Царапина

- Одно слово, леди: прискорбно. Сделайте это еще раз. И подтяните эту пирамиду, вы будете хлопать, как тазовое дно шлюхи. Шерил постучала ногой, внимательно изучая жалкое подобие отряда Лисиц, пока они неохотно возвращали свои усталые тела на первую позицию, чтобы провести тренировку еще раз. По правде говоря, они были безупречны, но Шерил не терпела самодовольства среди своей команды. Ее глаза блуждали по очереди, ненадолго останавливаясь, чтобы полюбоваться Тони в ее маленькой тренировочной форме - и выглядящей очаровательно, как всегда, - мимо невыносимой Джинджер, над Вероникой и Джози, продолжая спускаться все ниже и ниже, пока, наконец, они не приземлились на Бетти. Дорогая кузина Бетти. Она выглядела ужасно усталой. Хлопнув в ладоши, Шерил снова привлекла внимание собравшихся и, проявив необычное милосердие, поманила Бетти к себе. - Милая кузина, мне нужен кто-то с сильными, мужественными плечами, чтобы помочь мне убрать гири на лодыжках. Чоп, чоп, пошли. Несмотря на то, что Шерил закатила глаза, Бетти, похоже, почувствовала облегчение, подбежала к ней и с благодарностью села на скамейку на трибуне подальше от группы. - Почему ты не попросила свою девушку помочь тебе, Шерил? Остановившись на мгновение, склонившись над картонной коробкой с грузом в руке, Шерил затаила дыхание. Студенчество с радостью принимало ее и Тони отношения уже почти две недели, по большей части с полным безразличием – к большому разочарованию драматического таланта Шерил – и пара не испытывала никаких коварных взглядов, слов или поведения. Никакого негатива, по крайней мере, от их друзей. Их не встретили ничего, кроме добрых слов и проницательных ухмылок – подозрительный блеск интереса в глазах Вероники – и удобный бассейн принятия и нормальности, в котором они могли сидеть, прекрасно сливаясь с остальной толпой. Не нужно стыдиться; вот почему они называют это Гордостью. Она отпустила вес в своей руке и смотрела, как он упал на дно коробки, паранойя обернулась вокруг ее ушей. Было ли что-то в словах Бетти… были ли они ехидными? Издевается? Неужели она была дурой, думая, что признание ее сверстников было неизбежностью только из-за того, кем она была? Неужели времена совсем не изменились? Неужели ее драгоценная юная Хизер ошиблась? Из всех людей будет ли Бетти единственной, кто выступит против? Потому что, конечно, если это сделала Бетти, то и все они тоже. Все они были против. Стая гиен, все против, ансамбль, плотно собравшийся за ее спиной, обнажая зубы в фальшивых улыбках поздравления и растягивая свои гибкие шипы, смеясь над ней, когда они лежали, готовые ждать, охотиться, пока не наступит подходящий момент, чтобы наброситься… Она не осмеливалась обернуться. - Прости? - тихо произнесла Шерил, и мороз угрожал сорваться с краев ее слов. Ее зубы были стиснуты, глаза широко раскрыты и заряжены на убийство, ее защита скользила вверх, когда сирены ревели в ее ушах. HBIC не зря ревел из - за спины ее рубашки с толстыми синими буквами. Она была Шерил, блядь, Блоссом. И она была готова показать это. Возьми себя в руки, Шерил. Она встала, наконец повернувшись к ней лицом. Бетти улыбалась. Никакой ухмылки от уха до уха, но мягкая, приветливая, понимающая улыбка, которая скользнула по одной стороне ее лица, чтобы встретиться с ее дружелюбными голубыми глазами. О, слава Богу. Держи себя в руках, Шерил. Никакого давления, будь спокойна. Ты прирожденная. - Я спросил, почему ты не попросила Тони помочь тебе с этим? Кстати, как у тебя дела с твоей подружкой? - Голос Бетти был мягким, заговорщическим, утверждая, что это были слова, сказанные только между ними. Веселый девичий разговор. Она казалась взволнованной, искренне заинтересованной, когда ее шея вытянулась ближе к Шерил, изгиб светлых бровей танцевал на ее лбу. Ее улыбка не сходила с лица, и она поставила ногу на скамейку, обхватив руками голень и положив подбородок на колено, глядя на Шерил нетерпеливыми глазами. - Новые отношения, Шерил. Волнующе, да? У нас еще не было возможности поговорить об этом вместе. Шерил улыбнулась. Где теперь была твоя тьма, Бетти Купер? - Это замечательно. Я не принимаю тебя за сплетницу, Бетти. Но это замечательно. Она замечательная. Она поспешно оглянулась на группу, чтобы увидеть, как Тони поднимают на место по счету Вероники, и улыбнулась шире. Обожаемая. - Она тебе действительно нравится. Шерил повернулась и встретилась взглядом с голубыми глазами, не найдя в них ни капли осуждения. "да.” Она поборола румянец. - Я знаю. Бетти встала, втянула губы в рот, пытаясь остановить поток своей улыбки, и подошла ближе, чтобы помочь Шерил упаковать коробку. Какое-то время они усердно работали, Шерил с удовлетворением думала о тренировочных штанах для пижамы и частных замках в школьных туалетных кабинках. - Знаешь, я все поняла. - прошептала Бетти, придвигая голову ближе и изучая взглядом лицо Шерил. - Что выяснила, Бетти? - безразлично прошептала в ответ Шерил, изо всех сил стараясь, чтобы в ее голосе не прозвучали резкие нотки апатии. Какая-то другая чушь о настоящих преступлениях с Джагхедом, которая, без сомнения, ни в малейшей степени не интересовала Шерил, ни о школе, ни о правительстве, ни о ком другом. - Это была Тони. - Ухмылка тронула уголки рта Бетти, и она, казалось, была удовлетворена своим объяснением, несмотря на его неопределенность. Шерил только нахмурилась в ответ. “Ваши отношения; небольшое совпадение, случившееся всего через 6 недель после вечеринки Арчи, верно, Шерил?” У Шерил перехватило дыхание. “Вечеринка, на которой ты потеряла девственность…” Осознание обрушилось на Шерил одним махом, когда она увидела, как на лице Бетти появилась улыбка. "...это была Тони. Не так ли?” Черт бы побрал этот загадочный мозг убийцы, Нэнси Дрю. "да.” - Я так и знала. Лицо Бетти вспыхнуло удовлетворением, наконец-то прояснив ее подозрения. - Не волнуйся, Шерил. Я рада, что оказалась права, ради тебя. Тони - замечательный человек. Все так думают. Но я никому не скажу. В конце концов они сами во всем разберутся. Честно говоря, я удивлена, что многие из них еще не догадались об этом. Шерил - нет. Несмотря на то, насколько очевидным это могло показаться, эти плебеи отказывались видеть дальше собственного носа. - Что ж, хорошая работа, кузина Бетти. Похоже, твои навыки сыщика еще не подошли для клеевой фабрики. Бетти повернулась к ней, выпрямив спину, когда ее поведение ледяным образом изменилось, скрестила руки на груди и уставилась прямо в то, что казалось долговременной памятью Шерил, ее слова надеялись запечатлеться в ней. -И, серьезно, Шерил, если у кого-то в этой школе возникнут проблемы с твоими отношениями... - сказала она медленно, четко, понизив голос, широко раскрыв глаза и сурово, плавно проскальзывая в плащ своей так называемой” тьмы“, - ...Я сделаю их жизнь очень несчастной. Даю вам слово. Была ли это гордость, которую чувствовала Шерил? - Ты хладнокровная сука, Бетти Купер. Затем они обменялись взглядом, редким моментом для этой конкретной пары, ухмыляясь в знак благодарности и взаимного уважения, их беспорядок переплетенных семейных обид на данный момент забыт. Лисицы. Кузены. - Э-э, прости, Шерил? Шерил закатила глаза, узнав жеманный голос позади нее, отбросила волосы через плечо и обернулась. - В чем дело, Джинджер? “Э-э, извините, что прерываю, но… ты сказала Реджи Мантлу, что я заразил его хламидиозом?” Бетти разразилась лающим смехом. Друзья. ... Шерил было 4 года, когда ее дар и страсть к искусству пробудились. Это было в субботу, в середине марта, и она только что забежала в игровую комнату знаменитого восточного крыла Торнхилла после ванны. Она ездила верхом, как они с Джейсоном делали каждое субботнее утро с тех пор, как научились ходить, вместе брали уроки на обширной территории поместья. Ей это нравилось. Свежий ветер на ее лице, тяжелый, громкий стук копыт по траве, абсолютная сила управления животным в пять раз больше ее. Ей понравится каждая частичка этого. Но особенно она любила своего пони, Рафаэля. Он был темно-карамельно-коричневого цвета, его блестящая шерсть блестела на солнце и кружилась над его мощными мышцами, как расплавленный молочный шоколад, черные кофейные зерна его хвоста и гривы были аккуратно заплетены в маленькие белые бантики. Шерил считала его красивым. И поэтому, когда она подтащила свой маленький деревянный стул по полу, плотно прижавшись к письменному столу, она решила, что возьмет карандаш - не в кулак, как другие дети в ее частной подготовительной школе, а как следует между большим и указательным пальцами - чтобы нарисовать его. Позже в тот же день рисунок лежал давно забытый в игровой комнате, и, когда Шерил сидела за мраморной кухонной стойкой, поджав под себя крошечные ножки и поедая кусочки яблока с кленовым сиропом, она подслушала разговор в коридоре между матерью и няней. - Довольно юное предприятие, не находите? - Ее мать сплюнула, явно не впечатленная. - В самом деле, Марта. Вы должны работать, мы не платим вам за то, чтобы вы сидели в детской комнате и рисовали красивые картинки. У меня возникли сомнения по поводу вашего пребывания здесь. Несмотря на свой развитый интеллект, 4-летняя Шерил не знала, что означало "пребывание в должности", но по знакомому ядовитому тону матери она поняла, что Марта в беде. 4-летней Шерил было наплевать. - Миссис Блоссом, я настаиваю, на самом деле это была не я. Я бы никогда не стал тратить рабочее время впустую, никогда. И кроме того, я никогда не умела так рисовать, я был бы счастлива доказать это, если бы вы- - Тише! Марту заставило замолчать одно-единственное слово, резко выплюнутое в нее сквозь стиснутые зубы Пенелопы. - Это сделал один из детей? - Должно быть, так, миссис Блоссом. “Джейсон?” - Вряд ли, мэм. Он все еще в загонах. Он там с самого утра. Хотя я видела, как Шерил рисовала раньше. После ванны. “Шерил?” - Да, мэм. Затем наступила пауза. - Вы свободны. Шерил услышала топот удаляющихся ног и, подняв глаза, увидела, как ее мать осторожно входит в кухню, ее зловещая тень нависла над Шерил в лучах послеполуденного света. Она остановилась у стойки, положив рисунок рядом с тарелкой Шерил. “Шерил, дорогая. Это ты нарисовала?” Шерил взглянула на него, высунув крошечный розовый язычок, чтобы слизнуть немного сиропа с липких губ. - Да, мамочка. Это Рафаэль. Мозг ее матери, казалось, тикал в раздумьях, пристально глядя на безупречный набросок перед ней. Это действительно был Рафаэль. Шерил полностью уловила его сущность. Его уважающая гордость, его безграничная независимость, его скупой характер и нежелание подчиняться кому-либо, кроме самой маленькой мисс Шерил Блоссом. Лошади были достаточно трудны, чтобы рисовать точно даже при самых больших усилиях. Но эта маленькая картинка, эта брошенная детская иллюстрация вышла далеко за рамки этого по своей красоте и реализму. Животное летало по странице, серые графитовые края гордо вздрагивали и ревели, когда оно скакало по бескрайнему белому пространству. Человек не просто смотрел на него; он смотрел на такое изображение, находя время, чтобы оценить детали. И когда смотришь, видишь не просто лошадь. Это был Рафаэль. “Шерил,” начала Пенелопа, ее тон был более легким, чем обычно, но все еще настороженным, - Это… это очень хорошо. Отлично. Я думаю ... мы наймем вам репетитора, с которым вы сможете нарисовать больше картин. 4-летняя Шерил посмотрела на свою мать, ее маленькие, бесценно одаренные руки аккуратно лежали на прилавке. - Спасибо, мамочка. Мне бы очень этого хотелось. И, кроме того, я хочу больше яблок. Сейчас. Таким образом, почти сразу же был нанят учитель рисования. Он действительно был лучшим, кого можно было купить за деньги. Совершенство для цветочка, конечно, было обязательством. Однако к тому времени, когда ей исполнилось 10 лет, Шерил была лучше его. Ее взгляд на форму и цвет. Ее инстинктивный выбор в отношении тона и повествования. Ее врожденная способность распознавать сложные контуры света и умело манипулировать им на своей странице. Она это понимала. Она только что получила его. Это ее задело. Он так естественно вытекал из ее пальцев, обретая собственный разум. Она просто подумала, а потом нарисовала. Внутреннее художественное познание. И не только с ее собственными творениями. Со всеми произведениями искусства. Она могла критиковать, интерпретировать, конструировать, де-конструировать и снова реконструировать, анализировать и понимать, замечать закономерности и влияния, создавать, улучшать, комментировать будущие тенденции и подпольные движения, а также говорить о мотивах и опыте жизни и умах художников, о которых она ничего не знала. Она была прирожденной. То, как ее произведения вызывали реакцию, заставляли зрителя чувствовать вещи, этому просто нельзя было научить. Это выходило за рамки ее академического мастерства. Это было больше, чем просто еще одна тема, которую она могла бы затронуть. Вместо шаблонного применения острого ума и учебной дисциплины, которые она использовала для получения своего 4,0 балла, это была страсть. Это была свобода. Это была способность воображать в своей голове все, что ей нравится, и воспроизводить это. Воспроизвести его сущность свободы и самоопределения с тонким талантом, даруемым, так редко, только самым благословенным. Для большинства это был бы подарок. Для Шерил это было искусством. Это была красота, которую она могла контролировать, и, что более важно, она могла контролировать ее. Искусство, казалось, могло принести ей покой.