***
На небосклоне стал медленно подниматься край солнца, золотистые блики которого проникали в каждый уголок земли, изгоняя последние следы ночи, а его лиловый свет разбавлял меланхолию бледных, каменных сооружений. Невидимо для глаз, высоко над землёй, вдохновенно пели жаворонки. Их звучание, состоявшееся из чередования коротких и длинных звуков с посвистом, лилась над бесконечным пространством, а прохладный, осенний воздух заставлял зарыться в одеяло с головой. Бессонные ночи, когда Верона помогала выхаживать короля Иерусалимского, остались позади. Уже как несколько недель она оставалась одна в своих покоях, не навещая супруга. И причина была в том, что Балдуин, наконец, пришёл в себя, выбравшись из пучины беспамятства. Король мог уже самостоятельно сидеть на ворохе из подушек, около кровати стоял бурдюк с водой и низенький чугунок с отваром из целебных трав. После ему обеспечили покой. Верона покинула будуар владыки, целиком и полностью доверяя его знахарям, но бессонница все же никуда не делась. Придворные лекари не отходили от больного ни днём, ни ночью. Они поили государя настойками, совершали кровопускание и натирали его маслами. Однако его крепкий дух помог его молодому телу пережить удар, от которого его душа так и не оправилась. Оценив свое состояние как «намного лучше», словно болезнь отступила вместе с уходящей ночью, юноша приподнялся и опустил ноги на пол в попытке осторожно встать с постели. Ребра заныли так, будто по нему протоптались несколько десятков лошадиных копыт, а вот мышцы болели меньше. В качестве меры предосторожности лекари предписали постельный режим на несколько дней и ограниченную активность до полного выздоровления. Но что это значит для короля, душа которого стремилась возвысится всё выше и выше? Балдуина будто подменили. Болезнь показала ему, сколь велик его собственный грех и сколь неизбежна гибель, которой он сам едва избежал, — та самая напасть, от которой и скончался покойный Монферрат. Немощная, жалкая смерть, которая все ещё, как страшный сон, отпечаталась в его памяти. Из открытого окна струился свежий прохладный воздух, медленно вытесняя из комнаты накопившуюся духоту и приятно охлаждая кожу. Балдуин осторожно прошёлся по комнате, направляясь к веранде. Опустившись на резное кресло, он прикрыл голубые, остекленевшие от болезни глаза. Зябко ёжась, юный правитель вздохнул, устало облокотившись о спинку кресла. Ему вспомнился разговор матушки с целителями, тихие молитвы Гийома Тирского и обрывки баллад, которые он слышал, когда на некоторое время приходил в себя, но не в силах был открыть глаза. Балдуин боялся лишь одного — будущего, но его сердце вновь наполнилось призрачной надеждой. Это, как думал юноша, был божественный шанс переосмыслить выбранный им путь: правильный ли он или это лишь видимость? Он знал наверняка, ибо им владела стойкая убежденность в том, что несмотря на все злосчастье, которые ждут его впереди, что хотя, возможно, он был рожден для печали, как сверкающие крупинки алмазов на ночном небе — для того, чтобы служить картой для мореплавателей. Он был уверен, что слепой случайности не существует. Государь частенько придавался размышлениям, когда бывал один, а он любил бывать один, ибо чаще всего смотрел в лицо трудностям и находил истину в одиночестве. Кому принадлежал тот дивный голос? Посланнику Божьему, Ангелу. Божественный свет спускался к нему каждую ночь, холодной дланью проводя по его лицу, забирая хворь. Он помнил, нежные прикосновения к его больному телу и тихий шёпот молитв. Балдуин был очарован и безмерно благодарен за милость, что была ниспослана свыше. Король решил для себя, что обязан направиться в церковь, чтобы просить прощения за своих грехи и получить благословение, ни смотря даже на то, что сам едва ли стоял на ногах. Исповедаться после смертельной болезни в Храм Гроба Господня никем неузнанным казалось ему идеей, не иначе, как отличной. Балдуин молча сидел уединенный самим с собой, слушая себя, свои мысли, не обращая внимание на окружающий, параллельно с ним существующий мир. Улица медленно оживала, наполняясь негромким гулом и шумом жизни: старые деревянные крыши от киосков потихоньку открывались, издавая соответствующие скрипучие звуки, кричали петухи, так же были слышны цоканья лошадиных копыт. Сделав глубоких вздох, Балдуин немного расслабился. Тихо напевая себе под нос мотив баллады Ангела, он ненавязчиво разрывал непроницаемую пелену тишины царившей в покоях. В больших цветочных горшках из глины, украшенных причудливыми рисунками, росли высокие, пышные кустики. Эти цветы казались неестественно яркими и живыми в этой меланхоличной, восточной обстановке. Снова и снова государь вспоминал об отце. Сердце его вновь сжималось от тоски по нему. Его глубокие, полные жизни голубые глаза и песочного цвета вьющиеся волосы до плеч… Он давно не приходил к нему во снах. Рана перестала кровоточить, но оставила после себя уродливый, глубокий шрам. Юноша не замечал слуг, что суетились в покоях короля: каждое утро они окуривали помещение благовониями, приносили ушат с прохладной водой и чистыми полотенцами, так же готовили сменные вещи. Открыв глаза, он встал с места, неторопливо направляясь к столешнице на которую ставили сосуд. Взглянув на свое отражение в воде, Балдуин слегка поморщился. На него глядел замученный болезнью, исхудалый парень с хрустальными глазами. Умывшись, король чуть взбодрился. Надев свежую ночную рубашку, Балдуин, сидя на кровати, ожидал приход целителей. Мысли об отце всегда неожиданно сопровождались с чувством, не посещавшим его уже очень давно, но навеки связавшим его со Святой Землей. Любовь. Для Балдуина природа любви оставалась неразгаданной тайной и по сей день. Он познал любовь отцовскую, материнскую, любовь верных подданных, но не смог почувствовать ничего к родной сестре и уж тем более к жене. Только почему? Ведь, как говорят праведники, любовь — это Божий дар. Так почему для него любовь ощущается, как Божья кара? По учениям, любовь — это добродетель и разрушитель, ангел и демон, порок и непорочность. Но что следует далее? Что стоит за следующим невидным поворотом? Размышления владыки прервали поспешно подошедшие лекари, а именно — возня за дверью. Очевидно, что это был спор. По голосу он узнал своих лекарей, они спорили между собой на своём языке. Так же, между короткими репликами был слышен голос дяди. Целители запрещали тревожить короля после пробуждения, ведь они едва сумели вырвать его из лап смерти. Но против графа сопротивление было бесполезно. Дверь отворилась, и к нему вошел Тиберий, а следом сменили недовольные лекари. Мужчина деловито прошелся по покоям короля, оставляя пыльными сапогами следы на темном ковре. Присев на скамью, он внимательно изучал племянника: — Господь Всемогущий! Мальчик мой, ты действительно оправился… — удивленно произнес Тиберий. — И я рад встречи с вами, дядя, — слабо усмехнулся Балдуин, опустившись на подушки, доверяясь рукам лекарей, что уже открывали свои сумки, доставая оттуда склянки с настойками и маслами. — Господь помиловал меня… Как давно я не ходил в Храм… Только паломники и чтут по-настоящему Гроб Господень, а мы про него редко вспоминаем. Только после этой страшной болезни до меня снизошло озарение, что это мы — виновники этих напастей. Беда лишь в нас самих! Ох, каким же невежей я был… — голос Балдуина дрожал. Юноша прикрыл ладонью глаза, скрывая их то ли от стыда, то ли от наступивших слез. Дни и недели, когда король проводил в одиночестве, изредка слушая своего учителя, он придавался размышлениям о милости Господа. О, как он был благодарен. — Архиепископ Тирский молвил мне о том, что болезнью меня испытывал сам Царь Небесный. «С болезнью уходят грехи», но так ли это? О, дядя, Воистину, Господь Милосерден! Тиберий, слушавший племянника с вниманием, под конец проговорил: — Ну, полно. Хворому ничего, кроме дум, не остается. На здоровую голову ты бы говорил по-другому, дитя. — Но, дядя, мои предки… мы совершили немало грехов. Присвоили Иерусалим, будто это какой-то трофей, задирали высоко носы, завладели Святым Гробом, но святыней владеть нельзя! Заставил невинную страдать… — Стерпится — слюбится, — неуверенно промямлил Тиберий. С остальным уже ничего не исправишь, но с последним? Они оба прекрасно знали, о ком говорят, но ни один из них не мог назвать ее по имени, словно имя супруги короля было запретным. Какой Тиберий мог дать совет своему племяннику? Он сам женился поздно, да и брак был не по любви: земли покойного супруга Эскивы де Бюр граничили с его землями, и чтобы защитить границы они объединили свои владения. У нее было четверо сыновей, старших из них правил своей территорией. Граф старался поддерживать дружеские отношения с женой, но супругами они были только номинально. Тут с Вероной и Балдуином было другое дело. Мудрый и опытный граф видел, что юная девушка была, если и не влюблена, то испытывала огромную симпатию к своему супругу. Да и молодой супруг успел привыкнуть к ней. Они подходили друг другу, но разница в воспитании, мировоззрении и мнении мешали им стать ближе. «Тяжёлый случай», — подумал Тиберий со вздохом. Тут явно нужен был кто-то более мудрый, чтобы решить эту нелегкую задачку. Тихо, бочком, чтобы не вызывать подозрений, граф ретировался из покоев короля. Ему нужен был достопочтенный Гийом Тирский. Только он знал ответы на все вопросы. Тиберий без отрицания считал канцлера «ученым сказочником». Молодой король верил во все, как называл мужчина, предрассудки старого ума. Но он был единственным человеком, к чьим словам тот прислушается наверняка. Балдуин вновь погрузился в свои мысли, не найдя достойного ответа. Он слышал, как закрылась дверь, но до этого ему не было никакого дела. В самом-то деле, смерть — это не самое страшное, что может случиться с человеком, как рассуждал король. Каждый будет должен уйти вместе с Ангелом Смерти, и разница лишь в том, что он может уйти с ним, как равный, а может, как жалкий слизняк, как побеждённый. Хотелось ли ему заглянуть за дверной проём и увидеть знакомые тени за этой дверью? Вероятно, он сошел с ума. И сейчас Балдуин балансирует на грани здравого рассудка и нервного срыва. «Стерпится — слюбится», — последние слова дяди эхом пронеслись в его голове. Еще бы! Ему было стыдно за всё, что он натворил когда-то, за всё, что наговорил ей. Он понимал, какую боль причинял Вероне, но Балдуину не было дела до её чувств. Она была так одинока. Ей не к кому было идти, не с кем поговорить, кроме архиепископа. Королева росла в любви, заботе и понимании со стороны любящих родителей, брата и сестры. И всего лишь за одно мгновение, Византийская принцесса лишилась всего. И всему виной был именно он. Балдуин желал лишь одного — прощения. Рыцарь готов был искупить все свои грехи, хотя бы тем, что сделает человека, которому принес больше всего душевных мук, хотя бы чуточку счастливее.***
В октябре смеркается рано. Вечерами, мутная тьма медленно наползает на каменный город. В окнах один за другим зажигаются свечи, сверкающие теплыми, яркими, почти сюрреалистическими огнями. Дни сменялись один за другим, Балдуин одиноко сидел на скамейке в лабиринтах сада. Совсем недавно он посетил Гроб Господень, прося на коленях помилование у Господа Бога за ужасные ошибки прошлого. Перед Создателем юноша не сдерживал своих эмоций. Король искренне проливал горькие слезы на пол, опустив низко светлую голову. Он вспоминал голос Ангела вновь и вновь… этот голос, легкое песнопение и эти нежные, точно бархат, руки. Не было и дня, когда государь не восхвалял Господа. Иерусалим отныне был открыт для всех. Король был уверен, что каждому найдется место на Святой земле. Дойдя до выхода из дворца, девушка спустилась по лестнице и, накинув широкий капюшон мантии и убедившись, что она осталась незамеченной стражей, подобрала подол юбок и помчалась по дорожкам королевского сада. Ветра почти не было, но моросил лёгкий дождик. Чистая вода в этих землях была благословением Бога. Верона понятия не имела о том, в какой части сада находился государь, но всё равно бежала, надеясь, что все же встретит его. Посреди этой зелени будет нетрудно заметить человека. Гораздо сложнее найти его среди живой изгороди. Верона никогда не замечала всю обширность королевского сада. Пройдя по лабиринту высоких кустиков, девушка размышляла для чего Балдуин попросил её явиться в столь поздний час, да и еще одной, без стражи, но сказать слово против и пойти наперекор воли государя девушка не имела права.«Может, король затеял тайное рандеву?»
От собственных мыслей, глупая улыбка возникла на лице королевы, она смущенно покраснела. Разглядев силуэт высокого человека, Верона снизила скорость, спокойно шагая к нему по тоненькой тропинке. Вздохнув, она мысленно собиралась духом. Один Бог знает, что надумал Балдуин, но его «игры в прятки» утомили её. Венценосец заметно изменился после болезни, что настораживало королеву. Балдуин двинулся вперед на встречу к супруге. Оба стояли напротив друг от друга и, сдержанно поклонились, как противники, чьи мечи через минуту скрестятся в воздухе. — Рад видеть Вас. Я думал, Вы ответили мне отказом, — спокойно проговорил Балдуин. — Супруг мой, дурного мнения Вы обо мне, — ответила она, наблюдая за ним. Он начал говорить больно высокопарно, словно они были на светском приеме в окружении знати. Вероне ничего не оставалось делать, как принять эту игру. — Осмотритесь вокруг. Это моё любимое место. Чудно, не правда ли? — воспользовавшись моментом, когда Верона перевела свой взгляд на сад, Балдуин достал из-за спины цветок. Наблюдая за растерянным выражением лица супруги, он с улыбкой вручил его ей. Неуверенно приняв столь неожиданный подарок, вдыхая сладкий аромат, Верона покрылась румянцем. — А эта белая роза… напомнила мне о тебе. Король направился к лавочке, чтобы взять книгу, которую читал, пока ждал Верону. Королева не отличалась пунктуальностью, но тем не менее приходилось терпеливо ждать. Верона была в потрясении. В последний раз, когда ей приходилось беседовать с королем было задолго до его болезни. Куда же пропал этот надменный и высокомерный молодой человек? Сейчас перед ней предстал совсем иной Балдуин. На сердце сразу стало так тепло, как после горячей медовухи в холодную погоду. Получить внимание после долгой холодной войны между ними, было необыкновенно приятно. Что же нашло на короля? — Перемирие… — тихо промолвила она, заставив его обернуться. Оторвав свой взгляд от цветка, Верона удивленно глядела на Балдуина. — Цвет невинности, честности и…«Она всегда искала смысл в моих действиях и словах. И даже здесь…»
— И мира, — продолжил рыцарь, неспешно подходя к юной королеве. — Спрячем мечи вражды, бросим их на землю. Жизнь удивительно коротка, так ни к чему вся эта беспричинная ненависть. — О, Балдуин… — замешкавшись, Верона опустила глаза. Ну, вот, она снова плачет. Просто его искренность затронула её до глубины души. Гийом Тирский не слукавил: король действительно был мудрым и главное — чутким душой. И только сейчас для неё открылась истина. — Нравится же вам доводить до слез вашу бедную супругу. Она хитро взглянула на него исподлобья. Балдуин имел самый растерянный и несчастный вид. — О, моя дорогая, я ведь не хотел… Обидеть… Как так получилось? О, простите… Мне так… Король поднял взгляд на улыбающееся лицо супруги и весело выпалил: — Ты потешаешься надо мной, маленькая мадьярка! — Никак нет, Ваше Величество, разве я могу позволить себе… — быстро проговорила Верона, старательно пряча широкую счастливую улыбку. — Вы еще смеете играть со мной? — наклонившись, чтобы быть на уровне её лица, ухмыльнулся он. На бледном лице ярко выделялись небесные глаза короля. Его взгляд пронизывал девушку насквозь, будто изучая ее. Покраснев еще больше, Верона смотрела в его глубокие глаза, падая прямо в пропасть. Это бездна неумолимо тянула ее за собой. — Туше, мой дорогой король, — лукаво улыбнувшись, Верона увернулась, отойдя от Балдуина на несколько шагов назад. Прикоснувшись аккуратным носиком к лепесткам розы, она блаженно вдохнула аромат. Извечная слабость женщин. Балдуин выпрямился, наблюдая за ней с улыбкой. Так мало нужно для её счастья, а ведь это лишь начало пути. На улице начало уже заметно холодать. — Думаю, пора возвращаться в замок. Вечерняя трапеза не начинается без короля и королевы, верно? — укутавшись в мантию, проговорил король. Внезапно, Балдуин почувствовал, как она берет его за локоть и прижимается к его боку, словно они пара влюбленных. Впервые Верона почувствовала себя защищенной рядом с ним. Её радости не было предела, но эмоции она старательно скрывала. Король удивленно взглянул на супругу, что все еще завороженно разглядывала подаренную им розу. Он немного встревожился: что сейчас произойдет — небо расколется и обольет его потоками крови? Или земля разверзнется под ногами и извергнет Адское пламя?«Прошу тебя, Господи, не дай разбудить меня, если это сон. Так сладок он, что реальности дороже…»