Указания о «Памяти»

— Ты зачастил, господин Предвестник. Неужели что-то серьезное намечается? Тарталья слишком часто задавал себе тот же вопрос, но еще не был готов ответить честно. В похоронном бюро он стал постоянным гостем, рано или поздно кто-то должен был это подметить, но почему-то не Чжун Ли — тот принимал его общество спокойно, приветливо, угощал чаем, выбирался на прогулки да и сам предлагал их. Чайльд помногу думал о том, как изменился бывший архонт из-за эликсира, но раз за разом приходил к одинаковому выводу: не считая волос — почти никак. Что-то иное было теперь в его отношении к жизни, городу, традициям и историям, он вел себя немного свободнее, человечнее, но в целом оставался прежним, и это восхищало Тарталью. Стоило копнуть немного глубже, как он понимал: дело не в том, каким стал Чжун Ли, а в том, что и раньше он не лгал Чайльду, не обманывал и не маскировал настоящего себя под фальшивой маской. По крайней мере не полностью, и не так, чтобы теперь это могло задеть или уязвить. Стоило заметить это гораздо раньше — личность под именем великого архонта, человека, который относился к Чайльду с приязнью; тогда новизна ощущений не ударила бы по нему так сильно, не вскружила бы голову. Тогда бы он не приходил в бюро каждый день и не смотрел на Чжун Ли, как на произведение искусства, которое хочется то ли присвоить, то ли уничтожить — чтобы не досталось никому другому. — Кто знает, госпожа Ху Тао, кто знает. Он ответил с улыбкой, но та стерлась с лица почти сразу: что-то определенно намечалось, серьезное или нет, и Чайльд ждал этого с нетерпением и одновременно опасался. Что произойдет раньше: он найдет в себе волю признать чувства или закончится действие эликсира? Нужно ловить момент, пока Чжун Ли не обременен собственным прошлым и расположен к нему, или терпеливо молчать, чтобы не пожалеть об этом позже? Чересчур много эмоций; Тарталья в них был словно посреди океана, гонимый подводными течениями смелых порывов и зыбких опасений, и потому он возвращался, сбегал, возвращался снова, как непостоянные волны, упрямо накатывающие на берег и от него. Время шло, и Чайльд постепенно приходил к выводу, что может упустить единственный шанс. Ему больше нравилось жалеть о сделанном, чем о том, что так и не решился сделать это. Поэтому в кабинет он входил полный стремительной, острой уверенности, но растерял добрую половину ее, стоило Чжун Ли с улыбкой посмотреть в глаза и сказать самое простое из всего, что только возможно: — Доброго утра. — Доброго утра, — бездумно повторил Чайльд, вдруг осознав, как много может потерять. Этот Чжун Ли, такой уравновешенный и умный, спокойный и рассудительный, умеющий как выслушать, так и объяснить; его приятель, единственный близкий друг, самый подходящий человек может исчезнуть, превратившись в абсолютного незнакомца в считанные мгновения. С другой стороны — это и так произойдет довольно скоро. Закончится действие эликсира, и Чжун Ли вновь замкнется в непроницаемой раковине воспоминаний, он все так же будет здесь, но станет недосягаемым, отчужденным, ушедшим на покой божеством. Всё, чего Чайльд мог лишиться — это несколько следующих недель, которые либо будут лучшими в его жизни, либо уйдут на дорогу в город, расположенный как можно дальше от Ли Юэ. — Ты снова собираешься уезжать? Вопрос привел его в чувство, вернул к реальности. Чайльд постарался улыбнуться, помедлил перед ответом, взъерошил волосы у лба и под маской, а потом оперся о подоконник, чтобы выглядеть чуть расслабленнее. Не странно, что Чжун Ли удивился — собственное напряжение Чайльд ощутил только сейчас, и оно не дало ему даже глубоко вдохнуть перед ответом. — Последнее время у меня столько мыслей… — Он чувствовал, что начал не с того, что потерялся на первом же шаге. Чайльд любил говорить о серьезном прямо, бросать правду в лицо, но Чжун Ли смотрел так, словно заранее знал обо всем, и это сбивало, тревожило. — Хочешь поговорить? — Да. — Пригласить тебя на ужин? Чайльд коротко рассмеялся. Да, ему безумно хотелось, чтобы Чжун Ли сделал это предложение, но немного позже, буквально через полчаса, когда он наконец выскажется, получит ответ и сможет составить ему компанию в качестве не просто друга. — Это не будет ждать до ужина. — Вижу по тебе. — Чжун Ли поднялся из-за стола, кресло уютно скрипнуло, сдвигаясь. Остановился рядом, лицом к окну, и Чайльд слегка повернул голову, чтобы видеть, как теплый дневной свет ложится на кожу замысловатыми пятнами теней от листвы соседнего дерева. — Что ж, ты можешь начать. — Это насчет наших отношений, — выпалил Чайльд сразу, чтобы не дать себе возможности снова медлить. — Я чувствую, что ты стал мне намного ближе за последнее время. Слова казались неверными, слишком плоскими, отвратительно сухими. Желание обладать, которое до сих пор только царапало его душу, теперь рвало ее на части, но Чайльд боялся позволить себе столько откровения. Быть честным — это одно, но открываться перед кем-то, обнажать чувства… он прежде подобного не делал. Сомневался, что сможет и теперь. — Предвестникам опасно иметь глубокие привязанности, знаешь, — добавил он, прикусив губу, словно подсознательно пытаясь остановить себя. — Это может плохо кончиться. — Что ты имеешь в виду? Наверное, Чжун Ли ждал объяснений насчет опасности, но его голос звучал так близко и так мягко, что Чайльд понял простую вещь — он хочет слышать его каждый день на том же расстоянии, вот и всё. Говорить стало намного легче, барьер напряженной сдержанности пал, эмоции выливались теперь словами: — Ты так нравишься мне, Чжун Ли, что я от этого становлюсь слабым. Быть рядом, разговаривать с тобой, занимать твое время, получать внимание… Я чувствую себя таким особенным и счастливым, иногда как будто совсем этого не заслуживаю, а иногда словно создан был только для этого. Никогда еще не чувствовал себя лучше, но ты — ты всегда сдержанный и спокойный, и я не понимаю, что происходит с тобой. То ли ты просто позволяешь мне здесь находиться, то ли я как иностранная диковинка для тебя, или, может, ты и сам что-то такое испытываешь — я не могу разобраться. Хотел бы, но не могу. Ты, наверное, не любишь о таком напрямую, но, пожалуйста, скажи мне, если я нравлюсь тебе тоже, ну или… если нет. Он умолк и обнаружил сжатые до боли кулаки, взмокший от пота лоб, пекущую резь в глазах — слишком долго не моргал. В голове теперь было пусто, глухо стучала кровь по вискам, иррационально хотелось плакать: от собственной смелости, от искренности чувств, от ужаса перед ближайшим будущим, в котором Чжун Ли наверняка оттолкнет его, потому что Чайльд недостаточно хорош. — Странно, я полагал, что был предельно однозначным в проявлении симпатии. — Что? — Чайльд не сразу понял смысл, потому повернулся, переспрашивая. — Впрочем, мои ухаживания могли оказаться старомодными… давно я этого не делал. — Ухаживания? Щеки начали краснеть, Чайльд с трудом удержался, чтобы не прижать к ним ладони. — Я имею в виду романтические знаки внимания, которые я тебе оказывал и на которые ты каждый раз отвечал. — Какие знаки?.. — Хотя бы то, что я отвел тебя в Тайный грот… Тарталья прекрасно помнил тот день, когда Чжун Ли впервые пригласил его на прогулку, чтобы показать одну из необычных достопримечательностей Ли Юэ. Грот располагался в сорока минутах ходьбы от гавани, в него было нелегко попасть, потому что вход в пещеру виднелся высоко над землей. По рассказам Чжун Ли получалось, что в древности это место создали адепты для секретных собраний, но за многие годы гора выросла, поднимая с собой и Тайный грот. Теперь туда можно было добраться, лишь вскарабкавшись по почти отвесной скале, либо взойти на вершину более долгим, но пологим путем, и прыгнуть, используя планер. В Ли Юэ почти ни у кого не было планеров, потому юноши рисковали жизнью, чтобы добраться до грота и оставить в нем символ любви: белоснежный камень с написанными на нем именами. Чайльд, конечно, тоже захотел залезть в грот и посмотреть, и Чжун Ли не стал спорить, наоборот, вызвался составить компанию. Оказавшись внутри, они обнаружили добрую сотню разнообразных камней, на некоторых еще видны были имена, с других все надписи уже стерлись. В тот день они провели в пещере несколько часов, сидя над обрывом, разговаривая и наслаждаясь видом на долину, и Чайльд любил воспоминание об этом, но даже не думал как-либо его трактовать. А теперь оказалось, что это была не обычная прогулка, а знак внимания. Чайльд почувствовал себя глупым и обманутым: — Я думал, ты просто знакомишь меня с местными поверьями. — Он скрестил на груди руки. — Когда ты рассказывал, как проводится церемония погребения, это же не значило, что ты хочешь похоронить меня? — Допустим, здесь я не был вполне конкретным, — согласился Чжун Ли. — А что насчет глазурного вина? — О да, оно превосходное! Я уже заказал шесть бутылок, но доставят через несколько недель, не раньше. Это редкое и дорогостоящее вино Чжун Ли предложил ему в банке Снежной, в день, когда Чайльд был необычайно загружен скучными и громоздкими канцелярскими делами. Кабинет наполняли косые лучи раскаленного солнца, часть документов съехала со стопки и рассыпалась по полу, почерк Чайльда превратился из строгого, с четким наклоном, в размашистый и небрежный. Глазурное вино следовало хранить в холоде, ведь нагревшись единожды, оно навсегда теряло свой особый вкус. Чжун Ли принес бутылку в ведерке с туманными цветами; Тарталья от неожиданности растерялся и начал скверно шутить о крио-слаймах, но божественный вкус напитка помог ему успокоиться. Вино это, по словам Чжун Ли, совершенно случайно изобрели местные лекари несколько веков назад. Считалось, что оно помогает при лихорадке, но позже, когда были найдены более эффективные и дешевые лекарства, оно превратилось в символический подарок для тех, «кто зажигает твое сердце». Но из-за того, что цена за бутылку достигала невероятных высот, позволить себе подобное могли только богачи, и к настоящему времени глазурное вино стало просто местным деликатесом. На довольно бестактный вопрос о том, откуда же у Чжун Ли деньги, тот объяснил, что дело не в море, а в связях. Теперь Чайльду стало ясно, что он обратил внимание совсем не на то, на что должен был, и он досадливо прикусил губу перед тем, как спросить: — Значит, я зажигаю твое сердце? — Я не находил в себе смелости сказать об этом прямо. Думал, что ты и так поймешь. Но в Снежной, наверное, совсем другие обычаи… мне следовало изучить их перед тем, как действовать. — Нет, нет… это точно во мне дело. Я был так слеп… — А я считал, что ты все понял еще когда мы запускали фонарь. — Ну… — Чайльд нахмурился. — Мне было очень приятно, что ты сделал его для меня. И когда я предложил написать свои желания нам обоим, а ты сказал, что так делают только любовники… — Ты мог этого не знать. — Я не знал! Но думал, что ты согласился, чтобы сделать мне приятно. — С чего бы мне делать приятно человеку, который мне не нравится? — Сам не знаю. Щекам вновь стало жарко, глазурное вино точно бы не повредило, чтобы снизить температуру. Чайльд получил наилучший ответ из всех возможных, и сейчас его накрывало счастьем пополам с ужасом — вот теперь ему точно есть, за что держаться и что терять. — Ты сказал, что не находил в себе смелости… Он хотел продолжить еще одним откровением, признаться, что и сам был тем еще трусом, но его опередили: — Все-таки ты Предвестник. — Чжун Ли развернулся, встав прямо напротив Чайльда. Его рука подхватила край переброшенной через плечо перевязи, провела по алой ткани почти ласково, затем выпустила, словно ослабев. — Высший эшелон командования Снежной… — И что с того? — Я тебе не пара. Тарталью опалило гневом в ту же секунду: — Прекрати! Это были его собственные мысли, неожиданно ударившие в спину. Где он, Чайльд Тарталья, а где Гео Архонт, пускай уже и бывший? Шесть тысяч лет, вся эта сила и мудрость, опыт, знания и память, которая рано или поздно в полном объеме вернется к Чжун Ли. Чайльд должен был умереть от его руки, потому что сам на это нарывался, испытывая чужое терпение, но сложилось иначе; и теперь сам Чжун Ли утверждал, что ему не пара. Он прикусил губу, чтобы не проговориться. Обхватил ладонями предплечья, пытаясь сдержать себя уже на физическом уровне, и в тот же миг осознал, что хочет не до себя дотрагиваться, а касаться Чжун Ли. Жадно взглянув на него, понял, что еще не может сделать хоть сколько-нибудь откровенный жест: разговор не закончен. — Да, да, я Предвестник… Как раз об этом я и хотел сказать в начале. Опасно иметь близких, потому что они всегда могут стать мишенью. — Но у тебя ведь есть семья в Снежной. — И я за них очень переживаю! — Снова вспылил Чайльд. — Но знаю, что они в порядке, пока я хорошо делаю свою работу. На лице Чжун Ли отразилось понимание, и Тарталья огорченно отвел взгляд. Да, он беспокоился не о врагах Снежной, которые могли добраться до его родителей или братьев с сестрами, а о Царице и других Предвестниках, ведь они обязательно воспользуются этим очевидным и мощным рычагом давления, если Чайльд даст им повод. Он и так ходил по грани, отказываясь тесно сотрудничать с коллегами и выбирая уникальные пути в достижении целей, но всегда помнил не только о своих амбициях, но и о тех, кого должен беречь. Но Чжун Ли — совсем другое дело. Он был достаточно сильным, чтобы не нуждаться в защите, именно это Чайльд и собирался донести: — Мне никто раньше не нравился так, как ты. И я думаю, что это не просто так, что ты смог бы справиться с трудностями, если бы они появились, знаешь… К тому же, еще ведь не факт, что появятся. Никто может и не узнать. Я не собираюсь говорить другим. Стушевавшись, он замолчал. Реальность вдруг встала перед глазами с кристальной ясностью: если Чжун Ли и даст ему шанс, то не дольше, чем на месяц. Затем он вспомнит, кто он есть, и все обыденные человеческие желания и привязанности исчезнут, потому что… ну откуда у архонта эти мирские чувства? Они останутся только у Чайльда, но это будет его проблемой, и когда-нибудь потом, а не прямо сейчас. — Куда-то не туда зашел этот разговор… Он потер пальцами переносицу. Вдруг глянул на свою руку, словно увидел впервые, что одет так, будто в любой момент может понадобиться доставать лук. Улыбнувшись, Чайльд стянул перчатки, бросил на подоконник, а затем, поддавшись светлой идее, снял с головы и маску. Конечно, он не отказался бы от своей должности — не мог и не хотел, — но если Чжун Ли смущал титул, то можно избавиться от его признаков. — Я ведь не только Предвестник. — Маска отправилась следом за перчатками, затем Чайльд дернул перевязь, не тревожась, что повредит ее крепления. — Это же не главное. Хотелось снять с себя вообще все, избавиться от составляющих образа и оставить одну только суть. Ничего провокационного и чувственного не было в его жестах; перевязь упала к ногам Чжун Ли, Чайльд потянулся к болтавшейся в ухе серьге, но твердая рука остановила его, перехватив запястье. — Достаточно. Ты прав. Большим пальцем Чжун Ли успокаивающе погладил ладонь, потянул к себе. За следующим его действием Чайльд наблюдал словно со стороны, как безвольный свидетель, который поверить не может, что все происходит на самом деле. Чжун Ли прикоснулся к его пальцам губами, мягкими и сухими, выражение его золотистых глаз в этот момент память запечатлела навеки. До сих пор Чайльд и представить не мог, что такой крохотный жест может обдать его кипятком, швырнуть навстречу опасной пропасти, вызвать невероятную жажду получить гораздо больше. Он глубоко вдохнул, медленно выдохнул, стараясь подавить заполонившие воображение фантазии. К чему они сейчас, ведь каждая имеет шанс стать реальностью чуть позже, если ни один из них не надумает шагнуть назад. Для Чайльда все было решено именно в этот момент, в дополнительных словах или объяснениях он не нуждался, но ради соблюдения приличий и из уважения к Чжун Ли, которое продолжало расти, он вернулся к условностям: — Могу я пригласить тебя на свидание? Он не рассчитывал получить отказ, и все же в груди потеплело после ответа: — Весь вечер я в твоем распоряжении. *** Следующая неделя стала самой необычной, самой наполненной в жизни Чайльда. Он словно выиграл приз и теперь повсюду носил на себе золотой знак отличия, пускай незаметный для остальных. Казалось, что только Чжун Ли этот знак видит — он смотрел на Чайльда каким-то совершенно особым взглядом, держался рядом с ним по-другому, подходил ближе, касался невзначай, и каждый этот жест дышал естественностью и чувством. Чайльд думал, что и прежде бывал влюбленным, но весь ранний опыт бледнел на фоне того, что происходило с ним сейчас. Чжун Ли владел его мыслями и чувствами, его присутствие затягивало все вокруг дымкой второстепенности, Чайльд легко терял счет времени, наслаждался жизнью так, словно уже завтра она закончится. Смеялся он теперь искреннее, говорил тише, но знал, что каждое слово будет услышано и понято, он так же много слушал, но теперь не избегал прямых взглядов в лицо Чжун Ли. Тому наверняка было ясно, что Чайльд им любуется, и иногда Чжун Ли сбивался на середине фразы, смеялся и прикрывал глаза — ему тоже было хорошо. Первый поцелуй случился под россыпью южных звезд. Они взяли напрокат парусную лодку и вышли в море, чтобы полюбоваться ночными видами и встретить самый красивый рассвет во всем Тейвате. Воздух был теплым и мягким, волны приятно покачивали суденышко, Чжун Ли выглядел таким спокойным, когда стоял на корме и опирался о фальшборт… Чайльд понял, что не выдержит больше и минуты, обнял ладонями его лицо, и тогда Чжун Ли сам подался к нему, словно все время искал подходящего момента. Долгожданные прикосновения, закрытые глаза, пробегающая по телу дрожь. Чайльд хотел сделать этот поцелуй неторопливым, аккуратным, даже целомудренным, но Чжун Ли обнял его, стало невыносимо жарко; он так долго хотел его, он получил гораздо больше, он любил этого мужчину, боготворил и обожал, готов был сделать для него все, чего бы тот ни захотел — а Чжун Ли хотел только целовать его снова и снова. — Взгляни, отсюда виден Драконий хребет, — сказал Чжун Ли незадолго после того, как они прервались, и Чайльд развернулся лицом к северу. Да, это был он, величественный и холодный, грозный и опасный. Чайльд живо вспомнил, как поднимался по заснеженным склонам, с трудом ориентируясь по знакам на камнях и стволах деревьев, и как через много дней спускался обратно, воодушевленный и радостный. Крепкие руки обхватили его за пояс. Расслабившись, он оперся спиной о грудь Чжун Ли, примостил затылок у него на плече, спросил с улыбкой: — Больше не беспокоишься, что я Предвестник? Оторвав взгляд от горы, он посмотрел на звезды: мерцающие точки, сияющие бусины, ясные следы от небесной иглы, перешивающей созвездия. Море хватало их, отражало мутным зеркалом, и потому вокруг было светло и приятно, а вода так и влекла к себе бескрайней звездной пучиной. — Давай искупаемся? Чайльд спрашивал и знал, что Чжун Ли ему не откажет. Раздевшись, он осторожно опустился в нагретую давно закатившимся солнцем воду, чтобы лишним всплеском не потревожить целостность великолепного отражения. В пару гребков отплыл от лодки и развернулся, наблюдая за тем, как Чжун Ли снимает одежду. Это оказалось еще красивее — то, как выверенными движениями пальцы справлялись с пуговицами на рубашке, как гладкая ткань легко соскальзывала с плеч; как сияла в лунном свете кожа, как волосы разливались по ней, очерчивая мышцы, будто жидкий металл. Хотелось делать ему комплименты, но Тарталья стеснялся своего восторга, да и что он мог сказать? Ты так великолепен, что я не понимаю, почему ты выбрал меня? Я готов благодарить богов за каждую минуту с тобой? Твое тело настолько шикарно, что я не могу отвести взгляд?.. Ну, последнее Чжун Ли видел и так, потому что, подплыв ближе, спросил: — Нравлюсь? Сказано это было с улыбкой, и Чайльд облегченно кивнул: — Ты точно реальный? Что ж, это звучало лучше, чем все предыдущие варианты. И очень хорошо, что вода ночью темнела и невозможно было разглядеть, что там ниже груди. — Ох, Чайльд, какие у тебя глаза… — Чжун Ли смотрел прямо в них, внутри сжимало от нежности. — Видел бы ты… Они наполнены звездами как небесные колодцы. Как же жаль, что ты не попал на фестиваль — могу представить, какими бы они были в свете морских фонарей. У Чжун Ли с комплиментами не было проблем, и Чайльд, чье лицо горело от смущения и удовольствия, а сердце влюбленно трепетало, предпочел закрыть его рот поцелуем. Долго он не продлился, в воде оказалось неудобно, а Глаз Бога остался под одеждой, но у Чжун Ли была на этот счет своя мысль: он развернулся и поманил Чайльда за собой. Обогнув лодку, чтобы добраться до кормы, где резные панели спускались от фальшборта к воде, Чжун Ли остановился. Взялся за один из выступов ладонью, чтобы была опора, другой рукой погладил лицо Чайльда, когда тот подплыл ближе, а затем обнял за пояс, притягивая вплотную. — Можешь держаться за меня. В этот раз вышло гораздо лучше. Чайльд вначале неуверенно тронул плечи Чжун Ли, затем расслабился и обхватил его шею удобнее; с закрытыми глазами он отвечал на поцелуй, перебирал пальцами мокрые волосы, вжимался в разгоряченную твердую грудь. Потом, когда они отстранились друг от друга, Чайльд уткнулся лбом в висок Чжун Ли и признался: — Я думал, мы друг друга еще вечность не коснемся. — Да? — Ну, знаешь… Ты вроде как предпочитаешь традиционные варианты, м-м, ухаживаний. А там наверняка до свадьбы и целоваться нельзя. — Но мы уже целовались, — напомнил Чжун Ли. — Если целоваться и можно, то все остальное точно нельзя, — уверенно стоял на своем Тарталья. — И ты позволил бы мне ждать эту вечность? — Голос Чжун Ли звучал серьезно, но он улыбался уголками губ и медленно водил ладонью по спине Чайльда. Под водой эти прикосновения ощущались особенно ласковыми, дразнящими; тело недвусмысленно реагировало, заставляя выпрямить руки и немного отстраниться. — Ну, я… — Рука Чжун Ли не позволила ему отодвинуться еще дальше, потому Чайльд запнулся и начал заново: — Если бы ты так хотел, то да, я бы ждал, сколько нужно. — Ждал и не беспокоился о том, что что-нибудь может произойти? Ровный тон не давал распознать оттенков эмоций, и Чайльд не понял, как воспринимать эту фразу. Показалось, будто Чжун Ли намекнул сейчас на то, что их время не бесконечно и совсем скоро закончится, но как следует поразмышлять над этим ощущением Чайльд не мог — ладонь вновь возобновила движение по его телу, теперь переходя со спины на бедро и спускаясь ниже, и уже не было никакого смысла что-либо скрывать. — Волнуешься? — Да. — Он чуть расслабил руки, и Чжун Ли тут же властно подвинул его обратно. Лицо обдало жаром из-за того, что Чайльд прижимался пахом к чужой ноге, но отстраниться снова ему уже не позволили. — Волнуешься и испытываешь желания… — безо всякой вопросительной интонации прокомментировал Чжун Ли. Этот низкий голос с хрипотцой, что отдавалась резонансом во всем теле, не способствовал хладнокровному мышлению, но Чайльд все-таки попробовал быть рациональным: — Мы все равно не можем ничего сделать в лодке. — Да, там не слишком удобно, — сразу согласился Чжун Ли, заставив насторожиться. — Останемся пока что в воде. Ладонь мазнула по бедру снова, большой палец погладил с нажимом, давая понять, какие у Чжун Ли планы. Голову повело от предвкушения, Чайльд прикусил губу, но шумно выдохнул сразу после того, как пальцы коснулись его члена. Казалось, он должен возразить, соблюсти какие-то приличия, но эти мысли растворились в волнах удовольствия, которые горячая рука Чжун Ли создавала уверенными и неторопливыми движениями. Поначалу Чайльд сдерживался, только сжимал сильные плечи и прятал лицо во влажных волосах около уха Чжун Ли. Постепенно темп нарастал, тело разогревалось, изнывая от желания, изо рта начали вырываться краткие хриплые стоны, за которые Чайльд наказывал себя, кусая губу. Порой его охватывала мимолетная дрожь — Чжун Ли делал нечто такое, от чего мышцы слабели, а мысли тонули в тумане из восторга и желания получить больше. — Повернись. — Что… — непослушными губами он постарался сформулировать ответ, объяснить, что не собирается выпускать Чжун Ли из рук, но тот настойчиво повторил: — Повернись ко мне спиной. Давай, Чайльд, так будет лучше. Или тебе нравится, что я остановился? Это ему уж точно не нравилось. Кое-как развернувшись, он едва не ушел под воду, но Чжун Ли помог удержаться и уложил его руки на выступающую деревянную панель, шепнув на ухо: — Держись покрепче. И так вправду стало лучше. Чжун Ли был позади, Чайльд ощущал его позвоночником, лопатками, ягодицами; рука скользила по стволу быстрее, подушечка большого пальца то и дело обводила головку. Теперь Чайльд стонал без стеснения, царапал мокрое дерево, хватал ртом воздух и сам толкался в ладонь, насколько позволяла вода. Чжун Ли не ограничивался тем, что происходило внизу: Чайльд чувствовал поцелуи в волосах, касания губ к уху, прихватившие кожу зубы — так ласково, и остро, и сладко, как не было ни с кем и никогда. Совсем скоро кончив, он обессиленно откинул голову на подставленное плечо и с трудом разжал пальцы, чтобы отпустить лодку. Чжун Ли уже крепко держал его, обнимая за пояс, и Чайльд расслабился, желая подольше потянуть уютное мгновение — теплая вода, спокойно качающееся море, звездное плетиво в небесах и мужчина, которого он любил. Взбираясь на лодку, Чайльд улыбался — пахло морем и деревом, свежим ветром и ночью, — но стоило обернуться, и улыбка застыла и угасла, как оставленный посреди снегов костер. Пора было возвращаться в реальность, в которой их время подходило к концу: Чайльд понял это по тому, как начали блестеть темным золотом пряди волос Чжун Ли.