***
Пение птицы не разрывало тишину уютными трелями этим утром, было слышно лишь отдаленный перестук дождя по крышам и знакомое посапывание рядом, так что Сун Лань моргнул, едва проснувшись, и поднял упавшую было на чьи-то мягкие волосы голову. За ночь Синчэнь утонул в уютном коконе из спутавшихся одеял, распластавшись по всему Цзычэню и утыкаясь макушкой под его подбородок. Он понятия не имел когда, но, должно быть, в какой-то момент посреди ночи он все-таки уснул и сам. Удивительно, насколько легко выходит поддаваться этой простой привычке. Довольно долго Сун Лань не испытывал потребности во сне, а затем, после того происшествия в пещере, когда его захватила ярость, уже и не осмеливался. Впрочем, сейчас он не испытывал ничего подозрительного, кроме приятных последствий отдыха, — ожерелье-оберег явно удерживало его энергии в приемлемом балансе, позволяя контролировать их даже во сне, как и было обещано изначально. Непонятно отчего, но эта мысль отозвалась внутри болезненным уколом, и он непроизвольно опустил взгляд вниз, на эти дурацкие бусины с уродливыми лягушками. Ты хотя бы представляешь, какое это чудо, а? Он не представлял. Он даже понятия не имел, что это — только знал, что оно работает. И что ему дали это бесплатно, лишь с легкой насмешкой. Сун Лань на мгновение зажмурился, затем открыл глаза и медленно, осторожно сдвинул Синчэня, укладывая того на постель, чтобы позволить еще подремать в более комфортных условиях. — Я схожу за завтраком, — тихо произнес он. Синчэнь и виду не подал, что услышал, лишь тихонько всхрапнул, его рот был чуть приоткрыт, а волосы взлохмачены, и Цзычэнь на миг замер, преисполненный нежностью и такой сильной любовью, что от нее заходилось сердце. — И проверю, как там Сюэ Ян. Отдыхай пока что, я скоро вернусь. Было достаточно рано, так что внизу, в таверне почти никого не было, но даже те немногочисленные местные завсегдатаи торопливо отводили взгляд, едва он возник в поле их видимости, а затем, когда он отвернулся, продолжали встревоженно вглядываться в его спину, вызывая мурашки на коже. Даже старик Гу улыбался ему слишком формальной, готовой вот-вот раствориться улыбкой и старался держаться на расстоянии, тщетно пытаясь скрыть эти старания. — О, даочжан, доброго утра тебе… Я надеюсь, все… хорошо? Он мысленно вздохнул, передавая тому речевой талисман. — Все хорошо. Я бы хотел заказать завтрак и чай для моих спутников, если можно. — О, да-да. Разумеется. Сию минуту. Немудрено, что местные несколько испуганы после вчерашней стычки, — должно быть, слухи разошлись по деревне, словно круги по воде от брошенного камня. Немудрено, что они теперь боятся и его, известного спутника некогда провозглашенного спасителя, который ныне известен как серийный убийца. Тем не менее этот факт все равно чертовски раздражал. — Так это правда?.. — склонился к нему старик Гу, спрашивая довольно громким шепотом. Чувство приличия и чувство любопытства боролись в нем, причем последнее явно выигрывало. — Твой сп… Сюэ-гунцы. Заклинатель, что был здесь вчера, он сказал, что… Значит, этот заклинатель ушел из города — какое облегчение, одной проблемой меньше. Не то чтобы это особо ощущалось, конечно, и без чужаков хватало забот. Сун Лань уверенно отразил взгляд старика Гу, никак не комментируя, так что трактирщику пришлось выдавить из себя очень взволнованную улыбку и все-таки закончить предложение. — Он… убийца? Он… темный заклинатель? — Да, — коротко кивнул Сун Лань, не желая юлить, потому что глупо отрицать истину, а лгать он не собирался. Откуда-то из-за спины старика Гу ахнула его жена, ведь все ее ужасные предположения о заклинателях только что обрели почву. Сун Лань вновь подавил желание тяжело вздохнуть. — Пока что он весьма ограничен в своих способностях. К тому же он на пути искупления. Он довольно давно никому не причинял вреда, даже помогал людям. Тебе нечего бояться. Возможно, ему хотелось солгать, чтобы сохранить радушную обстановку, ну, или если не солгать, то, по крайней мере, пройти по кромке лжи. Разумеется, их страх был вполне оправдан, и у него не было причин гневаться вместо кого-то другого на то, как быстро эти люди перешли от восторга к испуганному осуждению. Старик Гу едва ли выглядел успокоенным его заверениями, но поднос с едой и напитками, как и речевой талисман, он передал, вежливо поклонившись, так что и Сун Лань принял это с надлежащей толикой вежливости. Стоило ему лишь обернуться, как все головы в помещении тут же отвернулись от него, направленные кто куда, но он почти слышал, как они снова возвращаются в прежнее положение, едва он направился к лестнице. Это зудело под кожей, как ни пытайся подавить.***
Синчэнь по-прежнему дремал в гнезде из одеял, так что Сун Лань оставил ему чашку чая, несколько булочек и кое-какие фрукты, на случай если тот проснется до его возвращения. Затем крадучись он пересек небольшой коридорчик и прикоснулся Фусюэ к двери, чтобы отпереть ее и проведать Сюэ Яна, совершенно не представляя, чего ему стоит сейчас ожидать. Затаив дыхание, он взялся за дверную ручку. Серийный убийца и темный заклинатель сидел, скрючившись у стены в углу кровати, прижавшись коленями к груди, в его взгляде проскользнула искра лихорадочной надежды, но едва он увидел вошедшего, как ее тут же сменил привычный угрюмый вид. Он выглядел совершенно несчастным. Покрасневшие глаза на фоне его обескровленного лица казались еще краснее, как и солидно промокнувшие бинты на повязке. В этот раз Сун Ланю так и не удалось сдержать горестный вздох от осознания того, кому именно придется иметь дело с этими ужасными окровавленными ошметками ткани и еще более кровавым месивом под ними. — Я принес завтрак, — констатировал он нейтральным тоном, чуть приподнимая миску с супом, которую держал. Сюэ Ян усмехнулся, сверкнув клыками, будто дикий, загнанный в угол и от того еще более опасный зверь. — О, в таком случае оставь на полу, чтобы я, как хороший пёс, мог полакать. Сун Лань снова вздохнул. — Можно и так, конечно, но еще я мог бы, например, помочь тебе поесть нормально. Ты как, пытался циркулировать свою Ци, чтобы исцелить раны? Выглядит едва ли не хуже, чем вчера. Сюэ Ян лишь зыркнул в ответ, но не огрызнулся, когда тот подошел ближе, лишь опустил и вытянул ноги, явно не готовый сейчас атаковать. Сун Лань сел рядом с кроватью на маленькую табуретку и, зачерпнув ложку супа, поднес ее к лицу Сюэ Яна. Каким-то образом, несмотря на весьма напряженную, неловкую тишину, им обоим удавалось избегать прямых взглядов друг на друга, а непосредственно суп исчезал с впечатляющей скоростью, поэтому довольно быстро миска опустела. Едва отложив ее в сторону, Сун Лань ощутил на себе совершенно нечитаемый, сверлящий взгляд Сюэ Яна и, обернувшись, вернул ему точно такой же, обжигающий, безмолвно оценивая его состояние и фронт работ на сегодня. Тоненький, предательский голосок внутри упорно твердил, что, вообще-то, он может не делать совсем ничего, он не обязан — и никто в мире не рискнет его осудить за то, что он оставил Сюэ Яна гнить заживо. Никто, кроме него самого. Он в очередной раз вздохнул. — Пойду принесу еще повязок. Сиди смирно и постарайся больше не двигать рукой. Я скоро вернусь. Сюэ Ян лишь бросил на него взгляд сощуренных глаз, и, не без искорки разочарования, Сун Лань вдруг осознал, что эта безмолвная угрюмость — максимально близкая реакция к согласию, которую он, вероятно, сможет получить от этого человека. Он поднялся и уже почти достиг было двери, когда Сюэ Ян вдруг заговорил. — Как он. Рука замерла на ручке двери, и Сун Лань замялся, прежде чем ответить. — Снова уснул. Он все еще уставший. За этим последовала долгая пауза, так что он почти чувствовал, как за его спиной Сюэ Ян сражается с собой самим. — Он не… ничего не говорил обо мне? Ничего не вспомнил? Он думал, что ты мертв, и это вызывало в нем облегчение, — проскользнуло в голове, но вслух он, конечно же, этого не произнес. — Нет. Пока ничего. Мы почти ни о чем не успели поговорить, прежде чем он снова уснул, — он обернулся через плечо. — Я же обещал, что скажу, если будут какие-то изменения. Лицо Сюэ Яна подернулось тенью привычной задорной ухмылки, а он сам вновь прислонился к стене, возвращаясь к абсолютному игнорированию всего в целом и Сун Ланя в частности. Слегка качнув головой, тот открыл дверь, вышел наружу и, тщательно запечатав ее, направился прочь.***
Синчэнь по-прежнему спал, и наличие в ворохе одеял живого существа выдавали лишь прядки волос да приглушенное посапывание. На какое-то мгновение Сун Лань почти решился отбросить часть одеял в сторону, чтобы облегчить чужое дыхание, но казалось, будто Синчэню комфортно и так, а вот вторжение в эту зону комфорта вполне может разбудить его. Но сейчас Сун Ланю не хотелось с ним разговаривать, пока что нет. Он не хотел вилять между ответами на вопросы, которые Синчэнь наверняка задаст, так что, не издав и звука, он ушел. На этот раз в таверне было куда больше посетителей, что означало еще больше глаз, вперившихся ему в спину, и еще больше тихих, но возбужденных шепотков по углам. Старик Гу с женой быстренько организовали еще один поднос с медицинскими принадлежностями, едва он попросил: они изо всех сил старались быть полезными — или, что вероятнее, заставить его побыстрее уйти. И от него не скрылась ирония, заключенная в том, что он испытал облегчение от возможности покинуть всех этих людей как можно скорее, чтобы добровольно провести время наедине с Сюэ Яном за надежно запертой дверью. Сюэ Ян же и правда не двигался, как было велено, он ровно сидел в своем углу, отстраненно пялясь в пустоту, и его единственной реакцией на вошедшего было смещение фокуса взгляда. Сун Лань не смог разобрать это его выражение лица до конца, если не считать вполне знакомую вспышку смутного удивления тому, что он и правда вернулся с бинтами, как и обещал. — Так, ну ладно. Поднимайся, — едва поставив поднос, велел Сун Лань тоном, который, как он надеялся, не терпел возражений. Сюэ Ян просто взглянул на него без всякого выражения, и в какой-то момент он задумался, что придется заставить себя заставлять Сюэ Яна силой слезать с кровати, чтоб потом опять заставлять себя его лечить, но тот вдруг вздохнул и медленно, ерзая, подобрался к краю кровати, чтобы встать. Едва он попытался сесть на скамеечку, как Сун Лань вытянул руку, останавливая его, на что Сюэ Ян тут же дернулся — и в случае с кем-то другим это могло бы считаться вспышкой агрессии, — обозленно сощурив взгляд. — Ты грязный, — объяснил Сун Лань, искренне надеясь, что его собственный дискомфорт не проскользнул в интонацию. — Твои раны будут плохо затягиваться до тех пор, пока ты кутаешься в эти грязные тряпки. Глаза Сюэ Яна сузились еще сильнее, и он несколько напрягся, явно оскорбленный таким замечанием. — И что теперь, выкинешь меня под дождь? Или просто снова выплеснешь на меня ведро ледяной воды, м? — Когда это я выплескивал на тебя ведро воды? — спросил он, нахмурившись, чтобы отвлечь не столько себя, сколько Сюэ Яна, и усилием воли принялся развязывать чужой пояс. Что ж, по крайней мере, он не отпрянул, хоть по-прежнему оставался напряженным и зажатым, готовым атаковать в любой момент. Те самые чувства, которые и ему самому были очень хорошо знакомы, подумалось вдруг Цзычэню, когда он отбросил пояс на пол, оставаясь не менее напряженным, чем сам Сюэ Ян. Тот, к слову, фыркнул, лишь мельком показывая в улыбке клыки. — После сражения со змеями. Ты не хотел развязывать меня, чтоб я помылся сам. Помнишь? Мне пришлось провести ночь насквозь промокшим и изгвазданным в змеиной слизи. А еще тогда ты сломал мне челюсть. О, он и забыл об этом. До неприличия жестокое поведение по отношению к пленнику, оказавшемуся на его попечении, — и каким бы праведным гневом он тогда ни пылал, это было неприемлемо. Сунь Лань плотно сжал губы, но затем вынудил мышцы лица расслабиться. — Я прошу прощения. На миг взгляд Сюэ Ян стал неуверенным, но затем искры злости вновь вернулись на свои места. — Несколько поздновато, не находишь? Сун Лань только вздохнул и принялся развязывать узел на рукаве Сюэ Яна, чтобы иметь возможность полностью стащить с него потрепанное ханьфу, второй рукав которого был потемневшим и жестким от запекшейся крови. Но в этот раз Сюэ Ян, вздрогнув, ощерился: — Не трогай! Можно ведь просто взять и уйти, — напомнил Сун Лань сам себе. Он ведь не обязан делать ничего из того, что делает, не обязан бороться за каждый крохотный шаг на пути к тому, чтобы помочь человеку, которого он ненавидит, который заслуживает страданий, который никогда не скажет «спасибо». — Кровь уже начала разлагаться. Если ты продолжишь носить эту одежду, инфекция просочится в раны. Это будет стоить тебе руки в лучшем случае и жизни в худшем. Так что прекрати сопротивляться, или я… — судя по выражению чужого лица, было очевидно, что угроза ухода едва ли будет расценена как, собственно, угроза, уж скорее как торжество победы, — … вырублю тебя к чертям собачьим и сделаю все, что сочту нужным, пока ты будешь без сознания. Глаза Сюэ Яна вспыхнули черным как смоль — секундный отблеск его обычного состояния, промелькнувший сквозь ломкую апатию, и, непонятно почему, но Сун Лань был почти рад этому. — Ладно, — буркнул тот в конце концов. — Но поосторожнее с этим. — Цянькун? — уточнил Сун Лань, заставляя себя, не без усилий, конечно, прикоснуться к жесткой, наглухо пропитанной кровью ткани. Мешочки и сумочки чаще всего заколдовывали для «хранения меж небом и землей», а люди побогаче и поталантливей использовали для таких вещей карманы собственных одежд. Но, признаться, он никогда раньше не слышал о том, чтобы подобное можно было провернуть с обычным подвязанным куском ткани. — Что в нем? Сюэ Ян выглядел еще угрюмее, чем обычно, то ли из-за допроса, то ли из-за того, что Сун Лань стащил с его непослушной руки остатки одежды и отвел их в сторону. — Ничего такого, чего бы ты уже не видел. Пара ножей, немного серебра. Талисманы. Ты что думаешь, если бы у меня было хоть какое-то оружие, я бы не использовал его до сих пор? Что, считаешь, я там где-то Цзян-Цзай заныкал, что ли? Я знаю, что нет, — подумал Цзычэнь. — Перчатка, — сказал он вслух вместо этого, и Сюэ Ян сощурился еще сильнее, а на дне его зрачков промелькнуло нечто, совсем не похожее на ярость, — и если бы он не знал Сюэ Яна, то мог бы подумать, что это страх. — Нет. — Она грязная. — Мне насрать. Он нахмурился, невольно задумавшись о том, проснулся ли уже Синчэнь, удивляясь его пропаже. Начал ли беспокоиться. — Я прошел сквозь все это дерьмо не для того, чтобы ты в конце концов все равно сдох от заражения крови. Обещаю, я буду аккуратен с ней. А теперь либо делай что сказано, либо я вырублю тебя и сделаю все возможное, чтобы сохранить тебя живым и невредимым. Усек? Сюэ Ян уставился на него, тяжело дыша, всем своим видом демонстрируя готовность выгрызть глотку зубами — а зная этого засранца, такая перспектива была весьма реалистичной. Но спустя целую вечность колебаний он все же ощерил зубы в гримасе, даже отдаленно не напоминающей усмешку, и коротко кивнул, отводя взгляд на сторону. Выдохнув — надо признать, он и не заметил, что задержал дыхание, — Сун Лань протянул ладонь, придерживая Сюэ Яна за предплечье, чтоб лишний раз не дергать плечевой сустав, и принялся бережно стаскивать перчатку. Несмотря на всю браваду, яростные протесты и оскалы, он без труда чувствовал, как заполошенно колотится чужое сердце под его пальцами, — отрывисто и громко, словно в приступе тревоги. Я не причиню тебе вреда — почти вырвалось наружу, но Сун Лань вовремя осознал, что подобная фраза будет расцениваться как снисходительная, а это, вне сомнений, вызовет ярость куда сильнейшую, чем что-либо еще. Кожаная перчатка намертво приклеилась к человеческой коже из-за запекшейся крови, так что Сун Ланю пришлось просунуть под ткань собственный палец, чтоб разъединить их, — и от этого прикосновения пульс Сюэ Яна под ладонью начал зашкаливать, а сам Сун Лань содрогнулся от такой мощной волны дискомфорта, что его едва не стошнило. Но ткань отклеилась, и он без труда смог осторожно стащить перчатку, тут же отпустив чужую руку, чтоб уложить этот необычный протез поверх стянутой ранее ткани, служащей как цянькун. Едва выровнявшись снова, он внезапно остро осознал их положение: Сюэ Ян, тяжело дыша, стоял прямо перед ним, его разорванные одежды в беспорядке свисали, наполовину обнажив тело. По какой-то унизительной, непонятной причине он вдруг испугался, что вот-вот покраснеет. Из-за этого волнения он протянул руку еще до того, как осознал, и весьма грубо содрал ошметки одежды с забинтованного плеча, позволяя им беспрепятственно опуститься на пол. — Садись, — его собственный голос звучал слишком резко, когда он пнул ногой испорченную одежду, отпихивая ее подальше, все еще избегая смотреть на полуобнаженное тело своего заклятого врага. Тряпки эти, конечно же, придется выбросить — разорванные окровавленные лохмотья, там и спасать-то уже нечего. Может, даже лучше будет их сжечь. Он был неописуемо благодарен судьбе за то, что штаны Сюэ Яна были достаточно чистыми и их не пришлось снимать. Окинув его резким взглядом в последний раз, Сюэ Ян наконец сел на табуретку, и только после этого Сун Лань сумел отступить, чтобы начать энергично оттирать ладони, облегченно выдохнув и запросто представив, что Сюэ Ян, вероятнее всего, сейчас сделал то же самое. Вытерев руки насухо, он неохотно повернулся к Сюэ Яну и потянулся было к бинтам, но тут же отстранился, снова тяжело вздохнув. — На твоих волосах тоже кровь. — О, ну разумеется, ты собираешься отнять у меня и их, — огрызнулся Сюэ Ян, но даже не повернулся в его сторону. В таком положении он выглядел совсем маленьким, все это обилие пышных одежд исчезло, открывая взгляду нечто совершенно человеческое и жалкое. На месте отсутствующей руки, обычно замаскированной широким, развевающимся рукавом, теперь зияла пустота, правое плечо заканчивалось узлами из неровной рубцовой ткани, сверкающей, словно шелк, разными оттенками розового и красного, сплетающимися воедино. Выглядело довольно больно. — У тебя есть расческа? — спросил он, вопреки всему проникнувшись сочувствием. Сюэ Ян пожал плечами, шрамы на его правом плече передернулись, и повязки на левом вновь засверкали от выступившей крови. — Там, в кармане цянькун. — Хватит дергать плечами, — рявкнул Сун Лань. Он вовсе не собирался копаться в том дерьме, которое Сюэ Ян хранил в своих тайных карманах, — на местном рынке полно гребней, так что он запросто сможет купить новый. Вздохнув, он вытащил свой собственный из кармана, смочил его в мыльном рисовом растворе и, взяв в руку прядь волос, принялся вычесывать ошметки крови. Сюэ Ян подозрительно безропотно замер под его руками, глубоко вдохнув, но так и не проронив ни слова. Хоть волосы и были испачканы кровью, прикосновение к ним отчего-то не вызывало такой острой реакции, как прикосновение ко всем остальным частям его тела, так что Сун Лань несколько расслабился. Признаться, это отчасти напоминало медитацию: вычищать прядка за прядкой, распутывать, вычесывать ошметки грязи и крови. Не желая того, он вдруг заметил, что на чужом теле есть и другие шрамы. Он никогда не был настолько близко, чтобы разглядеть их, — надо сказать, ранее он не горел желанием прикасаться к Сюэ Яну больше необходимого ни взглядом, ни, тем более, руками. Сотни старых порезов и царапин, выступающих на его коже подобно тонкой серебристой каллиграфии, рассказывающей историю насилия и боли; большинство из них исцелились, став почти невидимыми. Несколько более резких красно-розовых мазков затянулись плохо. Клинок Хангуан-Цзюня, например, оставил два таких на груди и спине, едва не пронзив сердце. Еще пара таких же расположилась чуть ниже с другой стороны — это Фусюэ, и предполагалось, что этот удар убьет его окончательно. Сун Лань остановился и чуть нахмурился. Под его пальцами, скрытый густой копной волос прямо на шее, чуть ниже затылка, эхом отдавался след от энергии Фусюэ. И он сам не мог этого вспомнить. Отпечаток был старым и весьма слабым, поэтому и не сразу считался — но в конце концов он узнал и его: тот роковой день, когда он только пришел в город И, сцепившись с Сюэ Яном, что и привело его к собственной гибели. Тогда ему удалось нанести всего два пореза, спровоцировавших лишь тонну насмешек в ответ, — они даже не замедлили Сюэ Яна. Один порез остался на тыльной стороне левого плеча и теперь растворился под влиянием раны, которую сам Сун Лань и пришел лечить. Второй же… по-прежнему был там, отдавал шепотом между пальцев. Сун Лань вдруг с ужасом осознал, что просто стоит, уложив ладонь на шею Сюэ Яна. Он торопливо опустил взгляд, почти рассчитывая столкнуться с парочкой тех самых поддразнивающих насмешек, и тут же был вынужден вновь отвернуться от обнаженного, уязвимого выражения лица Сюэ Яна — тот будто тянулся к его прикосновению, прикрыв глаза и чуть приоткрыв рот. Сун Лань тут же отдернул пальцы, словно бы обжегшись. — Что, уже все вымыл? — спросил Сюэ Ян, ласковым, почти мурлычущим тоном. Сун Лань боялся, что если рискнет посмотреть, то вновь обнаружит его беззащитно закрытые глаза. — Вполне, — буркнул он и собрал пряди влажных волос, чтобы скрутить их в более аккуратное подобие обычного пучка. — Давай подберем их, чтоб не мешали. — Не мог бы ты завязать их потуже? — попросил Сюэ Ян тем самым выверенно небрежным тоном, которым он просил что-то, что хотел получить, но не желал признавать, что просит. — Типа… высокий хвост. Он чуть помедлил, пожав плечами и отпустив завитые в пучок пряди, позволив им свободно распасться по плечам и спине, а затем собрал их часть в высокий хвост. — Вот так? — Ага, — голос Сюэ Яна вновь звучал подозрительно мягко. — Прошло столько времени с тех пор, как я мог… То есть я хотел сказать, так хорошо, да. Спасибо. Он поймал себя на том, что бесстыже пялится в ответ, и тут же встряхнулся. — Пожалуйста, — сказал он, старательно подавляя удивление в голосе, пытаясь оставаться невозмутимым и деловитым. — А теперь давай ототрем остатки крови и посмотрим твое плечо. Стирая каждый след от потоков крови на его бледной коже, Сун Лань все никак не мог решить, что было более неуютным: прежний сварливый Сюэ Ян, готовый выгрызать глотки зубами за неимением других рабочих конечностей, или этот до странного тихий, почти безвольный Сюэ Ян, позволяющий трогать и дергать себя без каких-либо возражений. Сейчас он напоминал Синчэня, тающего перед ним от малейшего прикосновения, — и конкретно вот эта мысль определенно вызывала дискомфорт. По крайней мере, если я смогу это сделать, — подумал он, отчаянно стремясь отвлечься. — Если я смогу научиться прикасаться к нему, то наверняка смогу научиться прикасаться и к… Ему пришлось вновь отступить, чтобы вымыть руки, оттирая их до ощущения жара, а затем собраться с силами и взяться за распутывание окровавленных бинтов. Раны воспалились и кровоточили, кожа вокруг них была горячей на ощупь, но гноя или запаха разложения не возникало, и Сун Лань выдохнул с облегчением, не уверенный, что смог бы с этим справиться. — Тебе нужно циркулировать свою Ци, — начал увещевать он с толикой горечи, старательно промывая раны. — Если ты не начнешь исцелять себя, поврежденные нервные и мышечные ткани засохнут, отомрут и больше никогда не срастутся. — Разумеется, — все так же отстраненно выдохнул Сюэ Ян. — Сейчас же этим и займусь. Покачав головой, Сун Лань крепко перевязал рану свежими бинтами, туго приматывая руку к телу Сюэ Яна, чтобы предотвратить опрометчивые пожатия плечами или любые другие движения, способные вновь расшевелить рану. После этого он снова вымыл руки, тщательно вычищая из-под ногтей забившиеся туда ошметки засохшей крови. Пришлось приложить недюжинные усилия, чтобы все-таки вытащить подрагивающие ладони из таза с водой и насухо вытереть. Он замер еще на какое-то время, унимая дрожь в них, чтобы иметь возможность с точностью отмерить в чашку нужное количество лечебных трав и залить их, но на этот раз просто горячей водой, а не спиртом. Он услышал, как Сюэ Ян завозился у него за спиной, и вопреки собственным желаниям инстинктивно обернулся, чтобы проследить за ним. Но тот просто стоял, чуть покачиваясь, неуверенно пиная носком ботинка груду одежды у своих ног. — Вот дерьмо. Думаешь, их можно подлатать? — Нет, — бескомпромиссно заявил он, несколько встревоженный напоминанием о том, что придется брать эти мерзкие, грязные тряпки только что вымытыми руками. — Может, если ты обрежешь испорченные рукава, еще можно что-то… — предложил Сюэ Ян, качнув головой, и Сун Лань бросил на него возмущенный взгляд, пытаясь укорить за столь неуместные инсинуации. Но Сюэ Ян по-прежнему разглядывал свою одежду, так что, вероятно, столь мерзкий намек и правда получился непреднамеренным. — Нет, — повторил он. — Они грязные и рваные. Их надлежит выбросить на помойку. Сюэ Ян наконец перевел взгляд с одежды прямо на него и нахмурился, его привычный враждебно-агрессивный стиль поведения постепенно начинал возвращаться. — О, да ладно. И что прикажешь мне делать, сидеть тут голышом и замерзать, как какой-то нищеброд, а? Вообще-то, здесь было не так уж и холодно, даже вопреки дождливой погоде, но в чем-то он все-таки был прав. Беспомощно уставившись на него, Сун Лань на миг задумался о том, чтобы спросить у старика Гу, нет ли какой ненужной одежды, но тут же отмел эту идею, потому что едва ли трактирщик захочет предложить свою, пусть даже ненужную, одежду убийце и темному заклинателю, — и к тому же едва ли Сюэ Ян согласится ее надеть. Он глубоко вздохнул. — Я сейчас вернусь. Он снова запер дверь, не желая рисковать, хотя до его с Синчэнем комнаты было всего несколько шагов по коридору. Кокон из одеял чуть шевельнулся, когда он вошел в помещение, затем начал медленно распадаться, являя миру милейшую белую моль. — Цзычэнь?.. — Я здесь, — подтвердил он. — Мне нужно кое о чем позаботиться, так что я скоро вернусь. На столике у кровати завтрак и чай. Синчэнь сел, выравнивая повязку на глазах, и одарил его широкой сонной усмешкой. — Спасибо. — Я буду через минуту, — повторил Сун Лань, а затем вновь пересек коридор к другой комнате. Сюэ Ян снова уселся на кровать, и стоило ему войти, как тот поднял голову и уставился на него подозрительным взглядом. — Вот, — Сун Лань встряхнул верхний ханьфу, который накануне вечером успел стащить с себя. — Он несколько испачкан у подола, но в остальном чистый. На первое время сойдет. На самом деле он сомневался, что сможет сам когда-нибудь уже надеть этот ханьфу, зная, что тот пропитан кровью Сюэ Яна. Но последний, в свою очередь, смотрел на него с откровенным недоумением. — Твоя одежда? — Сейчас у нас нет выбора, — сверкнул взглядом Сун Лань. — Либо надевай, либо продолжай мерзнуть. Сюэ Ян моргнул, затем, судя по всему, попытался привычно пожать плечами, но слава всем богам, тугие повязки не позволили ему этого сделать, удерживая раненое плечо в покое. — Да, конечно, почему нет. Меня все устраивает. Сун Лань склонился, чтоб накинуть ханьфу Сюэ Яну на плечи, и тот мгновенно попытался укутаться в него плотнее по мере своих возможностей. Как бы то ни было, из-за обилия лишней ткани Сюэ Ян стал выглядеть совсем маленьким, словно ребенок, что, играя, переоделся в одежду взрослых, и — что совсем уж безумно — на долю секунды Сун Лань едва сдержался, чтобы не дрогнуть в умиленной улыбке от этого зрелища. Вместо этого он взял в руки чашку с настойкой, отчасти наслаждаясь встревоженным выражением лица Сюэ Яна — капельку, совсем чуть-чуть, но все-таки наслаждаясь. Впрочем, тот принял горькое лекарство без возражений и сохранял тишину все время, пока Сун Лань собирал разбросанную одежду и убирал поднос с грязной водой. Его руки были заняты, так что дверь пришлось открывать носком ботинка, и он едва не упустил тихий голос за своей спиной. — Спасибо. Он резко обернулся, в этот раз не в силах сдержать выражение удивления на своем лице. Сюэ Ян не смотрел на него, лишь неуклюже теребил край чужих одежд онемевшими белыми пальцами. — Отдыхай пока что, — все, что ему пришло в голову ответить. — Я вернусь чуть позже с обедом. Он вновь запер дверь и, если и почувствовал незначительное удовлетворение, вынудив госпожу Гу побледнеть при виде окровавленных тряпок, то ни за что бы в этом не признался. Сделав небольшой крюк, чтобы заглянуть в купальни и отмыть руки еще раз, снова и снова натирая их мыльным корнем и смывая чистой водой, он наконец-то вернулся к Синчэню, захватив горячий чайник со свежим чаем в качестве извинения за столь долгое отсутствие. И когда он, протянув ладонь, на пробу коснулся дрожащими пальцами обнаженной кожи Синчэня на плече, где сползла нижняя рубашка, улыбка абсолютного счастья, в тысячу раз ярче любого восхода солнца, стала ему наградой.