалось они вместе тонут в противном зыбучем песке безысходности. Мо стойко сносила все истерики парня, но выглядела больной и осунувшейся. Да и сам Акааши смотрелся не лучше, пусть эта бледность и придавала его тонким чертам некий шарм. И сегодня, перепоручив Бокуто матери, он направился в бар разгрузиться, пока изнасилованный чужими истериками мозг не перегорел на хрен.***
— И какие же проблемы у такого красавчика, а? Скользкий тип с прилизанной зеленоватого оттенка чёлкой по-змеиному вывернулся рядом, плотоядно улыбаясь. Акааши скосил на него глаза, смерил взглядом и отвернулся. — Отвали, Дайшо, — строго оборвал его бармен, продолжая натирать стаканы, — тут тебе не Золотой Эскорт. — Тц, — недовольно цокнул незнакомец, снова увиваясь рядом с Кейджи. — Знаешь, я — мастер решать проблемы. Просто Джинн, а? Ну же, поделись своей проблемой, и я её решу. Внутренний голос строго убеждал идти домой, и будь Акааши трезвым — конечно пошел бы. Но он как раз явился сюда для этого — чтобы трезвым не быть, а потому сидящий на плече дьявол нашёптывал продолжить странное общение. Акааши его послушал. — Оке-ей, Джинн, поведай: где раздобыть полмиллиона йен? — Кейджи отвернулся к стакану, продолжая медитацию. Однако скользкий тип не отцепился. — Пф, всего-то? — сально осклабился Дайшо, проводя пальцами по волосам и задумчиво мурлыча что-то под нос. — Знаешь, за твою сладкую задницу я отвалил бы и миллион. — Дайшо! — вновь вмешался Футакучи, зло прожигая парня взглядом. — Я уже раз предупредил! — Может, лучше в приватной обстановке пообщаемся? — проигнорировал бармена, протянул Дайшо, пододвигаясь поближе. — На таких, как ты, шишка не дымится, — процедил Акааши, допивая виски. — Да ла-а-адно, милый. Ты предвзят. К тому же я могу подсказать, у кого можно взять в кредит. И беспроцентно. — И где же такое волшебное место? — ехидно усмехнулся Акааши, делая третий заказ за вечер. Алкоголь одурманивал, расслаблял, снижал степень критичности, заставляя задавать вопросы человеку, чей вид просто кричал: «Держись от меня подальше». Однако Кейджи уже не слышал доводов разума. Да и тлеющая надежда вдруг очнулась, присоединилась к эмоциональной свистопляске. Отхлёбывая из стакана, он развернулся, разглядывая собеседника: тонкий, весь какой-то непонятный, деньги не считает, судя по брендовым шмоткам и затейливо выкрашенным волосам, змеиные глаза смотрят с вызовом и интересом. На вопрос Кейджи он придвинулся максимально близко и выдохнул алкогольными парами прямо в лицо: — Уверен, что хочешь узнать? А то я тебя на год вперёд арендую, сла-а-адкий, — буквально прошипел, раскачиваясь на высоком стуле, и тут же жестом фокусника завертел в пальцах золотисто-голубую визитку. — Вот, держи. Не забудь сказать, что от Дайшо. И мне своё имя назови: туда всех подряд не берут. Ну, кампай? Он протянул бокал с кислотного цвета диким коктейлем, щурясь. Акааши стукнул слегка тяжёлым стаканом об сверкающее светодиодами стекло, принимая кусочек картона, и опустил глаза на визитку, читая текст: «Ойкава Тоору. Заместитель директора компании Золотой эскорт».