~ 🕷 ~
Мими с сожалением смотрела на входную дверь, за которой только что скрылась Мелисса. Она и не рассчитывала, что первое столкновение матери с действительностью пройдёт гладко. Задумчиво взглянув в сторону лестницы, ведущей на верхние этажи, Мими приняла решение. Мамон опустился на пол, опираясь крыльями об изножье кровати и отрешенным взглядом окидывая комнату. В душе было пусто. Он ожидал, что почувствует боль, сожаление, что угодно. Но внутри была пустота. Захлопнувшаяся дверь спальни словно лишила его сил, забрала его душу. Разговор был неизбежен, а последствия… Он не знал, каких именно последствий он ждал от этого разговора. Он понимал, что с Мелиссой не будет просто. Но и столь быстрого решения от неё он тоже не ожидал… В пустом проёме окна послышался шелест крыльев, что-то грузно опустилось на подоконник и Мамон уловил характерный звук звякнувшего стекла. Медленно повернув голову, он встретился взглядом с дочерью, которая оценивающе осматривала повреждения комнаты и его самого. — Ладно, будем считать, загрузка данных в систему прошла… — Мими подумала, кивнула сама себе и продолжила, — успешно. Хрупкие поверхности изничтожены, но кровать-таки осталась целой. Это, я тебе скажу, папа, хороший знак. Мими развернулась к окну, ухватилась за что-то и, сделав рывок, повернулась к Мамону. — Сейчас мы с тобой сядем и всё быстренько обкашляем, — в руках Мими снова звякнуло стекло и Мамон с удивлением уставился на ящик глифта. Она подошла ближе, поставила рядом с отцом ящик, пошаркав ногой, отгребла от спинки кровати осколки и уселась рядом, вытаскивая первую бутылку и вкладывая её в руку отца. — Бокалов у нас нет, будем пить как молодняк в Вагоне. Мамон саркастически приподнял бровь и натянуто улыбнулся. — Откуда глифт? — Ну, впервые в жизни рада, что не донесла до Тайного места свои запасы. — Мими, я, конечно, подозревал, кто таскает и куда. Но — ящик? И давно вы перешли на ящики? — Папа, поверь, сейчас это меньшая из твоих проблем. Потом обсудим размеры дотации на благо будущего Ада. Мими подалась вбок и толкнула отца плечом в молчаливой поддержке. Ей пришлось говорить куда более бодрым и равнодушным голосом, чем было на самом деле. Её задачей было не дать отцу опустить руки. А она, как никто другой знала, что в противостоянии её матери это было прямой дорогой в никуда. Ни руки, ни крылья, ни мозги нельзя было ни опустить, ни отключить, пока компромисс с Мелиссой не был найден. Мими любила мать, но отца она любила больше. Потому что сколько она себя помнила, именно он был тем, кто понимал и поддерживал, баловал и прикрывал. И сейчас задачей Мими было помочь ему. Только она должна понимать, чего хочет он сам. Потому что она могла сколько угодно скрещивать пальцы и загадывать примирение, но если кто-то из её родителей не захочет — дело становилось совсем безнадежным. С матерью она поговорит потом, когда та спустит первоначальный пар, сейчас главное — не дать отцу даже подумать о возможности поражения. — Как всё прошло? — Мими сделала первый глоток из своей бутылки. — Она ушла, — безжизненным голосом произнёс Мамон. — И, боюсь, что — совсем. — Да нет, совсем так не уходят… — Как раз-таки уходят именно так… — Ну, может ваше поколение так и делает, а я бы сначала сравняла твой дом с землёй, а потом бы гордо ушла. Думаю, Мелисса тоже. Поэтому, я предполагаю, что сейчас она отправится искать поддержку, чтобы набраться сил и вернуться, чтобы спалить твой дом. Но к тому времени мы успеем перевести дух… Неожиданно для себя самого Мамон расхохотался. Его малышка Мими не переставала его удивлять. Когда она успела так вырасти? Когда успела набраться мудрости? И почему он этого не заметил? Приняв смех отца за молчаливое одобрение, Мими осмелела и произнесла: — Ты же в курсе, что ты поступил как трусливый цербер? — Мими! — Мамон с удивлением взглянул на дочь. — Давай на чистоту. Тогда, в подвале, ты сказал, что ошибся в выводах, что подумал будто мама уйдет. И позволил себе осесть на запасном аэродроме. Я не спрашиваю, почему ты… — Я всегда старался решить проблему сразу, — Мамон неожиданно перебил дочь. — С Мелиссой иначе нельзя. Да и со мной тоже. Лишь выплеснув эмоции сразу, мы оба способны увидеть ситуацию со стороны. Но тогда… Она становилась сильнее и увереннее, а я остро ощутил, что теряю личный комфорт. Я не хотел начинать разговор, потому что боялся, что она скажет, что устала, что больше не хочет мириться с моей сутью… — Твоей сутью? — Мими чуть наклонилась и заглянула отцу в глаза. — Мими, ты осознаёшь — что такое Жадность? — Ну, да. Неконтролируемое желание иметь всё и побольше, когда ради богатства люди способны на всё, даже на убийство. Искушая их, ты забираешь их души. — Это одна из граней греха. Есть и другая… — Поясни… — Жадность может относиться не только к материальным благам. Просто это самое очевидное. Жадность может быть духовной. Духовная жадность заключается в осознании своего превосходства и нежелании делиться им с другими. С теми, кто способен достичь подобного прогресса, если им подсказать. И тогда инструментом жадности становится не золото, а знания, которые позволяют превосходить других, манипулировать и даже управлять. Но и это тоже одна из граней. Как и желание обладать. Конечный результат любой грани жадности — удовольствие… Но жадность — это единственный порок, который не может быть удовлетворен… — И ты, как олицетворение этого порока… — Чтобы иметь возможность управлять душами других, я сам должен находиться в состоянии удовольствия. Если мой баланс нарушен — я становлюсь жертвой своей же греховной страсти. И, когда Мелисса отдалилась, не желая ничего менять кардинально, я просто пошёл лёгким путём. Создав иллюзорный остров удовольствия. В надежде, что это мне поможет. — А я и говорю — ты поступил как трусливый цербер. Вместо того, чтобы припереть её к стенке и всё выяснить, невзирая на последствия, ты трусливо пустил всё на самотёк. Ладно, это уже не важно. Факт твоего поведения уже вскрыт. Чего хочешь ты? Мамон отпил из бутылки и задумался. Пытаясь отыскать в глубине своей тёмной души отголоски своих желаний. — Прощения. — Почему? Для чего ты ищешь её прощения? Мими сделала глоток. Сейчас она была настолько сосредоточена на своих воспоминаниях, что иногда боялась упустить мысль ответов Мамона. Сейчас, в данный момент, Мими вспомнила все разговоры с Нимуэ, когда она разбирала мотивы их поступков на молекулы. Они злились, обижались, негодовали, но всегда шли к ней. Если не видели выхода. А она всегда отвечала им одной фразой: «Вы не хотите видеть, потому что для вас — это будет неудобно». И каждый раз наводящими вопросами вскрывала все тайные мотивы, о которых они не подозревали. Мими помнила, как однажды в сердцах Люцифер воскликнул: «Теперь я понимаю, почему вы с отцом такая идеальная пара! Вы сожрёте чужой мозг чайной ложечкой и степенно запьёте это глотком коньяка. Потому что так выворачивать наизнанку других могут только маньяки и вы». И так хлопнул дверью Собора, что та раскололась надвое. Нимуэ невозмутимо взяла чашку кофе и спокойно сделала глоток. Вики и Мими сидели, как притихшие мыши. Но ровно через пять минут дверь с грохотом ввалилась вовнутрь и Люцифер снова сел напротив Нимуэ, молчаливо давая согласие на продолжение разговора. И Мими сейчас старалась просто повторить последовательность действий Ангела. Причина. Действие. Последствия. Потребности. Обоснование. Действие. Мамон задумался. Первым желанием было ответить, просто потому что устал хранить секрет, хочу покаяться и отпустить. А по факту, опять вернуть самому себе состояние комфорта и удовольствия. Предал, пожурили, простили, живём дальше. Но неужели он хочет её прощения только ради этого? Неужели его желание — это прощение ради себя самого? В пустую оболочку вернулась боль. Нахлынув так же внезапно, как и покинув его до этого. В котле боли смешалось всё: вина, сожаление, надежды, предательство, удовольствие, обладание, потеря… Заставляя его душу захлебываться в этих ощущениях. — Хорошо, — Мими расценила молчание отца по-своему. — Ну, вот простила она тебя и что? Ты получил облегчение… Тебе хорошо. Это то, чего ты хочешь? Или же тебе важно другое? Что-то более ценное, чем её прощение? — Принятие, — голос Мамона звучал глухо. — Принятие, даже без прощения… Я предал её даже не самим фактом связи. Я предал её, создав последствия. Своими руками сотворив аналог, в случае того, если вы покинете меня. И убивает Мелиссу не измена. Мелиссу разрывает боль последствий. Она была единственная, кто знал и понимал меня, принимал без остатка. А я отказался от неё, даже не начав бороться. Я был малодушен. — Но ты же понимаешь, что она не простит? Она примет свершившийся факт, но — не простит… — Она и не должна. И я не буду её за это осуждать. — Хорошо. Итак, — Мими сделала глоток, зажмурилась, пытаясь спрятать слёзы, немного помолчала, чтобы справиться с комом в горле и ничем сейчас себя не выдать. — Итак, она приняла факт, не простила. Что дальше? Слава Шепфе, я выросла и войны за детское сердце не будет. Что дальше? — А дальше, мне придётся научиться жить без неё. Без вас обеих. — Ну, погоди ты всех хоронить… — Мими, ты слишком много времени проводишь на Земле, судя по словам и фразам. — Слушай, ну я же не виновата, что иногда люди так живописно выражают свои эмоции, что я слушаю их затаив дыхание! И потом, это к делу не относится. Ты готов опять отпустить её и даже не попробовать бороться? — Поздно, Мими… слишком поздно. Мамон склонил голову, пытаясь унять внезапно участившееся сердце. Он все эти годы жил в надежде, что всё образуется само собой и ему не придётся терять. Но судьба распорядилась иначе. Зашвырнув ему его продолжение прямо на Небеса. Поближе к нему самому. И хуже всего то, что за все эти годы он даже не подумал о том, чтобы как-то попытаться рассказать Мелиссе, поделиться, покаяться… Он был слишком уверен, что его дети останутся на Земле и проживут свою жизнь, не зная правды о своих родителях. Земной век — мгновение, по сравнению с жизнью в Аду… А его тайна не вскроется. — Почему именно принятие? — голос Мими всё же дрогнул. — Потому что приняв всё это, она признает, что я мог ошибаться. А значит, имею право… возможность, — поправил себя Мамон, — быть понятым, и как следствие, возможно, надеяться на прощение… — Ошибка… — Мими тихо повторила его слова и закусила большой палец руки. — Ну, конечно… Сама возможность допустить что… Ошибка… — О чём ты? — Мамон странно посмотрел на дочь. — Да так, мысли вслух… Кстати, ты знал, что у Фары энергия вишни? — Нет, откуда бы я это узнал… — Да, такая легкая вишнёвая пенка и немножко малины. Очень чистая и красивая энергия. Так что, она точно в тебя, папа. Хоть и чокнутая. — Всё настолько плохо? — Мамон отодвинул ящик и притянул дочь к своему плечу. — О, ты даже не представляешь! Она… И Мими взахлёб стала рассказывать о своих встречах с сестрой, отчаянно жестикулируя и подражая голосам. Ей было нужно, чтобы отец не потерял саму надежду на возможность примирения. Его позиция была понятна. А через пару часов она выяснит и настроения своей матери, чего бы ей это ни стоило. И даже если ничего не получится, Мими будет точно знать, что они все сделали всё возможное, чтобы попробовать решить конфликт в своей семье. Потому что Мими с детства учили тому, что семья — это оплот. Это место, где тебя примут любым. Примут и постараются понять. И помочь. И даже — простить. И вот сейчас, Мими очень хотела, чтобы всё это не осталось просто красивыми словами. Потому что лучшей семьи, чем её родители, она не знала. Потому что сама Мими — была самым счастливым ребёнком из тех, с кем она общалась. И она очень хотела оставаться таким редким исключением и дальше.~ 🕷 ~
Адмирон Винчесто широко распахнул дверь и замер, уставившись прямо перед собой. — Взорвала здание Департамента? Завтра можно не приходить? Мелисса попыталась пригвоздить Адмирона взглядом, однако последние силы она растратила на водоворот до дома Катрионы. Позади Винчесто послышался шорох и, сдвинув демона в сторону, у дверей показалась Кат. — Шутить будешь по дороге в подвал, — тихо произнесла демоница и властным жестом втянула подругу в дом. Одного беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что ещё несколько секунд и на пороге окажется хладный труп вместо лучшей подруги. — Понял. Сейчас, — Адмирон развернулся и направился к лестнице. Не выпуская хрупкое плечо Мелиссы из своих цепких рук, Катриона буквально дотащила демоницу до дивана у камина, заставив ту сесть. Зелёные глаза бегло оценивали состояние и нанесенный ущерб. Израненные колени, кровоточащая щека с осколками стекла. Резкий вдох отчётливо дал понять, что энергия мяты почти иссякла, что было сейчас им только на руку. Регенерация замедлилась, иначе всё стекло уже бы впечаталось в новую кожу. Вернувшийся Адмирон молча поставил на пол глифт, вопросительно глядя на Кат. — Горячую воду и салфетки. И чтобы я тебя не слышала… — Хорошо, ухожу, — Винчесто развернулся, сделал пару шагов и замер, когда Мелисса заговорила тихим голосом, который он едва разобрал. — Не смей ходить к нему. Понял меня? Адмирон перевёл взгляд на Катриону, которая отрицательно покачала головой. Он кивнул и скрылся в глубине дома в поисках воды и салфеток. Через минуту он вернулся назад, поставив перед демоницей всё, что она просила и бесшумно исчез, оставляя их в одиночестве. — Ты бы заканчивала крошить всё в мелкую крошку, — Кат аккуратно вытаскивала стекло, встав рядом с Мелиссой. — Иначе в один прекрасный момент останешься без своих демонических глаз. Мелисса дернулась, собираясь что-то ответить, но Кат вернула её на место, продолжая вытаскивать стекло и не давая той сказать ни слова. Быстро и аккуратно очистив лицо, она бегло осмотрела колени и, удовлетворенно кивнув, всунула в руку подруги бокал с глифтом. — Пей. — Кат, я… — Я сказала — пей. Считаю до двух. Раз… Мелисса выдохнула и залпом опрокинула бокал, закашлявшись, попыталась судорожно вдохнуть. Воздуха не хватало, однако буквально через несколько секунд по телу пронеслась волна тепла и напряжение стало отпускать. Кат удовлетворенно кивнула и опустилась рядом на диван, прихватив второй бокал. — Оборона или нападение? — произнесла она, делая небольшой глоток. — Убийство, — ответила Мелисса и потянулась за бутылкой. — Тело уже спрятала? Или оно догорает в доме? — Нет пока ни тела, ни погребального костра… — Странно, а вечеринку мы уже начали, — Кат снова сделала глоток. Подождав, пока Мелисса опустошит ещё один бокал, она продолжила: — Что произошло? Кто виноват? — Он… — Мелисса отдышалась. — Он. Мне. Изменил. — В первый раз что ли? Из-за чего траур? — Не просто изменил. Там… — Мелисса осеклась, не в силах продолжить. Из глаз молча катились слёзы. — Там — двое детей. — И он ещё жив? И даже не горит? Мелисса отрицательно покачала головой и спрятала лицо в ладонях, сотрясаясь в беззвучных рыданиях. Кат придвинулась ближе, прижимая подругу к себе и кладя её голову себе на плечо. Тихонько поглаживая, Кат осмотрела щеку, замечая, что раны стали затягиваться. В воздухе едва уловимо зазвучала мята. — Что мне сделать? Хочешь, я его с землей сравняю? Мелисса покачала головой, продолжая плакать. — Нет? Могу спалить, хочешь? Мелисса снова покачала головой. — Расскажешь, что произошло? Мелисса кивнула и подняла голову с плеча Кат. Отерев слёзы, она тихим срывающимся голосом начала пересказывать всё, что узнала за последние часы. И чем больше Мелисса говорила, тем сильнее звучал её голос. Обида сменяла растерянность, заставляя боль уступить место гневу. Лицо Катрионы было непроницаемо и лишь резко очертившиеся скулы выдавали её отношение к происходящему. — И что ты планируешь делать? — Кат уже десять минут наблюдала за подругой, которая металась по комнате, как адская гончая в поисках следа. — Я ему все кости переломаю, выдеру крылья и отправлю на Землю, — гнев уже высушил слёзы, в душе медленно поднимала голову ярость. Мята клубилась вокруг носителя, вызывая першение в горле и заставляя покрываться льдом стенки бокала. — Решила саморучно поспособствовать счастливому воссоединению семейства? — усмехнулась Катриона. — Я на горло себе наступала, каждый раз закрывая глаза на его суть, — Мелисса совершенно не слушала подругу. Гнев набирал обороты, ярость плескалась, заставляя желать возмездия. — Не строй из себя жертву. Ты могла не мириться с этим, — Кат понимала, что взывать к голосу разума сейчас бесполезно. — Я приняла его, оправдала, согласилась на вечность, — пустой бокал с размаху врезался в заднюю стенку камина, рассыпаясь мелкой крошкой в горящий огонь. Бровь Катрионы взметнулась в немом вопросе, но Кат промолчала, понимая, что сейчас Мелисса не контролирует не только эмоции, но и свои действия тоже. — Я терпела все его выходки, авторитарные замашки, его образ жизни… — Ну, ты, в общем-то, и запала на его выходки и замашки. — Кат, я не поняла, на чьей ты стороне? — Мелисса развернулась к подруге и вцепилась в неё злым взглядом. — Лисса, я лишь говорю, что ты запала на то, что терпела, так что это твой выбор, а не жертва. — Выбор? — Мелисса повысила голос. — Я лично не выбирала двоих детей от другой женщины. Он же предал меня! Растоптал и выкинул, — Мелисса налила глифта в новый бокал, спокойно взяв его с полки у камина, совершенно не обращая внимания на раздраженный взгляд Кат. — Не драматизируй, никто тебя не выкинул. — Кат, — Мелисса приблизилась к подруге, склоняясь над диваном и тихо прошипела, — а ты вот представь на минуту, что твой Вин… — Исключено, — громко произнесла Катриона, перебивая подругу. — Ему собственная Гордость не позволит, если он вдруг решит, что потерял список, кого бояться. — Ты так в этом уверена? — Мелисса рассмеялась. — Абсолютно. Он ещё только допустит возможность самой мысли, а башка его уже окажется в вольере адских псов. — Ну, конечно, кто рискнёт обидеть ассасинов… Катриона сжала зубы, медленно досчитала до трёх, а потом отчётливо произнесла: — Твоя личная гордость и желание утереть Мамону нос сыграли против тебя самой, против вас обоих. — Что? — Мелисса недоуменно уставилась на подругу. — А то, что ты тоже в этом виновата, Лисса. Не меньше, чем он. — Ты с ума сошла, Кат? Я что ли толкала его в объятия другой женщины? Или, быть может, я заставляла их обоих хотеть продолжения? Что ты несёшь? — Ты самоустранилась из семьи в угоду своим личным амбициям, оставляя единственную дочь засыпать в кровати без матери. Я тебя не осуждаю. Это был твой выбор и он уже в прошлом. Но посмотри на последствия со всех сторон… — Ты упрекаешь меня в том, что я поднялась с низов? — Я прошу тебя включить голову и проанализировать ситуацию, а не швырять посуду, как черновая девка в разборках с алкоголиком-мужем. Слова Катрионы били не хуже пощёчин, которые Мелисса отвесила Мамону. Первой мыслью было швырнуть и этот бокал, и желательно в голову подруги, а затем покинуть этот дом и больше никогда сюда не возвращаться. Рука Мелиссы уже поднялась, собираясь похоронить бокал там же где и предыдущий, но в голове всплыл жалобный голос малышки Мими. «Ты обещала придти ещё два дня назад. Ты соврала мне, мама? Ты меня больше не любишь?»~ 🕷 ~
Нимуэ бегло просматривала план Торжества, внося свои пометки прежде, чем окончательный вариант будет подан на утверждение Самаэлю. Стоявший рядом с Владыкой Советник Рондент тихо излагал суть документа, который держал в руках Самаэль. Нимуэ тоскливо окинула взглядом чёрную гостиную, понимая, что их выходные подходят к концу и пора возвращаться во Дворец, что будет в разы удобнее всем. Делая глоток горячего кофе, она услышала голос Советника рядом с собой. — Нимуэ, вам просили передать, — тихо произнес Рондент, подходя к ней и передавая конверт. Нимуэ отложила план и с интересом посмотрела на пометку об отправителе. Вчитываясь, она непроизвольно нахмурилась, взламывая печать. Самаэль лёгким взмахом руки отпустил Советника, с удивлением наблюдая за Ангелом. — Что вызвало такой разочарованный вздох? — рука Владыки облокотилась о подлокотник, привычным жестом охватывая скулу. — Заседание Совета Попечителей, — Нимуэ сморщила нос. — Я думала, у меня будет больше времени. — Предмет? — Катриона предложила поделиться нашими наработками. Если это заинтересует Совет, то, вполне вероятно, что последние курсы в Школе смогут немного подкорректировать, что даст возможность выпускать не совсем бестолочей. — Почему ты? — Потому что я собирала и систематизировала, и для доклада мне просто достаточно красиво изложить свои мысли на бумаге. Катриона могла бы и сама, но она почему-то уверена, что из рук стороннего наблюдателя информация будет лучше услышана. — Ты решила погрузиться в пучину школьной бюрократии? — улыбнулся Самаэль. — Нет, — Нимуэ грустно взглянула на Владыку. — Так, пустить рябь по воде. Однако, теперь эта рябь требует моих действий. Самаэль нарочито удивленно поднял бровь, прекрасно понимая, куда она клонит и причину её недовольства. — Мы возвращаемся во Дворец, — тихо сказала Нимуэ и поднялась, собирая пергаменты с дивана. Она всегда возвращалась с грустью. И Самаэль это знал. Дворец заставлял её застегивать наглухо свою броню, выпрямляться и надевать маску холодности и отрешенности. И после Собора, где она просто могла быть собой, ей нужно было немного времени. Но сейчас он был рад их скорому возвращению. Принятое им днём раньше решение требовало от Нимуэ максимальной концентрации всех её способностей и Дворец был как нельзя кстати. Он дисциплинировал её, делал собраннее. А сейчас это было то, что ему нужно. Он собирался сообщить ей о возвращении вечером, но письмо, доставленное Рондентом, всё сказало за него. Оставалось немного сгладить её грусть. Самаэль поднялся, ловко обходя низкий столик и привлекая к себе Ангела. — Да, пора, — он склонился к её уху переходя на шепот. — И ты снова станешь холодной неприступной ледяной Королевой, которую побаивается половина Дворца. Некоторые демоны вообще думают, что у тебя нет эмоций. — А про мои эмоции вообще никому знать не стоит, — она обняла его, скользнув руками по спине. — Конечно. Потому что только я знаю, как заставить твой лёд плавиться, а безразличный тон заменить на страстный шепот, переходящий в крик, — он легко коснулся губами мочки её уха, чуть прикусывая и прижимая её ещё ближе. — Какой бы холодной ты ни была, стоит моим рукам коснуться… — Конечно, — Нимуэ усмехнулась. — Крик в стенах Дворца это просто вынужденная необходимость. Самаэль отстранил её от себя и наигранным изумлением посмотрел ей в глаза. — Необходимость? Поясни. Нимуэ привычным жестом поправила ему узел галстука, затягивая его чуть сильнее и глядя прямо ему в глаза, пытаясь не рассмеяться, произнесла: — Конечно необходимость. Надо же как-то оповещать всех заинтересованных и отирающихся вокруг тебя демониц, что их Владыка всё ещё занят. А то переживают, бедные, вдруг я совсем заморозила их правителя и его надо срочно отогреть. — Серьёзно? — Самаэль изумленно смотрел на Нимуэ, пытаясь предугадать направление её мыслей. — Конечно, — Нимуэ подняла на него совершенно бесстрастное лицо, напустив холодности, и продолжая удерживать галстук. — Ты что, не знаешь сколько этих вожделеющих суккубов отирается по коридорам в ожидании того, чтобы ты просто прошёл мимо? Могу назвать по именам. — Нимуэ, ты серьёзно запугиваешь моих фанатичных последователей? — Да, гоняю их по коридорам своими молниями, — она смотрела ему прямо в глаза, усиливая свои слова совершенно бесстрастным холодным выражением лица, сбивая ход его мыслей. Самаэль удивленно приподнял бровь, принимая условия её игры и привлекая её ближе к себе. — Мой Ангел ревностно защищает свою территорию? — усмехнулся он в её волосы, начиная поглаживать спину, едва задевая оперение. — Делать мне больше нечего, — сдаваясь, рассмеялась Нимуэ и обняла его за плечи, привлекая к себе чуть ближе, — У меня полно дел поинтереснее, чем отслеживать желания других. — То есть, имён ты не знаешь? — Самаэль легко прикусил шею Нимуэ чуть ниже уха. — Да я даже не знаю, правда ли они отираются вокруг твоих покоев, — Нимуэ чуть склонила голову, давая ему доступ к изгибу шеи и плечу. — На их месте это было бы весьма неосмотрительно. Разряд прекрасно оседает на стенах, что может вызвать определённый дискомфорт. Самаэль расхохотался. Вспоминая, как по первости доставалось Советнику Ронденту за его способность бесшумно возникать рядом с Владыкой. Когда Нимуэ несколько раз непроизвольно ударила его разрядами, стоило тому произнести лишь слово. Самаэль недолго забавлялся этим зрелищем, сжалившись в конце концов над Советником и посоветовав тому слегка покашливать при своём приближении. Но с годами всё вернулось на круги своя, и Нимуэ уже не вздрагивала при каждом шорохе в коридорах огромного Дворца. — Достаточно того, что ты отслеживаешь мои желания, мой Ангел, — Самаэль сжал её одной рукой, увлекая в поцелуй и перемещая их из Собора. Огонь в огромных каминах взметнулся, приветствуя хозяина. На стенах коридоров чуть сильнее вспыхнули факелы, оповещая Дворец о возвращении Владыки, заставляя слуг начать двигаться расторопнее. Нимуэ едва уловила момент перемещения, наслаждаясь объятиями своего демона и властным напором его губ. Вопреки её ожиданиям, он не отстранился, собираясь тут же окунуться в водоворот своих дел, а продолжил поцелуй, позволяя свободной руке нащупать молнию её легкого платья. Нимуэ едва коснулась пряжки его ремня, словно проверяя его намерения, желая удостовериться, что он не собирается дразнить её в своей излюбленной манере. Почувствовав её руки, не разрывая поцелуй, он быстро избавился от пиджака, увлекая её в мягкие объятия огромного ложа. И Нимуэ сдалась. Выбрасывая из мыслей всё ненужное и с головой погружаясь в свои ощущения, заставляя пространство вокруг них сгуститься, обволакивая их тягучим облаком желания. Едва уловив смену её настроя, привычно окунувшись в её чувства, он приподнялся, ловя её взгляд, на дне которого уже искрились молнии. — Впусти меня, — тихо прошептал он. Нимуэ с трудом вынырнула из водоворота мгновенно завихрившейся страсти. Несколько раз вдохнула, вглядываясь в его глаза. Он был серьёзен. Она знала, чего он желал именно сейчас. Он хотел безоговорочного контроля, доступа к её сознанию, возможности чувствовать через неё. Он делал это нечасто. В такие моменты он беспрепятственно проникал в её разум, в её суть, считывая и узнавая всё. И, если насильственное считывание личности сопровождалось болезненным жжением огня по венам, то добровольное было мягче по воздействию, однако и оно оставляло после себя тупую головную боль и чувство опустошенности. В самом начале их отношений Нимуэ думала, что таким образом он отслеживает её мысли и порывы. Что было вполне обосновано. Он должен быть уверен в том, с чьих рук при закрытых дверях он позволяет себе принимать еду. Её это не обижало. Однако лишь спустя годы, она поняла, что истинной причиной таких проникновений было далеко не считывание. Впуская его, она позволяла ему чувствовать. Чувствовать всё, что чувствовала она, усиливая его собственные ощущения в разы, увеличивая накал горящих в нём страстей. Запредельно поднимая градус его удовольствия, позволяя ему испытывать больше, подпитывая его скрытые резервы, позволяя острее чувствовать каждую грань. Он мог получить желаемое и иными способами. Где-то чуть больше крови. Где-то чуть больше жестокости. Где-то чуть сильнее землетрясение. Но бурлящий водоворот её страстей манил его сильнее, давая ему гораздо больше. Его суть требовала жертв. И она прекрасно знала, что лишь благодаря взаимному решению, принятому выбору, он подпитывает себя щадящим её способом. Не будь между ними близости, он мог бы брать своё в более жестоких формах. И головная боль была наименьшей платой за то, что имели оба. — Иди ко мне, — тихо прошептала Нимуэ, фокусируясь на его взгляде и отпуская собственный контроль. Практически тут же она ощутила привычное увеличение внутренней силы, лёгкое жжение в венах и присутствие чужого разума внутри неё. Все чувства усилились многократно, дикое желание граничило с болью, страсть била волнами по нервным окончаниям, заставляя кожу стать в разы чувствительнее. Ненавязчиво легко пролистанные картинки воспоминаний, резкие движения на грани разрыва, и звенящая тишина в тот момент, когда тело распалось на миллионы мельчайших частиц, окутывая разум искрящимся светом, выбивая всё ненужное, и замирая в блаженной пустоте обновления. Несколько минут экстатического блаженства и новая волна страсти с угрожающей скоростью понеслась по узким венам, заставляя ощущать себя жидким огнём, вознося к новым вершинам, позволяя двоим чувствовать себя единым целым... Она чуть развернулась, тихо застонав от боли. Ломило каждую клеточку тела, в висках пульсировало. Не сильно болезненно, скорее чуть дискомфортно. Нимуэ приоткрыла глаза, с удивлением замечая одетого Самаэля, склонившегося над изголовьем. — Отдохни, моя Королева, — он легко коснулся губами её лба. — Не вставай. — Не засиживайся долго, — ответила Нимуэ, устраиваясь поудобнее. — Твоя Королева требует объятий и на ручки. — Всё, что пожелаешь. Отдыхай. Самаэль стремительно покинул свои покои, застегивая на ходу пиджак. Едва он вышел в коридоры Дворца, рядом тут же бесшумно появился Советник Рондент, в ожидании дальнейших указаний. — Раума и Актона. Сейчас. Рондент поклонился и так же бесшумно скрылся в одном из коридоров.