«Король ни перед кем не преклоняет колен».
Высеченные на костях постулаты меркнут перед важностью и значимостью человека перед ним. Альберу предаёт всё, что ему дорого, поступаясь честью, статусами и заветами, сковывающими его по праву рождения. Принимает неверные решения, ошибаясь на каждом шагу. Достаточно жалкий для того, кому уготовано стать королём. Однако глядя в глаза Хенитьюза, он не видит ни осуждения, ни презрения. Кейл принимает его таким несовершенным, с кучей недостатков и комплексов, оставаясь рядом несмотря ни на что. «Я безумен тобой», — вместо слов любви именно эта мысль вертится на языке. Да. Кроссман настоящий сумасшедший, который не умеет правильно любить, не причиняя боли. И даже так, Кейл принимает его. Не разрывая зрительного контакта между ними, Альберу опускает голову и целует живот Хенитьюза. Проводит языком по прозрачной и гладкой ткани, отчего та намокает и липнет к телу, становясь немного темней. От странного покалывающего ощущения Кейл вздрагивает, Кроссман с глубокой и удушающей тоской во взгляде, покрывает тело поцелуями и укусами, будоража всё естество. Сквозь чёртову ткань касается впалого пупка, проникая языком внутрь, играясь. Потом же, вдоволь повеселившись, прикусывает кожу и медленно спускается всё ниже. Светлые волосы на контрасте с чёрной рубашкой выглядят вульгарно и пошло. Белый живот постепенно покрывается красными точками, алея везде, где касается Альберу. Словно пожар, он опаляет всё, сжигая без остатков. Когда Кроссман зубами прикусывает пуговицу на брюках, Кейл тихо выдыхает и запускает пальцы в мягкие светлые волосы. Чуть приспускается на троне, широко разводя ноги в стороны. С тихой усмешкой Альберу устраивается поудобней, игриво проводит горячим языком чуть ниже пупка, в качестве искренней благодарности за сотрудничество. — Вам нравится моё служение, ваше величество? — голос у Кроссмана томный и тихий. Горячее дыхание чувствуется особенно остро и Кейл вздрагивает. В ту же секунду Альберу зарывается носом во влажную ткань рубашки, мягко потираясь, как шкодник. Ему очень нравятся такие шалости. — Вы такой преданный подданный, — втягиваясь в игру, с надменной улыбкой шепчет Хенитьюз. Бледные щёки медленно покрываются густым румянцем. Глаза с поволокой смотрят пронзительно и ясно, будто в душу заглядывают, переворачивая всё вверх дном. На это Кроссман только тихо смеётся себе под нос, утыкаясь лбом в напряжённый живот Кейла. Вновь мягко трётся о него, как избалованный взрослый, щекоча выбившимися из укладки прядями о чувствительную кожу. Видя своё придурковатое высочество таким, Хенитьюз не может сдержать тихий вздох. Гладит по голове, зарываясь рукой в волосы, беззвучно утешая. Этот душевный и сердечный момент между двумя людьми быстро разрушается, когда Альберу с завидным упорством покусывает пуговицу на штанах Кейла, пытаясь расстегнуть. «Словно большая собака», — думает Хенитьюз, жёстко отталкивая дурную голову подальше. Он корит себя за мгновение слабости перед этим царственным ублюдком. Тот совсем не умеет чувствовать атмосферу и все лирические чувства разбиваются о скалы банальной похоти. Однако и Хенитьюз не был святым. Поэтому с охотой подыгрывает, провоцируя зайти ещё дальше. Они оба слишком много думают, обманывают себя и заблуждаются. Такова судьба умных людей. Одна из самых действенных возможностей понять другого человека — вернуться к первобытным истокам. Действовать чувствами, идя на поводу желаний и инстинктов, становясь неразумными животными. До банального странно, что, порой, говорить плотью куда эффективней, чем словами, дабы прийти к пониманию друг друга. — Столь нетерпелив, будто животное в течку, — не в силах сдержать собственный яд, Кейл в кои-то веке ведёт себя фривольно. С видом императора, что с барского плеча дарует поданному свою милость, он расстёгивает пуговицу свободной рукой, чуть приспуская брюки. — А теперь, соси как следует.«Король ни перед кем не склоняет головы».
— Да, мой король, — с притворным раболепием Кроссман, стоя на коленях, склоняет голову. Прикусив бегунок на молнии, как самый преданный верноподданный, со всей страстью справляется без рук, полностью расстёгивая уже немного тесные брюки. Зубами подхватывает резинку трусов, приспуская и их. Хенитьюз наблюдает за этим послушным царственным придурком сквозь прикрытые веки. Собственное сердце тяжёло ухает в груди. Было что-то необычное и возбуждающее в этой ситуации. Они меняются ролями, совершая непотребства в главном зале собраний, где меньше часа назад проходило политически важное совещание. В отличие от немного размякшего и возбуждённого Хенитьюза, Альберу как никогда молчалив. Серьёзным и тяжёлым взглядом смотря на пока ещё вялый член Кейла, он не скрывает сложные эмоции на своём лице. Хенитьюз замечает эту заминку и приподняв бровь, чуть привстаёт, опираясь локтями на подлокотник трона. — Что не так? — тихо спрашивает, видя нерешительность и апатию Кроссмана, прожигающего взглядом его член. — От вида этой жухлой кукурузины, я вспомнил, что на юге сезон совсем неурожайный, — с притворными огорчением и горечью, бормочет Альберу. Замерев на миг Кейл буквально загорается, как спичка, от гнева. Плотнее сцепив зубы и сжав кулаки, сдерживает себя из последних сил, чтобы не ударить этого идиота ногой, позорно скинув с лестницы. — Ваше красноречие как всегда прекрасно, — схватив Кроссмана за волосы на затылке, Кейл с размаху прижимает лицо Альберу к собственному члену. — Но поработайте ртом хоть раз с пользой! Не в силах сдержаться, Кроссман смеётся, полностью удовлетворённый этой шуткой. И хотя он давно проиграл Кейлу по всем аспектам, всё равно не упускает возможности испортить ему настроение. Прежде, чем Хенитьюз успеет вырвать ему все волосы, приступает к самоотверженному служению своему господину. Когда горячий язык проходится по возбуждённой и чувствительной плоти, Кейл чуть вздрагивает. Он слишком ярко и чётко ощущает высокую температуру чужого тела и то, насколько шершавый на деле язык у Кроссмана. Тот совсем не торопится взять полностью в рот наливающийся кровью член. Методично вылизывает основание, проходясь по всему стволу и с причмокиванием всасывает головку. Кейл подрагивает от каждого движения, сильнее впиваясь пальцами в край подлокотников. Казалось, сожми чуть сильнее и послышится хруст древесины. Однако никого не заботит целостность исторического имущества. Альберу продолжает дразнить Хенитьюза, юрким и горячим, практически раскалённым, языком продолжая касаться головки, с особой тщательностью вылизывая каждую впадину и выступающую венку. Аккуратно прикусывает кожицу, изредка бросая провокационные взгляды исподлобья. Видя, как постепенно алеет лицо Кейла, чуть прищуривается, широко раскрывая рот и высовывая язык. Альберу дразнит и играется, от его несерьёзного подхода Хенитьюз приходит к единственному выводу — это месть. Глупая и ребячливая, не в силах наказать и переубедить, этот дрянной король использует грязные уловки. Но кем был Хенитьюз? Рывком он опускает голову Кроссмана, заставляя полностью вобрать налившийся член до самого основания. Его самого уже изрядно потряхивает от подчинения такого гордого и невыносимого человека, как Альберу. На секунду он чуть не вскрикивает от контраста температур. Ещё совсем недавно Хенитьюз чувствует прохладу и уже сейчас его буквально обжигает от тепла рта Кроссмана. Не давая тому и дальше своевольничать, жёсткой рукой грубо приподнимает и снова опускает голову Альберу, вцепившись в волосы. Ещё немного и вырвет эти треклятые пряди с корнем. Было слишком хорошо и волнительно выпускать скопившиеся эмоции и чувства вот так. В тиши торжественного зала, сидя на троне, который на протяжении многих поколений дозволялось занимать только королям. Под напором всех этих неоднозначных факторов, Кейл забывает и о холодной войне между ними, об обидах и противоречиях, не дающих им уже долгое время прийти к пониманию друг друга. Лишь опаляющий горячий рот, неугомонные руки, теребящие напряжённые яички и язык, что ни на секунду не переставал двигаться. Отдаваясь этим ощущениям, Хенитьюз подмахивает бёдрами, проникая как можно глубже во влажное горло. В свою же очередь Альберу терпит рвотные позывы, стараясь расслабиться как можно сильнее, подстраиваясь под агрессивный темп своего графского ублюдка. Физиологические слёзы заставляют покраснеть уголки глаз, но он не издаёт ни хрипа. Зал аудиенции заполняется влажными звуками, тяжёлым дыханием одним на двоих и скрипом, с которым ножки трона трутся о мраморный пол. В этой атмосфере не нужно много времени, чтобы Кейл кончил. С тихим шипением он прижимает Альберу вплотную, вбивая член в его горло до самого основания, чуть дрожа от горячего дыхания, покрывающего кожу. Обильно излившись, ловит неоновую мошкару перед глазами и влажно выдыхает, приводя в порядок спутанные мысли. После заминки на мгновение, Кроссман чуть отстраняется, выпуская изо рта покрытый слюной и вязкой жидкостью член. Плотно сомкнув мокрые и распухшие губы с небольшими ссадинами в уголках, немного ошарашенно смотрит на разомлевшего Кейла. — Только не вздумай проглотить, — говорит с предостережением Хенитьюз и его по-лисьи хитрые глаза горят недобрым блеском. — Мгм, — Альберу пытается что-то ответить, но давится спермой и закашливается, чуть ли не дуя носом пузыри. Сконфуженный этой растерянностью, всё-таки с шумом проглатывает всё, что было. — Я же предупреждал, — Хенитьюз прищуривается и с презрением отстраняется. — Никаких тебе больше поцелуев. — Не гневайся, моё величество, — хохочет Альберу, покрывая подрагивающий живот Кейла поцелуями и тихо шепчет под нос очищающее заклинание. Чувствуя на себе эту скрытую уловку, Хенитьюз лишь закатывает глаза, предвосхищая дальнейшие события. — Одарите этого ничтожного подданного своей милостью, м? Глаза Альберу горят в этом полумраке синим пламенем, когда он, не разрывая зрительного контакта, прикусывает зубами кончик перчатки, чтобы снять. На это Кейл только делано хмыкает, приподнимая угол прозрачной рубашки и оголяя белый живот с проступившими отметинами укусов. Это беззвучное приглашение нельзя понять превратно. Обрадованный такой добротой господина, Кроссман вновь высовывает язык, чтобы смочить пальцы. Однако Хенитьюз щёлкает его по носу, привлекая внимание. Из своего подпространства вытаскивает знакомый до боли в пояснице пузырёк со смазкой, бросая в руки приятно удивлённому Альберу. — Ты же не животное, богиня, — всуе проклиная всех святых, Кейл не разменивается на сантименты и сам снимает брюки вместе с трусами, закидывая их за спинку трона. — Милость моего короля и впрямь не знает границ, — сильнее стискивая пузырёк в ладони, Альберу наконец-то поднимается с немного ноющих колен. В эту секунду он как никогда ощущает на себе прошедшие годы. Дальше всё идёт куда быстрее и гармоничней. Болезненная и мучительная подготовка когда-то, спустя столько долгих и бессонных ночей, идёт легко и непринуждённо. Один с усердием и осторожностью разрабатывает плотное кольцо мышц, не жалея смазки. Другой же сдерживает шипение, тяжело выдыхая через нос, дабы не издать неловких стонов. Удушающая тишина зала заполняет влажными и хаотичными звуками. Те, словно живые, бегут по просторному залу, отражаясь от стен эхом. Будто бушующие волны, выходящие из берегов, мощными приливами накрывают с головой двух великовозрастных мальчишек, которые повзрослели, но не успели до конца этого осознать. Альберу смотрит на покрасневшее лицо Кейла, что так отчаянно и варварски прикусывает свои губы. Румянец уже давно окрашивает и кончики ушей, и длинную белую шею. Он уверен, расстегни эту полупрозрачную рубашку, даже плечи давно налились очаровательной алой дымкой. Человек перед ним, что так рвано дышит и хмурит брови от временного дискомфорта — предначертан ему судьбой. Такой вредный и безбашенный, злословный и мстительный. По правде, у Хенитьюза и самого за плечами недостатков — целый вагон и скрипящая тележка. И именно поэтому Альберу так восхищён его достоинствами, как и влюблён в эти самые недостатки. Чувствует ли Хенитьюз в отношении него тоже самое? — Не кусай губы, — покрывая щёки краткими поцелуями, будто осыпая зёрнами граната, шепчет Альберу. Да, дурных привычек у Кейла тоже хоть отбавляй. — Разожми зубы и открой рот. — Разве не я твой господин сейчас? Какого чёрта, ты отдаёшь приказы? — упирается Хенитьюз, как будто раньше он хоть когда-то слушался! — Ваше величество, не причиняйте себе боли, если хотите кусаться, то лучше кусайте меня, — чмокнув взъерошенного и упыхавшегося Хенитьюза в лоб, он нежно трётся кончиком носа о его. — Ну же, разожми зубки. — Я уже говорил: никаких поцелуев! — фыркает Кейл с усмешкой, а потом сам же и тянется на встречу, утягивая в глубокий и долгий поцелуй. Приобнимает Альберу за плечи чуть подрагивающими руками и вновь дёргает за волосы на загривке. «Отсюда я уйду, разве что, только лысым», — с непритворным страданием думает Кроссман, перетерпливая пульсирующую боль в затылке. Похоже, он и впрямь скоро воссияет на весь Роан своей прекрасной плешью. В который раз он должен поблагодарить матушку и отца за красивую внешность и форму черепа? Благодаря этому он даже после встречи с Кейлом не будет выглядеть нелепо, нося парики. Предаваясь этим праздным мыслям, приходит в себя, когда его особенно сильно кусают за губу до крови. — О чём ты, чёрт тебя раздери, думаешь сейчас? — глаза у Кейла чуть покраснели и с влажной поволокой выглядят как никогда дьявольски очаровательно. — О том, за какие прегрешения в прошлой жизни ты был послан мне в этой, — ухмыляется Кроссман, не оставаясь в долгу и в этот раз. — Так и скажи, что снова влюбился в мою красоту, — с чувством самомнения и надменности, Хенитьюз горделиво приподнимает подбородок. Обхватывая талию Альберу длинными ногами, притягивает к себе ближе, практически вплотную. Отчего Кроссман ощутимо ударяется и без того ноющими коленями в край сидения трона. Не успевая даже слова сказать, чувствует шаловливые руки беззастенчиво мнущие его и без того болезненно стеснённый член в штанах. Звук расстёгивающейся ширинке бьёт по ушам в этой дурманящей тиши. — Ты, бесспорно, красивый, но не первый красавец королевства. Просто эта твоя сучья харизма… Оборвав на полуслове, Кроссмана снова втягивают в кусачий и томный поцелуй. А дальше всё, словно покрылось шёлковой вуалью, укрывающей их двоих в этом хаотичном времени. Чьи-то приглушённый стоны, тихие проклятия и хлёсткие удары влажной кожи о кожу. Альберу терпит удивительно долго, прежде чем войти в привычный темп, вбивая напряжённое тело Хенитьюза в жёсткое сидение трона. Кейл откланяется назад, закидывая голову на спинку и до этого чудом державшаяся на макушке корона чуть не падает на пол. Кроссман в последний момент успевает её подхватить и снова водрузить на макушку рассеянного Хенитьюза, придерживая. — Ваше величество, не теряйте свой символ власти. В нём заключена история Роана, будьте трепетней в отношении неё, — словно дьявол голосом святого шепчет в ухо Кейла Кроссман, увеличивая темп. Горячее и подрагивающее нутро Хенитьюза так сильно сжимает его член от звука голоса, что Альберу едва не прощается со своей несчастной анакондой в этот момент. — Чёрт, будь благоразумней, — костерит его Кейл, но в противовес сильнее и прижимает к себе ногами, упираясь взмокшим лбом в плечо. Безумное удовольствие, пробирающее электрическим током по самым чувствительным точкам, опьяняло куда сильнее самого выдержанного вина. — Ваше величество, — будто помешавшись на этой игре, безустанно зовёт Альберу. Хенитьюз хмурится на это, из прикрытых глаз сыпятся искры, сжигающие их, как неугасающий пожар. Резкий скрип ножек трона бьёт по ушам, дополняя какофонию и без того сумбурных звуков. Было болезненно жарко, когда очередной толчок Кроссмана проникает настолько глубоко, что Хенитьюза едва не выворачивает наизнанку. Под тонкими мышцами пресса проглядывается выпирающий бугор. Альберу смотрит на это краем глаза и безумная ассоциация вырывается прежде, чем он успевает себя остановить. — Будто беременный, — шепчет в заалевшее ухо Хенитьюза, подтверждая свой статус безумного придурка. — Подарите ли мне королевского наследника, а, ваше величество? — Да пошёл ты к Белой звезде, меня будто разрывает изнутри твоя проклятая анаконда, — злословит на эмоциях Кейл, прижимая руку к набухшему животу. — Давно пора было сдать её браконьерам. От этого Альберу смеётся хрипло, задыхаясь в чувствах, переполняющих его всё это время. Да. Он понимает, что никакая к чёрту судьба не подарила ему этого вредного и надменного человека. Ни боги и дьяволы. Кейл пришёл к нему сам, преодолевая время и миры. Они выбрали друг друга, создавая собственную «судьбу» своими же руками. От этого Альберу ощущает себя по-настоящему счастливым. Они оба под жалобный скрип трона, едва не переворачиваясь на нём, достигают оргазма друг за другом. В руке Альберу подрагивающий и влажный член Кейла, забрызгавший их одеяния густой и тёплой спермой. Она рисует странные узоры на полупрозрачной ткани рубашки, на которые Кроссман задумчиво смотрит некоторое время. Дрожащие пальцы Кейла мягко перебирают его волосы на затылке по привычке, переводя дыхание, зарывшись в изгиб шеи Альберу. Тот чувствует опаляющее тепло тела в своих руках, которое проникает в самое сердце, даря безбрежный покой. — Я понял, — вдруг тихо говорит Альберу спустя время. — М? — разморённый, Кейл слишком ленив, чтобы поднять лицо. Тяжесть короны всё ещё ощущается на его голове. Кроссман с удивительной дотошностью придерживал её всё это время, не давая упасть. Она была поистине неподъёмной и давящей, как и обязательства, возложенные вместе с ней. — Ты не был предначертан мне судьбой. Но ты тот, кого я выбрал самостоятельно, не уповая на что-то такое непостоянное и зыбкое, как предназначение или судьба. От этих слов плечи Хенитьюза едва заметно вздрагивают. Однако даже сейчас он не поднимает головы и не смотрит на Альберу, растворяясь в этом миге покоя, как в тёплой воде. Для себя он давно всё решил, это до царственного придурка умные мысли доходят с опозданием. — М, — только и отвечает он, обнимая Кроссмана за шею и притягивая к себе за очередным поцелуем. Дальше ещё один неоднозначный скрип ножек об пол разносится на весь зал аудиенций. В это время, забывший некоторые документы Клод, стоит по ту сторону двери. Вцепившись в позолоченные ручки, он мечтает, чтобы этих двух бесстыдников разразила молния. Он уже больше получаса стоял под дверью, слушая звуки сцепившихся в глубок гадюк, пока они самозабвенно змеиились во всю. Нет, у их королевства действительно есть будущее во главе с этими двумя ублюдками?