***
Они в доме с заколоченными окнами. Промышленный фонарь и пара свечей — единственные источники света на кухне и в гостиной. Двадцатидвухлетний Дин ест холодную запечённую фасоль прямо из консервной банки и возится со считывателем ЭМП. Рядом с ним на полу разбросаны запасные детали от сломавшегося плеера и старого Тедди Ракспина, которого он нашёл на гаражной распродаже. Восемнадцатилетний Сэм сидит на старом запятнанном диване с раскрытой книгой на коленях, это «Холодный дом» Чарльза Диккенса, но его взгляд не движется по странице. Джон сидит за кухонным столом, листает страницы своего дневника и свежие газеты в поисках новых дел. — Блядь, — бормочет себе под нос настоящий Дин. — Серьёзно? Опять это? — Что? — переспрашивает Кас, но Дин нервно отмахивается от него. Внезапно Сэм встаёт с дивана и убирает книгу в свою спортивную сумку, валявшуюся неподалёку. Он прочищает горло. — Дин, — говорит он немного громче, чем обычно. Дин поднимает на него взгляд с вилкой во рту, обе его руки заняты соединением проводов. — Хм? — невнятно из-за вилки мычит Дин. Сэм переводит взгляд на кухню. — Папа? Джон наконец обращает на него внимание, усталый и раздражённый. — Что такое, Сэм? — Мне нужно кое-что рассказать вам обоим, — говорит Сэм. Он взволнованно скрещивает руки перед собой, но потом всё-таки убирает их за спину. Дин откладывает провода в сторону и вынимает вилку изо рта, глядя на Сэма широко открытыми глазами, в которых начинает нарастать паника. Когда Сэм ловит его взгляд, Дин пытается слегка покачать головой, чтобы показать ему: «Нет, не сейчас». Сэм не понимает намёка или же просто игнорирует его. — Слушайте, я знаю, что… это будет то, чего вы не хотите слышать, — Сэм переводит взгляд между ними, но в основном его слова обращены к Джону. Дин уже и так понимает, о чём пойдёт речь. Он знает, что Сэм сдал вступительные экзамены прошлым летом, не сказав об этом отцу. Чёрт, Дин был тем, кто за них заплатил, так что да, конечно, он знает. — Но просто, пожалуйста, помните, что то, что я собираюсь сказать, — это хорошая новость, ладно? Это то, что сделает меня по-настоящему счастливым. Это то, что впервые заставляет меня чувствовать так, словно у меня впереди есть настоящее хорошее будущее. — Сэм глубоко вздыхает. Настоящий Дин не может перестать думать о том, насколько первая часть этой речи звучит так, словно Сэм пытается «выйти из шкафа» перед ними, что в какой-то степени иронично. — Я поступил в Стэнфорд, — говорит Сэм нервно и одновременно с плохо скрытым восторгом. Прошлый Дин встаёт с пола, на его лице появляется неубедительная улыбка. — Сэмми, ну ты даёшь, маленький ботаник, поздравляю! Это очень круто, чувак! Сэм благодарно улыбается брату, при этом нервно переступая с ноги на ногу. — Спасибо. Но дело не только в этом. Они предложили мне полный курс обучения, полную стипендию, сопровождение, жильё и всё остальное на все четыре года. Дин хлопает брата по плечу. — Ого, мелкий, вот это да, очешуенно! Дин знал, что Сэм подавал заявку, знал, что его брат гений, и что он куда-нибудь уж точно должен был пройти, но Дин не думал, что Сэм на самом деле решится на это. Отчасти потому, что он никогда не смог бы себе этого позволить, даже если бы Дин помог ему с оплатой, но и отчасти потому, что Дин считал, что для Сэма это был больше вопрос гордости. Он думал, что Сэм просто хотел доказать, что может это сделать, доказать себе и всем остальным, что он достаточно умён. Двадцатидвухлетний Дин не мог представить себя, бросающим их жизнь, тем более бросающим Сэма. Разве это удивительно, что он ожидал такой же преданности и от брата? Сэм одаривает Дина кривоватой нервной ухмылкой, и становится ясно, что он изо всех сил пытается сдержать своё огромное волнение. От этого у Дина болезненно скручивает живот. Сэм поворачивается к Джону, который молча сидит за кухонным столом. — Пап? Скажи что-нибудь. Джон медленно поднимается из-за стола. Настоящий Дин смотрит на себя из прошлого, на лице того Дина явно отражается, что в данный момент он просчитывает все риски, которые могут повлечь дальнейшие события. — Что ты хочешь, чтобы я сказал? — спрашивает Джон, остановившись в дверном проёме гостиной. Его руки засунуты в карманы поношенной кожаной куртки, а выражение его лица нечитаемо. Сэму больно. Со стороны это похоже на гнев, но Дин и тогда знал, и знает сейчас, что на самом деле это лишь боль и разочарование. — Даже не знаю, может что-то типа: «Молодец, сынок»? «Поздравляю»? Джон и Сэм сверлят друг друга взглядами, напряжение между ними нарастает. Дин внутренне готовится к тому, что может произойти дальше. Джон отводит взгляд первым. — Ладно, молодец, — говорит он сердито. — Ты доказал, что достаточно умён для колледжа, отлично. Что дальше? — Что ж, — медленно говорит Сэм, наморщив лоб. — Семестр начинается 9 сентября, поэтому к концу августа я должен быть в Калифорнии. Двадцатидвухлетний Дин делает судорожный вздох, который никто не замечает. Настоящий Дин помнит абсолютно каждую секунду того вечера. Он помнит, о чём думал тогда: «Ладно, ладно, если Сэмми правда хочет пойти в колледж, они придумают, как это осуществить. На западном побережье полно монстров. Дин сможет устроиться там, давая Сэму достаточно личного пространства, не мешая ему быть собой в колледже. Они смогут охотиться вместе в летние и зимние каникулы, когда у его братишки будет время, или, может быть, даже иногда по выходным, если он не будет загружен учёбой, и место охоты будет недалеко от его колледжа. Конечно, всё будет совсем по-другому, но если это сделает Сэмми счастливым, то Дин приспособится». — Нет, — категорично отвечает Джон. Оба сына напряжённо смотрят на него. Настоящий Дин морщится. Он ничего не может с собой поделать. Этот мертвый взгляд в глазах Джона убивает его. — Что «нет»? — говорит Сэм, он распрямляет грудь и сжимает челюсти, словно готовясь к атаке. — Нет, ты не поедешь в августе в Калифорнию. Какой у тебя план, Сэм? Ты собираешься бросить свою семью? Променять её на сраную Лигу Плюща и притвориться, что не знаешь ничего о монстрах, скрытых во тьме? Нельзя бросить эту жизнь, сделать вид, что ничего не видишь вокруг себя. Твоя обязанность быть здесь, с нами, защищать людей. Ты думаешь, что можешь просто всё бросить, ради чего? Степени? Попоек на вечеринках братства? Тупой американской мечты о доме с белым забором? Всё это чушь, Сэм. Всё это ничего не стоит, ничего не значит. Сэм держит спину прямо, маскируя свою боль и разочарование под маской гнева и гордыни, он слишком сильно напоминает отца сейчас. — Есть разные способы помощи людям, — отвечает Сэм. В его голосе читается сдержанная мягкость, предупреждающая, что чаша терпения грозит переполниться в скором времени. Джон усмехается. — Конечно. Для других людей. Но они не знают того, что знаем мы. Мы ответственны… — Нет, отец, — перебивает его Сэм, с таким же успехом он мог бы богохульничать в церкви. — Прости, но нет. Ты не можешь просто выбрать мою жизнь за меня. Я имею право сам решать, что имеет значение, и я знаю, что есть нечто лучшее, чем это. Сэм неопределённо показывает рукой на полуразрушенный дом, в котором они на данный момент вынуждены скрываться. Смысл понятен. Ему не нужно вдаваться в подробности. Джон взбешён. — То есть ты собираешься ослушаться моего приказа, парень? — его голос становится максимально опасным. Дин нервно переминается на месте. Он ненавидит это, ненавидит ссоры Сэма и отца. За последние пару лет они случались всё чаще и чаще, и каждый раз Дин боялся, до чего всё это может дойти, чем всё рано или поздно закончится. Он боялся того дня, когда его не будет рядом, чтобы встать между ними, чтобы успокоить ситуацию, усмирить Сэма или позволить Джону выпустить пар на себе. Но на этот раз… Дин не знает, как найти выход из этого конфликта. — Я говорю тебе, что ты не имеешь права приказывать мне, — отвечает Сэм. — Я твой сын, а не солдат. Джон смотрит на Сэма минуту и затем тихо отвечает, лучше бы он кричал, но вместо этого его голос холоден как лёд. — Тогда ты мне здесь не нужен. Можешь выметаться прямо сейчас. — Папа, — говорит Дин, пытаясь сохранить голос ровным, не сорваться на отчаянную мольбу. Сэм смеётся пустым, глухим, горьким смехом. — Отлично, — говорит он, игнорируя Дина. — Зачем я тебе нужен, напомни? Мотаться по штатам, убивая случайных монстров, чтобы ты мог продолжать притворяться, что тем самым мы мстим за мамину смерть? Как, кстати, дела с этим? — Сэм, не надо, — вот теперь Дин умоляет, но ему уже всё равно. «Заткнись, Сэмми», — думает он. — «Просто закрой свой рот». — Нет, — огрызается Сэм. — Я хочу знать. Всю нашу жизнь он жертвовал всем в погоне за бессмысленной призрачной фантазией о мести. Когда ты в последний раз находил реальные зацепки, ведущие к убийце мамы, а, пап? Как долго ты собираешься притворяться, что у тебя есть план, что ты не просто слепо блуждаешь в темноте, надеясь случайно наткнуться на что-то? — Сэм. — А, находясь в колледже, у тебя будет шанс отомстить, умник? — Джон сжимает кулаки так сильно, что костяшки на них белеют. — По крайней мере, я буду жить, а не существовать, — кричит Сэм. — По крайней мере, я не застряну в событиях восемнадцатилетней давности на всю свою грёбанную жизнь! Джон делает шаг вперёд. — Ты понятия не имеешь, о чём сейчас говоришь. Ты просто тупой ребёнок, ты не знаешь, каково это, терять любимого человека. То, что я стараюсь защитить вас от многих вещей, не значит, что у меня нет зацепок. Вы знаете только то, что вам нужно. — Защитить меня? Защитить меня?! Когда это ты защищал меня и Дина хотя бы от чего-нибудь? — Сэмми, пожалуйста, — Дин пробует снова, но никто не обращает на него внимания, словно он стал полностью невидим для убийственного накала между ними. Джон со всей силы бьёт по стене, и двадцатидвухлетний Дин вздрагивает. Настоящий Дин морщится от того, насколько болезненно очевидны страхи его прошлого «я», в этот момент он был слишком похож на жалкую собаку, которая только и ждёт, когда её в очередной раз пнут. — Следи за своим чёртовым ртом, пацан, — рычит Джон, теперь он тоже почти кричит. — Я тебя предупреждаю! — Или что? — Сэм делает шаг вперёд, расправив грудь и раскинув руки. — Давай, ну же, просто пристрели меня, и закончим с этим! Дин встаёт между ними, кладя руку на плечо Сэма, мягко отодвигая того назад. — Сэм, — тихо говорит он. — Тише, успокойся, здоровяк. — После всего, что случилось, если тебе так не терпится бросить свою семью, уходи. — голос Джона остаётся повышенным, но в нём снова сквозит холод. — Но я предупреждаю тебя, выйдешь за эту дверь, обратно можешь не возвращаться. Сэм, сердитый, дерзкий, всё ещё выглядит так, как будто его ударили. — Папа, пожалуйста, не надо, — тихо говорит Дин, поворачиваясь к отцу, обхватив одной рукой Сэмми за грудь, не давая ему приблизиться. Дин отдал бы всё, чтобы это прекратилось. — Не лезь в это, Дин, — говорит Джон. Грудь Сэма вздымается от едва сдерживаемой ярости. Он смотрит на Дина (двадцатидвухлетний Дин всё ещё думает о своём младшем брате, как о маленьком ребёнке, о котором он должен заботиться) так, словно из его глаз в любой момент начнут лететь искры. — А ты что, Дин? Позволишь ему таскать тебя за собой до конца жизни? Позволишь ему продолжать… — Сэмми, Боже, заткнись. В первые за эту ночь на лице Сэма появляется секундное раскаяние, сомнение, но он качает головой, прогоняя эти чувства прочь. — Я не могу так. Больше не могу. Со мной ты или нет, но я еду в Калифорнию. Настоящий Дин неприятно осознает, насколько очевидны тогда были все его чувства, они буквально были написаны у него на лице. Он всегда думал, что держался тогда гораздо лучше, но на самом деле его сердце разрывалось в гнетущей тишине слишком громко, словно треск гитарной струны. — Сэмми, не надо… Не делай этого. Не так. Сэм отворачивается, беря свою спортивную сумку и вешая её на плечо. — Вот значит как, — Джон рычит. — Просто уйдёшь, как будто ничего и не было. Сэм тяжело дышит, он снова смотрит на Дина. — Так ты идёшь? Дин смотрит на своего младшего брата, удивляясь, когда его Сэмми успел так быстро вырасти и стать гораздо умнее, гораздо смелее, чем когда-либо был Дин. Дин переводит взгляд с отца на брата и обратно, плохо скрывая тоску на своём всё ещё слишком красивом лице. Сэм не может его бросить. Не так. Двадцатидвухлетний Дин поставлен перед выбором между юношеским максимализмом Сэма и непреодолимой гордостью Джона. Позднее он много раз пытался представить, как всё могло повернуться, если бы в ту ночь он ушёл вместе с Сэмом. Они могли бы подыскать себе квартирку неподалёку от университетского городка, Сэм бы пошёл учиться, а Дин бы мог быть полезным, помогая ему оплачивать счетами. В том-то и было дело — Сэм должен был быть там, преследуя какую-то большую мечту, ну, а Дин никогда ни о чём не мечтал. У него не было амбиций, кроме охоты, у него не было больше никаких реальных навыков. Конечно, он достаточно набрался опыта, помогая на свалке Бобби, так что, вероятно, мог бы устроиться учеником в гараж механика. Возможно, ему даже не пришлось бы прибегать к своим старым уловкам, если бы он смог доказать, что способен чинить машины. Это была бы неплохая жизнь, и иногда Дин правда представлял, каково это — иметь нормальную работу и просто, ну, жить, но мысль о том, что Сэм представлял бы его своим друзьям по колледжу как никчёмного старшего брата… Тем более, был этот взгляд, который Джон скрывал под своей кипящей яростью. Дин знал своего отца. Он знал, что Джон готовился тогда к полному поражению, а Дин не мог… он просто не мог подвести его. Двадцатидвухлетний Дин ненавидел оба варианта, лежавшие перед ним в ту ночь, и поэтому он сделал единственный выбор, на который, по его мнению, был способен. Он выбрал тот путь, где хоть кому-то он ещё был нужен. По крайней мере, так он смог бы продолжать быть полезным. — Я не брошу отца, Сэм. В эту фразу он невольно вкладывает обвинение, что Сэм бросает их, бросает семью. Выражение лица Сэма становится жёстким. Он выдыхает, громко и быстро. — Понятно, — говорит он и отворачивается от них обоих, поворачивает в коридор, ведущий к входной двери. Вот и всё. — Сэм, — голос Джона останавливает его, прежде чем он успевает дойти до двери. Сэм оборачивается с надеждой в глазах. Настоящий Дин видит то, чего прошлый Дин увидеть не мог: Сэм хотел уйти, но всё равно жаждал, чтобы его попросили остаться. — Оставь свой пистолет. Куда бы ты там не направлялся, он тебе больше не нужен, а нам с Дином может пригодиться. Челюсти Сэма снова сжимаются, но он кивает. Он вытаскивает из сумки пистолет и коробку с патронами и суёт их Дину в руки. Сэм смотрит на Дина, это долгий взгляд с плохо скрытой мольбой. Это взгляд, который говорит, что если однажды до этого дойдёт, если однажды всё будет настолько плохо, Дин должен выстрелить первым. И на этом всё. Сэм снимает куртку с крючка у двери, закидывает на плечо ремень спортивной сумки и выходит. Дин бросается за ним, всё ещё держа пистолет в руке, и ловит дверь, прежде чем она закрывается. Сэм оглядывается, оказавшись в начале лестницы, и останавливается, но больше они ничего не говорят, просто смотрят друг на друга буквально минуту. Затем Сэм поворачивается и уходит по обочине пустой дороги. Дин смотрит ему вслед, всё в нем борется с порывом бежать за братом, кричать, что он не может уйти; ты не можешь оставить меня, не оставляй меня, не оставляй меня с ним. В конце концов, силуэт Сэма исчезает в нечёткой темноте дороги, и, в конце концов, Дин возвращается внутрь, закрывая дверь, чувствуя себя брошенным, чувствуя, как он только что потерял единственное, что заставляло его жить. Что ему теперь делать?***
Воспоминание тает, и это застаёт Дина врасплох. Он думал, что они наверняка дойдут до той части, где Джон осушил несколько бутылок пива и стакан неразбавленного виски и спросил Дина, знал ли он обо всём этом. Он думал, что они увидят ту часть, где ярость Джона снова взяла вверх, и он со всей силы ударил Дина по лицу, прежде чем подняться по скрипучей лестнице на второй этаж. Ту часть, где Дин не спал всю ночь с бутылкой виски в качестве единственной компании, со злостью зачищая провода, пока его израненные пальцы не начали кровоточить. Но это заклинание, или проклятие, или что-то в этом роде, вырывает настоящего Дина и Каса из этого момента памяти и переносит их к деревянному забору возле широкого пастбища. — Что за чёрт? — бормочет Дин. — Какой в этом был смысл? А затем — не успев перевести дух, не успев справиться с тем страхом и адреналином, оставшимися после воспоминания об одной из худших ночей в его жизни — Дин видит её. На Кэсси белая рубашка на пуговицах, заправленная в синие джинсы, и коричневые ковбойские сапоги, доходящие до колен. Её мягкие вьющиеся волосы распущены, и она улыбается, когда наклоняется через забор, в её глазах сияет золотой свет заката. Настоящий Дин сглатывает, охваченный ностальгией о том, какая же она была красивая. Боже. Он давно не думал о Кэсси. Годы, наверное. Он не позволял себе думать ни о чем из этого. Может быть, это и есть то, что заклинание пытается ему сказать. — Серьёзно? — снова говорит Дин, глядя в небо. — Комплекс покинутого? Это всё, что у тебя есть для меня? — Я не думаю, что кто-то на самом деле слушает, Дин, — мягко говорит Кас. — Я почти уверен, что здесь всё работает автономно. Да уж. Кэсси. Кас. Дин никогда не задумывался о том, что его первая любовь и лучший друг… Это забавно. Или могло бы быть забавно, если бы Дин не был в центре кошмара, вызванного ангельской экспозиционной терапией. Перед ним и Касом разыгрывается ссора двух влюблённых, запах фермы неприятен в вечернем воздухе. Дину из этого воспоминания… сколько? Двадцать три? Двадцать четыре? Дин не может вспомнить, что удивляет его. В каком бы возрасте он не был, он вёл себя как идиот, пытаясь найти оправдания, почему он постоянно должен уезжать из города, почему он пропадает на несколько дней, а потом возвращается весь израненный. Кэсси обзывает его всеми последними словами, и, если честно, её прямолинейность — это одна из тех вещей, которые Дину так нравились в ней. Юный Дин, глупый и влюблённый, в отчаянии говорит ей правду: — Я знаю, что ты мне не поверишь, но монстры реальны. Ей было недостаточно лжи, но правда оказалась чрезмерной. Прошлый Дин остаётся на месте, не двигаясь, когда Кэсси в последний раз качает головой и, отталкивая его руками, уходит. Он смотрит, как она уходит, единственное, что он мог ей дать, — правду, но она отказалась её принять. По крайней мере, это быстро заканчивается.***
Воспоминания размываются и искажаются, и вот двадцатишестилетний Дин говорит: — Я мог бы пойти с тобой, — в то время как Джон собирает сумку. — Я справлюсь, Дин. Вернусь через пару дней, — отвечает отец. Настоящий Дин знает, что он не вернётся. Что это та охота, на которой отец бросит его навсегда. За последние несколько лет он всё больше и больше отдалялся от Дина, это началось почти сразу после того, как ушёл Сэм. На тот момент они почти не охотились вместе, просто встречаясь каждые несколько недель, чтобы отец мог отдать ему новые приказы. Настоящий Дин вспоминает свою панику, когда отец не вернулся, когда не появился в том месте, где должна была произойти их очередная встреча. Все бросают тебя, Дин. Ты это заметил? Двадцатишестилетний Дин искал его. Он повторил каждый шаг, который, по его мнению, мог сделать его отец, обзвонил все его обычные контакты, обзвонил все морги и больницы в трёх ближайших штатах. Он проверил полицейские отчёты и сводки, опросил рейнджеров национальных парков в этих районах. Он сделал всё, что только мог придумать. А потом, в панике, посреди ночи, сел в машину и поехал в Калифорнию.***
Воспоминания мерцают и ускоряются. Это Сэм покидает его той октябрьской ночью перед встречей с чудовищным языческим богом. Это Сэм покидает его, будучи одержимым. Это Сэм оставляет его ради Руби; Дин повторяет ему слова отца, а Сэм всё равно выходит через ту дверь. Это Сэм говорит «да» Люциферу. Это Сэм, бездушный, совсем не с ним, совсем ничего не чувствует. И теперь это Кас. Кас, работающий с Кроули, идущий к демону вместо них, тех, кто считал его семьёй, выбирая проклятого демона вместо Дина. Настоящий Дин поражён этими воспоминаниями, наваливающимися на него одно за другим, он чувствует, как Кас неловко ёрзает рядом, но Дин не сводит глаз с горящего бога Кастиэля, и они ничего не говорят друг другу. Это Кас бросает его в Чистилище, Дин остаётся один сражаться с бесконечными монстрами, не понимая, почему ангел исчез, не зная, бросил ли он его, или он уже мертв. Настоящий Дин может видеть, насколько отчаянно было всё в Дине из Чистилища, насколько безумен он стал в поисках Каса. Это… И это Кас, отпускающий его руку около портала, отказывающийся быть спасенным, выбирающий Чистилище вместо Дина. Это Дин узнаёт, что Сэм не искал его всё это время. Это…***
Воспоминание вспыхивает и выкидывает их обратно в комнату с дверями. На этот раз Дину удается удержаться на ногах, хотя и с большим трудом. — Дин, — говорит Кас, но Дин вскидывает руку, вынуждая ангела замолкнуть. Дин сжимает переносицу, запрокидывает голову и пристально смотрит на высокий темный потолок. Серия образов — воспоминания, чувства… Все они как бы сливаются воедино, ударяют слишком больно, горят в его груди и горле. Дело в том, что Дин всегда слишком сильно старался. Всю свою жизнь он так старался быть тем, кем его хотели видеть: хорошим сыном, послушным солдатом, братом-защитником, терпеливым отцом, заботливой матерью, надёжным партнёром, преданным другом, умелым охотником. Он сыграл каждую из этих ролей, попытался вложить в них частичку себя, и, похоже, он ни с чем из этого не справился. Просто его никогда не было достаточно. Ни для кого. Его отцу, Сэмми, Касу всегда было недостаточно. Все они в конце концов покинули его. Невыносимо видеть, как все эти моменты сшиты вместе. Дин ненавидит это. Он не хочет заново переживать наихудшие моменты из его жизни, обнажённые и выложенные перед ним в один ряд. Может, он просто идиот, если думал, что кто-то вообще мог остаться только ради него.А ведь ты пообещал, что будешь любить всем сердцем, И говорил, что будешь всегда мне верен…
Дин глубоко вздыхает. Ещё раз. Он пытается развязать узел в своей груди. Есть одна вещь, которая удерживает его в вертикальном положении, одна вещь, которую это садистское заклинание не учло, вещь, которую оно намеренно оставило вне воспоминаний. Сэмми и Кас, они всегда возвращались. Сэм поборол Люцифера, чтобы спасти Дина, Кас отрёкся от Небес и от своих собратьев ради него. Они вернулись к нему, они вернулись ради него.***
Третья дверь загорается. Дин поворачивается, чтобы посмотреть на Каса, который выглядит очень удивлённым. Дин складывает пальцы обеих рук, изображая пистолеты, и указывает ими на ангела. — Похоже, я могу обойтись и без твоих наставлений, Фрейзер. Сказал же, что справляюсь. Кас хмурится. — Я не понял эту отсылку, но я рад наблюдать твой личностный рост. Его голос звучит сухо, но Дин просто рад, что Кас всё ещё поддразнивает его, пусть и в своей странной манере. — Дин… пожалуйста, позволь мне извиниться перед тобой, — быстро произносит Кас, явно боясь, что Дин его снова перебьёт. — Воистину, за всё, что я совершил… И Дин, чтобы показать, насколько он на самом деле личностно вырос, торопливо распахивает четвёртую дверь, просто чтобы заткнуть ему рот.