***
В следующий раз Кейл купается в лучах солнца, прикрывая глаза в сонной неге. Альберу касается его волос, и тот, как кот, ластится к нему, бросая исподлобья томный взгляд. Он весь из себя мягкий, улыбчивый и тёплый. Сердечный трепет при виде такого Хенитьюза вызывает приятные мурашки у Альберу. Он наслаждается бесстыжим бездельем в это утро, целуя прикрытые веки Кейла. Длинные ресницы этих хитрых глаз дрожат от щекочущего чувства. Хенитьюз хрипло смеётся, до конца так и не проснувшись. Ловит чужие губы в нежном, едва ощутимом поцелуе. Кроссман прикрывает глаза, ласково оглаживая крепкую спину Кейла. Чувствует под рукой движение лопаток, когда тот приподнимается для того, чтобы нависнуть над ним. Не открывая глаз Альберу смеётся сквозь поцелуй. Он мягко оглаживает его скулы, покрывая лицо Кейла шёлковой вязью прикосновений. Но тут что-то влажное и склизкое падает ему в раскрытую ладонь. Кроссман резко раскрывает глаза, чтобы увидеть перед собой зияющие пустоты глазниц. Пока Альберу парализован от удивления, из правой глазницы Кейла выпадает пара опарышей прямо ему на лоб. С глухим стуком, черви скатываются с лица короля на подушку. Крик застревает в горле Альберу, когда лицо, которое ещё секунду назад тонуло в сладкой неге полусна, превратилось в гниющие останки. Трупные пятна расходятся по коже уродливым клеймом смерти. Его правая щека изодрана в лоскуты, виднеются даже зубы. Некогда лоснящиеся алые волосы, что могли посоревноваться в своей багровой глубине цвета разве что с драгоценными рубинами, потускнели и свалялись в неопрятный ком. — Почему ты не спас меня, — его голос скрипит, как ржавые петли. Альберу верит, что этим ртом с ним говорит сама смерть, отнявшая у него Кейла. — Это твоя вина, мой король. Кроссман смотрит в эти тёмные глазницы и откидывается на подушку. Он верит, что это его вина. Что это он отправил Кейла в те земли ради колонизации тёмных эльфов. Его эгоизм привёл к этой ситуации. Кровь Хенитьюза на его руках. Альберу ненавидит себя за это больше, чем можно себе представить. Никто из команды Кейла не выходит на связь уже больше двух недель. Они точно мертвы. Все погибли из-за самодурства их короля. Кроссман думает обо всём этом, смотря в лик смерти своего возлюбленного. Смотрит и думает, что не против принять наказание из этих мертвенно-бледных рук. С самого начала, нет, с момента рождения, смерти заслуживает лишь Альберу.***
Клод не верит, что сам это говорит, но видя то, как король едва ли не валится от усталости, собирается с силами. — Ваше величество, может вам, — для секретаря это оказывается слишком сложным испытанием, но он берёт себя в руки и договаривает. — Пойти отдохнуть… У Альберу нет сил, чтобы удивиться. Он устало откидывается на спинку кресла и рассеянно смотрит очередной документ, не поднимая головы. У него жуткая бессоница. Не та, что не даёт уснуть уставшему организму. Кроссман чертовски хочет спать. Настолько сильно, что даже просто держать глаза открытыми кажется для него непосильной ношей. Но даже если измученное переутомлённое тело мечтает о покое, он не может заснуть. Каждый раз, как Альберу закрывает глаза, он видит Кейла. Королю кажется, что он одержим злым духом, бесом или же самим дьяволом, терзающим его сознания в бесконечной темноте. И всякий раз одно сновидение отличается от другого степенью жестокости, но результат один и тот же. Кейл мёртв. — Да, я думаю, это хорошая идея. Кроссман потирает уставшие глаза, прикрывая их на секунду. И в тот же миг перед внутренним взором мелькают алые пряди, как вспышки молнии. Король вздрагивает всем телом и тут же открывает глаза. Клода в кабинете уже нет, Альберу полностью теряет чувство времени и пространства от недосыпа. Облокотив тяжёлую голову на спинку кресла, он тупо смотрит в потолок, тяжело вздыхая. Кроссман хочет сам поехать на поле боя и развеять все свои кошмарные опасения. Головой он понимает, что этот графский ублюдок так просто не умрёт, но терзающие его сны — как предзнаменование к худшему. Альберу всерьёз размышляет, что в своей истинной сущности управится с путешествием за две недели, однако он не может покинуть королевство. Эти терзания практически сводят с ума. Во главе угла всегда стоит его Роан, но сейчас он готов сорваться и уйти. Впервые чувство безнадёги настолько отчаянное, что хочется выть от беспомощности. Даже Таша разводит руками, не в силах отыскать Хенитьюза. Будто его существование напрочь стёрто. — А был ли он вообще? — тихо смеётся король, ощущая себя полным безумцем. Он настолько измождён, что готов пойти спать в покои королевы, лишь бы не просыпаться одному после очередного кошмара. Одиночество ранит сильнее, чем если бы ему нанесли открытую рану в грудь. Когда раздаётся тихий стук в дверь, Кроссман безразлично смотрит в её сторону. Наверняка Клод что-то забыл. — Войди. Через порог проходит счастливый Кейл. Его глаза сверкают от восторга, и он не в силах сдерживать искреннюю улыбку во всё лицо. Живой и здоровый, без каких-то видимых ран. Одетый в чёрную парадную форму своего войска. Хенитьюз входит вместе с освежающим бризом, словно сам является этим ветром. Лёгкий, яркий, дарующий прохладу уставшему уму. Это первое, что видит Кроссман, а потом… Кейл ведёт под руку такую же сияющую в благоговейном трепете радости Берию Волш. Они обмениваются друг с другом пылкими взглядами, словно нашли друг в друге смысл собственного существования. Кейл нежно целует её дрожащие пальчики, и девушка смущённо краснеет, не отводя взгляда. Альберу готов поклясться своей короной, что будь у них шанс, они поглотили друг друга прямо на его глазах. — Ваше высочество, — только сейчас обратился к нему Хенитьюз, своим воодушевлением вызывая тошноту у Кроссмана. — Позвольте официально представить вам мою возлюбленную супругу! — Вот же графский ублюдок, — не сдерживая искреннего восторга от собственного извращенного подсознания, говорит вслух король. — Я теперь маркиз, — лукаво смеётся Кейл, и Альберу отчаянно стонет. Он совершенно не помнит, как заснул.***
Этот сон отличный от других. Здесь царит странная атмосфера. Альберу подходит к Хенитьюзу вплотную, и тот теряется, не зная, куда девать глаза. В его взгляде явный испуг перед королём, и он неловко раболепствует, невнятно мямлит слова почтения. В нём нет ничего от его Кейла. Человек перед ним низко опускает голову, не в силах смотреть прямо. Его глаза тусклые и невыразительные, в них нет лисьей хитрости и духа авантюризма. Только страх и неуверенность перед Кроссманом. Бледная кожа, которую он так любит целовать, покрывается красными пятнами от волнения. Пот течёт по вискам и даже забранные алые волосы в хвост не вызывают никакого желания. Это… озадачивает Альберу. — Кейл? — осторожно зовёт по имени, и Хенитьюз вздрагивает в ужасе, ещё ниже опуская голову. — П-приветствую со-солнце королевства, мне так жаль, б-богиня, я не хотел, просто этот убл… нет, я, — Кейл окончательно теряется в собственных словах и начинает задыхаться. Кроссман кладёт руку на его плечо, стараясь успокоить, однако это возымело обратный эффект. Глаза Хенитьюза расширяются в ужасе и тот чуть не плача, смотрит дрожащим от страха и напряжения взглядом. В этом человеке перед Альберу… нет никакого очарования. Лишь жалкий и неуверенный человек. Жертва собственных слабостей. Это вызывает в сердце Кроссмана отвращение. — Пф, — тихий смех откуда-то сбоку привлекает внимание, и Альберу тут же поворачивается на звук. Вдали, облокотившись на колону, стоит незнакомый человек. Облачённый во всё чёрное, он носит странную одежду, какой Кроссман раньше не видел. На его лицо падает тень, и королю не удаётся рассмотреть его в полной мере. Однако самодовольную и ироничную улыбку на его лице он узнает из миллиона. Чёрные, как обсидиан, глаза сверкают из-под длинных тёмных волос. В них отражается неподдельное веселье и хитрые искорки чего-то большего. Альберу никогда не видел этого человека. Всё в нём странное для него и непонятное, будто путешественник из другой эпохи. Нет, целого мира. Гость из другой вселенной. — Ты? — смотрит Альберу и всё внимание приковано только к этому до тоски знакомому взгляду у абсолютного незнакомца. Странное чувство обуревает Кроссмана с ног до головы. Не ощущая опасности, он обходит дрожащего подле него Хенитьюза, и идёт в сторону незнакомца. Почему-то хочется поймать его, схватить за руку и не дать уйти. На его действия мужчина, что чернотой волос и глаз больше напоминает тёмного эльфа, отливает от стены и склоняется в вежливом поклоне. Как бы быстро не шёл Альберу, расстояние в половину коридора не сокращается. Незнакомец улыбается одними уголками губ, проницательно смотря в обеспокоенное лицо Кроссмана. — Прощайте, мой король, — даже голос, чуждый, пробуждает табун мурашек. Мужчина разворачивается к Кроссману широкой спиной, обтянутой плотной водолазкой и растворяется в воздухе, как чёрный дым костра. В его образе угадывается знакомый ублюдок и король ничего не может поделать от разрывающих его противоречий. Видя, как уходит незнакомец, он испытывает растерянное отчаяние и боль. Словно теперь Кейл и впрямь больше к нему не вернётся. Его собственные сны до ужаса пугают разнообразием. Каждый раз Альберу теряет Кейла по-своему.***
Безмятежное ночное небо безоблачно, когда посреди его звёздного небосвода искривляется пространство. Трещина разрывает небеса напополам, и оттуда выходят немного потрёпанные люди. Кейл тяжело вздыхает и рукой небрежно забирает волосы назад. Чёлка прилипла к взмокшему лбу, прохлада небольшого ветерка освежает. — Всё-таки это было очень неосмотрительно, — говорит рядом стоящий Чхве Хан, поправляя ножны на бедре. — Кто же знал, что эти ублюдки настолько подкованы в магии, — пожимает плечами Кейл, будто бы не он провёл в межпространственной вражеской ловушке столь много времени. Он даже не может точно сказать, сколько дней прошло в реальном мире. Хенитьюз думал, что наивысшей степенью магической квалификации этих извращенцев будут помехи в работе коммуникаторов. Из-за этого они полностью отрезаны от связи с Роаном. Однако это сборище вуайеристов смогло-таки грамотно загнать Кейла в магическую яму. Он уверен, что без помощи «третьей» стороны тут не обходится. — Раон, ты всё ещё не можешь связаться с этим царственным прид… кхм, с королём Альберу? — поправляет себя Хенитьюз, когда парочка солдат кидают на него заинтересованный взгляд. — Нет, человек, даже если я смогу передать сигнал, то его могут перехватить, — дракон в образе эльфийского ребёнка пинает камешек под ногами. Он крайне раздосадован данной ситуацией. — Хм, — задумчиво тянет тот, думая, как передать сообщение. Этот царственный придурок наверняка его уже похоронил. — Раон, сможем ли мы ненадолго телепортироваться во дворец? — Это займёт какое-то время, но я справлюсь, человек! Ведь я так велик и могущественен! Какие-то человеческие игрушки меня не остановят! — Раон гордо выпячивает грудь, показывая собственное превосходство. Хенитьюз считает этого ребёнка очаровательным и гладит по голове, отчего дракон смущённо смеётся. Наблюдающие за ними солдаты испытывают противоречивые чувства: этот демон так ласков с маленьким исчадием ада. Они оба творят безумства на полях сражений, да такие, что волосы дыбом встают. Так откуда между ними такая тёплая и цветочная атмосфера? Солдаты невольно косятся в сторону чудовищного мастера меча Чхве Хана, который смотрит на этих двоих с трепетом. И у абсолютно всех в голове проносится мысль, что вся эта троица — чокнутые ублюдки. Спустя час Раон наконец-то переносит Кейла в покои короля. Сейчас три часа ночи, поэтому даже такой трудоголик как Альберу должен быть в своей спальне, даже если и продолжает работать. Однако в комнате не горит свет. Только слабые первые лучи рассвета окрашивают комнату в оранжевые полутона. Хенитьюз мягко ступает, чтобы не напугать Кроссмана, но кровать оказывается пустой. Он слышит слабый звук воды из ванной и вздыхает. Чувствуя себя куда расслабленней, он снимает военный пиджак и бросает его на стул. Ослабляет узел на галстуке и даже снимает запонки с голубыми топазами. По-хозяйски садится на край кровати и кладёт ногу на ногу в ожидании короля. Тот не заставляет себя долго ждать. Вода перестаёт шуметь и из ванной, вместе с паром, выходит Альберу. При виде него Кейл невольно вздрагивает. Сейчас он всё ещё под магией смены облика. Его светлые волосы на несколько тонов темнее из-за воды. Капли стекают с их кончиков на шею, очерчивая путь до ключиц и в конце концов падая на оголённую грудь. Пренебрегая халатом, Кроссман только обернул полотенце вокруг бёдер, являя миру своё нагое королевское великолепие. Кейл против воли сглатывает и думает, что вообще ест этот царственный придурок, что выглядит так подтянуто и молодо в свои пятьдесят с хвостиком? Как вообще жить обычным людям, когда по земле ходит живое воплощение Эроса? Встретившись взглядом с Кейлом, Альберу замирает на секунду. Он смотрит на него тяжёлым и невероятно усталым взглядом, отчего Хенитьюзу не по себе. Кроссман не улыбается и ничего не говорит, просто прожигает глазами, будто желая стереть с лица земли. Он чем-то зол и расстроен настолько, что даже привычная маска доброжелательности крошится, как сахарный кубик. И прежде, чем Кейл успевает разглядеть что-то большее в тёмных тенях, залёгших в глубине голубых глаз, Альберу отводит взгляд. — Зачем ты пришёл сюда на этот раз? — его низкий голос пронизан горечью и разочарованием. Когда Альберу подходит ближе, Кейл видит, что под глазами пролегли тяжёлые и тёмные круги, словно король не спит уже целую вечность. Скулы осунулись, и все черты лица стали острее. Сейчас он похож на хищника, готового в любой момент разорвать любого, кто осмелится встать на его пути. Сердце Хенитьюза невольно сжимает невидимыми тисками от вида такого Альберу. Он хочет протянуть к нему руку, но замирает, когда тот подходит к нему слишком близко. Практически вплотную. Кроссман смотрит на него сверху-вниз с такой лютой яростью, что мурашки невольно бегут по спине. — Что ты ещё хочешь мне сказать, мой дорогой Кейл? — Альберу проводит рукой по лицу Хенитьюза, но в этом движении нет игривой ласки. Лишь жёсткое давление и жажда контроля над ним. Указательный палец Кроссмана задевает мочку уха, а дальше скользит по шее и замирает у кадыка. Он нависает над Кейлом, опираясь коленом на край кровати. Злая, тонкая улыбка уродует прекрасное лицо Альберу, а глаза горят лихорадочной, безумной болью. — Сколько раз ты ещё будешь приходить, чтобы мучить меня? Что на этот раз? Ты пришёл умереть у меня на глазах? Или же счастливо представить новую подружку? — Его руки сходятся на горле Кейла, и тот от удивления заваливается на кровать. — Кого ещё ты любишь, а, Кейл? — Альберу, — хватка на горле становится всё сильней, и Хенитьюз не знает, что делать. Его буквально трясёт от тех эмоций, что бомбой сваливает на него Альберу. — Если ты снова пришёл сюда, чтобы меня покинуть, то я лучше убью тебя собственными руками, — его лицо бесстрастно, только глаза горят потустороннем, страшным блеском. Кейл начинает задыхаться. — Каждый день ты приходишь, чтобы мучить меня. Сколько можно, графский ты ублюдок? Почему, почему ты заставляешь меня выбирать… «… между королевством и тобой?», — он впервые не уверен, что сможет выбрать Роан. Эта мысль так отчаянна, что Кроссман не в силах её озвучить. Все его принципы и идеалы рушатся перед лицом человека под ним. Кейл ощущает, что Альберу бьёт мелкой дрожью, а спокойное лицо не выражает абсолютно ничего, кроме покоя. И только глаза, как тёмные глубины моря, беспокойны. В них вихрь противоречий и глубокая, невыносимая боль. Хенитьюз чувствует, как холодные капли бьют по его щекам и не верит, что этот сильный и уверенный в себе человек может плакать так. Безутешно, без криков и надрывов, с безмятежным спокойствием и дрожащим взглядом. Он чувствует, что они подходят к самому краю пропасти, ещё шаг, и Кроссман сломается. Разобьётся на части, как стеклянная фигурка. И от этого разбивается на этот раз уже сердце самого Кейла. — Альберу, — голос хриплый, от удушья начинает кружиться голова. — Зачем ты… — шепчет, будто грешный безумец, богохульствует перед святыней. — Каждый раз меня уничтожаешь, а, Кейл? Я ведь тоже человек. Мне… мне тоже больно. Так на кой чёрт ты покидаешь меня? Почему не можешь просто остаться? Сколько ещё твоих ударов я вынесу? — Альберу, — снова зовёт его по имени, вкладывая в голос чуть больше мягкости. Хенитьюз не привык к такому. Они никогда не говорят о своих чувствах, не говорят о вечной любви и эмоциях. Потому что никогда и не нуждались в этом. Всё гораздо красноречивей выражают действия, чем бесполезные слова, рассеивающиеся в воздухе. То, как Альберу мягко гладит его волосы во время послеобеденного сна в своём кабинете, убирая падающие книжки из рук — его забота. В истинной сущности, которую он показывает только перед ним — его доверие. В желании всегда держать в поле своего зрения и оберегать от нападок общества — его любовь. Из стольких мелочей складывается это чувство, что Кейл просто не знает, как можно было бы описать это словами. Что-то за гранью любви, куда глубже, острее и опасней. Будто две последние детали пазла сошлись в картине мироздания. Кейл — человек другого мира, и если в начале он боялся, что будет вынужден вернуться обратно, то теперь он нашёл своё пристанище здесь. Тот дом, который он хочет защитить, и люди, которых боится потерять. Всё это — его «мир». Открытым взглядом он смотрит в обезумевшие от горя глаза Кроссмана и не может не плакать вместе с ним глубоко в своём сердце. Холодные слёзы всё так же бьют по лицу. Альберу сейчас и впрямь походит на одинокого ребёнка. Брошенного и нелюбимого миром. Кейл сокрушается про себя, но ничего не может поделать. Такое состояние его короля ненормально. И этот «кто-то» точно помогает и этим извращенцам, с которыми он сражается на передовой. Третья сила определённо будет обезглавлена его собственными руками. Тем временем, Кроссман не отпускает горло Кейла, но и не сжимает сильнее. Словно достигший своего предела, не в состоянии ни продолжить, ни пойти на попятную. Хенитьюз аккуратно сжимает его запястье, мягко поглаживая большим пальцем проступающие венки. Плавно скользит ладонью от кисти до предплечья, не пытаясь силой освободится из захвата. Кейл доверительно расслабляется, показывая, что не боится, позволяя делать с собой всё, что Кроссман захочет. — Альберу, я здесь и никуда не уйду, — хватка на горле ослабевает, и взгляд Альберу постепенно проясняется, потому что эти слова идут в разрез с его кошмарами. — Я не умру. По крайней мере раньше вас, мой король. — Ты… настоящий? — ледяной голос теплеет и губы дрожат в едва заметной улыбке. Кроссман отнимает руки от шеи, где на бледной коже уже начинают наливаться красные отметины рук. Завтра он наверняка пожалеет об этом. — Настоящий, — торжественно кивает и улыбается своей нахальной улыбкой, именно такой, которую Альберу просто обожает. — Настоящий, — выдыхает с облегчением и опускает голову. Мокрые пряди волос безжизненными змеями облепили его лицо. Альберу гладит скулы и щёки Кейла холодными руками. Любовно касается закрытых глаз, ощущая щекочущее чувство на кончиках пальцев от того, как дрожат рыжие ресницы. Ему жизненно-необходимо убедиться, что и впрямь настоящий. Живой, тёплый и только его. Прямо сейчас, в этот самый миг. — Я безумно устал, — Альберу ложится поверх Кейла, вжимая его всем телом в кровать. Он утыкается мокрым лицом в ложбинку между шеей и плечом, ощущая, как неприятно щиплет глаза. Ему безумно стыдно, что он показывает себя этому человеку именно с такой жалкой стороны, но ничего не может поделать. Кроссман слишком измучен и истощён. Обнимая Кейла за талию настолько крепко, насколько возможно, он проваливается в глубокий и долгий сон без сновидений, окружённый терпким ароматом сандала и цитрусового бергамота. Его любимым запахом этого графского ублюдка. — Нужно вытирать волосы после ванны, царский ты придурок, — шепчет Кейл, всё ещё чувствуя, как саднит горло. Он гладит мокрые волосы Альберу, что постепенно темнеют от тёмного золота до обсидиана. Бледное плечо короля перед его глазами смуглеет, и тот окончательно расслабляется, сильнее стискивая Хенитьюза в объятиях во сне. — Эй, человек, я снял проклятие, — у изголовья кровати появляются два круглых голубых глаза, и весёлый голос Раона шепчет прямо над ухом. Кейл уже успел сесть на кровати, облокотившись на подушки спиной. Кроссман категорически отказывается выпускать его из своих рук. Мужчине ничего не остаётся, кроме как подчиниться и на протяжении всего времени мягко поглаживать этого взрослого ребёнка в утешении. — Это была та странная шкатулка на его столе, — в воздухе появляется изломанная до неузнаваемости коробка, в которую были сложены агаты и изумруды из страны союзника. Неплохой себе презент. — Что ж, на обратном пути мы вполне можем заскочить в парочку поместий или даже дворец, — щурится Хенитьюз, представляя, сколько сокровищ на этот раз скормит скряге. — Человек, нам пора, — садится на кровать Раон, завистливо глядя на всю ситуацию у него перед глазами. Он тоже любит, когда этот слабый человек гладит его по голове. — Я думаю, мы можем остаться ещё на чуть-чуть, — Кейл переводит взгляд в окно, где только-только восходит солнце, окрашивая комнату всеми оттенками рыжего золота. — Пока он не проснётся. — Мхф, — фыркает Раон и отворачивается. Хенитьюз весело думает, что таким ревнивым этого злобного ребёнка он не воспитывал. Солнце всё выше поднимается над горизонтом. Кейл с тёплой улыбкой гладит чёрные волосы, поправляя сползшее одеяло на плечи Альберу. Что же, немного сна этот царственный придурок заслуживает. С ним Хенитьюз просто не в силах быть жестоким.