Двойное несчастье

— Ой, черешня! — вопит Цзянь, почти влипая стеклами очков в витрину. — Да это же совершенно новый вкус! Сиси, взгляни только, сколько сливок! И сахарная пудра! — Добро пожаловать! В честь дня рождения нашего кафе на этой неделе мы предлагаем нашим гостям особый вид торта с щербетом и черешней! Девчонка, стоящая у входа в переднике с убранными под шапочку волосами, откровенно залипает на Хэ Тяня. Это первое, что замечает Рыжий, войдя внутрь кафе, и местечко моментально проебывает все шансы на то, чтобы хоть чуточку ему понравиться. — Дерьмо, — цедит он сквозь сцепленные зубы. О каком тут нахуй удовольствии от встречи может идти речь, если теперь эти рассматривания не прекратятся до момента, пока этот мудак не оставит ей гору чаевых? А может, и номерок свой впридачу. Он как раз вон и телефон достал. Пялится в экран с полуулыбкой, пока эта телка его взглядом вылизывает. Как же он заебал рожей своей смазливой светить. Хэ Тянь приветливо улыбается девушке в ответ, останавливается рядом с ней и представляется, уточняя время, на которое он забронировал столик. Рыжий в четыре широких шага пересекает торговый зал и злобно утыкается в витрину. С недоверием смотрит на ценники: сколько вот этот кусок плоских коржей стоит? Блядское местечко. Блядский мажор. Блядский мажор ловит ненавидящий взгляд Рыжего, которым тот мажет по его собеседнице, переводит глаза на девчонку в переднике и усмехается понимающе. Ой, шел бы ты нахуй со своим пониманием. Рыжему хватает поводов для волнения и без флирта этого мудилы с персоналом кафе, в котором ебучие пирожные стоят почти столько же, сколько и ежемесячная аренда подсобки в мастерской. Да. Рыжему надо думать о серьезных вещах. О земельном ордере, о том, сколько времени осталось до… Она что, его плечо только что тронула? …сколько ебучего времени осталось... Да блять, она его реально трогает!! Рыжий рывком отворачивается от витрины и пялится в бешенстве на то, как девушка в форме кладет руку чуть выше локтя Хэ Тяня, указывая другой ладошкой на свободные столы. А этот мудень благодарно склоняет голову, чуть прикрывая глаза, а потом смотрит на Рыжего, расплываясь в ослепительной улыбке. Он это, сука, специально делает. Направляется к Рыжему и, не отводя от него глаз, подносит ко рту левую руку и невесомо касается губами зеленой звезды на красно-белом кольце. Щеки моментально вспыхивают, и Рыжий врезается взглядом в витрину с праздничными тортами. Но ни один из них не видит: перед глазами все еще стоит картинка, увиденная секунду назад — этот еблан целует его кольцо — и от этого почему-то давит где-то рядом с желудком. Ну и ебнутый. Что он делает, блять… — Вот, держи. Справа появляется мобильный Тяня с открытым банковским приложением. “Приложите смартфон к терминалу” — гласит надпись на экране. — Это че? — Рыжий отшатывается влево, шарахаясь от стоящего за спиной богатея, и вписывается плечом в сложившегося у соседней витрины Цзяня. Тот, кажется, даже не замечает этого толчка, использовав инерцию движения как повод приблизиться к Чжэнси сильнее. Если белобрысый придвинется к Чжаню еще чуть больше, они просто упадут на пол этого ебучего местечка. — Я угощаю. Забыл? — Мажор насильно вкладывает свой телефон в ладонь Рыжего и тут же разворачивается, потрепав рукой желтую шапку. — Я буду то же, что и ты. Пойду выберу свободный столик. — Пиздуй, — выныривая башкой из-под ладони с кольцом, бросает Рыжий. Держит мобильный Тяня экраном вниз, обхватывая нагретый корпус нелепо, будто грязный кирпич, но потом спохватывается: у этого-то кретина код доступа точно установлен. Заблочится перед кассой, че Рыжий делать будет? Он нехотя переворачивает телефон и легко касается пальцем экрана, чтобы тот не потух. Оглядывается по сторонам растерянно: этих тортов тут сорок разновидностей. И чая столько же. Откуда ему знать, что мажор любит из сладкого? Пирожных с тушеной говядиной тут нет, а на этом его осведомленность о вкусах Хэ Тяня заканчивается. Ну, в еде. Выручает, как ни странно, Цзянь: он уже стоит у кассы и громко заказывает два теплых чая с черешней, фирменное пирожное со сливками и один чизкейк с сахарной пудрой. Вот и заебись. И не придется терзаться раздумьями, что выбрать, стоя перед бесконечно длинным меню, в то время как этого кретина там опять может кто-то лапать. Только обойдемся без пудры. Порошок этот сами пусть жрут. Не хватало еще ебало в нем измазать. — Четыре чая, — исправляет Рыжий, подходя к стойке с терминалом с зажатым мобильным в руках. — И еще два фирменных торта с черешней и щербетом. Все на один чек. — Конечно, — улыбается миловидная девушка за кассой. На ней надет точно такой же серый передник, как на той, что строила глазки мажору, и Рыжий буквально заставляет себя не огрызаться в ответ на ее приветливую улыбку: эта-то ни в чем не виновата. Он снова проводит пальцем по экрану, чтобы тот не заблокировался, и как раз в этот момент телефон вибрирует. Сверху падает уведомление: получено сообщение от Хэ Чэна. Рыжий пробегает по нему глазами автоматически и только потом осознает: сейчас он сделал примерно то же самое, что и мажор с его телефоном. Хотя нихуя не то же самое, злобно исправляется он: этот идиот сам ему свой телефон всучил, а Рыжий к своему даже приближаться не позволял. Но сути это не меняет: сообщение он прочел. Или по крайней мере его начало. “Все готово. Жду завтра в полдень.” Хуй знает, что именно там у них завтра в полдень намечается. Какой-то сеанс семейного воссоединения, наверное. Интересно, каково оно — воссоединяться с “семьей”, подписанной в памяти твоего телефона полным именем? — А это телефон Хэ Тяня, да? — Цзянь сует нос между плечом Рыжего и зажатым в его руке мобильным. — А вы всегда переписки друг друга читаете? — Цзянь, скройся, — покрываясь нежно-розовыми пятнами, бросает Рыжий. — Ой, да ладно тебе, Рыжик. Я тоже люблю в телефоне Сиси копаться. А давай посмотрим, с кем еще Хэ Тянь переписывается? — Нет. — Тогда переименуем ему парочку контактов? — Не переименуем. — Может, хотя бы ответим кому-то в чатах от его имени? Рыжий морщится, снова трогая пальцем экран телефона мажора. У них, блять, схемы пикапа с ебаным Хэ Тянем одинаковые? — Четыре праздничных чая с черешней готовы! — Спасибо! — тут же переключается Цзянь, моментально потеряв интерес к мобильному богатея. Два из четырех стаканов забирает Чжань, а белобрысый тараторит что-то насчет тренировки идеального баланса и пытается уместить на край небольшого подноса с четырьмя десертами еще два чая, пока Рыжий прикладывает телефон Хэ Тяня к платежному терминалу. В кассе что-то щелкает, и улыбчивая девушка за стойкой сообщает об успешной оплате. Рыжий кивает с облегчением (мог ведь мажор подъебать его и открыть счет, на котором было недостаточно бабок? Если такие во вселенной Хэ существуют), но это чувство тут же сменяется глухим непониманием, когда он блокирует экран и видит его заставку. Это че… его шея, что ли?.. — Оставь, — онемевшим ртом произносит Рыжий, на автомате снимая один за другим два стакана с подноса, который Цзянь все никак не может поднять. — Это я заберу. Так и есть: блокировочный экран мобильного этого уебка загорается фотографией, сделанной прямо у входа в это самое кафе не больше пяти минут назад. Горловина белой толстовки, выступающий из-под ее края шейный позвонок, узкая полоска рыжих волос под желтой шапкой на фоне входной двери ебучего местечка. И отчетливо различимые мурашки на светлой коже. Ну что за гондон. Вот чего он хочет добиться этим? Знал ведь, что Рыжий увидит эту заставку. Может, даже рассчитывал на это. Только вот какой реакции он ждет? Что Рыжий взглянет на фото собственной шеи с гусиной кожей, разомлеет к хуям от восторга и упадет в распростертые объятия черного пиджака? Кусок законченного идиота. Рыжий сует телефон в карман, хватает два оставшихся на стойке чая, и в голову вдруг ебашит простая, но пугающая мысль: Тянь смотрит на него. Тоже. И тоже видит всю хуйню, которую видеть бы не стоило. Мурашки эти, брошенные исподтишка взгляды, ебучую бьющую через край ревность. Тянь видит это и все понимает. Совсем как Рыжий, который подмечает легкие касания длинных пальцев к подарочному кольцу. Который знает, что сигарету можно забрать изо рта и без поглаживаний губ. Что даже на небольшом сиденье мопеда совсем не обязательно так сильно прижиматься к водителю всем телом. Вот только че делать со всей этой хуйней? Додумать не получается: неразлучники возвращаются обратно к стойке, все так же держа в руках их общий заказ. — Мы обошли весь зал, но Хэ Тянь будто пропал! — громогласно заявляет Цзянь, для большей убедительности помахивая в воздухе подносом с пирожными. Рыжий как-то обреченно думает, что этот мастер баланса таки опрокинет сегодня что-то. Возможно, думает Рыжий, чуть хмыкнув, это будет Чжань. — Здесь еще на улице столики есть, — спокойно подмечает Чжэнси, и Цзянь моментально разворачивается к нему, в очередной раз взмахнув подносом: — Сиси, ты гений! — Не мог же этот болван занять столик снаружи, — ворчит Рыжий, направляясь к выходу. Как ни крути, зима, хоть и удивительно теплая. Но этот болван мог, да еще как. Именно это он и сделал: откинулся на спинку стула, держа руки в карманах и широко расставив ноги. Улыбается довольно, и улыбка эта действует как мощнейший бабский магнит: одна вон уже остановилась неподалеку от занятого мажором столика, делая селфи так, чтобы в кадр попала эта смазливая рожа. Еще одна проходящая мимо девчонка засмотрелась на самовлюбленного мерзавца и прямо на глазах Рыжего с неразлучниками со всей дури упоролась в столбик, ограничивающий проезд автомобилей. А третья подошла прямо к столику и положила руку на спинку стоящего рядом с Хэ Тянем стула, явно собираясь подсесть к черному пиджаку. Рыжий смотрит на нее и думает: и как тебе, сука, не холодно в такой короткой юбке к нему подкатывать. Катилась бы ты лучше отсюда. Но этот мудила, завидев троицу друзей у выхода, демонстративным жестом выкладывает на стол руку с кольцом и лениво мотает головой. Девчонка стреляет в этот узкий ободок понимающим взглядом и, мило улыбнувшись, ретируется. А Рыжий, стоя на ступеньках, качает башкой. Бля. Это никогда не прекратится. Потому что он красивый. Рыжий быстро подходит к столику, осторожно ставит на его гладкую поверхность два стакана с чаем и демонстративно бросает рядом телефон мажора. — Это что? — возмущенно-требовательно спрашивает он, нависая над Тянем. — Мой телефон, надо думать. Или ты о напитке? Тогда лучше ты скажи мне, что это. — Это чай с черешней! — громко объявляет подоспевший Цзянь и с размаху плюхает на стол поднос с четырьмя небольшими тарелками. Пластиковые вилки мягко шуршат от удара. — Что-то не так, малыш Мо? — Ты знаешь, что не так. — Рыжий резко указывает пальцем на телефон Хэ Тяня и замирает растерянно. Мобильный богатея лежит на столе экраном вниз, открывая взгляду пластиковую крышку, обычно спрятанную в ладони. Это уже нихуя не смешно даже. Это должно пугать, походить на преследование или одержимость: телефон Тяня стилизован под Гибсон, который Рыжий получил от мажора в подарок. Лаковая красно-коричневая поверхность с черными плоскими кругляшками регуляторов и тянущейся через всю крышку размашистой надписью “Мо”, выполненной белой краской. Рыжий пялится на это с бессильной злостью. Этот еблан решил над ним поприкалываться, наверное. Ведет себя так, будто все это время не выпускал Рыжего из башки. Думал о нем. Помнил. Готовился к этой встрече. Вот только нахуя, что ни возьми из этого — какой в этом смысл? Нихуя ведь не изменится, как сильно ни старайся. Сегодня он съебет. Завтра его Хэ Чэн в полдень ждет. А потом улетит снова за океан получать свои хорошие оценки. А Рыжему снова себя ломать придется. Хэ Тянь протягивает руку, не отрывая взгляда от Рыжего, и забирает свой мобильный. Мо Гуань Шань хватает мажора за руку прежде, чем успевает задуматься, что делает: сжимает пальцами теплое запястье и трясет его. — А это, блять, еще что? — Все еще мой телефон, — невозмутимо отвечает Хэ. В его глазах пляшут опасные черти: Рыжий знает, что руку лучше отпустить. Но это уже переходит всякие границы. — Что за надпись на нем. — Рыжий цедит слова так, будто они сверлят ему зубы. — Всего лишь мой англопсевдоним. — Что?... Рука все-таки разжимается. Сама собой. — Англопсевдоним. Ну, знаешь, чтобы моим однокурсникам было проще запоминать мое имя. Я перебрал много вариантов, но больше остальных мне понравилось “Монте”. Рыжий валится на стул, не сводя глаз с Хэ Тяня. — Ты больной. — Кажется, нет, — мудак беззаботно жмет плечами и прихлебывает чай через широкую соломинку. — Так ты не знаешь, Рыжик? — Цзянь полон восторга. — У Хэ Тяня теперь все в надписях “Мо”. У него даже на шмотках теперь не “Хэ”, а “Мо” написано. Ну, это сокращение от “Монте”. Забавно, да? — Обосраться как забавно, — рывком подвигая к себе кусок торта, ядовито отвечает Рыжий. Бросает недовольно в сторону: — Сперва тебе нужна была моя готовка. Потом моя дружба. Теперь тебе нужно мое имя? Хэ Тянь медленно наклоняется к Рыжему и отвечает низким голосом: — Мне нужно твоё всё. — Маньяк ебаный. Мажор реально выглядит так, будто хочет сейчас же наброситься на Рыжего, и от этого у него сжимается что-то в животе. Он резко дергает с подноса еще одно блюдце с пирожным и толкает его в направлении этого кретина. — Жри. — Фи, как грубо, — тут же отзывается Цзянь. — Попробуй лучше чаёк, Рыжик. Тут столько мякоти! — Цзянь И. Чжань достает из кармана флакончик антисептика, открывает крышку и берет Цзяня за руку, выдавливая на его раскрытую ладонь прозрачную каплю. Белобрысый, залипнув на секунду, энергично кивает и рассказывает очередные новости о вирусе, который всему миру жизнь пересрал. Чжань тоже протирает руки и протягивает раскрытый пузырек Хэ Тяню: надо? Мажор переклоняется через стол, забирая у Чжэнси антисептик. Смотрит довольно на Рыжего. — Малыш Мо. Протяни руку. Малыш Мо громко цокает и показательно вытягивает ладонь: давай, блять, шути уже свои шутки о смазке. Но Хэ Тянь делает кое-что другое: выдавливает каплю холодного желе на руку Рыжего с влажным звуком, а затем повторяет то же самое со своей ладонью и медленно, старательно размазывает блестящий гель длинными пальцами. Рыжий, втирая антисептик в кожу резкими движениями, думает со злостью, что этот хрен даже руки себе обрабатывает сексуально. Мудак. Как будто нарочно поглаживает одну ладонь о другую так плавно, с оттяжкой, касается пальцев почти жестко, и эти жесткие касания почему-то выглядят как ласка. Прикрывая на мгновение глаза, Рыжий думает: на обработку рук он еще никогда не дрочил. Но ведь все бывает впервые. — Теперь мы все защищены от неприятных неожиданностей. Пузырек возвращается к Чжэнси, и все наконец принимаются за торты. Рыжий сосредоточенно пялится в свою тарелку. Оказывается, если не захлебываться ревностью, то десерт и правда кажется привлекательным: черешни, уложенные на сливки, блестят круглым боком, а между ними торчат несколько клубничных ягод. Пару минут все едят молча, а потом Цзянь не выдерживает гнета тишины и запускает шарманку пиздежа. Рыжий думает, закатывая глаза: ну вот, сейчас начнутся кулстори о том, кто где учится и как сложно успевать сдавать экзамены вовремя. Готовится прикончить свой паек и съебывать. Но ничего такого не происходит: вместо этого Цзянь взахлеб рассказывает о новой игре и не терпящим возражений тоном заявляет, что они должны будут непременно сыграть в нее. Рассказывает, что для полного погружения нужно обязательно катать в нее на уроках у Терминатора и искренне сожалеет, что их не похитили вместе с ним, чтобы они могли до сих пор учиться вместе. Все трое отвечают Цзяню вразнобой примерно одно и то же: никто не выдержал бы еще один год учебы в этом месте, да еще и с ним. Вспоминают, почему школа была отстоем и что в ней было классного. Приходят к выводу, что хорошего было все-таки больше, и пару раз искренне смеются — все четверо, и даже Рыжий. Он почти расслабляется и удивляется тому, как легко течет разговор. Не приходится оправдываться, огрызаться, искать повод свалить. Так, для вида только. А потом до него доходит, что никто за весь вечер ни разу не задал ни одного вопроса о настоящем и будущем, о том, почему и куда Рыжий пропал. Кроме мажора, разумеется — но и ему Рыжий не рассказал всей правды, и то, что случилось по пути сюда, будто осталось где-то далеко. Мо Гуань Шань неожиданно ловит себя на том, что ему комфортно. Впервые за долго время. Не терпимо, а именно комфортно. Даже несмотря на непрекращающийся пиздеж Цзяня. Кстати, о Цзяне: первое впечатление от встречи с ним оказалось обманчивым. Рыжий смотрит на него и не может понять, что с ним не так: белобрысый все же как-то неуловимо изменился, и несмотря на рассказы о возвращении в школу и жалобы на сложную домашку, теперь его легче представить ссутуленным и уставшим, с бокалом виски и сигаретой в подрагивающих пальцах, чем над тетрадками или учебниками. Цзянь будто застыл в каком-то переходном этапе личной трансформации: он еще не стал тьмой, но уже и не был чистым светом. Беззаботный мальчишка в футболке с идиотским принтом, обеими руками вцепившийся в пакет молока с соломинкой, куда-то подевался, а на его месте оказалось это: высокое и стройное, в очках и оверсайз-кардигане, из-под которого торчит небрежно расстегнутая рубашка в рубчик. Девчонки в школе, должно быть, с ума сходят от одного взгляда на него, они ведь и раньше вокруг белобрысого вились. Может, и не только девчонки. Или не только в школе: Рыжий не слепой и видит, какими взглядами в него стреляет Чжэнси, когда думает, что никто не смотрит. Дошло ему наконец-то. Просто вечер наблюдений за влюбленными, а не канун Рождества. Прежними в Цзяне остались только две вещи: пиздеж в режиме нон-стоп и непреодолимая Чжань-гравитация. Да и они претерпели некоторые изменения: несмотря на бесконечный треп, возникает впечатление, будто что-то действительно важное Цзянь не договаривает. Будто отвлекает от сути. А его притяжение к Чжэнси обрело новые, по-настоящему голодные оттенки. Как… Рыжий нервно сглатывает, отыскав в голове подходящее сравнение: как было в школьные времена у Хэ Тяня к нему самому. Смотрит искоса на мажора: да, сейчас его методы стали другими. Глубже, жестче, прицельнее. Цзянь еще так не научился. Хэ Тянь будто не замечает, что Рыжий пялится на него: указывает на Цзяня вилкой и рассказывает, как белобрысый однажды перепутал сумку Чжэнси и другого одноклассника, вложив письмо от Сяо Хой не в тот рюкзак. Цзянь поперхивается чаем, фыркает, разбрызгивая сливки по всему столу, закашливается и тычет пальцем в Хэ Тяня: — ТЫ! Ты КЛЯЛСЯ, что никогда никому об этом не расскажешь!! — Расслабься, Цзянь, — со смехом отвечает Хэ Тянь, — это давным-давно утратило всякую актуальность. Правда, Чжэнси? Чжэнси отвечает Хэ Тяню без слов: он спокойно берет салфетку с подноса, стоящего в центре стола, протягивает руку к лицу Цзяня и говорит, мягко вытирая белобрысому губы: — Вот дурень. Весь рот сливками перепачкал. Цзянь И каменеет, а глаза за тонкой черной оправой медленно расширяются, опускаются к губам Чжаня и наливаются настоящей животной жаждой. Рыжему даже смотреть на это становится неловко, и он опускает глаза, успевая, впрочем, заметить, как Цзянь утаскивает свободную руку Чжэнси под стол. А тот даже в лице не меняется. Вот так неразлучники. Окей. Он просто сделает вид, что не видел этого. И заберет назад свои слова о глубине и прицельности выпадов белобрысого. Зато не увидеть кое-что другое просто невозможно: мажор резко поворачивает голову к Рыжему, внимательно рассматривая его губы. А Рыжий не поперхивался чаем и предусмотрительно не заказывал десерт с сахарной пудрой, поэтому его лицо разве что не сверкает чистотой. Но этого кретина чистота лица Рыжего не останавливает: он смотрит в золотые глаза, как хищник перед нападением, и протягивает руку к губам Мо Гуань Шаня, мазнув большим пальцем по нижней. Рыжий успевает некстати подумать, что с тех пор, как Хэ Тянь сделал то же самое впервые за сегодня, прошла, кажется, целая вечность. А потом смазливый уебок, не отрывая взгляда от уже горящего Рыжего, открывает свой рот и широко и влажно лижет палец, которым только что прикасался к напряженно сжатым губам. И лицо Рыжего вспыхивает, как, наверное, не вспыхивало уже пару лет. Потому что Хэ Тянь облизывает кончик пальца целиком, чуть двигая головой и обхватывая изящную фалангу губами. Мо Гуань Шань не только отворачивает ебало так, что в шее хрустит, но и заслоняется от этого зрелища ладонями, чувствуя, как его бросает в пот. — Сладенько, — низко тянет мажор, проводя языком по влажным губам. — Хорош обсасывать, еблана кусок! — орет Рыжий, пиная ногу Хэ Тяня под столом. Стол содрогается от удара, и Цзянь буквально подпрыгивает на своем стуле, вываливаясь в реальность. Он тоже выглядит растерянным, и чтобы прийти в себя, выбирает нападение вместо защиты. — Ого! Уф, ребята, ну вы и даете! Вот это да! Правда, Сиси? Цзянь неловко хватает оставшиеся на подносе салфетки и вытирает разбрызганные по всему столу сливки, пока Рыжий, зажмурившись, рваными движениями чешет лоб и поправляет шапку. — Вот это да! Уф! Скажи, Сиси? Ничего себе! Белобрысый встает рывком, запахивая на себе кардиган, и одним широким движением сгребает все влажные салфетки на поднос. Указывает пальцем на сидящего рядом Чжаня: — Никуда не уходите! Чжань Чжэнси, не шевелись! Я сейчас вернусь! Слегка порозовевший Чжань как ни в чем ни бывало кладет слева от тарелки телефон, снова принимаясь за остатки торта. Рыжий, все еще чувствуя на лице пожар, впивается злобным взглядом в исходящую удовольствием рожу сидящего рядом кретина, пытаясь вложить в этот взгляд всю злость, на какую только способно его рыжее сердце. Мудак ебаный. Нихера не стесняется. Ничего, кроме подъебов, пошлости и провокаций — вот что такое этот человек. Надо запомнить это хорошенько: мало ли что еще выкинет сегодня этот уебан. Готовым нужно быть ко всему. Иронично, но выкидывает на этот раз сам Рыжий. Буквально. И оказывается, что иногда случаются вещи, к которым невозможно подготовиться. И защититься от этой неприятной неожиданности не помог бы никакой антисептик. Цзянь возвращается за столик уже без подноса, с размаху плюхается на стул и тянет сходу: — Даааа, ребята, вот это вы дали, конечно, ничего себе. Мне прямо-таки перекурить захотелось, глядя на вас! — Да пожалуйста, — выплевывает Рыжий, пытаясь причинить мажору вред силой мысли. — Могу тебя “Двойным счастьем” угостить. — Двойное счастье? Никогда о таком не слышал! Ну давай попробуем! Я вообще-то люблю крепкие сигары, я их еще на острове полюбил, там кроме них ничего почти и не было, так что вряд ли твое двойное счастье может сравниться с ними по крепости. Говорят, кстати, что сигары крутят на бедрах мулаток. Но вообще-то на бедрах ничего крутить неудобно, скажи, Сиси? Все еще убийственно-зло глядя на Хэ, Рыжий засовывает руку в карман, нащупывает там прямоугольную картонную коробку и бросает ее на стол. Замечает краем глаза, как она, приземляясь с негромким стуком, проезжает по лакированной поверхности пару сантиметров, и над столом повисает подозрительное молчание. Цзянь как-то резко замолкает, обрывая свой привычный треп, а Чжэнси прекращает стучать по тарелке вилкой. — Это что? — как-то странно спрашивает Цзянь. — Двойное счастье. Не видишь, что ли? Крепкие, сука. Не ожидал, что настолько. — Рыжий наконец отводит угрожающий взгляд от Хэ Тяня и смотрит прямо Цзяню в лицо. — Наслаждайся. Не хуже сигар. — Вот как? Ну что же, теперь я просто обязан в этом убедиться, — дрогнувшим звенящим голосом отвечает Цзянь, неоднозначно приподняв брови и мелко кивнув. Он смотрит на коробку, не отрываясь, и Рыжий хмурится от непонятного предчувствия. Опускает глаза и хмурится сильнее: че такого необычного-то на этой пачке? Он и не рассмотрел ее толком. Натыкается взглядом на единственную лежащую на столе красную картонную упаковку и уже открывает рот, чтобы спросить: а сигареты-то где? Но так и замирает на полувдохе с приоткрытым ртом. Немая пауза затягивается, а Рыжий с заледеневшим горлом тупо пялится на лаконичную надпись “0,01”. Ультратонкие. Со смазкой.