«Ох, опять этот самодовольный взгляд и его лукавая улыбка…»
Византийской принцессе, воспитанной в строгости и чопорности императорского двора, было чуждо это. Незнакомые традиции, которых она никогда не видела, путали и пугали ее. Девушке стало интересно, действительно ли они боятся спугнуть мнимое счастье, или опасаются короля, или смотрят на неё? Все эти взоры были скользкими, изучающими и неудобными. Она чувствовала себя породистым жеребцом, которого покупают и продают, внимательно рассматривая зубы и копыта. Мерзко и неприятно. Верона словно пытаясь укрыться от чужих глаз, встала чуть левее от Балдуина. Его спина, хоть и немного, но все-таки смогла спрятать невысокую принцессу. — Так и продолжишь тут стоять? — тихо спросил Балдуин, улыбаясь ей. Верона подняла на него изумрудные глаза. Его слова звучали грубо, а неискренняя улыбка лишь усиливала эту глумливость. Поджав губы в недовольной гримасе, девушка немного насторожилась. Ее маленькая рука напряглась подобно тетиве, и она хотела было вырвать ее из цепкого захвата мужских пальцев, но его ладонь лишь сильнее и жёстче сомкнулась вокруг ее запястья. От проявленной жестокости короля, которая так не вязалась с его миловидным обликом, хотелось позорно расплакаться прямо здесь, на этой площади, чтобы все знали, что венчается она не по своей воле. Верона на мгновение забыла, что принцесса обязана держать лицо в любой ситуации, а брак из соображений политической выгоды — что может быть естественнее для леди её положения? Такой жест явно не остался без внимания юного короля. Балдуин усмехнулся.«Строптивица. Взгляд затравленного зверька ей не идет…»
Балдуин, в голубом расшитом серебром костюме, шел рука об руку с юной принцессой. Сухой ветер играл с его белокурыми волосами, оставляя в них частички песка. Его взгляд был устремлен вперед и ввысь. Король каждым своим движением вызывал благоговейный трепет толпы. Был слышен звон колоколов, оповещающих о начале торжественной церемонии. Король-крестоносец чуть сжал безвольную ладошку девушки, немного потягивая вниз. Молодым следовало встать на колени перед епископом. Растерявшись, Верона последовала примеру жениха. Византийская принцесса опустилась на колени, сложив руки в молитвенном жесте. Девушка слушала заунывную речь епископа, больше похожую на погребальную мессу, чем свадебную молитву. Прикрыв уставшие от яркого дневного света глаза, Верона издала тихий протяжный вздох. Что же, пусть будет погребальной мессой: она уже смирилась со своей судьбой, принимая её такой, какая она есть. Обратной дороги нет и никогда, видимо, и не было. С пелёнок ее готовили к этой участи, так зачем же сейчас противиться воле отца и матери? Смирение — одна из главных христианских добродетелей, и Верона надеялась, что ей воздастся за ее покорность. Она была, есть и будет покорной, но не покорённой. Никем и никогда. Приятный низкий голос вдруг оторвал её от мыслей, заставив удивленно распахнуть глаза. Верона знала, кому он принадлежал. Эти слова клятвы, заученные, из уст короля на удивление было приятно слышать. — Я, король Иерусалима Балдуин IV, беру Вас, принцессу Византийскую Верону Комнину, в законные перед Господом жены. Я обещаю быть верным вам в хорошие и плохие времена, в болезни и здравии, богатстве и бедности. Я буду любить и уважать Вас все дни своей жизни, пока смерть не разлучит нас по святому установлению Божию.«Эти слова… Это ведь неискренне? Скорее всего…»
Настал черед Вероны. Король Иерусалима протянул ей свою правую руку. Девушка едва ли скрыла нарастающую тревогу. Найдя в себе силы успокоить дрожащие руки, зеленоглазая аккуратно поместила свою тонкую ручку в его. Верона почувствовала, как Балдуин незаметно пригладил ее тыльную сторону ладони большим пальцем. Этот невидимый посторонним знак поддержки помог ей собраться с мыслями. — Я, принцесса Византийская Верона Комнина, беру Вас, король Иерусалима Балдуин IV, в законные перед Господом мужья, чтобы иметь и хранить с этого дня, к лучшему и к худшему, к богатому и к бедному, в болезни и здравии, любить, уважать и повиноваться, доколе смерть не разлучит нас по святому установлению Божию; и к этому я даю Вам мою верность. Балдуин взял двумя пальцами с бархатной темно-синей маленькой подушки обручальное кольцо. Юноша бережно одел его на тонкий безымянный пальчик своей жены, не отрывая от неё своего пристального взгляда, пытаясь запечатлеть эту картину в памяти навсегда: чистая невинность, нежность и задумчивость отображалась на ее юном, детском открытом лице. — С этим кольцом я женюсь на тебе, в своем теле я поклоняюсь тебе, и всем своим мирским благом я наделяю тебя: Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь. — Аминь.***
Славный пир — вот он, главный атрибут любого празднества. Пожалуй, в этом Византийская империя и Иерусалимское королевство были схожи: без шумных плясок, королевских шутов, музыкантов и длинных дубовых столов, которые ломились от жареной дичи, вина и меда, заморских фруктов и угощений, — праздник не был бы праздником. Всем горожанам по королевскому указу сегодня раздавали вино и угощения, а те славили короля и его супругу. Слуги в пестрых одеяниях суетились вокруг столов, пажи в алых нарядах разливали вино, разносили все новые и новые блюда. В зале становилось душно. Собравшаяся знать гудела, как растревоженный осиный улей. Кое-где громко смеялись, где-то затевали ссоры и пели во все горло. Король сидел во главе стола, по правую руку от него — его ближайшие друзья и родственники, а по левую — его супруга и византийские послы. Балдуин пил, шутил с друзьями, смеялся над фокусами шутов и лишь иногда бросал взгляды на свою молчаливую супругу. Она сидела, устало уронив голову на грудь и разглаживая волны на своем платье. Шум и суета вокруг сильно утомили ее. Меж бровями пролегла тонкая морщинка задумчивости, а к еде Верона так и не притронулась. Она думала о том, что сегодняшний день стал последним гвоздем в гроб, в котором матушка вместе с отцом похоронили ее юность и детскую беззаботность. Верона повернулась в сторону супруга, чтобы попросить разрешения покинуть раньше праздник, и встретилась с его голубыми глазами, подернутыми хмельной поволокой. Чуть качнувшись в ее сторону, Балдуин потянулся поцеловать свою супругу, но промахнулся: его невесомый, лёгкий и невинный поцелуй пришелся в уголок губ. Верона выставила руку вперёд и мягко отстранила юношу от себя. Его раскованное поведение, вызванное вином, смущало ее. Строгость византийского воспитания не позволяла ей поощрять таких вольностей. Такие действия вызвали хохот со стороны друзей короля. А один из них, рыжий упитанный рыцарь лет пятидесяти, громко произнёс: — Ну, Ваше Величество, как погляжу, новые кони в ваших конюшнях строптивые, но это ничего — их надо объездить. Сильную хозяйскую руку почувствуют, и тут же станут смирными! Верона не успела запомнить имён большинства рыцарей, но этого шутника и балагура она знала. Кажется, его звали Рено де Шатильон. Он был личным врагом султана Салах ад-Дина. Про каких коней он пошутил, девушка не поняла, но его слова явно не понравились Балдуину. Он бросил мрачный взгляд на рыцаря и медленно покачал головой. Рено, поняв, что сболтнул лишнего, скомкано извинился и занялся своим перченым цыпленком, лежащим перед ним на серебряном блюде. Разговоры за столом не волновали Верону. Они были, разумеется, весьма пустыми и высокопарными, приправленными глупыми шутками. Иного и ожидать было трудно. Есть не хотелось совсем, да и попить чего-то прохладного, но не хмельного. А что здесь из напитков может быть, кроме вина и мёда? — Наверное, Ваше Величество, — проговорил Вильгельм Монферратский, молодой муж сестры короля, Сибиллы. — уже чувствуете себя несколько скомпрометированной. Выглядите, дитя моё, совсем печальной. Мало того, боюсь, теперь Вы решите, что здесь одни дикари, — Длинный Меч стрельнул глазами в сторону де Шатильона. — Но позвольте оправдаться… Пожав плечами, королева Иерусалима спокойно возразила, смотря в глаза мужчине: — Вовсе нет. Я всего лишь наблюдаю со стороны. Король не обделен справедливостью и честью, — Верона повернула голову в сторону Рено, что внимательно слушал королеву. — Любой должен в итоге держаться за свою честь, если он взывает к ней. Иначе, это лишь пустой звук. Балдуин все это время внимательно смотрел на свою супругу, вникая в каждое ее слово. Все-таки, рассуждала она довольно мудро для своих юных лет да и к тому же, не лезла в ссоры. Ее Величество повернула голову обратно в сторону благоверного и вежливо прошептала: — Благочестивый мой супруг, боюсь, мне придется покинуть пиршество ненадолго. Мне нужно подышать свежим воздухом. Юноша немного помолчав, кивнул, жестом приказав рыцарям проводить королеву, но та немного приподняла ладошку, остановив их. Юная королева встала из-за стола и грациозной походкой прошлась к выходу, приподнимая подол платья. Балдуин смотрел ей вслед, наблюдая за движениями ее небесно-голубых шелковых юбок до тех пор, пока девушка не скрылась за дубовыми дверьми. Рыцари последовали за ней, отставая на несколько шагов, чтобы дать королеве немного больше воздуха.«И в самом деле еще ребенок…»
В пустых коридорах можно было встретить слуг, пажей или одного, двух праздно шатающихся гостей. Верона не боялась с ними столкнуться: королевская охрана за ее спиной отбивала желание завести разговор с иноземкой. В королевских величественных садах, за оградой каменных стен замка, все вокруг дышало благодатью. Сотни редких и самых необыкновенных деревьев, лабиринты из пока что только зеленеющих высоких кустов, беседки и скамейки, не говоря уже о различного рода изваяниях, — было любимым местом сестер и матери короля. Среди цветов королева была будто своя. В ее изумрудных глазах мерцают грустные, но кроткие искорки доброты, как звезды в белые июньские ночи. А если заглядывать в них дольше и внимательней, можно заметить в них отражение весны, той самой, в которой родилась Верона. Холодный лунный свет мягко серебрит возвышающиеся фонтаны сада. Девушка подняла голову к небу, на котором рассыпались миллиарды драгоценных камней. Задумавшись, она не заметила, как к ней подошёл мужчина в темном плаще. На кожаном поясе рядом с небольшими тканевыми мешочками, висели деревянные четки. Заметив незнакомца, Верона испуганно выдохнула и растерянно обернулась на стражу, которая стояла у входа в сад и не проявляла настороженности. — Ох, прошу прощения, миледи, я вовсе не хотел вас пугать. Мое имя Гийом Тирский, я архиепископ города Тира и служу канцлером при королевском дворе. — Ваше Преосвященство, — королева склонила голову в знак уважения. — Меня печалит ваш грустный вид, дитя. Неужели вы не рады вашей свадьбе или кто-то имел неосторожность обидеть вас? Девушка неуверенно взглянула на него. Это был высокий, жилистый мужчина, его лицо и руки были покрыты золотистым загаром — подарок беспощадного Палестинского солнца. Темные волосы были тронуты серебристой сединой на висках. Его мудрый, глубокий взгляд внимательно смотрел на её, а в уголках глаз собралась добродушная сеть морщинок. Было ли это проверкой от Балдуина? Верона сомневалась в искренности намерений каждого, кто служит королю. А канцлер, вероятнее всего, был его ближайшим советником. Глядя в эти добродушные, понимающие глаза, юная девушка не ощущала враждебности. Наоборот, от всей его высокой фигуры веяло чем-то по-отечески родным. Тем, что осталось позади. В далёком доме за морем. И Верона решилась довериться. — Я боюсь, — прошептала она. — Чего? — Точнее кого, — поправила его Верона и со вздохом добавила. — Короля. Гийом Тирский вскинул седые брови в немом удивлении, и Верона горячим шепотом продолжила: — Я не знаю, чего ожидать от него. Он мил и приветлив, но бывает временами грубым и самодовольным. Меня готовили к замужеству, но я долгое время не знала имени своего избранника. Смириться со своей судьбой оказалось тяжелее, чем я предполагала… — под конец своей исповеди, Верона низко опустила голову, поняв, что плачет. — Дитя мое, страх — это так естественно, и в этом нет ничего зазорного. Мир ещё не видел ни непобедимых, ни бесстрашных. Про короля могу сказать лишь одно — это удивительно добрый и чуткий мальчик, который вырос в прекрасного и храброго юношу. Он не причинит вам зла. Пройдет время, и вы сами убедитесь в этом. Скажу по секрету, что перед вашим прибытием в Иерусалим, он волновался не меньше. Если вам станет одиноко или понадобится чей-то совет — приходите ко мне, я расскажу вам несколько смешных историй из детства Балдуина. — он подмигнул ей, и Верона почувствовала, как на душе становится легче. На чужбине очень тяжело было завести новые знакомства, не говоря уже о друзьях. Гийом Тирский был первым человеком, который расположил к себе юную королеву. Может, все не так уж и печально, как думала Верона?