***
Если бы стоял выбор между мразотно-горькими настойками и утомительно-занудными медитациями для восстановления Ци, Сюэ Ян определенно выбрал бы первый вариант, поскольку скуке всегда предпочитал что-нибудь другое — даже если это что-нибудь другое по вкусу сродни пытке. Но у Сяо Синчэня даже в прошлом была одновременно забавная и раздражающая привычка время от времени откладывать все дела в сторону, чтобы сесть и не делать ничего, кроме этого дурацкого размеренного дыхания. Они оба — и он, и А-Цин, будучи неусидчивыми по натуре, находили подобную практику крайне бессмысленной тратой времени, но несмотря на это, все равно потакали даочжану в его прихоти. Он даже предположить не мог, что наступит время, когда это станет одной из обыденных вещей, которых ему будет так чертовски не хватать после того, как… Он стремительно напрягся, едва услышав приближающиеся голоса, и его концентрация, с таким трудом созданная, мгновенно растворилась во враждебном взгляде, который он бросил на довольно большую группу людей, идущих по направлению к роднику. Не то, чтобы это было чем-то необычным — в конце концов, этот путь был весьма исхоженным, так что не мудрено встретить здесь людей, но раздражение от этого меньше не становилось. Момент был испорчен, и оба даоса рядом с ним тоже принялись шевелиться, вырвавшись из своей медитации. Бесят. Хоть компания столь шумной толпы народа не вызывала восторга, он быстро начал искать веские причины чтобы повременить с возвращением на дорогу — причем так, чтобы ни одна из них даже не намекала на слабость в теле или необходимость отдохнуть. К счастью, этот вопрос решился и без его участия. Несколько путников приблизились, смиренно кланяясь и скуля о том, что они несут больного в Тяньчжоу к лекарям, а потому не мог бы сердобольный даоши дать им какой-нибудь талисман, что помог бы облегчить страдания несчастному, пока его не доставят к лекарям. Было ясно, как божий день, что Сяо Синчэнь больше не способен рисовать талисманы по очевидным причинам, значит, он обратится к Сун Ланю, чтобы тот стал героем дня и вершил благие деяния…. Но, разумеется, этот никчемный уродец не может говорить, значит Синчэню придется тащиться следом, чтобы говорить за него. Какой же бесполезный балбес! Тщетно попытавшись продолжить удерживать Ци в спокойном состоянии, он скрипнул досадливо зубами и, наконец, потянул ими завязку, чтобы вытряхнуть содержимое из скрытого цянькун-кармана в рукаве. Там, среди всего прочего, все еще должно быть тщательно припрятанное яблоко. Несколько заговоренных серебряных монет упали в траву — всегда под рукой для каких-нибудь заклинаний или оплаты, на худой конец — вместе с парочкой потенциально-полезных длинных игл, которые добрые лекари спрятали недостаточно хорошо, спизженная кисть и чернильный камень, небольшой клочок бумаги, начищенное до блеска красное яблоко, все еще неиспорченное… И больше ничего. Одной рукой шариться в рукаве было сплошным нелепым испытанием — равно как и складывать все вывалившееся обратно. Ну и, разумеется, самые необходимые вещи остались спрятанными в правом рукаве и, вероятно, теперь гнили вместе с его потерянной рукой в одном из заброшенных дворов города И. А рядом ржавеет ЦзянЦзай, и валяется в окровавленной грязи драгоценный леденец, последний подарок от… Как же чертовски много невыносимо-горьких потерь. Впрочем, он всегда знал, усвоил этот урок с самого начала — ничто не дается задаром, так что, возможно, это все было своеобразной платой. Обоснованная цена за возвращение жизни Сяо Синчэню, учитывая все обстоятельства. Сюэ Ян одарил яблоко долгим, задумчивым взглядом, глубоко вдохнул насыщенный сладкий аромат и… Сунул его обратно в кармашек-цянькун вместе с бумагой, чернилами и кистью. Может быть, позднее. Зажав иглы в зубах, чтобы не уронить, он потянулся к заговоренным монетам, чтобы положить их на место, как вдруг перед ним выросла стайка любопытных зевак. — Ты умеешь вещать, благородный даочжан? — робко поинтересовалась смущенная девушка в обществе из таких же подружек, и не составило труда разгадать этот полный надежды взгляд на ее алеющем личике. Что ж, судя по всему, судьба смилостивилась над ним до такой степени, что ниспослала развлечение в качестве компенсации за бесцеремонно прерванную дневную медитацию. — Конечно, дитя! Все тайны мироздания открываются для тех, что следуют по пути Дао, — вооружившись самой ангельской из своих улыбок, он кивнул ей. — Почему бы тебе не присесть рядом? Он ловко собрал последние, рассыпанные на траве гадальные монеты и ловко подбросил в ладони, позволив им тихо звякнуть. — Полагаю, ты хочешь спросить о ком-то особенном и о вашем… О, да, о вашем счастливом будущем вместе? Несколько впечатлительных вздохов лишь подтвердили его догадку, как он и предполагал. Он улыбнулся еще шире. Как же весело!***
Он уже успел собрать довольно обширную аудиторию, щедро оплачивающую выпечкой, фруктами и завалящим куском серебра все его изумительные предсказания и альтруистичные мудрости, когда сумерки сгустились, и появился Сун Лань с лицом мрачнее всех грозовых туч вместе взятых. Должно быть, этот человек нюхом чует развлечения и тут же безошибочно вмешивается, чтобы его оборвать. — О, разве это не мой дражайший спутник на пути к Дао, даочжан Сун? Он дал обет молчания в своем благочестии — не обращайте внимания на его угрюмое лицо, он не виноват, что таковыми были прискорбные обстоятельства его рождения, на самом деле он не такой сердитый, каким кажется… Мышцы на лице Сун Ланя дрогнули довольно сердито, и на короткое мгновение Сюэ Ян допустил восхитительную мысль о том, что могло бы случиться, потеряй этот человек контроль над собой прямо здесь и сейчас. Все его негодование и гнев могли бы вылиться на невинных случайных жертв. Это был бы самый восхитительный сопутствующий ущерб — кровавая резня просто невероятных масштабов. Он ведь прекрасно знал, на что способен созданный им лютый мертвец. Но Сяо Синчэнь, без сомнения, расстроится — увы и ах. — К сожалению, дорогие друзья, полагаю мой спутник на пути к Дао желает побеседовать наедине о тайнах Вселенной! Было приятно провести с вами время! Помните: любовь — это решение, не эмоция. Те, кто скрывает ее — достигает малого, те же, кто дарит ее каждому — достигает многого и, о, да, благодарю вас, путь к ней уже сам по себе достойная награда! На этом прощаюсь и желаю вам безопасной дороги! «ЧТО по-твоему ты делаешь?» — Фусюэ буквально высекал искры на земле, едва последние из путников скрылись из виду. Громко смеясь и непроизвольно облизывая зубы, Сюэ Ян тщательно выбрал самую сладкую булочку из своей коллекции и с наслаждением впился в ее бочок. Красная фасоль и мармеладная начинка, неплохо, однако. — Хорошие дела, даочжан Сун! Вы двое были так заняты, а кто-то должен был унять тревоги этих бедных людей, ищущих духовных наставлений! Он мог бы поклясться, что глаза Сун Ланя на какое-то мгновение потемнели, и от этого у него самого по спине пробежал холодок. Сюэ Ян улыбнулся шире, чтоб задеть его еще больше. Сладости и саморазрушение в контрасте друг с другом куда вкусней. «Ты знаешь, каково наказание за то, что выдаешь себя за даоса?» — Полагаю, сейчас ты мне расскажешь, — в ответ раздалось настоящее звериное рычание, и он поспешно запихнул в рот оставшуюся булочку, пережевывая куда быстрей. Было бы обидно оказаться разорванным на куски, так и не успев ею насладиться. — А хотя погоди-ка, — он сглотнул, продолжив прежде, чем Сун Лань успел поднять свой меч для ответа, и тут же взялся за следующую вкуснятину. — Теперь, когда ты об этом заговорил, кажется, припоминаю. Вроде как, там было что-то про… Восемьдесят ударов плетью? Звучит не так уж и плохо. Используешь свою плетку из конского волоса или просто опять сломаешь мне челюсть? Восемьдесят раз? На самом деле, это скорей останавливало Цзычэня, чем подстрекало к действию. Нет, он безнадежен. — Между прочим, ты сам выдал мне эти уродливые хлопчатобумажные тряпки. Нечего теперь винить людей в том, что они все неправильно поняли. «Ты извлекаешь из этого выгоду», — начал писать Сун Лань, и Сюэ Ян закатил глаза. — Да ладно. Я всего лишь сказал то, что они хотели услышать. Я не вредил им. Хочешь верь, а хочешь нет, но если выдаешь себя за праведного даоса и при этом оставляешь кровавые следы куда бы ни пошел, то на открытых дорогах долго не протянешь. Пусть я и не учился в каком-то поднебесном храме на вершине горы, но в глазах этих доверчивых бедолаг я способен без лишних усилий превзойти даоши вроде тебя. И вот опять вспышка гнева в этих сощуренных глазах — даже более того, кратковременный оскал зубов. «Ты делал подобное раньше? Признаешь это?» — Годами! — он снова хохотнул, откусив сливу, которая после стольких сладостей казалась слишком кислой. — Оказалось, это очень удобный способ ошиваться, где угодно, не вызывая подозрений. Какая жалость, что я не догадался об этом раньше. И… — он прервался, заметив, как исказилось лицо Сун Ланя, а Фусюэ вновь взлетел над землей, чтобы снова что-то начертить. — Не утруждай себя. Ты слишком медлительный, так что давай я догадаюсь сам. Плохой, плохой Сюэ Ян! Лгать — это бесчестно! Но я не лгал, даочжан Сун! Я просто надел такую одежду! Это же не моя вина, что люди так торопятся с выводами! Ужасный Сюэ Ян, хуже дикого зверя, ты извращаешь благородные учения, произнося их без общепринятой идеологической обработки! Честно? Я читал их, и в большинстве своем, все ваши учения — претенциозное дерьмо. Фусюэ взмыл в воздух, чтобы тут же угрожающе зависнуть острием аккурат перед его носом, и он довольно рассмеялся. — Что, больная тема? Нет, ну, справедливости ради, могу сказать, что некоторые из них все-таки довольно забавные. Погоди, ты что, сейчас не смог найти, что мне возразить?.. А, ты же не можешь одновременно говорить и угрожать. Какая дилемма, да? Второй укус сливы принес куда меньше терпкости, рот успел очиститься от излишков сахара, и теперь Сюэ Ян мог жевать, наслаждаясь вкусом, и с предвкушением разглядывая растерянного Сун Ланя. Впрочем, медлительный болван явно не мог решить, чего он хочет больше: держать меч направленным в его лицо или же держать меч на манер пера, используя для возможности выражаться. — А ты и правда такой скучный, верно? Даже для драки не годишься. Просто большой молчаливый бесполезный кусок абсолютного ничего. Он перебросил косточки от сливы через плечо и разочаровано ткнул лезвие меча кончиком пальца, будучи готовым отдернуть руку, как только тот сдвинется с места. Он как-то не горел желанием лишиться последних оставшихся пальцев, да еще и так бездарно. — Никогда не думал, что скажу это, но я почти сожалею, что вырезал тебе язык. Уживаться с тобой подобным образом практически невыносимо. Очевидно, это стало переломным моментом. Сун Лань, по-прежнему удерживая на лице маску праведного гнева, наклонился, схватил его за воротник и, поставив на ноги, поволок к кострам, прочь от так любовно собранных богатств, состоящих из разнообразных сладостей. Утешив себя тем, что сумел вызвать у даоши совершенно неприличный всплеск ярости, так отличающийся от его холодного равнодушия, Сюэ Ян снова расхохотался. — Эй-эй, разве ты не знаешь, даочжан Сун? — хихикнул он, пока тот неуверенными рывками тащил его за собой. — Обращайтесь по-доброму с теми, кто добр к вам, но также обращайтесь по-доброму и к тем, кто не добр к вам, только так доброта сумеет побор… Ой. Даже не смотря на постоянный целенаправленный поток Ци, призванный исцелять, правое плечо все еще болело и постоянное дергание его за ворот лишь перевело эту боль в категорию невыносимой агонии. Он засмеялся еще громче. — Что же скажут добрые путники, увидев, как благородный даочжан Сун вот так схватил своего спутника на тропе к Дао? Разве таким образом ты не позоришь свои учения, а? Эти слова заставили Цзычэня притормозить — хотя бы на короткое мгновение — а затем решительно обогнуть скопление костров и направиться в тени деревьев к самому маленькому, возле которого отдыхала фигура в белом. Полушагая, полусвисая в крепком захвате чужой руки, Сюэ Ян продолжал заливисто хохотать до тех пор, пока не приблизился достаточно, чтобы увидеть недовольное и разочарованное выражение на лице Сяо Синчэня.***
Он мог чувствовать, как подрагивает Шуанхуа от приближающейся волны гнева Цзычэня. Этот гнев сопровождался отголоском озлобленного, жесткого смеха, источником которого вне сомнений был именно Сюэ Ян. Прежде случился бесконечно-благостный момент, когда они оба сидели по сторонам от него. Казалось, во время подобного восстановления концентрации, все острые углы между ними сгладились, а пыль от дорожных перепалок осела. Хотелось бы думать, что так может продолжаться всегда, хотелось бы думать, что это будет изначальной точкой нового отсчета. — Что случилось? — устало спросил Синчэнь, когда эти двое все-таки подошли к костру. Ну, что ж, во всяком случае, смеяться Сюэ Ян перестал. Подняв ладонь, чтобы Цзычэнь заговорил, он почти отдернулся от той резкости, с которой тот взялся выводить тревожные, возмущенные знаки. — Эй, помедленней, пожалуйста…. Прости, не мог бы ты повторить? Сделав глубокий вдох Цзычэнь начал все сначала, его пальцы все еще подрагивали от злости, его прикосновения ощущались почти неприятными тычками, переполненными негодованием настолько, что оно дрожало в воздухе, размывая иероглифы. Речь шла о том, что Сюэ Ян снова делает что-то не так — что-то про обман бедных прохожих, высмеивание учений и притворство мастером со стажем. — Что бы он там не говорил, я не сделал ничего плохого, — вмешался Сюэ Ян, защищаясь. Он тут же опустился неподалеку, чтобы сесть возле костра. — Он, как обычно, делает из мухи слона — подумаешь, сделал несколько безобидных предсказаний. — Не оба сразу, давайте по одному, — произнес он, тщетно пытаясь сосредоточиться на тех иероглифах, что выводились на его ладони. Сюэ Ян обижено фыркнул, но все-таки замолчал. Цзычэнь чуть помедлил, а затем все же закончил то, что собирался сказать, правда теперь его прикосновения были куда спокойней. В наступившей тишине, Сяо Синчэнь беспомощно затих и сам, совершенно не представляя, какой реакции они от него ждут. — Но никто не пострадал? — на всякий случай уточнил он. — Нет, — проворчал Сюэ Ян. — Не знал, что мне запрещено разговаривать с людьми. Шуанхуа снова заерзал в ножнах, пока Фусюэ с металлическим лязгом взялся вырезать на земле агрессивные знаки. Знаки, которых Синчэнь увидеть не мог. — Но я этого не делал! Я просто не исправил их! Это не одно и то же. Ты вообще-то должен радоваться, что слова из твоих драгоценных священных писаний распространяются среди простых людей! Лицемер. Вы двое, между прочим, все время так делаете. Он почти чувствовал исходящие от Цзычэня волны негодования и возмущения, когда раздался еще один металлический лязг, и Сюэ Ян вдохнул побольше воздуха, чтобы снова ответить нечто колкое и ехидное, что, вне сомнений, еще больше ухудшило бы положение вещей. — Зачем вы утруждали себя приходом ко мне, если все равно продолжаете разговаривать за моей спиной и без моего участия? — его голос прозвучал слишком резко, и он нахмурился, чувствуя себя одновременно как пристыженным за собственную грубость, так и оправданно возмущенным. — Я не разговаривал за твоей спиной, — сразу же открестился Сюэ Ян, скидывая вину на Цзычэня, который тут же поспешил снова взять руку Сяо Синчэня и мягко вывести: «Прости меня» — Это был долгий день, я очень устал, — сказал Синчэнь, ведь если что и срабатывало, чтобы отвлечь их внимание, так это его самочувствие и, признаться, эти слова были недалеки от истины. Болезнь, с которой его попросили помочь, вызванная одержимостью, нуждалась в изгнании и исцелении, а это в свою очередь нанесло слишком сильный урон его духовным силам. — Мы можем просто сесть и спокойно поужинать, а затем лечь и немного отдохнуть? Обсудить правильность и неправильность духовной этики мы без проблем сможем завтра, когда будем менее уставшими и вспыльчивыми. — Хорошо, даочжан, — тут же покладисто согласился Сюэ Ян, но эта покладистость распространялась только на его первые два слова, а затем его голос вновь стал несколько озлобленным. — Я бы поделился сладостями, которые получил, но кое-кто в спешке меня уволок от них. — Сюэ Ян. Пожалуйста. Тот тихо зашипел в ответ, а затем, как бы это странно не звучало, без особого раскаяния, но и без принуждения, произнес: — Мне очень жаль, прости. Сяо Синчэнь заставил себя устало улыбнуться — это определенно можно было считать прогрессом, хоть он и не мог избавиться от четкого видения того, как Сюэ Ян закатывает глаза, используя эту легкомысленную интонацию. Все они сохраняли неуютную тишину, пока он раздавал пайки из мешочка цянькун, щедро собранные парой докторов, чтобы обеспечить их провизией хотя бы на определенную часть пути. Едва они закончили с ужином, как к его запястью почти невесомо прикоснулся Цзычэнь. «Ты сердишься. Я тебя расстроил?» — эти слова были неуверенными и словно бы неловкими. — О, нет-нет, — изначальной обидной горечи не осталось и в помине, так что он поспешил успокоить друга. — Мне жаль, что заставил тебя думать так, но в этом нет твоей вины. Я просто чувствую себя таким… Ну, когда ты говоришь, а я не знаю, что именно. Это…Глупо, я знаю, но я чувствую себя таким одиноким, брошенным, отсталым. По настоящему ослепшим. Мне не стоило так огрызаться. Пожалуйста, прости меня. Неуверенное прикосновении тут же сменилось твердой ободряющей хваткой чужой ладони. «Мне очень жаль. Я не подумал. В будущем я не стану забывать говорить и тебе то, что хочу сказать ему», — вывел он с бесконечной нежностью. — Спасибо, — благодарно усмехнулся Синчэнь. После этого короткого разговора все они просто молча грелись у потрескивающего костра. Эдакое хрупкое перемирие, но Синчэнь был благодарен и за такое. Он устал, а звуки огня, шумящих вдалеке водопадов и чужих приглушенных голосов сливались в одну убаюкивающую колыбельную, но несмотря на это, когда он лег, сон еще долго не шел к нему. А когда он все-таки уснул, ему снилось восхитительное по ощущению бесценное присутствие с каждой стороны, то самое мгновение умиротворенного покоя. И от этой невозможной переполненности чувств его сердце болело даже во сне.***
Водопады то и дело ярко переливались в лучах утреннего солнца и, поскольку путники, следующие в Тяньчжоу, снялись еще до рассвета, атмосфера царила спокойная и тихая. Сун Лань позволил себе в одиночестве насладиться этим чуть дольше, чем обычно, когда спустился, чтоб набрать воды для чая. То, что ему не хотелось возвращаться к месту, где отдыхал Синчэнь, было безумием, хотя, если честно, вся проблема заключалась вовсе не в Синчэне, а в… — А, вот ты где. Я искал тебя. Он буквально почувствовал, как волосы на его затылке встают дыбом только от одного звука этого голоса. Поверит ли Синчэнь, что Сюэ Ян оступился, упал в скалистый водоем и там по собственной вине утонул? Вероятно, нет. К тому же, было бы несправедливым травить воду для путешественников, которые могут здесь останавливаться в будущем. Он обернулся, даже не попытавшись скрыть отвращение на лице. Сюэ Ян в свою очередь то ли этого не заметил, то ли просто не обратил внимания. — Ну-ка, иди сюда. Хочу попробовать кое-что. Он не должен был поражаться тому, как небрежно к нему обращается Сюэ Ян, подзывая его, словно собаку без роду и племени, он не должен был поражаться вообще любой выходке, которую этот ублюдок мог провернуть, но он все равно поражался. Он намеренно медленно потянулся к Фусюэ, чтобы заговорить, или, что в данный момент казалось более разумным, атаковать. Сюэ Ян замер прямо перед ним, изучающе разглядывая его лицо. Рука, удерживающая Фусюэ, едва заметно дернулась. Это было бы просто, очень просто. Тогда Сюэ Ян достал нечто, сверкнувшее утренним солнцем куда ярче, чем вода — одну из вчерашних заговоренных монет, видимая сторона которой была неровной из-за покрывающих ее царапин. — Открой рот. Должно быть, на его лице отразилась эта недоверчивая ярость — Сюэ Ян закатил глаза, отклонив голову назад, и снова склонил ее вперед, игнорируя направленный на него меч. — Ты можешь не выделываться хотя бы раз? Между прочим, это принесет пользу и тебе. Он напрягся, ощутив как глаза снова застилает черной поволокой, мир тускнеет и отдаляется, словно он сам пытается его рассмотреть сквозь очень глубокую воду. Сюэ Ян картинно вздохнул, опустив голову. — Даочжан Сун. Ты же знаешь, я провел последние семь лет в поисках двух типов заклинаний. Ты должен помнить, я ведь оставлял тебя сторожить его тело каждый раз, когда уходил! Так вот, я искал заклинания, чтобы оживить его, но так, чтобы он был не нежитью, а настоящим человеком — и это ты тоже должен помнить, потому что большинство из них я испытывал на тебе. На лице Сюэ Яна сверкнула улыбка, обнажающая клыки, когда он принялся демонстративно смерять его взглядом с головы до ног и обратно. Со стороны он выглядел словно тщеславный извращенный художник, удовлетворенный своим творением. — Может, ты и не настолько силен, как Призрачный Генерал, но ничего страшного. Когда же дело касается вопросов очеловечивания — тут тебе нет равных. К слову, ты и правда моя лучшая работа — так что мог бы и поблагодарить меня, вообще-то, — он засмеялся, но едва острие Фусюэ уперлось в его шею, как он тут же смолк, оставив на поверхности лишь одну кривую ухмылку. — Ладно, ладно, пусть так. Вернемся к нашим баранам. Второй тип заклинаний, который я искал — это те, суть которых сводилась к решению проблемы общения с мертвыми. Ты — мертвый. И похоже, у тебя проблемы с общением. Он моргнул, волна негодования резко опустилась вместе с Фусюэ. — Именно. Я же говорил, что ты невыносимо скучный. У меня кое-что есть, хочу попробовать, сработает оно или нет. Так что хватит меня бесить и делай, что сказано. Открой рот. Сюэ Ян снова поднял монету и при ближайшем рассмотрении оказалось, что мелкие царапины на ней — это неуклюжие, грубо выковырянные печати. Он помедлил, разрываясь между безумным, почти безнадежным желанием заполучить эту вещицу, голос во плоти, мелькающий перед его глазами и между врезанным в его кости знанием, что этому ублюдку доверять нельзя. — Да с тобой и правда можно сдохнуть от скуки, — вздохнул Сюэ Ян, то и дело подбрасывая в ладони монетку. — Это не навредит тебе. Метал нужен, чтобы служить проводником к мозгу в твоей башке, что позволит влиять на ментальные навыки. Ну же, не будь таким брезгливым. Каждая клеточка его тела просто вопила от дурного предчувствия, но он просто не мог не… Если был хотя бы шанс, что… Не в силах сдержать рычание, он все же заставил себя разжать челюсти и открыть рот. — Вот так. Это было не так уж и сложно, правда? Ну-ка…не дергайся. И не глотай ее, я как-то не горю желанием слушать звуки, бушующие в твоем дохлом желудке в процессе несварения. Сюэ Ян привычно прокусил собственную губу, прикоснулся печатью на монете к выступившей капле крови, после чего они вспыхнули на мгновение, и сунул ее между зубами Сун Ланя еще до того, как тот успел возмущенно зашипеть. Не смотря на отсутствие вкусовых рецепторов, он все равно как-то умудрялся чувствовать металлический привкус во рту и, признаться, он искренне надеялся, что это из-за серебра, а не из-за крови Сюэ Яна. Того самого Сюэ Яна, который теперь выжидающе пялился на него своими широко распахнутыми глазами. — Скажи что-нибудь! Монета была холодной, она застряла в том месте, где раньше был язык, и он изо всех сил попытался вспомнить, как это, составлять предложения вслух, используя для этого первое, что пришло в голову. — Да пошел ты нахуй. Глаза Сюэ Яна загорелись абсолютным восторгом, он смеялся, словно беззаботный ребенок, которому только что вручили конфету. — Сработало! Более того, ты даже выучил несколько новых нецензурных выражений, я так горжусь тобой, даочжан Сун! — Ты можешь меня слышать? — В совершенстве! Старайся не двигать ее и перестанешь говорить невнятно. Обычно монету нужно крепить к языку трупа, но у тебя его нет. Думаю, теоретически, можно будет пришить его внутри, скажем, к щеке, возможно это будет равноценно языку… — Сюэ Ян задумчиво приблизился и прошелся пальцами вдоль его челюсти, при чем сделал это настолько беспечно, словно это не на его плече покоилось лезвие Фусюэ, прижимаясь к шее. Сун Лань тревожно отшатнулся от рассеянного, слишком хозяйского прикосновения, но Сюэ Ян не обратил на это внимание. — Нам понадобится серебряная нить, может, удастся найти что-то в следующем городе. Попробуй пока что зажать ее между деснами и щекой. — Не прикасайся ко мне. — Пф. Неблагодарный, — насмешливо фыркнул Сюэ Ян, но на устах его все еще играла безмятежная улыбка. — Я смогу вот так разговаривать и с Синчэнем? — Ну разумеется. Ты же не думал, что я затеял это исключительно ради тебя, правда? — он вынул еще одну монету, болтающуюся на шнурке, и указал на такую же, болтающуюся на его шее. — До тех пор, пока носит это — он будет тебя слышать. Но! — Сюэ Ян внезапно поднял вверх указательный палец, широко раскрыв глаза и его улыбка стала подобна демоническому оскалу. — Я создатель этого талисмана. Ты не можешь использовать его, чтобы опорочить меня или говорить обо мне гадости. Сун Лань почувствовал, словно ледяной кулак врезался ему под ребра, выбивая из него остатки воздуха: вот он, подвох, вот в чем дело. Он же знал, что это ловушка, он знал, чт… Секундочку. Сун Лань насторожено сощурил взгляд. — Серьезно? Первое, что я сделал — послал тебя нахуй. Сюэ Ян снова взорвался в приступе веселого хохота. Он был доволен и его совершенно не заботило то, что его поймали на лжи. — Ааа, вспомнил это, да? Вот черт. Тогда мне ничего не остается, кроме как положиться на твою благородную сущность и скромную благодарность, в надежде на то, что ты теперь будешь вести себя получше. Внезапно улыбка сползла с его лица, вернув ему серьезность, он качнул головой и бросил на него задумчивый взгляд, прежде чем отвернуться. — Думаю, это осчастливит его, — кивнул он в такт своим словам, словно убеждая не Сун Ланя, а себя самого. — Проследи, чтоб он больше не чувствовал себя брошенным. Мы не можем расстраивать его подобным образом, так что… Ты должен помочь ему, убедив, что это не так, что все в порядке. Он ведь все еще хрупкий. Сун Лань пришел к выводу, что, без сомнений, это был самый странный разговор в его жизни. Его голова кружилась, причем не только из-за ощущения прохладного твердого серебра в его ротовой полости. Внезапным движением запястья Сюэ Ян подбросил монету, которую держал до этого в руке и Сун Лань рефлекторно поймал ее, удерживая за шнурок, завороженный тем, как ярко она сверкала на солнце, словно и сама была частью этого неба. — Ну же, иди поговори с ним, — горько произнес Сюэ Ян тихим голосом. Он отвернулся к воде и весь его арсенал улыбок исчез, словно и не было никогда. — Сделай его счастливым. Он скучал по разговорам с тобой. Бросив последний смущенный взгляд через плечо, Сун Лань повернулся спиной к монстру, разорвавшему его жизнь на куски, и поспешил к костру, где его ждал тот человек, которого он любил.