Царапина

- Ты когда-нибудь согласишься, чтобы я тебя нарисовала? Вопрос случайно слетел с ее губ, когда Шерил сидела, удовлетворенно развалившись на старом диване в гостиной своего дома в лучах послеполуденного солнца, его жесткая обивка изящно поддерживала форму ее позвоночника. Эта вещь, по-видимому, была французской 18-го века, по крайней мере, так однажды сказал ей ее отец, украденная далеким потомком Блоссом во время революции 1789 года и хранившаяся по всей Европе в течение столетий, пока Кокрейн Блоссом, ее прадед, не отправил диван в Америку в 1931 году, обеспечив место в доме и истории до сегодняшнего дня. Шерил всегда любила это место, в детстве она всегда выбирала его во время визитов, подходящее для королевы, какой она себя видела. Она чувствовала привязанность к нему, роковую связь, и планировала сохранить его для себя, маленький кусочек прошлого для своего собственного будущего. По словам Наны Роуз, король Людовик XV развлекал на нем своих любовниц, и поэтому Шерил сочла по-королевски уместным, что она бездельничала на нем, а Тони сидела у неё в ногах, эмблема змеи на ее куртке мягко прижималась к груди Шерил, когда она лениво играла с розовыми волосами. - Что? Как одна из твоих француженок, Шерил? Тони усмехнулась про себя, оторвавшись от своей домашней работы, удивленно приподняв бровь, когда она повернула голову, чтобы посмотреть на нижнюю часть подбородка Шерил. Шерил отпустила лицо вниз, чтобы посмотреть на нее с игривой ухмылкой. “Ну в сущности да. Ты бы позволила это?” Тони закатила глаза, возвращаясь к своей книге. - Если ты хочешь нарисовать меня, то можешь сделать это без разрешения. Например, буквально просто взять ручку и сделать это, верно? Шерил протянула руку, чтобы схватить ее за подбородок, и снова подняла лицо. - Это лицо нуждается в разрешении. Ты просто не можешь скрывать такое количество красоты, это просто было бы неправильно. Никто не копирует такой великолепный пейзаж, чтобы просто выдать его за свое собственное творение. Тони, это было бы почтением и честью, если бы доверили такое дело. Я всего лишь слуга изысканной перспективы, и вся моя заслуга - в источнике. Она сосредоточенно нахмурилась, пока говорила, проводя пальцем по лбу Тони, по гладкому изгибу ее носа, вниз по мягкой коже ее филтрума, чтобы обвести ее губы, глаза были загипнотизированы их формой и текстурой. О, гибкость, которую она могла бы запечатлеть грифелем карандаша, была бы просто божественной, и текстура просто соскочила бы со страницы, совершенно гипнотизируя зрителя своими волнистыми гребнями и маня, как сирена со скал, просто требуя поцелуя и - боже мой, это действительно был самый красивые губы, который она когда-либо видела. Она убрала пальцы, наклонилась, чтобы заменить их губами, беспечно вздохнув в нежном, тянущем поцелуе, который был легко ответным. Она отстранилась всего на дюйм. - Черт, я могла бы слушать тебя весь день, Шерил. - Тони усмехнулась, протянув руку, чтобы заправить рыжие волосы за ухо Шерил и ласково погладить пальцем ее подбородок. Ее глаза серьезно смягчились, когда кривая улыбка изогнула ее губы, - но раз уж ты так мило попросила, да, конечно. Ты можешь нарисовать меня, если хочешь. Шерил просияла, отстраняясь, чтобы наклонить голову вниз и поцеловать ключицу Тони, лениво потирая руки о рваные джинсы на подтянутых темных бедрах, когда Тони возобновила свое изучение. “Я не могу понять, зачем тебе это нужно, хотя у тебя на телефоне миллион чертовых фотографий меня, которые-“ - Потому что ты - арт. Однажды, поклялась Шерил, что она позволит Тони закончить предложение. “Я что, бомбочка?” Едва эти слова слетели с губ Тони, как за ними быстро последовало громкое хихиканье, эхом разнесшееся по гостиной. - Не смейся, Тони. Ты - искусство. Посмотри на свое лицо, на губы. Твои прекрасные глаза… мягкие щеки. Она рассеянно задремала, бормоча что-то в кожу шеи Тони, когда ее губы поднялись выше. “...Твоя душа, Ти-Ти. Твоя сущность, ты - искусство. Шедевр.” Она медленно, мягко чмокнула в щеку: “Для меня ты - искусство.” Если бы не тот факт, что она была всего лишь на волосок от кожи Тони, Шерил не поверила бы своим глазам. Тони Топаз покраснела. Она ощетинилась у Шерил на коленях, и Шерил заметила, как у нее перехватило дыхание, как раздулись ноздри и как дернулось горло, когда она с трудом сглотнула. Она оглянулась, поймав взгляд Шерил, и Шерил поклялась, что всего на секунду увидела там вспышку чего-то. Что-то, чего она не видела годами. То, о чем рассказывала Вероника. Что-то, что она видела только однажды, в глазах другой девочки в подростковом возрасте, сидящей под дубом или свернувшейся калачиком под простынями… Тони отвернулась, ее книга снова стала интересной. Она снова сглотнула, поерзала плечом и глубоко вздохнула: “Ну, черт. Спасибо.” Шерил отметила странность ее поведения, подняв руки, чтобы успокаивающе погладить руки Тони. Прошло несколько секунд тишины, прежде чем она прочистила горло, чтобы снова заговорить. ”Я имею в виду, что самое близкое, что у меня когда-либо было к искусству, очевидно, кроме моих фотографий... - Тони, казалось, спешила изменить ход разговора, - это картина женщины, трахающейся по-собачьи, которую Свит нарисовал, когда ему было 12 лет, снаружи трейлера моего дяди. Ну, он его не рисовал, он, блядь, нацарапал его ключом.” Она усмехнулась, все еще не осмеливаясь взглянуть на Шерил. - Ну, я полагаю, что искусство - субъективная среда, - мягко сказала Шерил, проводя пальцами по волосам Тони. - Я бы сказала, что оно говорит о сексуальной ярости и разочаровании бесправной мужской молодежи рабочего класса Америки.-” “Нет, это было чертовски мерзко, Шерил, и это испортило наш страховой депозит.” "Ой.” На телефоне Тони вспыхнуло входящее сообщение. “Черт, это Фенгс, там встреча змей, - она закрыла книгу, - наверное, к лучшему, у меня все равно болит голова.” Шерил успокаивающе провела рукой по спине, вверх и вниз по позвоночнику. Она почувствовала легкое беспокойство, копошащееся в глубине ее мозга, когда она смотрела, как Тони наклоняется, чтобы упаковать свои вещи, зная, что встреча со змеями может повлечь за собой целый ряд вещей; но, к ее удивлению, она обнаружила, что больше завидует, чем беспокоится. Тони могла постоять за себя; она просто хотела быть с ней, когда она это сделает. - Ну, тебе следует надеть очки для чтения, Ти-Ти. Она так отчаянно хотела увидеть их на ней. - Да, спасибо, доктор Блоссом, я в курсе. Тони, наконец, повернулась, положила руку на бедро Шерил и посмотрела туда-сюда между ее глазами, ее губы растянулись в улыбке, которую Шерил не могла понять. Прямо в точку. Тони такая симпотяжка. - Мне нужно идти, - прошептала она, - я напишу тебе позже, и увидимся завтра в школе. - Ее голос звучал почти так, как будто она успокаивала Шерил, успокаивала ее ласково, как если бы она была больным ребенком, ее отчаянное желание быть в компании Тони, очевидно, умоляло ее глазами. “Хорошо, Шер?” “Хорошо.” Они медленно наклонились, глаза были открыты и закрыты до самого последнего момента, когда их губы сомкнулись. Какое-то мгновение они оставались неподвижными, сила этого чувства связи все еще была свежа для них, остро купаясь в ней, прежде чем руки Шерил легли на щеки Тони, и она наклонила голову, две пары губ страстно потянулись, но так медленно, касаясь, прилипая и прижимаясь друг к другу, так что- - Что здесь происходит? Они расцепенились, вздрогнув от вторжения, Тони встала с дивана и подошвой ботинка в спешке потерла бесценную фамильную реликвию. Ее мать была дома. Она зловеще стояла в дверном проеме, ее жилистые руки были напряжены по бокам. Шерил украдкой выглянула в окно и увидела кабриолет Пенелопы, припаркованный на том месте, где несколько минут назад он был пуст. Какого хрена? Они даже не слышали, как открылась дверь. “Миссис Блоссом, здравствуйте,” начала Тони, вытирая покрасневшие губы, “я Тони Топаз, я-“ - Почему она здесь, Шерил? Слова были тяжелыми и четкими из уст ее матери, когда она проигнорировала приветствие Тони, глухо думая в своей фантазии, как отрубленная голова, отскочила от блока, покатилась по полу и приземлилась у ног Шерил. - Я пригласила ее. Но она как раз собиралась уходить. - Нет, я могу остаться сейчас, если тебе нужно... - Нет, Ти-Ти. Мне бы и в голову не пришло заставлять тебя опаздывать. Пожалуйста. Иди. - Шерил, я не хочу, чтобы- Шерил взглянула на Тони, которая, казалось, задерживала свой выход, пристально глядя ей в глаза. Тони, казалось, поняла, неохотно кивнув головой. “Напиши мне.” Предложение поддержки. Шерил кивнула в ответ, жалея, что не может проводить Тони до двери, в последний раз взглянуть ей в лицо, сжать ее руку и притянуть к себе для последнего прощального поцелуя с этих проклятых губ, но вместо этого она смотрела ей вслед, проходя мимо матери с нерешительным видом. - До свидания, миссис Блоссом. Сквозь стиснутые зубы и шаг в коридор. Она услышала, как захлопнулась дверь. Все, что ей было нужно, - это звук гремящих ключей и мотора. Идеальные маленькие ножки уезжали вдаль. - На диване короля Людовика, Шерил? - Ее мать сплюнула, отвращение капало с ее плотно сжатых губ. “О, пожалуйста, мамочка. Ты сошла с ума, если думаешь, что это первый раз, когда две девушки целовались, вдобавок ко всему, это было в Париже, ради всего святого.” - Шерил, ХВАТИТ. - Резкий рев эхом прокатился по комнате, отражаясь от изысканной деревянной мебели и бесценных древних украшений, прежде чем врезаться прямо в лицо Шерил. “Я думала, что это… девиантное поведение закончилось, Шерил. Этот дерзкий бунт твоей юности. Как ты смеешь продолжать это до сих пор, со змеей с Юга и в моем доме-” - Но это не твой дом, мамочка. - перебила Шерил, не заботясь о том, что она сделала. - Неужели? - Ее голос был расчетливым, самодовольным. Злобная ухмылка изогнулась на губах Шерил, когда она сделала шаг вперед, покровительственно наклонив голову и глядя широко раскрытыми глазами на свою мать, когда та угрожающе плыла к ней. Она устала от этого, устала от угнетения. Ожидание. Обязательство. Этого было достаточно. Она возвращала себе контроль. "Покажи ей, кто здесь главный" - Разве, мама? Нет, это Наны Роуз. А остальное? Это мое. Твой дом лежит в пепле, мамочка. Твоя жизнь, твое наследие и вся власть, которую ты когда-то имела надо мной, и имя лежит в пепле, погребенное в руинах Торнхилла. Теперь она была совсем близко, ее лицо находилось в нескольких дюймах от лица матери, и она пристально смотрела ей в глаза. Пенелопа вздрогнула, ее грудь поднималась и опускалась быстрее с каждой секундой. Правильно, ты, ненавистная сука. Теперь я все контролирую. - Поэтому я думаю, что следует проявить немного больше уважения, мама. Твое место здесь, в Тисл Хаусе, в моей жизни, в семье, зависит только от моих пальцев. - Она понизила голос до шепота, придвигая свое лицо ближе, - И должна ли я хотеть взять эти пальцы и обернуть их вокруг твоего... едкого... реакционного… архаичного горла, мамочка, и сжимать и сжимать со всем гневом, болью и обидой, которые ты внушила мне из своего огненного шланга оскорблений, тогда я сделаю это, мама. Без колебаний. Она наблюдала с огромным удовлетворением, которого никогда раньше не испытывала, как глаз ее матери дернулся, а лицо дрогнуло в панике. Я все контролирую. - Если я захочу стать эмансипированной, мамочка, и вырву бесценный азиатский ковер из-под твоих изнеженных ног куртизанки, не думай, что я этого не сделаю. И что бы ты тогда сделала? Тебе придется уйти и жить среди свиней. Пенелопа резко проглотила предупреждение. - Так что тебе лучше начать делать то, что я скажу. Получение моего разрешения на каждую… маленькую… вещь, мамочка. Она усмехнулась, бросив взгляд на дрожащие губы матери, прежде чем снова встретиться с ней взглядом. - И откажись от своей тоталитарной власти над моей жизнью. Она внезапно отстранилась, Пенелопа вздрогнула, прерывисто выдохнув. Покажи ей, кто здесь главный. - А Тони, мамочка? Она моя девушка, - Шерил просияла от удовольствия, - Моя дорогая. Мы вместе, она и я, и непостижимо счастливы. Она дает мне покой, о котором, как я думала, мы, Блоссомы, прокляты никогда не знать. Мир, которого ты никогда не узнаешь, мама. Она здесь, чтобы быть со мной, и ты будешь уважать это. Пенелопа усмехнулась, ее последняя попытка вернуть контроль, “Вместе? Ты эмоциональная анорексичка, Шерил, ты никогда не знала любви, кроме как разорвать ее апа.-“ “-о, Мамзи. Достаточно.” Шерил закатила глаза, отбирая последний нервный клочок власти Пенелопы. “Я сожгла один дом, я с радостью сожгу и другой. Не испытывай меня, мамочка. Ты подчинишься и примешь Тони. Или я оставлю тебя на милость твоей империи праха.” Пенелопа молчала, сглатывая подступившую к горлу желчь. Она знала, что Шерил сделает это. Быть оторванной от всего этого, от всего, что она когда-либо знала, рожденной в богатстве и высшем обществе, от идеи заботиться о себе и быть изгнанной из своего дворянства, своего титула, своего положения, влияния и средств к существованию, потерянной для жестокого мира, как еще одно измученное лицо на картине, расплачиваясь за свои грехи, когда она сгорала в аду барокко, который был бессильным, чумным сбродом нормальных людей. Судьба хуже смерти. Настоящий Ад. Шерил знала это чувство. Она была рада, что теперь и ее мать тоже. Пенелопа кивнула, соглашаясь. - Как пожелаешь, дитя. Я все контролирую. Шерил ухмыльнулась, оскалив зубы, и, протиснувшись мимо матери, выскочила за дверь. - Она... она хорошенькая… Шерил. - Из-за ее спины донеслось хриплое блеяние. Шерил подняла бровь. - О, мама. Ты никогда не была одной из тех, кто изливает слова похвалы, не так ли? - Она обернулась и злобно ухмыльнулась. “Она - шедевр.”