Дальше в Лес

В теплой жилой комнате мужчина сгрузил свою дрожащую, как птенец, ношу на обеденный стул и сразу куда-то ушел. Яра согнулась, с трудом подтянула озябшие ноги и неловко сняла оцепеневшими руками мокрые носки. Попробовала растереть грудину и бока, но движения давались с непреодолимым трудом, и она просто скукожилась, обнимая себя. Мужчина вернулся с кувшином воды. Подошел к печке, обернув руку полотенцем, вытащил чайник и плеснул кипятка в кувшин. Размешивая воду, вперил взгляд в неподвижную девушку и коротко приказал: — Раздевайся. В его голосе было столько напора, что Яра рефлекторно скомкала леденящую ткань на бедрах, будто защищая штаны от посягательств. Пару секунд мужчина ошеломленно таращился на нее, а затем в сердцах двинул рукой, отчего брызги полетели во все стороны. — Да вы вообще там в своем Городе с ума посходили, что ли? Предпочитаешь переохлаждение, только бы я чего не увидел? Яре стало неловко. Умом она понимала, что он правда ничего такого в виду не имел, но въевшаяся намертво привычка опасаться и блюсти приличия уже стала рефлексом. — Нет, я… — смущенно попробовала она оправдаться, но он ее уже не слушал. Отвернувшись, копался в шкафу. Пока он искал подходящую одежду, Яра сумела кое-как стащить промокшие штаны. Но снимать толстовку все-таки колебалась: под ней ничего не было. Мужчина, не глядя, бросил полотенце, хлопковые штаны и рубашку. Следом полетели шерстяные носки и платок. Яра обтерлась полотенцем и попробовала натянуть сухие штаны. Оттаивающие ступни ног будто резало ножами, конечности плохо слушались, и она замешкалась. Восприняв отсутствие шума как знак того, что девушка уже оделась, мужчина обернулся только чтобы успеть увидеть, как неловко Яра заваливается на стол, запутавшись в штанинах. Краешком сознания Яра отметила, что этот эпизод стал бы одним из самых унизительных в ее жизни, если бы на чувства не подействовала анестезия переохлаждения. Мужчина скептически скривился, подошел, рывком поднял Яру, помог расправить штанины и стянуть на животе завязки. От его бесцеремонных действий толстовка задралась почти до груди, и он, нимало не колеблясь, продолжил ее задирать, намереваясь снять. Этого Яра уже вынести не могла и оттолкнула от себя. Его отбросило всего на пару сантиметров, с тем же успехом она могла просто подуть на него. — Не дури, — жестко осадил он, — У тебя самой не получается. Надо снять холодную одежду. И продолжил тащить ткань вверх, отчего Яра не на шутку разволновалась. Вторжение и собственная блеклая беспомощность так нервировали ее, что с невесть откуда взявшимися силами, она снова оттолкнула его от себя, и на этот раз он отлетел подальше. — Я сама, — непреклонно заявила она. Признав ее нежелание, мужчина пожал плечами и отступил, пусть по взгляду и читалось, что он считает сопротивление глупым. — Хорошо. Давай сама, — сказал он, отходя к окну. Кое-как, за безмерно долгий промежуток времени Яра переодела верх и закуталась в платок. — Все, — старательно управляя голосом, чтобы не дрожал, сообщила она. Он вернулся к ней, плеснул из кувшина в чашку. — На, попей теплого. Только теперь Яра обнаружила, что сжигающая ее заживо после переноса жажда отступила и напоминала о себе гораздо скромнее, терпимо. Хватило полторы кружки воды, чтобы она напилась. Мужчина наблюдал за ней, прислонившись бедрами к столу и сложив руки на груди. Когда Яра отставила кружку, он высказал то, что, видимо, держал в себе последние минуты. — Поэтому здесь не любят городских. Вы скорее сдохнете, чем отбросите целую гору своих условностей. Вцепляетесь в них, как в единственную защиту. Он уже не злился, просто сообщал факт. — «Сдохнете» звучит слишком жестко, — вздохнула Яра. В глубине души она понимала, о чем он, и признавала, его правоту, но формулировка проассоциировалась у нее с безжалостным одиночеством зимнего Леса, и это действительно пугало. — Но это так, — ответил он. — Городские в Лесу не умирают, а именно что дохнут. И тянут за собой. В Лесу против городских предубеждение, вряд ли тебе кто-то еще станет помогать. — Ну а ты, значит, альтруист? — буркнула Яра, еще плотнее обнимая себя за бока и исподлобья заглядывая в серые глаза. — Кто? — с любопытством переспросил он. Яра сначала удивилась его реакции, а потом сообразила, что лесной человек может и не знать такого слова. — Ты добрый? — переформулировала она. Он моргнул, будто все еще не до конца понимал ее. — Я бываю добрым, — после долгой паузы ответил он. — А все остальное время равнодушный? — Я бываю равнодушным. Яра почувствовала, что нащупала некое откровение. Следующий вопрос родился по вдохновению. — И жестоким бываешь? — Бываю. Яра едва заметно выдохнула, жалея себя. Как бы то ни было, она успела проникнуться к нему доверием, а возможно, не стоило бы. Не потому, что он плохой человек, а потому что у лесных, вероятно, другая мораль. — А со мной будешь жестоким? — Откуда я знаю? Он опять смотрел на нее, как на странного зверька. Яра кивнула сама себе, в подтверждение своих догадок. Видимо ее обреченный вид раздражил мужчину, потому что он резко высказался: — У меня нет дурных намерений. Я добрый? Но и помогаю не всегда. Я злой? Твоя настойчивость выяснить, все ли с тобой будет в порядке, утомляет. Звучит так, будто ты шантажируешь жизнь. — Я прекрасно это понимаю. Но мне страшно! Я ничего не знаю ни о Лесе, ни о тебе! Я понимаю, что ты мне ничего не должен, — уязвимо честно выпалила Яра. Такая откровенность смягчила его. Он опустился на корточки и принялся натягивать на ее босые ступни шерстяные носки. И тут она, хоть и испытала волнующую неловкость, уже не возражала, поскольку мелкие движения еще пока давались с трудом — Городских легко вычислить. Даже если бы ты была одета, как лесная, и просто молча стояла, все равно любой бы опознал в тебе чужака, — поделился он, не поднимая головы. — Это видно по взгляду. И по движениям тоже — городские скованные и плохо балансируют. Не умеют доверяться обстоятельствам. Пытаются сделать все вокруг неподвижным, определенным. Ты, наверное, пока не совсем улавливаешь, о чем я. Он закончил расправлять носки, рассеяно потер лоб над переносицей и вскинул взгляд вверх. — Ты сказала, что понимаешь: я тебе ничего не должен. Но человек, который знает, что ему придется выбираться самостоятельно, ощущается по-другому. Ты уже от меня чего-то ждешь — это чувствуется. Ты полагаешься на меня. Лесные ощущаются иначе. Даже когда принимают помощь, они в любой момент готовы остаться без нее. Эта готовность есть даже у детей. Ты же как ягненок без стада. Его слова уязвляли. Конечно, в одиночку ей было бы трудно, практически нереально выжить в Лесу. Но это не означало, что она вконец растерялась бы и не стала бороться до последнего, встала как вкопанная и покорно замерзла под елкой. Может, она и полагалась на этого незнакомого мужчину, но это была ее часть борьбы — то немногое, что ей доступно. — Ну, да, мне сложно. Но я не совсем беспомощна, — возразила она. — Не важно, что ты внутри себя думаешь и что говоришь. Я говорю о том, что видится со стороны. — Я вовсе не требую от тебя помощи. Я лишь очень надеюсь. — А я не обвиняю. Я пытаюсь рассказать тебе о тебе. Чтобы ты поняла, как жить тут. Лесные не слушают слова, они доверяют восприятию. Тут не многие стали бы с тобой разговаривать, как я. Для большинства зависимый человек — потерянный на дороге мешочек с лакомством. Обдурить тебя, сыграв на страхе застрять в Лесу, проще простого. Оттаявшая физически и душевно Яра слегка улыбнулась — Ты все-таки добрый. А это то, что я воспринимаю. Он зубасто улыбнулся в ответ. — Только держи свое восприятие при себе. А то огласят сумасшедшей, и тогда точно хорошего отношения не жди. — Почему? Другим тут ты не кажешься добрым? Ты делал что-то бесчеловечно ужасное? — почти весело спросила расслабившаяся Яра. — Нет, но достаточно того, что способен, — лаконично ответил он. Яра подтянула ноги к груди: ей начало казаться, что по полу сквозит холодом — скорее всего фантомное ощущение, толстые носки должны были от этого защитить. А мужчина собрал ее одежду и, как и в прошлый раз, развесил на веревках у печи. Яра пронаблюдала за ним и полюбопытствовала: — Кстати, а о ком ты? В прошлый раз ты говорил, что в округе никого нет. — Это так. Но сюда временами забредают люди. Он чихнул, тряхнув всей головой, отчего длинная челка упала ему на глаза, пятерней зачесал волосы назад и огляделся кругом, присматриваясь, за какое следующее дело взяться. В итоге присел за другой край стола и принялся измельчать ножом горку сухого укропа. Яра следила за его будничными движениями и не верила, что он может быть устрашающим, но свое недоумение оставила при себе. Мало ли чего она о нем не знала. — Ты поможешь мне снова вернуться в город? — спросила она, обнимая себя за колени. Он кивнул. — Спасибо. — Но точно не сегодня. — Завтра? — А завтра решу завтра, — он поднял на нее беглый взгляд и вновь вернулся к работе. Яра замолчала. Ей хотелось попасть домой не позднее, чем завтра, но диктовать ему не смела. Но был вопрос, который волновал ее так сильно, что в итоге она не могла не озвучить его: — А если перенос повторится не раз и не два? Ты продолжишь помогать мне? Он молчал довольно долго, тишину скрашивал только стук ножа о деревянную досточку. Наконец, он ответил: — Я помогаю, потому что ты не безнадежна. Придется тебе научиться возвращаться самостоятельно. Вечно твоим костылем я не буду. Прозвучало это так отстраненно, что Яра четко усвоила: с ней возятся, только пока ему не надоест. Стук ножа вдруг прервался, а мужчина резко вскинул голову и уставился сосредоточенным немигающим взглядом куда-то мимо Яры, совсем как в начале их встречи. Она тоже быстро обернулась, но ничего не увидела. Поточнее проследила направление его взгляда, вычислила точку, куда он смотрит, но там было лишь пустое пространство между столом и печью — голые доски пола, да с потолочной балки свисал пучок сухого зверобоя. Мужчина медленно отложил в сторону нож и спросил: — Ты видела своего демона? Яра воскресила в памяти самый первый, полустершийся эпизод. Припомнила запах мокрой псины и сизую гриву, массивное, но гибкое туловище и лапы, обладающие почти человеческими пальцами с острейшими когтями на них. — Д-да… — Опиши, — попросил он. Яра постаралась передать облик существа, его запах, ощущение от него. Мужчина слушал, покусывал сухие губы и продолжал, не мигая, глядеть в одну точку. Чувствуя возрастающее беспокойство, Яра тоже начала пялиться туда, но ничего, кроме пустоты не наблюдала — Что там? Что ты видишь? — не выдержала она. — Друг твой в гостях, — обронил он. — Я не вижу, — запаниковала Яра. — Еще больше разволнуйся, и даже руку свою не увидишь, — подтрунил мужчина, ненадолго обращая к ней насмешливый взгляд. — Успокойся. Как будто это действие, которое можно исполнить по приказу. Яра опять начинала ощущать раскручивающееся юлой в животе волнение и сильную, ослепляющую жажду. Свет начал меркнуть, краски поблекли, словно пространство провалилось куда-то вглубь. — Эй, — донесся изумленный возглас, — чего трясешься-то так? Ты мне дом порушишь. Внезапно ее запястье придавило к столешнице чугунной тяжестью, а мир перед глазами обрел четкость, цвет и вес. Мужчина прижимал ее руку к столу, и она готова была поклясться, что помимо обычной человеческой силы чувствовала что-то еще, грандиозно тяжелое и неподвижное, как гора, но при этом не раздавливающее. Выдернуть руку она не смогла бы, даже если б постаралась. Но это не испугало ее. Наоборот, усилило: будто пока он удерживал, у нее оставалась опора. — Вон он, посмотри, — мужчина кивнул в сторону, взметнув легкими прядями, и Яра машинально туда поглядела. И на этот раз увидела огромное, ростом почти до потолка, пепельно-серое нечто, сутуло стоящее на задних пружинистых лапах. Будто не определившаяся, стать ей человеческой или звериной, фигура на полусогнутых львиных лапах и с отставленным назад тазом, с мускулистыми руками, бездействующими плетями свисающими до колен. И на контрасте с расслабленными мышцами — внушительные обсидиановые когти на подрагивающих пальцах. Только эти подвижные когти, да беспокойно вращающиеся в глазницах яблоки показывали, что существо живое, не застывшее изваяние. Вопреки ожиданиям, увидев демона воочию, Яра почти успокоилась. Вероятно, изматывающая неопределенность пугала больше, чем встреча лицом к лицу. Теперь Яра уж точно не отвела бы взгляд и не попыталась спрятаться «в домике», потому что понимала: для этого существа стен нет, зажмурить глаза — не спрятаться. «Когда ты от меня отстанешь, тварь?», — лишь этой злой мыслью просквозило навылет ее отчаянное сопротивление. В пространстве словно протянулась звенящая струна от мужчины к существу. Звука не было слышно, но ощущалось то ли колебание, то ли простреливающее тепло, то ли преломление света. Через секунду все прекратилось. — Он мне не отвечает, — сообщил мужчина. — Спроси его что-нибудь. — А что у него можно спросить? — Тебе виднее. Например, давно ли он с тобой. Чувствуя себя очень глупо, Яра вслух обратилась к существу: — Давно ты со мной? В пространстве комнаты разлились тоска осенних дней, запах прелой листвы и прохладца мелкой мороси. Яра начала подозревать, что от сильного потрясения испытывает галлюцинации. — Он говорит «никогда», — объяснил мужчина. — Странно, как будто не на тот вопрос отвечает. Яра задумалась. — Я перед этим мысленно проорала: «когда от меня отстанешь?», еще до того, как ты меня попросил. Может быть так, что ответ был на этот вопрос? — Запросто. Секундное глубокое молчание, и он нейтрально проинформировал: — Это значит, он до конца жизни с тобой. Мужчина поймал своими серыми ясными глазами ее взгляд и добил:  — А может, и после смерти. Не успев ничего толком осознать, Яра ошеломленно обрела внутри себя что-то близкое к вопросу: «И после смерти?..». Мгновенно пространство словно расширилось, наполнилось измерениями, глубиной и прозрачностью. Как будто они были во влажной девственной пещере, и свет от фонарика в ее руке, проходя через космогонически великое расстояние терялся на том конце зияющей шершавой черноты. — Поняла его ответ? — тактично спросил мужчина. — Не переводи! — завопила напуганная до чертиков Яра. Он пожал плечами и промолчал. Но кажется, они оба уже знали, что когда она будет готова, ответ демона всплывет в ее памяти сам собой, и переводчик ей не понадобится. Вопрос в том, при жизни ли это произойдет или в засыпающем сознании умирающего. Так одиноко, тоскливо и страшно Яре не было еще никогда. Хоть посреди скандирующего стадиона, сейчас она все равно оставалась бы в пустоте и безмолвии чистилища. Тяжесть на ее руке усилилась, и к ней добавилось тепло. Это греющее пятно, по ощущениям охряное, как пламя костра, вытягивало ее из той жути, в которую затащил отклик демона. Яра посмотрела на жилистые напряженные пальцы поверх своего запястья, поднялась взглядом выше по застиранному рукаву рубашки, по широкой, спокойно вздымающейся груди, по расчесанной под челюстью шее и остановилась на лице с расслабленным прищуром. — Переживешь, — безжалостно констатировал мужчина. — Пусть он уйдет, — одними губами взмолилась обессиленная шоком Яра. — Меня он не послушает. Проси сама. — Уходи, — выдохнула в сторону демона Яра. Тот никак не среагировал. Стоял, как глухой истукан забытого и потому бессильного языческого божества. — Уходи, — голос Яры набрал соков, прозвучал громче и ярче. Демон приподнялся на цыпочках, одновременно еще сильнее горбясь в холке, будто ему непривычно было балансировать на задних лапах, пружинисто шагнул к ней. Яра отшатнулась назад, вжалась в спинку стула так, что едва не перевернулась, и что есть мочи заорала: — Убирайся! Ее голос распорол воздух и отдался звоном ушах. Мужчина рефлекторно усилил сдерживающую хватку. Его рука дрогнула, ноготь случайно царапнул внутреннюю сторону запястья. Мелкая обыденная боль слегка привела Яру в чувства. Демона в комнате больше не было. Пространство ощущалось привычным, трехмерным, без подтекста и подвоха. Простым, как кирпич. Яра перевела взгляд на своего спасителя. Тот смотрел на нее с легким азартом и толикой любопытства. Он медленно отпустил ее руку, затем переставил стул поудобнее, чтобы сидеть лицом к лицу. Закинул ногу на ногу, а руку за спинку стула в настрое на долгую беседу и уронил: — Теперь мне интересно. Рассказывай. — С самого начала? — С самого начала. И она все рассказала ему: и про демона на подоконнике, и про краткий полет в Лес, про свою подготовку к переносу, про многократные попытки демона вытащить ее. Даже про неудобства на свидании в ресторане, когда она больше волновалась и жарилась во флиске, чем наслаждалась временем. Он слушал увлеченно, не прерывая, когда у нее шла мысль, но задавая уточняющие вопросы, едва она начинала путаться. Его интересовало, какая была обстановка перед переносами, вплоть до освещения и запахов Он заставлял ее вспоминать и раз за разом выуживал множество неважных, на взгляд Яры, подробностей, которые, как ей казалось, она уже и не вспомнит. Спрашивал он и том, как вели себя люди, когда Яра находилась на грани переноса. Особенно много вопросов задал про Гришу, зато про Антона и Машу один раз послушал и все, даже уточняющего вопроса не задал. — Самое выматывающее — это даже не сам перенос, а его ожидание и борьба с ним, — пожаловалась Яра, когда достаточно разговорилась для откровений. — Это нервирующее чувство, что вот-вот… И напряжение. Постоянно начеку. А эта тварюга как играла: то подкрадется, то уловит, что ее засекли, и отступит. Кошки-мышки какие-то. Жуткие ощущения. Будто охота идет. — Охота? — изумленно переспросил мужчина и сразу же разулыбался: — Так ты дичь! Яра насупилась. — Не называй меня так. — Почему нет? Зайчик-зайчишка, удирая от страха, своими задними лапками так саданул, что развалил мне дом. Он снял нож со стола за лезвие и рукоять направил на Ярину голову. Она сперва подумала, будто нож указывает на нее, но быстро сообразила и обернулась, облокачиваясь на спинку стула. Но ничего необычного не увидела, за ней была просто бревенчатая стена. Яра промычала что-то неопределенное. Тогда мужчина встал со своего места, подошел и пальцами постучал возле трещины в стене, чуть выше головы Яры. Это был всего лишь скол глубиной сантиметров пятнадцать будто кто-то рубанул топором и выдрал щепу. — И что? Я тут при чем? — с напором возразила она. — Этого тут раньше не было. Яра скептически хмыкнула. — А ты что, каждую трещинку помнишь? Как бы я ее сделала? Я же сидела у тебя на виду все это время. — В своем доме я помню каждую трещинку, пылинку, паутинку. Столько холодных зимних дней я здесь провел… Трещина появилась, когда ты завопила. Сердце Яры ухнуло вниз и затрепыхалось бестолково. Умом она еще не верила в его доводы, но тело уже испытало шок. Однако она начинала понимать: если существует неведомая сила, способная за мгновение забросить ее в Лес, то и трещина могла возникнуть сама по себе. Но если в случае с демоном Яра как бы была ни при чем — жертвой, с которой что-то происходит, то трещина возникла из-за нее, а она даже не поняла как. До настоящего момента она не подозревала, что человек на такое способен, и уж тем более, что это доступно ей. С этой новостью еще надо было ужиться. Мужчина слегка поскреб трещину, сдирая пару выступающих щепок, чтобы сгладить края. — Ничего страшного! — возвестил он, и Яра почему-то подумала, что речь о ней, но он продолжил: — Залью смолой или законопачу. Яра и так смотрела на него, но после этих слов воззрилась интенсивнее, будто хотела прижечь взглядом. Он заметил это пристальное внимание и сказал уже ей: — Ну вот так. В Городе такого быть не может. А тут запросто. Но не переживай, даже в Лесу подобное случается редко. — Значит, мой случай даже для Леса уникальный? Успокоил так успокоил, — с иронией покачала головой Яра. Казалось, ее слова смогли ненадолго выбить его из колеи. Пару секунд он переосмысливал сказанное, а потом фыркнул. — Не умею я людей успокаивать. Я ведь только что еще хотел сказать, что с твоей-то дуболомной силищей можно не бояться встречи с ужасами Леса: в тебя так отрикошетит твоим же порывом что и почувствовать ничего перед смертью не успеешь. — И ты все же сказал это, — слабым голосом упрекнула Яра. Он пожал плечами. — Я лучше научу тебя жить со всем этим, чем успокою.