***
Не произнеся ни единой фразы, в охапку взяв сладости, и осторожно ( но очень дрожащей рукой) неся чашку с горячим чаем, я прошла мимо пьяного Горшка, по-хозяйски опирающегося на дверной проём. Сам он проводил меня недовольным взглядом, а я его слышать и слушать более не хотела.Как он ещё сможет сделать мне больно?
В гостиной стоял шум, сразу в нос ударил запах разносортной дряни. Были открыты и осушены различные стеклянные бутылки. Вино, пиво, водка, коньяк… Ром?! Не знаю, откуда столько было денег у Андрея и Саши, но закупились они на полную. Я робко поставила свою чашку и вазу с печеньем, конфетами на маленький столик перед диваном, на котором валялись смеющиеся и красные Княже с Балу. Под пьяный гогот я отошла в сторону «личной библиотеки» Князевых. То был большой книжный шкаф, полный разного и интересного. Конечно, меньше, чем у нас в квартире, но не менее шикарный. Пробежавшись глазами по старым ветхим корешкам, я тщательно выискивала заветные оглавления «Достоевский Ф.М.» хоть на одной из многочисленных полок. Боковым взглядом увидела, как на меня уставился зашедший в комнату Миша…Который снял свою чёрную рубашку зачем-то… Ладно, я зашла в гостиную, полную пьяненьких молодых людей, чтобы в итоге почитать тихонько, в уголке и одиночестве, что же может быть более абсурдно и нелогично? Звучит, как начало грядущей резни. Заметив приближающуюся меня, красный и выдохшийся после долгого «приступа смеха» Князь, подвинулся на диване, скромно впустив меня в уголок. В моих руках покоился роман «Подросток», который с особой любовью и желанием был найден мной на самых высоких полках, до которых я еле доставала. Запрокинув ногу на ногу, (насколько позволяла моя чёрная длинная старомодная юбка чуть ниже колена), я открыла книжку, начиная погружаться в новый неизведанный мир. Не менее красный Миха, до этого что-то горячо обсуждавший с Поручиком, теперь двинулся ко мне, как я успела заметить всё тем же злосчастным боковым зрением. Полуобнажённый нетрезвый Горшенёв подошёл ко мне, уставившись на обложку книги, мною читаемой, с неподдельным возмущением, ужасом и даже… отвращением? Он попытался заглянуть мне в глаза, а я ловко закрывалась от его пристального взгляда книгой, ещё руку вперёд выставила, мол «Не хочу смотреть на тебя.» — Молодой человек, вы потеряли!, - слава небесам, Яша накинул на него найденную рубашку, рассмеявшись от неловкости всего происходящего. — Света, блять, ну одетый я уже! Хватит прятаться!, - лохматый Горшок одной рукой застёгивал пуговицы, а другой резко вырвал у меня книгу. Глаза не успели мои расшириться от страха за судьбу старого сокровища, как почти над ухом я слышу грозное: — Чё читаешь? Достоевский?! И здесь ты меня разочаровываешь, Горошкина, - как будто до этого не прочитал название на обложке, с презрением в неё всматриваясь. — Верните, пожалуйста, Михаил, - я рискнула встать с дивана, протянув вперёд руку вспылившему Мише. Лучше не стоило мне применять мою «тактику открытой неприязни», потому что его моя просьба ещё сильнее разозлила и заставила раскраснеться пуще прежнего: — С какого хуя мы на «Вы», блять, ты меня теперь ненавидишь?!, - повысил тон Горшенёв, надвигаясь на меня, тем самым заставив прижаться к стене. —Эй, эй, Миха! Не перебарщивай, дружок!, - вовремя подоспел Андрей, внимательно следя за дальнейшими действиями своего «милого друга». — Заебал, Андро! Не лезь!, - заткнул его Миша, уже явно не контролируя себя и не держа себя в рамках. Ладно я, девчонка с улицы, незнакомка и просто бонусное дополнение к этой лютейшей несуразнейшей фантасмагории, но на кой он своему другу хамит так? — Значит, кровь стынет в жилах от душевнобольных религиозных фанатиков?, - как же мерзко и противно улыбался Миша. — Прежде всего, меня восхищает его безусловный талант выворачивать перед читателем наизнанку человеческую психологию, эмоции и души обычных людей, через все немыслимые страдания либо закапывать их характер, либо же раскрывать. Читая его произведения, я словно читаю о жизни, которая с того момента никак не изменилась и в некоторых персонажах узнаю себя, - попыталась успокоить я разгорячённого Горшка, сев обратно на диван к Андрею. В присутствии своего лучшего друга рядом искала моральную поддержку, ведь в этой гостиной недовольными почему-то были только я и Горшенёв. Но почему я, понятное дело. Мне был абсолютно ненавистен тот факт, что после итак неловкой и спонтанной, странной прогулки по пройденному миллиарды раз городище, где я успела почувствовать себя жалким, не заслужившим абсолютно ничего хорошего ничтожеством, после обыкновенного вопроса, мы вернулись домой только ради этой грязной пьянки. Мне было ненавистно всё в эти промежутки времени. От вечно заботливого Андрея со своим «синдромом старшего брата» до огрызающегося грубого Миши, который на обычное предупреждение о вреде здоровью снова заставил меня почувствовать себя ничтожно. Я ненавистна была самой себе в тот момент. Как законченная дура, сижу среди пьяных в стельку весёлых молодых людей, которые распивали напитки, взятые в том чёртовом магазине недалеко от метро «Купчино», в той самой гостиной, где раньше почти каждый вечер собирались Горошкины и Князевы ради творческих уютных вечеров. Стыл мой чай, пока весь алкоголь стремительно исчезал в пьющих глотках. Мне невыносимо было здесь находиться. Я хотела молча уйти. Я ненавидела их всех. Андрея, Мишу, Саш, Яшу. Четверо из них мне ничего не сделали, но я была бесконечно зла на всех. Запах перегара доводил до тошноты, смех и громкие звуки заставляли череп раскалываться, а мозги плавиться. Целый калейдоскоп, состоящий из негативных эмоций, переливался в моём сознании с бешеной скоростью. Чувствовала я себя весьма лишним персонажем этой несостоявшейся сказочки, хотелось вырезать себя отсюда, как звёзд из журнала. Глаза наполнялись слезами понемногу, для меня снова время потеряло счёт, я не знала, насколько поздно сейчас, и как сильно сейчас беспокоится моя бедная мама. В горле стоит ком. Душно, очень душно… Тело горит, пустой желудок стонет. Дрожат веки. Никто не вспоминал о моём существовании, а я не спешила о нём напоминать. Какие же они все дураки, чёртовы дураки! Противные, мерзкие, отвратительные! Глупый, глупый Андрей, ну зачем ты меня с ними познакомил?! Ах да, это же я просила… Дура! Почему именно сегодня нахожусь там, где никогда не должна была быть! Я рискнула отпить чаю, пока рядом околачивался распевающий песни Миша. Он продолжал опасно размахивать книгой, периодически пытаясь вчитываться в какие-то отрывки. Я глотнула из кружки, любимый напиток остыл совсем немного. Чуть расслабившись, я попыталась не обращать внимание на всё вокруг. Попыталась максимально «отключить себя из этого мира» и хотя бы насладиться вкусным овсяным печеньем. Но нет, не сегодня! Ни в этой жизни! Ни в этот день, ни в этот час, ни в эту минуту, ни в эту секунду, ни в этот миг! Ко мне снова начал приставать Горшок со своими «ценными» рассуждениями: — Знаешь, психология твоя психологией, понимаешь, да? Но тех, кто до каторги были революционерами, а после неё становятся религиозными послушниками, под власть стелющимися, я не очень уважаю, и мне похуй, как он там писал, какие идеи выдвигал, я его ненавижу и не почитаю. А ещё тоска и мрак вечная! Одна депрессия и грусть, терпеть не могу! Ознакомься-ка ты, лучше, Светочка, с Гоголем, Хармсом, Лавкрафтом……, - Михаил склонился надо мной снова, подойдя ко мне. От него несёт поганым перегаром больше всех, его язык заплетается местами, взгляд туманный… — А вот тут готов поспорить!, - хотел было Андрей встать и запротестовать. — Ты-то не лезь сейчас, Андрюша!, - но его остановила я, явно не желая, чтобы какие-либо конфликты и беспорядки***
Прошёл час… или два? Друзья мои, наконец-то разбрелись по домам, чуть позже вернулись и мои родители. Звучит, как исповедь шестнадцатилетнего мальчишки, устроивший лютую пьянку… Мне двадцать четыре, я взрослый и свободный молодой человек, но… Перед Светой так стыдно и неудобно … Моя нежная, хрупкая девочка… Что же я натворил, зачем тебя сюда привёл, что мною двигало? Что происходило с Михой? Я чёртов дебил и придурок полный… Эти мысли резко решили меня посетить, пока я одиноко, в кромешной тьме лежал в постели, всматриваясь в потолок, играющий в этой полной темноте чёрными пятнами. Светлану, скоропостижная кончина её отца, замечательного и невероятного человека при жизни, Алексея Ивановича, не просто покосила…Она её уничтожила
Она менялась за все полгода на глазах моих. Кукольное личико потускнело и сильно-сильно потеряло в весе, искра в её манящих и выразительных глазах тоже исчезла… Её звонкий смех тоже давно мне не слышен, встречи наши очень-очень редки. За все семнадцать лет нашей дружбы, Светлана Горошкина была и остаётся самой прекрасной и лучшей девушкой в скромном окружении моём… Пока мои ровесницы, алчные и лицемерные, душатся в своих же забугорных парфюмах, красятся ярче свеклы и ведут себя как… Как конкретные суки, я всегда подмечал, насколько же сильно Светик от них отличается. Талантлива, воздушна, очень интеллигентна и умна для своих юных лет, вежлива, обаятельна… Самая весёлая на моей памяти, чувственная, солнечная… Несмотря на эти чёртовы семь лет ( это разница между нами в возрасте), мне всегда, всегда было с ней интересно и хорошо. Мне так никогда не бывает хорошо ни в одном обществе какой-либо девушки, кроме Светиного. Сейчас, если мой пьяненький разум не изменяет поди, время неумолимо бежит к двенадцати ночи. Мне не спится, сердце моё бешено бьётся. Я чувствую, будто что-то не успел договорить Свете на прощание, что-то я для неё приготовил важное, да и забыл… Ничего «умнее» в мою неспящую голову не пришло, чем в такой поздний час наведаться к ней. Глупо? Очень. Но я не могу спать спокойно, пока с ней просто не поговорю. Я чувствовал себя очень виноватым, хотелось срочно объясниться перед ней в чём-то. Была острая необходимость в этом. Решение было принято оперативно мною в столь поздний час. Встав с скрипучей кровати, я накинул на себя майку и тихо-тихо, на цыпочках вышел в коридор, чтобы никого-никого не разбудить. Я решил взять свой фонарик, мигом оказавшись в коридоре. Я покинул квартиру, закрыв за собой дверь, настолько тихо и беззвучно, насколько позволяли мои навыки без опыта. На цыпочках, дабы не шаркать своими тапочками, я направился в ту самую квартиру напротив нас, где когда-то, я познакомился с крошечной малюткой Светланой, будучи семилетним малышом. Я внимательно прислушивался к каждому звуку за дверью, приложив ухо для достоверности. Мама её, Алиса Серафимовна, наверняка уже крепко спала, приняв на ночь успокоительное. Она взяла такой «ритуал» в привычку, после смерти мужа… Я не ошибся в ожиданиях, когда услышал за дверью лёгкий топот — Горошкина-младшая вышла из спальни, наверно попить воды на кухне, судя по тому, в какую сторону удалялись лёгкие шажки. Осторожно постучав в дверь, отстукивая на «срочные случаи» выученный нами пароль.Два стука, один щелчок, два стука, один щелчок…
Пальцами вот щёлкать, в двенадцать ночи, в гробовой ( ну или почти гробовой) тишине было забавно и довольно проблематично, очень боялся напугать Светика неожиданным приходом, но из-за двери тут же послышалось: — Андрей, ты больной или как? Что под дверью так поздно околачиваешься? Не спится? Тебе нехорошо?, - ряд вопросов в возмущении шептала моя подруга детства, медленно открывая мне дверь. И вот, дверь распахнулась… На удивление, слегка растрёпанная и сонная Света предстала передо мной в том же бежевом свитере и чёрной юбке. — Ой, уже давно спишь? Отрубилась, как только пришла?, - я виновато, как побитый щенок, переминался с ноги на ноги, то и дело отводя взгляд. А она в упор смотрела на меня и в мои бесстыжие глаза. — Я очень устала сильно… У меня в тот час закончился всякий ресурс, и я просто упала на кровать абсолютно без сил, погрузившись в сон, - каждая произнесённая ей строчка, звучала как красивый роман или песня, меня этот талант в ней… Изъясняться красиво, высокопарно; изумлял и восхищал одновременно. Хотел бы иногда выражаться также… Но боюсь, очень сложно будет моему окружению тогда общаться со мной совсем. Она тихонько поманила меня в темноте за собой, мол «Заходи, гостем будешь». Кивнув, я молча последовал за ней. Вела меня Горошкина в свою комнату. Как всегда, чисто и аккуратно, но это было без какой-либо фальши и мнимого фанатизма чистюли. Просто, так было нужно. В этом вся Светлана, она не могла иначе. Ещё бы, дева к тому же… Не до конца уверен в силе астрологии, но как она говорит, знак её таков. На большом письменном столе были аккуратно, по каждой стопочке, разложены учебники, тетради, листы, небось документы какие-нибудь… Стеллаж, полный фотографий, многочисленных-бесчисленных книг… В комнате висело ещё несколько копий/репродукций каких-то известных картин. А я невольно улыбнулся в темноте, светя только лишь фонариком, когда увидел на стенах свои подаренные за всё наше время дружбы, рисунки. С разрешения хозяйки сей чудесной обители, я присел на кровать. Посмотрел на смятую подушку — на ней мокрые следы. Вопрошающе глянув на неё, увидел в её чертах ответ на мой немой вопрос — «Да, я плакала». Я выставил руки вперёд, как бы зовя её в свои объятия. А она прилегла на мои колени, тихонько всхлипнув, укрывая мои руки своими мягкими волосами. — Мне так больно, Андрей…, - срывающимся в тихом плаче голосом прошептала она, пряча лицо. — Я чувствую это, знаю, - отвечал ей я, поглаживая по голове, уставившись куда-то в одну точку в пространстве. — Я абсолютно безвольная личность… Я… Я не могу встать заново на ноги, окрепнуть. У меня отсутствует всякая сила воли… Папа умер уже довольно давно, а мой разум до сих пор скован в цепях, а моя душа разрывается от несносной тоски и режущей до потери сознания скорби, страха…, - произнеся это, послышались новые всхлипывания, голос её дрожал, шептать и не кричать было сложно. — Ты не слабая, милая… Потеря родителя или близкого человека — самая худшая и жестокая из потерь. Да, нас учат с этим смиряться и справляться, но ты такой же ребёнок, юный, маленький… Ты очень любила и любишь его, он столько для тебя сделал… Зная тебя, я понимаю, почему ты так долго не можешь это отпустить… Но ты же и не обязана это делать сразу! Чтобы было легче потом, надо дать себе вдоволь настрадаться… Настолько, насколько ты себе позволишь это сейчас. Не ставь себе рамки, не надевай маску… Я вижу… Я знаю, как тебе невыносимо больно… И я очень хочу помочь тебе, Светик. Ты лучший в моей жизни человек, важный, любимый… Ты чуткая, невероятно добрая, искренняя… — Я отнюдь не добрая!, - прервала она меня, сорвавшись на глухой крик. — Не спорь, Светик… Ты очень добрая. Не была бы такой — не возилась бы со мной, дураком несчастным, в прошлом году, когда я и ногу сломал и простудился… В тебе много силы и доброты. Сейчас, может ты и не в форме… Но… Внезапно, из кармана своей юбки она вытащила смятую бумажку и протянула мне. — Неделю назад, я расписала на тетрадном листе все свои нынешние мысли и чувства. Просто прочитай на досуге, полностью. Это… Как ответ на твой вопрос «Как дела?». Мысли и размышления наиглупейшие! Просто прочитай… И поймёшь, какая я жалкая… Какая я слабая… — Прекрати, Светлан. Я уже сказал про это. Позже, обязательно прочитаю. — Мне так стыдно перед твоими ребятами… И Мишу я обидела сильно, и в принципе, они считают меня… Больной на голову святошей или монашкой, да?, - моя лучшая подруга усмехнулась, перевернувшись со спины на бок, но голова её оставалась покоиться на моих коленях. — Свет… Прости меня, за этот пьяный кошмар. Я очень виноват перед тобой, и Мишу разнесло конечно… и меня, да все мы хороши были! Прости меня, если сможешь… Вот поэтому… отвечаю на твой вопрос пятилетней давности, почему я тебя с ними не хотел знакомить… С матерящимися пьющими дядьками ничего хорошего не жди, - я невольно рассмеялся, запустив руку в её пушистые локоны. — Нет, Андрей… Ты меня прости. Мне действительно стоит немножко поменять себя и свои приоритеты, все мы люди разные, расслабляемся по-разному, травим себя, тоже по-всякому, кто на что горазд… Знаешь, почему Мишка таким злым был весь вечер оставшийся? Пока вы с Балу в магазине были, он курил, а я сказала, что курить плохо… И как его понесло… Ох, мама рóдная…, - на последних строчках она слегка улыбнулась, прикрыв глаза. Её длинные красивые ресницы дрогнули, пока она что-то усердно вспоминала. — И что же он сказал тебе тогда, у «Барабульки»?, - спросил я тут же. Очень было интересно узнать, что же ей Миха сказал тогда, он всякое может наговорить, будучи злым и недовольным. — Знаешь… Правильные мысли и вещи. Что мне бы пора уже найти молодого человека, наладить личную жизнь, перестать эксплуатировать тебя, как няньку, повзрослеть… Да и добавил, что со мной до конца жизни ты возиться не будешь…, - её голос поник, стал печальней. А я посидел секунду молча, весьма опешив, пытался осмыслить ею сказанное. Что же значили эти слова с его стороны? Неужели ему дело есть до наших взаимоотношений, или до Светиной личной жизни? Поговорю с ним об этом позже. — Чтобы ты знала… Как бы не изменилась наша жизнь потом, как бы мы не разошлись, как в море корабли… Моя дверь — всегда для тебя открыта, как и душа. Я очень надеюсь и буду рад, если твоя дверь тоже будет открыта для меня. И чтобы между нами не было… Я очень люблю тебя, как самую лучшую подругу на свете, и очень благодарен той самой камере твоего папы, которая застала врасплох моих родителей… Я безумно благодарен тебе за то, что ты есть, Света… — Андрей… Ты самый лучший друг и … «старший брат», - шире улыбнулась на этих словах Света, посмотрев мне в глаза, — Лучше тебя, добрее, заботливей, прекрасней просто в мире больше не сыщешь. И я тоже благодарна своему счастливому тогда отцу, Царствие ему Небесное, что встретил вас тогда у вашей двери напротив нашей… Без тебя, моя жизнь была бы абсолютно пуста и беспросветна. Но не подумай… В ней ты не только делаешь смысл… Ты… Ох, Боже, не знаю, какие подобрать правильные слова в такой важный для нас момент… Я очень рада, что ты стал за эти долгие и крепкие семнадцать лет для меня… Буквально всем. Безумно ценю твою поддержку и всё, что ты для меня сделал и продолжаешь делать… Какой была бы моя жизнь без тебя, никто не знает… В полной идиллии, счастливые, немного ( или же наоборот, очень) уставшие, мы очень долго сидели на кровати, с одним только моим фонариком несчастным. И слышалось в тишине только наше размеренное дыхание в унисон. Может к счастью, а может нет… Но моя юная подруга совершенно не догадывается, что я люблю её намного сильнее, чем просто лучшую подругу… Мне очень странно и неловко это в своей голове осознавать и переваривать, хотя в некоторых жестах и намёках я совершенно не скрываю этого, по отношению к ней… Но, вдруг после этого всякая наша дружба разрушится и закончится, если я что-то посмею изменить… Мы лучшие друзья, дружим очень и очень долго… Так пусть, и впредь остаётся так…А на холме стоит безумец и кричит…
Мне так хочется, чтоб стала ты моей…