Двойное несчастье

Так уж вышло, что в свои почти двадцать Рыжий все еще девственник. Ну, технически. В школе ситуаций, которые могли бы случайно закончиться в постели, у него не бывало, поэтому и сексу взяться было неоткуда. В его круге общения не было девчонок, а даже если и были бы, он бы держался от них подальше. Девчонки в его понимании всегда были источником головняка: они мечтали об отношениях — таких, чтоб цветы, свидания, розовые сопли. Романтика. Это никогда не было о Рыжем (где он и где романтика?), и еще до Дня Больших Проблем у него хватало чем заняться помимо загонов по девкам. Да и слабо он представлял себе телку, которой захочется затащить в постель неуравновешенного школьного задиру. Ему как-то Цзянь сказал, что побоялся бы общаться с девчонкой, которая запала на Рыжего. Сказал, непонятно было бы, что у нее в башке. В каком-то смысле Рыжий был даже согласен с Цзянем, но нахуй белобрысого все равно послал. Мо Гуань Шань прекрасно понимал, каким проблемным подростком он был: даже если бы какая-то телка с мозгами набекрень возжелала его завалить, нихера бы у нее не вышло. С людьми он шел на контакт плохо, открывался редко, взрывался часто, не доверял никому. Язык общения у него был нефильтрованный и часто сводился к дракам. Девчонок он бить не стал бы, конечно, но, наверное, какой-нибудь одной грубой фразы хватило бы, чтобы желание с ним переспать поуменьшилось даже у самой отбитой. Но ему такие и не встречались. Еще чуть позже Рыжий узнал о женщинах, которым не нужны были отношения и романтика, но торговки плотскими утехами его не интересовали — платить за перепихон как-то уж совсем отстойно. Не настолько у него чесалось, чтобы искать варианты секса за деньги. Он, если честно, вообще ничего не искал — просто жил себе, плыл по течению, ни о чем не думал. Может, и зря. Недавно в мастерской оказалась клиентка в легком голубом плаще, которая приехала на машине с помятым задним крылом. Мужик из параллельного ряда неудачно перестроился. Так она сказала, что послала неправильный запрос во вселенную. Рыжий вылез из-под тачки — потный, грязный и заебаный — и бросил на нее такой взгляд, что она смутилась и принялась сыпать объяснениями. Жить, сказала та дамочка, нужно по принципу четкой мечты: чем детальнее ты будешь представлять желаемое, тем больше вероятности, что твой запрос исполнится. И добавила: — Я вот утром по глупости сказала, что не хочу к стоматологу, хоть уже и назначено было. Боюсь дантистов, вот и брякнула, не подумав. И вот же, — указывает рукой в перчатке на вмятину в машине, — так и не попала на прием. А нужно было просить, чтобы у стоматолога все прошло хорошо. Рыжий вспомнил то свое новогоднее желание и подумал: а может, она и права. Он-то захотел, чтобы его жизнь изменилась — так она и изменилась, тут ко вселенной вопросов нет. Кто ж знал, что нужно детализировать: просить, чтобы при этом мама осталась жить, например. Или чтобы ты не оказался случайно должен государству почти треть миллиона юаней. Такая же херня была у него и с “поиском вариантов” — возможно, пошли он во вселенную запрос “Не встречать в старших классах мудака с навязчивыми замашками гомика”, чаша сия бы его миновала. Но запросов он таких не посылал, и потому космос решил буквально надругаться над Рыжим. Так в его жизни появился Хэ Тянь, и понеслась: принеси мне зонт, приготовь что-нибудь вкусное, передай записку. Шэ Ли больше не будет тебя донимать. Я провожу тебя. Ты волновался за меня? Останься со мной. Я не люблю одиночество. Занимайся тем, что нравится. Я тебя поддержу. А потом все было просто: школа закончилась, и почти сразу после ее окончания Хэ Тянь уехал. Рыжий никогда не был мечтателем или наивным кретином: знал, что ни к чему хорошему эти странные доебы мажора не приведут. Знал, что семейка Хэ обязательно организует отпрыску лучшее образование, на которое только сможет замахнуться — а это значило, что вскоре после выпускного Тянь должен будет уехать в другую страну. И потому понимал, что не должен позволять себе привыкать к этим бьющим в самое сердце фразам и поступкам, не должен открываться, верить, привязываться. Но таких запросов он во вселенную тоже не посылал — не знал еще, что нужно. И потому привыкал, открывался, верил. И привязался, как пёс. Так, что позволял иногда случаться слишком странным вещам. Рыжего не тянуло к девчонкам, но и геем он точно не был. Не замечал он как-то за собой никогда желания полизаться с мужиком и не провожал взглядом жопы баскетболистов. Ему и мысли-то такие в голову не приходили. На фоне пышущих гормонами озабоченных одноклассников Рыжий был едва ли не Буддой. Физически у него все было в порядке: утро начиналось не с кофе, а с крепкого стояка, а в самом начале переходного возраста появились “мокрые сны”. Вот только в них никогда не было лиц или четко различимых тел. Только ощущения: влажно, туго, горячо. И этого хватало, чтобы проснуться с пятном в штанах. Дрочил он просто потому, что чувствовал желание это сделать. С легким недоумением слушал истории других ребят о том, как им приходилось бежать в туалет после наблюдений за девчонками на физкультуре или щипать себя за яйца, когда их вызывали к доске сразу вслед за главной красоткой класса. С ним самим таких моментов не случалось, но что такое внезапная эрекция без причины, ему было известно, а потому он не чувствовал себя ущербным только из-за того, что у него не торчал как штык на каждую короткую юбку. И все было нормально до той чертовой стычки в коридоре, когда ему под горячую руку попался Цзянь, а белобрысую принцессу приперся защищать прекрасный принц. Рыжий, кстати, тогда подумал, что эти двое вместе. А потом все как-то завертелось, и думать о том, кто там с кем вместе, ему было некогда. И все равно он охуел до полнейшего шока, когда уже через пару дней Хэ Тянь… Ну блять, ну да, этот кретин его поцеловал. Как телку, с языком и вот этим всем. Рыжий и сам не понял, как это случилось: когда Тянь потянулся к нему, казалось, что это просто очередной подъеб. Рыжий был растерян, потому что в его жизни еще не случалось ситуаций, в которой хоть кто-то осмелился бы прикоснуться к нему языком. А этот вот скользнул им по губам, прижавшись лицом к лицу, и когда Рыжий тупо замер, не веря в то, что это происходит с ним, главный красавчик школы надавил пальцами на его дрожащий подбородок, открывая ошалевший рот шире. И это был полный пиздец, потому что происходила эта дичь прямо посреди школьного двора, ясным днем, а вокруг ходили люди — охранники, ученики, быть может, даже кое-кто из их одноклассников, а возможно и учителя. А Хэ Тянь просто держал Рыжего за шею и лизался с ним, как будто это вообще ничего не значило. Но еще большим пиздецом это было потому, что тело Мо Гуань Шаня будто получило инструкцию и наконец поняло, к кому испытывать все то, что остальные подростки испытывали ко всему, что шевелится. Рыжий почувствовал это сразу, почувствовал остро и обреченно, и оттого не справился с эмоциями. Сначала хотел подраться с наглым уебком, но с первого же удара понял: нихера не выйдет. Тело не было готово к драке. Тело было готово к дрочке. Рыжий упал на асфальтированную дорожку, закрыл лицо руками и опустился еще ниже, на самое дно: он разнылся, лежа под нависшим сверху Хэ Тянем. Только что в его рту побывал чужой язык — мужицкий, блять, — а теперь вот он ревет, как телка. А еще у него в штанах мокро. Это ли не пиздец? Пиздец на этом не закончился — о, он только начинался. С того дня в его снах стало появляться тело. Подтянутое, рельефное, долговязое. Мужское. И ощущение губ на губах. И язык. Утренняя или вечерняя дрочка стала злобной, почти отчаянной, потому что обрела образ. Нужно ли говорить, чей? И вот тогда-то Рыжий и познал все прелести внезапной эрекции на уроках от мысли, воспоминания или взгляда в окно, за которым мажорный ублюдок потягивал воду из такой же бутылки, какая была в тот день у него самого. Тогда-то он и начал провожать взглядом жопу баскетболиста — правда, не всех подряд, а только одного. Злясь на себя, раз за разом отводя глаза и раз за разом возвращая взгляд, зная, что именно будет вспоминать сегодня перед сном. Рыжий даже молиться тогда научился. В основном он делал это в те моменты, когда Хэ Тянь оказывался слишком близко. Возможно, тогда он пинговал вселенную достаточно конкретными запросами, и вселенная действительно не подводила: не вставал. Ну, чаще всего. А если и вставал, мажор не замечал. А ведь были еще по-настоящему темные моменты. Такие, после которых его еще несколько часов трясло. Такие, которые не оставляли сомнений: после случившегося нельзя сказать, что у Рыжего не было сексуального опыта. Если бы об этих моментах кто-то узнал, диагноз был бы однозначным: Рыжий — “из этих”, потому что не-эти других парней за члены не трогают. И свои потрогать не дают. Вот только не стал Рыжий “этим”, даже после всего темного, что случалось с Хэ Тянем в пылу эмоций. Потому что от мысли о других людях ему по-прежнему было тошно: от взглядов на девчонок еще куда ни шло, а вот даже случайные прикосновения других мужиков заставляли передергиваться с отвращением. Ни один другой человек у Рыжего не вызывал интереса ни сексуального, ни романтического. А тот, что вызывал, упиздовал. Конец истории. Вот так и вышло, что в школьные годы Рыжий остался обделенным интимом. Да он от этого особо и не страдал. (Пиздит, еще как страдал — даже ныл, когда Хэ Тянь уехал. Кости выламывало и спать не мог поначалу.) Вот так и остался девственником. Пока переживал отъезд мажора, ни о каких свиданиях и думать не мог. Потом просто в работу втянулся и вышел на полную ставку. Ну а в последний год как-то не до ебли ему было. Ну там, мамина смерть, угроза выселения и все такое. Вот вам бы на его месте сильно хотелось потрахаться? Вот и не выебывайтесь. Тем более, единственный объект желания полтора года провел за океаном. Локдаун, знаете ли — никак не добраться было. Да и вряд ли Рыжий потерял бы статус девственника, даже если бы Хэ Тянь прилетел в Китай на каникулы. Рыжий на это не мог решиться, даже пока придурочный этот рядом был — а уж он-то был. Порой за ним не было видно никаких других людей, будто весь мир собой заслонял. А потом упиздовал в свой Стэнфорд, и пришлось учиться смотреть на мир заново. И как-то не верится Рыжему, что в этом своем студгородке Хэ Тянь хранил целомудрие в высоких мечтах о Мо Гуань Шане. Эти мысли больно жгли глаза, и он предпочитал их отгонять. Предпочитал не думать, сколько еще таких же, как он сам, слышали “Я не люблю одиночество. Останься со мной” — и оставались. Может, кто-то из тех, кто оставался, тоже был рыжим. Может, тоже готовил Тяню. Может, кто-то тоже отталкивал его руки (на этой мысли он обычно крепко зажмуривался: знал, что так по-идиотски себя с Хэ Тянем никто вести не станет, кроме него самого) или ругался матом. Хотя нихуя не может: в престижных университетах наверняка считается зазорным выражаться. Туда ведь поступают только лучшие ученики планеты, а в них манеры с детства муштруют. Вот только не думает Рыжий, что лучшие ученики планеты там не ебутся, даже если мамочка с папочкой не велят. А он вот далеко не лучший ученик. Может, потому и девственник до сих пор? Может, потому и не знает, как реагировать, когда тебя застали с пачкой гондонов в руке рядом с человеком, который раньше от тебя не отлипал. И при этом вы оба — мужики. В лучших вузах планеты такие ситуации наверняка рассматривают на лекциях или семинарах и ставят оценки за удачное решение без репутационных потерь. Хэ Тянь это подтверждает: пока Рыжий застывает, как восковая фигура, черный пиджак лениво потягивается, как-то разом заполняя собой пространство в переулке, и убийственно-медленно поворачивает голову к Ву. Приподнимает подбородок и оценивающе рассматривает бритоголового снизу вверх, задерживая взгляд на фирменном переднике и бейдже с логотипом “Удобного”. Смотрит молча и свысока, а потом поворачивает голову к Рыжему и спрашивает как ни в чем не бывало: — Так работаешь или нет? И впивается взглядом в глаза Рыжего. А Рыжий смотрит на него в ответ и нихуя не понимает: этот кретин что, не заметил, что Ву пялится на злоебучие ультратонкие в его руке? Чувствует, как от злости и стыда чуть подрагивает верхняя губа. Пиздец. Что происходит? Сухо сглатывает и уже собирается перевести взгляд на Ву, когда замечает крошечное предупреждающее движение Хэ Тяня. Тот чуть наклоняет голову вперед синхронно с самим Рыжим, сохраняя зрительный контакт, будто опять хватает за подбородок и заставляет смотреть на него. Он только выглядит расслабленным: на самом деле он злится. И еще ему немного весело. Непонятно, как Рыжий считывает все это из одних только глаз, но видно это так четко, будто Хэ Тянь только что сам об этом сказал. Ему ясно, чего хочет мажор. Обреченно думает: ладно, хуже уже все равно не будет. И медленно прикрывает глаза, будто соглашаясь. Хэ Тянь хочет ему помочь. И просит для этого видеть только его. Выполнить это оказывается на удивление просто. Даже ярость внутри утихает немного. — Эй. Говорю, подарочки друг другу дарите? Классные гондоны. — Нет, не работаю. Я из этой дыры уже считай год как съебал, — с презрением отвечает Рыжий, полностью игнорируя замершего рядом Ву. Небрежно бросает коробку в стоящий под ногами пакет с покупками. Руку все еще жжет после них и жар с лица не сходит — он это чувствует, но сейчас ему на это плевать: больше всего на свете хочется, чтобы этот гопарь упиздовал уже наконец назад в торговый зал. — Дельное решение. Мне здешняя униформа никогда не нравилась. — Вот сейчас он и правда расслабился. Чуть откинулся назад и запрокинул голову, глядя в небо. — Какие планы на…. — Эй, алё. — Ву подошел ближе и встал прямо перед ними двумя, борзо сунув руки в карманы штанов. — Я к вам обращаюсь! Хэ Тянь с коротким вздохом опускает голову, мелко кивает, словно решил в уме простенькую задачку, и нехотя встает с металлической скобы, оказываясь почти нос к носу с Ву. Только вот ростом он примерно на голову выше Ву, и это становится очень хорошо видно, когда Тянь наконец выпрямляется полностью. Начинает вкрадчиво, почти доброжелательно: — Приятель, ты сюда зачем пришел? — У меня перекур. А че такое? Рыжий наблюдает за этим с остатками напряжения: сердце у него еще бьется о грудину гораздо чаще, чем полагается, но глаза уже не застилает алой пеленой ярости. Осталась только злость, но и она быстро уменьшается до привычного недовольства: Хэ Тянь будто бы пообещал ему разрулить ситуацию, и он вроде как согласился на это. Ему-то в общем похуй, что о нем будет думать Змей и его банда: Рыжий не является ее частью уже почти два года, и никто из них не знает, где он теперь живет. Но надо быть долбоебом, чтобы думать, будто Шэ Ли упустит возможность задеть Рыжего хоть чем-то, особенно острым слухом об ультратонких. Окажись они сейчас с Ву наедине, ему пришлось бы самому постараться, чтобы гопарь не понес новости о гондонах Змею. С другой стороны, если бы тут не было Хэ, о гондонах бы тоже париться не пришлось. И потому сейчас он вроде как отдал ситуацию под контроль Тяня, получая взамен ценный и такой редкий урок решения проблем с помощью угрожающей вежливости. Ву никогда не отличался особой выдержкой в одиночку, предпочитая быть частью прессующей толпы. Вот и сейчас он постепенно теряет уверенность, неловко перенося вес тела с одной ноги на другую. — Перекурил? — ласково уточняет Тянь. Только за лаской этой слышно обещание в лучшем случае скрутить яйца, и распознать это у Ву ума хватает. Потому что он не выебывается и делает крошечный шажок назад. Очень маленький, но все-таки делает. — Нет. — Тогда не теряй времени. Тебе ведь не хочется опоздать на рабочее место? Ву фыркает и отходит чуть дальше к мусорным бакам. Достает из кармана пачку сигарет, открывает ее и поджигает одну. Тянь наблюдает за этим, не мигая, только голову на бок склоняет и словно невзначай развязывает шарф на шее. Ву старательно не смотрит в их сторону, но видно, что ему не по себе. Рыжему на его месте тоже хотелось бы съебать: они оба на него пялятся, и явно не для того, чтобы с Рождеством поздравить. В конце концов он не выдерживает: поворачивает к ним голову и спрашивает, перебегая взглядом с одного лица на другое: — Да что? Я курю! — Ты немного мешаешь общению старых друзей, приятель. — Хэ Тянь холодно улыбается, и от этой улыбки холодеет в груди даже у Рыжего. — Мне бы не хотелось, чтобы ты снова перебивал меня. Или Гуань Шаня. Мы подождем, пока ты закончишь. Ву с охуением смотрит на них еще секунду, а потом молча втыкает недокуренную сигарету в бок мусорного ящика, закидывает ее в контейнер и уходит, не сказав ни слова. Рыжий почти уверен, что теперь он никакие новости Змею не понесет: тот почует своим холоднокровным носом любую недоговорку, а пиздеть Ву не умеет до сих пор. Станет он выставлять себя в невыгодном свете перед Шэ Ли, рассказывая, как испугался вежливой просьбы курить побыстрее? Скорее благоразумно промолчит, и острая, но опасная и для него самого новость о гондонах останется внутри этой бритой башки. Хэ Тянь наконец возвращается на скобу, а Рыжий как раз встает с нее. Дергает змейку на куртке, застегивая ее под горло, хлопает себя по карманам в поисках ключей от мопеда. Нащупывает в одном пачку сигарет и бросает ее в пакет вслед за ультратонкими. Достает ключи, застегивает и карманы тоже. — Уже уходишь, малыш Мо? — тянет за спиной Хэ. О, вы поглядите на него: как только Ву исчез, он снова превратился в слащавого напыщенного козла, у которого есть только одна цель — доебаться. Куда подевалось молчаливое взаимопонимание, установившееся между ними пару минут назад? Что ж, думает Рыжий, хватаясь за ручки пакетов, ничто не вечно под луной. — Отлично поболтали. А теперь мне пора. — Я летел с другого континента с двумя пересадками, а ты так холоден? — Хэ Тянь тоже встает со скобы и наблюдает за тем, как Рыжий перехватывает пакеты поудобнее. — У меня нет времени трепаться с тобой. Дела. — Не будь таким жестоким. Я сутки не спал, чтобы успеть на последний рейс до Рождества. — Поздравляю. Езжай в свою студию, отоспись, — на ходу бросает Рыжий, сворачивая за угол на шумную улицу к торцу здания. — Свяжемся, как будет время. Хотя у меня его обычно не бывает. Кто бы сомневался — кретин плетется за ним, сунув руки в карманы и нацепив на рожу одну из своих самых сладких улыбок. От этого на Рыжего снова накатывает злость, и он почти бросает покупки на асфальт возле мопеда, щелкая замком на крышке сиденья. — Подвезешь? Останавливается рядом, все так же держа руки в карманах серых брюк, и смотрит, как Рыжий достает из мопеда перчатки и шлем, укладывая на их место пакеты с эмблемой супермаркета. — Нам не по пути. — А ты подвези к себе. — Ты же вроде не спал сутки? — морщится Рыжий, защелкивая шлем под подбородком. — Какой ты заботливый, — прищуривается Тянь, растягивая слова. — Ничего, я потерплю еще немного. Но пешком дойти не смогу: слишком устал. — Что, папочка с братцем еще не наградили машиной за хорошие оценки? — Рыжий вскидывает глаза, уже зная, что увидит в угасающей улыбке предупреждение: язви сколько влезет, но о семье ёрничать не надо — больная тема. В жопу пусть себе его засунет: он и без предупреждений знает, что переходит негласную черту. Но сдержаться не может. Хэ Тянь опять пытается влезть в его жизнь. Ловит после работы (и даже не представляет, как ему повезло, что они встретились у этого магазина), без спросу прется домой, клеит вот этими своими сладкими улыбочками. Как будто Рыжий не помнит, чем все это закончилось в прошлый раз. Поиграется сейчас и опять съебет. Серые глаза напротив не отлипают, но сам мажор молчит. Рыжий тоже смотрит на него пару секунд молча, а потом цедит сквозь зубы: — Такси себе вызови. — Я забыл бумажник, — опять расплывается в улыбке этот мудила, и Рыжий закатывает глаза: мог бы хотя бы постараться придумать что-нибудь правдоподобнее. И спрашивает себя тут же: а нахуя ему что-то придумывать? Это он вот так говорит, что хочет поехать к нему независимо от того, хочет этого сам Рыжий или нет. Спасибо, что хотя бы не трогает, а то ведь мог бы по привычке закинуть руку на плечо и подмять под бок. Отказывать тогда было бы вдвойне сложнее. Он уже открывает рот, чтобы сказать что-то вроде “Это твои проблемы”, но потом останавливается. Дел у него на самом деле никаких нет. Через полчаса он приедет туда, где сейчас живет, и будет втыкать остаток вечера в низкий темный потолок, переваривая собственные воспоминания, пока не уснет. Если уснет. А этот еблан ведь ненадолго в городе. И когда еще у него будет шанс увидеться с ним снова? Один вечер. Что за один вечер-то может случиться? Натягивает перчатки, не глядя на Тяня, берется за ручки мопеда и чуть толкает его вперед, чтобы снять с подножки. Хэ наблюдает за ним с полуулыбкой и чуть заметно поправляет пиджак, будто немного замерз. Вид у него и правда слегка уставший, но очень довольный. Рыжего это как будто подстегивает: нельзя отпустить его таким удовлетворенным. Но и позволить ему стать еще более довольным тоже нельзя. Именно поэтому резко бросает за спину, уже заводя мопед: — Второго шлема у меня нет. Если по пути случится авария, тебе пизда, но виноват сам будешь. И руками своими чтоб меня не лапал. Понял? — Понял, — мягко отвечает Хэ Тянь, усаживаясь сзади. Почти мурлычет. И добавляет: — Руками не буду.