Огни юга

Всему, что знал и умел, Олаф научился за время службы у Архимагистра Веломри в Эскендерии. А два года на Авалоре маялся от скуки и чувствовал, что тупеет и гниёт заживо. Магистр Трюдо ни во что его не посвящал и важных поручений не давал, а только заставлял до рези в глазах писать отчёты. В начале лета во время грозы в распахнутую форточку спальни залетела шаровая молния и поразила Магистра Трюдо в сердце. Слуги нашли его мёртвым. Олафу пришлось взять бразды правления в свои руки. В курс дел его никто не вводил. Всё нужно было скрупулёзно изучать и разбираться самостоятельно. Большого влияния в ордене он не имел, как и популярности среди рядовых Лучезарных. Подающий надежды середнячок, говорили про него. Дар истинный, старательность и скрупулёзность Олаф ещё во время учёбы показывал, но на службе себя проявлял мало. Любимчик Архимагистра и ничего более. Лазутчики сообщали, что в столице объявились шайка сторонников короля Лесли. Они стягивали в Ловонид всех колдунов острова, готовя восстание. В заброшенном квартале удалось выйти на их след, но капитан-недотёпа устроил там пожар, и колдуны сбежали. Олаф предполагал, что они устроят беспорядки во время празднования староверческого Левегара, который никак не удавалось искоренить. Поэтому Лучезарные усилили охрану. Но, как оказалось, заговорщики воспользовались шумихой, чтобы освободить короля. Пускай даже со значительными потерями, им это удалось. Архимагистр был крайне недоволен и даже не отвечал на письма. Допросив пойманных колдунов, Лучезарные выяснили, что те нашли убежище под городом. Чтобы отыскать его, пришлось поднимать старые архивы, изучать карты и чертежи. За это время король Лесли успел объявить лорда Комри своим преемником и принял маковое молоко, чтобы отправиться на Тихий берег. У бунтовщиков прибавилось сторонников. Народ шептался о восстановлении власти священной династии Хассийцев-Майери. Мол, только истинный король смог бы вернуть мир и благоденствие на остров. Вход в подземелье обнаружился недалеко от очага пожара. Лазутчики проверили спрятанный в колодце тайный ход и нашли гнездо бунтовщиков, но зачинщиков уже и след простыл. Арнингхэм, другой соискатель на должность Магистра, которому лорд Трюдо благоволил куда больше, чем Олафу, вызвался отвести в катакомбы основные силы и возглавить атаку. Большинство Лучезарных его поддержало, и Олаф не стал спорить. Тем более, чутьё звало его за стену. Сделав вид, что сам отдал Арнингхэму приказ зачистить катакомбы, Олаф с небольшим отрядом отправился на поиски лорда Комри. Подоспевшему вовремя подкреплению удалось вовремя перекрыть бунтовщикам пути к отступлению и поймать большую их часть, а меньшую припугнуть настолько, чтобы они ещё долго не показывались в столице. Ходили слухи, что наступлением Лучезарных командовал высокий крупный воин в маске, в котором можно было узнать лорда Веломри. Олаф хотя и не верил в это, но всё равно неосознанно переживал, что Архимагистр оказался настолько не удовлетворён его руководством, что приехал на остров и сам разобрался с проблемой. Нет, если бы так случилось, то лорд Веломри не стал бы действовать тайно, а объявился сразу после завершения боевых действий и сделал Олафу выговор на публике. Сам же он особыми успехами похвастать не мог. Нет, несколько дюжин бунтовщиков им всё же удалось задержать, прежде чем Олаф услышал зов, на который не смог не откликнуться. А после поимки головореза из Компании и спасения лишившейся чувств Герды было уже не до того. Ей срочно требовался целитель, а вероломным норикийцам — подложное тело, чтобы её обезопасить. Нет, он не жалел, что отвлёкся на Герду. Таинственная особа манила, словно у неё были ответы на вопросы, которые всю жизнь его терзали, но так и оставались за гранью осознания. Бездонные глаза мальчишки из её сна, её собственная загадочная печаль и рогатый лжебог, которого они вместе вывели на свет из головы Флавио? Глупые, почти сказочные образы, но они продолжали преследовать его во сне и даже наяву. Придётся держать ответ перед начальством. Да, бунт Лучезарные подавили и избежали жертв среди мирных пресветловерцев. Некоторые из заговорщиков погибли, но большая часть скрылась. Лучезарные перекрыли все порты от Дубриса на юге до Леннокса на севере, выставили дополнительные патрули на тракты, ведущие в Каледонские горы, но зачинщики не объявлялись. Спрятались в окрестностях города, раз уж их крысиное гнездо в катакомбах раскрыли. Жаль, не удалось изловить лорда Комри. Они уже пересекались в Эскендерии, но так и не встретились лицом к лицу. Одно время шептались, будто лорд Комри погиб. Только лорд Веломри упорно твердил, что это обман, призванный сбить их со следа. Злые языки сплетничали, что Архимагистр совсем свихнулся со своей жаждой мести Утреннему Всаднику и его семье, ан нет, оказалось, что лорд Веломри знал гораздо больше остальных. Лорд Комри оказался не только жив, но и стал главным претендентом на авалорский престол. Его готов был поддержать весь староверческий сброд по обе стороны пролива. Если бы лорд Комри ещё сумел привлечь пресветловерцев, а они всё больше роптали по поводу затяжной войны с колдунами и торговой блокады Норикии и Лапии, то ордену пришлось бы с ним считаться или даже пойти на компромисс. Хоть один глазком взглянуть бы на лорда Комри, выслушать его дело, разобрать улики и показания, самому решить, можно ли иметь с ним дело или он и впрямь самый подлый злодей в Мунгарде. Ведь если нет, то удалось бы найти мирный исход для всех: не только для колдунов и Лучезарных, но и для измученных их бесконечной междоусобицей неодарённых. Следующие дни Олаф почти не видел Герду, поглощённый делами бунтовщиков. Нужно было разобраться с ними до прибытия Совета ордена, чтобы показать результаты своей работы. Слушания шли с утра до ночи: бесконечная череда людей, одарённых и обычных сторонников короля. Вторых в основном отправляли на исправительные работы, более опасных, отъявленных бандитов вешали. Колдунов готовились сжечь на Площади наказаний во время пышной церемонии, на которой обязали присутствовать весь город. Сброд должен помнить, что будет с каждым, кто бросит вызов Пресветлому и его посланникам на земле, принявшим голубой плащ и меч. В последний день Олаф чувствовал себя опустошённым. Его предлагали подменить, но он отказывался. Только вечером в своём кабинете удалось встретиться с учителями Герды. — Как она? — спросил Олаф. — К нарядам интереса не проявила, — сухо сообщил портной. — Я показал ей все фасоны, рассказал, какой силуэт моден в этом сезоне и что подойдёт к её фигуре и лицу. Очень уж она тщедушная. Впрочем, бледность и светлые волосы всегда в цене — парики и пудра не понадобятся. Она долго не могла выбрать ткани, а потом попросила сделать что-нибудь на свой вкус. Надеюсь, что и дальше она не станет проявлять своеволие, а то, бывает, говорят, что доверяют, а на деле им всё не по нраву. — Значит, придётся приложить усилия. Вам, между прочим, неплохо платят, — осадил его Олаф. Портной покорно склонил голову. — Я знаю, что её интересует, — отозвался учитель грамматики. — Писать она умеет. Почерк, конечно, не такой изящный, как у каллиграфов в храмах. А вот читает она бегло и говорит правильно, почти без просторечий. Просила принести ей книг. Я предложил рыцарские романы, но она предпочла трактаты по истории. Хотела ещё что-нибудь про свои способности, но я ответил, что не уполномочен распоряжаться такой литературой. — Хорошо. Я сам подберу, что ей почитать, раз уж она такая любознательная, — с большей приязнью кивнул Олаф и повернулся к знатоку этикета. — Над манерами придётся много поработать, прежде чем можно будет показать её в приличном обществе. Правил политеса не знает, столовыми приборами пользоваться не умеет. Она вроде тихая, я бы даже сказал, излишне робкая и молчаливая, но слушает, что говорят, и старается. И всё же старые привычки умирать будут долго, — подытожил он. — Работайте, — кивнул Олаф. Всё сходилось с её историей. Непонятно только, из-за чего на простолюдинку, пускай даже с сильным даром, охотился элитный головорез из Компании. — У нас тоже не всё гладко, — взял слово учитель танцев. — Пляски она знает только народные, лапийские и веломовские, спину держать не умеет, да и походка не отличается изяществом. Но от природы она достаточно ловкая и гибкая, мышцы хорошо развиты, видно, что к работе привычная. Думаю, мы все справимся. Через пару месяцев от высокородной леди будет не отличить. — У нас в запасе самое большое пару недель, — возразил Олаф. — Постарайтесь управиться за этот срок. — Это слишком мало, — замотал головой учитель этикета. — Детей нужно обучать несколько лет, а она уже девушка на выданье и схватывает всё далеко не так быстро. — Вы уж постарайтесь, — грозно сверкнул на него взглядом Олаф, и тот живо сник. — Уверен, что у нас получится, — разрядил обстановку учитель танцев. — К тому же, черты у неё далеко не простые: высокий лоб, широко распахнутые глаза, аккуратная линия губ, прямой нос, тонкие руки, узкие бёдра. Уж очень она похожа на старую Сумеречную знать, как их раньше изображали на картинах. Вполне вероятно, кто-то из её родственников принадлежал к ордену. От него она и унаследовала свои способности. Но в Лапии и до войны колдунов было немного. Впрочем, эти размышления их не касались. Завершив разговор, Олаф отправился отдыхать. *** Утром Олаф пришёл завтракать в комнату Герды. Она уже сидела за накрытым столом, уткнувшись в книжку. Её приодели в светло-голубое парчовое платье, волосы убрали в высокую причёску, чтобы было не заметно, что они слишком коротки для приличной леди. Олаф сел напротив и пододвинул к себе тарелку с яичницей и беконом. Услышав шорох, Герда захлопнула книгу и подняла на него глаза. — Я вас ждала. Как прошли слушания? — она улыбнулась ласково. На душе стало теплее и захотелось улыбнуться в ответ. Видно, учителя хорошо с ней поработали. Теперь она очаровывала с первого взгляда. — Спокойно. Бунтовщики, конечно, оскорбляли нас и никакой вины за собой не признавали, но… мы быстро пришли к согласию и закончили в срок безо всяких сюрпризов. В судебных делах они никогда приятными не бывают, — ответил Олаф, не желая посвящать её в свои проблемы с подчинёнными. — Главарей так и не поймали? — проницательно спросила Герда. Олаф качнул головой. — Лучше расскажи, как твои дела. Понравились учителя? Они называли тебя ловкой и старательной. — Удивительно! А мне они говорили иное, — усмехнулась она, отправляя себе в рот наколотый на вилку листик салата. — Хвалить ученика — непозволительная роскошь для учителя. Хочешь ещё чем-то заняться? Рисовать, петь или играть на арфе? У нас можно исполнить любую твою мечту. Герда хмыкнула: — Озвучивать свои мечты опасно. Демоны могут обернуть их против тебя. — Ух! Но ты ведь не Флавио, а я не настоящий демон, — деланно обиделся Олаф и даже отодвинул от себя тарелку. — Откуда мне знать? Вы слишком добры ко мне. — Снова кусаешься? А я-то надеялся, что мы подружились. — Научите меня пользоваться даром и выпустите из душной комнаты. Я готова выполнить всё то, что просят от меня ваши учителя, — бойко заявила она. — Перед этим ты должна рассказать, что тебя связывает с бунтовщиками. — Хорошо, слушайте. Когда мой отец умер, я осталась совсем одна. От горя и отчаяния мои способности начали раскрываться. Я стала слышать чужие голоса у себя в голове, могла уговорить людей отвернуться, когда хотела спрятаться. Вскоре в Урсалию приехал Флавио представлять дела Компании. Норикийцы готовятся к войне и повсюду ищут себе союзников. Я столкнулась с ним на улице, когда я отбивалась от пьяных забияк. Он заметил мои способности и взял под опеку. Рассказал про дар, про то, что Компания помогает таким, как я, и взялся меня обучать. — Тебя обучал ветроплав?! — удивлённо вскинул брови Олаф. — Каким образом? — Он ослаблял себя до предела, чтобы я могла отражать его удары и взаимодействовать с ним. Поначалу было трудно. Мне казалось, что я самая никчёмная ученица на свете, но потом Флавио мне всё объяснил, и кое-что всё же получилось. Она легонько щекотнула его виски мысленитями. Олаф усмехнулся. — Изуверский способ. Флавио тот ещё извращенец, но чтобы настолько себя не любить… Ладно, а что было дальше? — Между нами завязались отношения. Флавио ухаживал совсем не так грубо и прямолинейно, как наши бюргеры. Галантный, из самого Золотого Дюарля, мне бесконечно льстило его внимание. Когда он сделал мне предложение, я не смогла отказать. Вы, наверное, осуждаете моё легкомыслие и удивляетесь, почему я не распознала обман. Как можно было поверить, что видный офицер Компании влюбился в сиротку из захолустья? — Нет. Виноват не тот, кого обманули, а тот, кто не оправдал доверие, — Олаф ободряюще погладил её по щеке. — Только глупцы считают, что никогда не окажутся в такой ситуации. Полностью защититься от лжи не могут даже Лучезарные. А как вы оказались здесь? — Флавио хотел сыграть традиционную свадьбу на Авалоре. Мы тайно приплыли на корабле в Леннокс и там повстречались с бунтовщиками. Они помогли нам добраться до Ловонида и устроить церемонию. Но в день свадьбы дух, который должен был нас благословить, открыл мне, что мой дар — дар Лучезарных, а Флавио использовал меня для интриг. Я разорвала нашу помолвку. Он пришёл в ярость и попытался меня убить. А дальше… появились вы. — Странно. Зачем проводить традиционную церемонию с простолюдинкой, тем более у нас под носом? Не проще ли было справить свадьбу в Золотом Дюарле? Герда пожала плечами. — Быть может, он опасался, что там нам помешают. В Дюарле же куда больше Сумеречников, которые догадались бы, что он замышляет. — Наверняка, — согласился Олаф. — Для каких интриг он хотел тебя использовать? Ты же дочка лесника. — Похоже, ему приглянулся мой дар, — пожала плечами Герда — Этого мы уже не узнаем. Послезавтра его казнят. — А можно… можно мне посмотреть? — Не думал, что тебе нравятся такие зрелища. — Не нравятся. Но я должна это видеть, иначе не смогу спать спокойно, — ответила она отрешённо. — Ответь ещё на несколько вопросов, — попросил он, боясь спугнуть её неожиданную искренность. — Тогда вы меня выпустите? Задавайте любые! — решительно объявила она. — Одно от другого не зависит. Мне просто любопытно. Флавио знакомил тебя с бунтовщиками? — Нет. Для них я была просто его хвостиком, а он сам меня ни во что не посвящал. Может, считал глупой и не доверял, — Герда выглянула в окно, как делала всегда, когда уносилась в воспоминания. Олафу непроизвольно хотелось тронуть её за руку и вернуть к себе, будто кто-то невидимый мог увести её навсегда, как Олафа увели от брата. — Какая разница, что о тебе думал приговорённый к смерти колдун? Забудь о прошлом и думай о будущем, — его громкий голос заставил её повернуть голову. — Всё равно хоть что-то ты должна была слышать и видеть. Бунтовщики говорили о лорде Комри? Она закусила нижнюю губу, в задумчивости разглядывая его. Краска схлынула с её лица, а глаза заблестели от сдерживаемых слёз. — Герда! — Олаф хотел обнять её и успокоить, но она сама взяла себя в руки. Во взгляде появилась холодная отчуждённость, а голос стал сухим и ломким: — О нём говорили много. Надеялись, что если он станет королём, то добьётся перемирия и восстановит Сумеречников в правах. — А его самого ты не видела? — Флавио не горел желанием участвовать в бунте, и мы не были в гуще событий, — Герда снова напряжённо облизнула губы. — Вождь Компании, наоборот, не хочет прекращать войну. — Наш Архимагистр тоже не хочет. Да и лорд Комри — последний, кого он согласился бы видеть на Авалорском престоле. Считает его подлецом и обманщиком, — задумчиво забарабанил пальцами по подбородку Олаф. — А Сумеречники считают подлецом и предателем Архимагистра, — доверительно ответила Герда. — Я представляю. Можно последний вопрос? Он будет самым трудным. — С-спрашивайте, — её голос дрогнул. — Ты любила Флавио? Герда удивлённо распахнула рот, её губы дрожали, но с них не срывалось ни звука. Её взгляд сделался бездонным и печальным. — Я… да. Думаю, да. Сложно ли вскружить голову простушке из захолустья? — Видимо, сложно, раз у Флавио ничего не вышло. Ты любила только того паренька из сна. Это заметно даже без мыслечтения. Она тревожно поправила верёвку на запястье и опустила взгляд. — Я же говорил, что тебе не понравится, — он приподнял её подбородок пальцем. Она судорожно всхлипнула. По щеке прокатилась одинокая слеза. — Часто мы сами рады обманываться. Так легче выглядеть хорошим, правильным, благополучным в чужих и даже своих глазах. Это спасает от одиночества и не даёт чувствовать себя несчастным. — Но не в моём случае, — Герда отстранилась. Тогда Олаф постарался успокоить её словами: — Забудь о Флавио. Если ты прекратишь расстраиваться и накручивать себя, я возьму тебя на казнь. Представлю, как свою ученицу. У тебя очень ценный дар. Никто не удивится, почему я посвящаю работе с отражающей столько времени. Многие наставники отправляют учеников смотреть на казни, чтобы проверить их выдержку. Вопрос в том, хватит ли её у тебя? — Хватит. Постараюсь не плакать и не отворачиваться. Или я не должна испытывать никаких чувств? — Нет, отчего же? Чувства усиливают наш дар. Если между ними и разумом не будет баланса, то это приведёт к печальным последствиям даже обычного человека. Что уж говорить об одарённом. Первый урок: не сдерживайся, будь собой, ты прекрасна. — А как же Рэнделл? — недоумевала Герда. — Поэтому он и попросил нас о помощи. Гнев мешал ему лечить, — ответил Олаф. — Мы помогали людям решать их эмоциональные проблемы и раньше, до того, как… Он замолчал. — Вы отделились от Сумеречников? Можешь не скрывать. Мне рассказывали про раскол и Войну за веру, — призналась Герда. — Их версию. Значит, надо будет рассказать тебе нашу. В какую ты поверишь больше? Герда улыбнулась одними губами. — Получается, что вы всех Сумеречников с проблемами лишаете эмоций? Мыслечтецов тоже? — Нет, конечно. Это как у целителей. Каждый случай индивидуален, нужно смотреть и слушать, а потом искать единственно правильный подход. Сложная и кропотливая работа. Ты не заметила? — он подмигнул ей. — Не хочешь сама этим заняться? Герда пожала плечами: — Посмотрим. Я бы предпочла вначале узнать обо всех ваших занятиях. Копание в чужих головах не кажется самым приятным из них. — Хорошо! Зря ты ругала себя за неосмотрительность. К выбору занятий вон как ответственно подходишь, а ведь мы ещё даже не приступили к учёбе. Главное, извлекать уроки из своих промахов, а не досадовать из-за них до бесконечности. Олаф коснулся губами её лба, и Герда вытерпела это. Трепетный мотылёк — сожмёшь чуть крепче, и он погибнет. Олаф отступил на шаг и дал ей место. — Послезавтра будь готова затемно. Казнь начинается на рассвете. Главное, ничего не бойся. Если что-то случится, я тебе помогу. За окном забили колокола, предвещая начало служб. Олаф проглотил остатки завтрака на ходу и умчался по делам, а к Герде заглянул учитель этикета. *** Следующие дни Герда усердно занималась с учителями, чтобы поменьше переживать о предстоявшей казни и не сомневаться в своём решении. Да, осуждённые могли узнать её и выдать, но всё же хотелось убедиться, что среди них нет Николаса. Что, если его схватили, но не узнали? Что, если он ранен или убит? Что, если он ищет её и из-за этого может попасть в беду? Как дать ему знать, что она жива и хотела бы услышать его сторону правды? Перед казнью Герда заснула, только выпив снотворное зелье Рэнделла и с час помедитировав, как показывал Николас. Ночью она снова видела тоскливые сны о невозможном будущем. Разбудили Герду очень рано. Принесли лёгкий завтрак: яичницу с салатом и бодрящий травяной отвар. Как только она поела, слуги помогли ей одеться в одно из чужих платьев. Сшить наряды по её мерке портной ещё не успел. На плечи накинули тёмно-синий плащ с глубоким капюшоном. Чем светлее плащ, тем выше положение Лучезарного в ордене. Плащ Олафа был достаточно бледным. Только Архимагистр носил белый костюм. В комнату заглянул Олаф и с добродушной улыбкой взял её под руку. — Как спала? Не передумала? Она качнула головой и слабо улыбнулась. Вместе они вышли в коридор. Герда принялась изучать обстановку дворца — созерцание собственной комнаты успело не на шутку надоесть. Оштукатуренные бледным золотом стены снизу украшали дубовые панели, а сверху огромные гобелены со сценами баталий и охоты. Красная ковровая дорожка на полу вела к широкой мраморной лестнице с резными перилами. Несмотря на ранний час люди суетились, собираясь на казнь. Шаги видной пары отдавались гулким эхом от высоких стрельчатых потолков, и Голубые Капюшоны с любопытством оборачивались на Герду. Дар они не использовали — при вступлении в орден давали клятву не лезть в головы своих собратьев без крайней нужды. Но всё равно казалось, словно Герда шагает по лезвию клинка. — Мастер Харальдссон, уже отбываете? Не позволите ли мне сопровождать вас? Наши места всё равно рядом, — остановил их мужчина лет тридцати на вид. Высокий, хорошо сложённый, с аккуратно остриженными каштановыми волосами и гладко выбритыми щеками. Глаза водянисто-зелёные, совершенно обычные. Аура плотно голубого цвета без посторонних примесей. Его плащ был такой же светлый, как у Олафа, значит, по статусу они равны. — Так эта и есть та очаровательная особа, из-за которой вы упустили лорда Комри? — он откинул капюшон Герды и повертел её лицо за подбородок, присматриваясь, как к товару на рынке. Она плавно выскользнула из его хватки, и Олаф тотчас закрыл её спиной. — Мой дорогой Арнингхэм, я не упустил лорда Комри по той простой причине, что я его не обнаружил. Но зато я захватил норикийского лазутчика и спас от него невинное дитя с редким даром к отражению. А почему вы не последовали за бунтовщиками вглубь катакомб? Вас напугала темнота или слухи о приезде Архимагистра? — осадил он наглеца. — Идёмте с нами, если хотите. Ничего запретить я вам не могу. — Выскочка, — пробубнил себе под нос Арнингхэм, но Герда всё равно услышала. Похоже, они враждовали. Не хотелось снова оказаться разменной фигурой в политических играх. С лихвой хватило того, что произошло у Сумеречников. Почему её, простушку из захолустья, так влечёт к влиятельным и опасным мужчинам? Или, наоборот, это их влечёт к ней? Хотя если Белый Палач её дед, то не так уж она проста. Только это не то родство, которым стоит гордиться. Они вышли из парадных дверей и двинулись по центральной аллее между аккуратно постриженных самшитовых изгородей. Было всё ещё зябко, туман клубился у земли, а сумерки нехотя отступали перед языками рассветного зарева. У ворот троицу встретили вооружённые гвардейцы и, встав по обе стороны, безмолвно зашагали в ногу. — Раз мой дорогой друг, мастер Харальдссон, не хочет вас представлять. Не соблаговолите ли вы сделать это сами? Уверяю, этикет такая вольность не нарушит, а наоборот, скрасит мрачное настроение, — велеречиво заговорил Арнингхэм. Если бы Олаф не стоял между ними, он явно попытался бы взять её руку. Похоже, это ещё одна техника мыслечтецов. Нужно держать ухо востро. — Моё имя Герда Мрия. Я дочка лесника из Урсалии. Не думаю, что буду вам интересна. Я уже выбрала наставника и останусь с ним до конца, — Герда с нажимом произнесла последнее слово. Олаф бросил на неё короткий взгляд и дёрнул уголком рта в задумчивости. Будучи совершеннолетней, она могла выбрать себе наставника самостоятельно. Тогда другим Лучезарным будет запрещено вмешиваться в их отношения. Разочарованный Арнингхэм сбавил напор, но продолжил расспрашивать её о всяких мелочах. На Площадь наказаний они ступили, когда солнце уже поднялось над горизонтом. Вокруг кострища собралась толпа. Зеваки облепили все дома в округе: высовывались в окна, заполоняли балконы, которые грозили надломиться от такой тяжести. Перед Голубыми Капюшонами люди расступались, как море перед кораблём. Большинство Лучезарных уже обступили кострище. Для знатных особ были приготовлены лавки. Олаф отвёл свою гостью к деревянным стульям с мягкими подушками и подлокотниками. Герда села по левую руку Олафа, Арнингхэм устроился справа. Под бой барабанов на площадь выкатили телеги с осуждёнными. В одинаковых холщовых лохмотья, лица бледные, с синюшными кругами под потухшими глазами. Осуждённые с трудом спускались на мостовую и шагали тяжело, хотя некоторые сохраняли горделивую осанку и высокомерный вид. Повреждений видно не было. Похоже, бунтовщиков допрашивали только при помощи дара. Стражники по одному направляли их на помост. Герда внимательно разглядывала каждого. С некоторыми она сталкивалась в катакомбах, но имён не знала. Они не заглядывали под её капюшон и не ждали увидеть здесь невесту своего несостоявшегося короля. Она столько делила с ними кров и пищу, считала себя одной из них, и вот теперь безучастно глазела на их казнь. А что делать? Броситься на Лучезарных? Это ничего для осуждённых не изменит. Она только ухудшит своё положение и подставит Олафа. За прошедшие недели Герда успела проникнуться к нему симпатией. Осуждённых вереницей поднимали на эшафот и привязывали к столбам. — Их душат перед тем, как поджечь костёр. Такое вот милосердие, — шепнул на ухо Олаф. — Они не мучаются от ожогов? — задумчиво хмыкнула Герда. — А с Утренним Всадником было так же? Среди бунтовщиков о нём ходят легенды. — Лорд Веломри тоже рассказывал о нём со смесью восхищения и ненависти, а он очень скуп на эмоции. Уж если кто и якшался с потусторонними силами и только носил маску человека — это Утренний Всадник, — Олаф попытался изобразить интонацию Белого Палача. — Утренний Всадник взошёл на костёр один с развязанными руками. А когда подожгли хворост, в небесах разверзлась Червоточина и забрала его. Герда не сдержала восхищённый вздох. Воображение живописало яркие картины. Николас с умиротворённым выражением лица, которое бывало у него только во сне, добровольно поднимался на эшафот, чтобы спасти всех измученных и обречённых. В небе вспыхивали огни Червоточины: красная полоса, зелёная, синяя. К костру спускалась лестница, переливающаяся чуждой даже Сумеречникам, демонам и духам магией. Справа и слева от каждой ступени за ним следили будто высеченные из огня лица. Живые, но слишком совершенные, чтобы принадлежать людям. Они звали Николаса, и он уходил в прекрасное далёко, где будет жить в счастливой безмятежности. Смогла бы Герда его отпустить, отказаться от своей любви, чтобы Николас жил и был счастлив? О, да! Но от неё ничего не зависело, даже если бы она дала ту дурацкую клятву, которой добивался Флавио. Ледяной взгляд скользнул по ней, губы последнего осуждённого скривились в злорадной ухмылке. Флавио. Он явно узнал её, несмотря на то, что она скрывала лицо глубоким капюшоном. Всё-таки Герда сделала то, чего он добивался — присоединилась к Лучезарным. Хотя близким для неё стал разве что Олаф. Казалось, что они знакомы давно, целую жизнь, почти так же, как с Николасом, Финистом и Ноэлем. Будто они все часть большой семьи, которая не в силах разорвать родственные узы, даже оказавшись по разные стороны баррикад. — Хочешь, уйдём? — заметил её напряжение Олаф. — Тебе не обязательно смотреть. Это пустая условность. — Нет, — ответила Герда отрешённо. — Я хочу видеть. Флавио встал у столба молча и позволил себя связать. В его глазах плескались шальная радость и смертельный ужас, словно он постиг тайну мироздания. К Флавио подошёл высокий стражник в голубом плаще и заслонил от взгляда Герды своей мощной фигурой. Забили храмовые колокола. Как только звон стих, глашатаи зачитали длинный список приговоров. Осуждённые отвечали смиренным молчанием мертвецов, их ауры погасли. Герда даже не успела заметить, как палачи их задушили. Лучезарные взяли факелы и принялись обходить эшафот, поджигая хворост со всех сторон. В небо, угрюмо грая, поднялась стая ворон и закрыла солнце, будто наступило затмение. Суеверные неодарённые испуганно жались друг к другу, дрожали и ахали. Герда же вглядывалась в языки пламени и прислушивалась к треску костра. Вместе с задушенными бунтовщиками в нём сгорала её прошлая жизнь: дом, родители, друзья. Лишь одно лицо не отпускало, лишь один образ не стирался из памяти, лишь одно имя набатом билось в ушах. Николас. Мой Николас! Олаф сжал её ладонь и поднял взгляд к небу. Воронья стая полетела прочь, возвращая миру солнце. Костёр горел ещё долго, но люди уже начали расходиться, теряя интерес к однообразному зрелищу. Растаскивать кости колдунов на амулеты и сувениры не позволяли дежурившие на площади стражники. Олаф встал и подал Герде руку. Арнингхэм последовал за ними. — Какая смелая у тебя ученица. Или жестокая? Иные новобранцы в её возрасте в обморок от таких зрелищ падают, — подозрительно щурился он. Герда закусила губу и потупилась. Она чувствовала себя холодной и пустой, почти мёртвой. Неспособная ни на какие чувства: сострадание или стыд, не важно. Может, так и действует Мрак? Незаметно проникает в отчаявшееся сердце и медленно его убивает. Ты не успеваешь опомниться, как превращаешься в бездушного Предвестника и открываешь охоту на собственных друзей. Но Олаф и Арнингхэм оставались обычными одарёнными, хоть и состояли в ордене очень давно и дослужились до высоких должностей. Никакой Мрак их не поразил. Может, и ей удастся избежать этой участи? Надо просто признать, что она перебежчица и предательница. Все оправдания пустые и глупые. Единственное, что она могла сделать для погибших Сумеречников — не поддаваться Мраку. — Я всё ждал, когда ты внушением её перехватишь, — продолжал говорить Арнингхэм, пока остальные молчали. — Ан нет, этого не понадобилось. Прямо стальная леди! Олаф, не скрывай её от людей, а то все решат, что она не ученица, а невольница. Арнингхэм положил руку ему на плечо. Олаф демонстративно отстранился. — Когда это мы стали называть друг друга по имени? — Я устала и хотела бы вернуться во дворец. К тому же, мне надо готовиться к занятиям. Это не зазорно? — оборвала их перепалку Герда. Она достаточно наслушалась ссор Николаса и Финиста, чтобы не улавливать, куда клонится эта рычащая беседа. — Нет, конечно. Казнь ты выдержала, а терпеть наше общество дольше положенного не обязана, — с благодарностью улыбнулся Олаф. — Не проводите меня? Если у вас, конечно, найдётся время. — Провожу, это мой долг, — Олаф подставил ей локоть. — До свидания, мастер Арнингхэм. Было очень приятно с вами познакомиться, — попрощалась Герда. Вскоре они выбрались на центральную улицу. Близко друг к другу мостились дворцы знати, щедро украшенные лепниной и колоннами-статуями. Чуть позади чеканили шаг гвардейцы. Можно было нанять извозчика до дворца, но Герда слишком засиделась в четырёх стенах, да и Олаф не торопился домой. Казалось, что из-за каждого тёмного переулка выглядывал Николас и наблюдал за Гердой с укором. Почему ты предала нас? Почему не спасла осуждённых? А если они, правда, встретятся, как ей смотреть Николасу в глаза? Легко! Гораздо сложнее не утонуть в их глубине. — Прости, — тронул её за локоть Олаф. — Гостеприимный хозяин должен показывать достопримечательности, но я прогрузился в свои проблемы и забыл. — Ничего страшного. Иногда это бывает полезно. Сила ветра… — Герда осеклась. Николас не считал, что молчать и погружаться в себя, будучи в обществе, неудобно. — От носителей нашего дара невольно ожидают приятных бесед и недюжинного обаяния, но не всем это даётся, — ответил Олаф печально. — У вас нет друзей? — Я тяжело схожусь с людьми. Из-за моей замкнутости знакомые быстро теряют ко мне интерес. Спасибо, что поддержала меня перед Арнингхэмом. Похоже, он метит не только на место Магистра, но и на всё остальное, чего я пытаюсь добиться. — Мастер Арнингхэм куда больше похож на Лучезарных, как я их представляла. Заносчивый, наглый, опасный. Не смогла бы долго находиться рядом с ним. Сбежала бы и натворила глупостей, только чтобы не терпеть его общество. С вами намного проще. Не знаю, кто вас убедил, что вы не умеете общаться. По мне, вы делаете это прекрасно. И молчите тоже очень приятно. Не люблю грубиянов. — Помнится, ты ещё говорила, что не любишь лести, — рассмеялся он. Её щёки вспыхнули. Впереди показалась мраморная дворцовая ограда. Они свернули к воротам. Олаф снял капюшон перед стражниками, и те пропустили их внутрь. Время приближалось к полудню, солнце начинало припекать, и было душно, как перед дождём. Гости прятались в прохладной тени изгородей и деревьев, у аккуратных прудиков. На небе уже появились первые тучи. Не хотелось возвращаться к затворничеству до дождя. — Могли бы мы ещё прогуляться? Или я вас задерживаю? — спросила Герда. — Ни в коем случае. До обеда я полностью в твоём распоряжении, — Олаф указал рукой на боковую аллею, спрятанную среди зелёных изгородей. Внутри дворцовых стен гвардейцы их не сопровождали, считая, что тут безопасно. — Теперь я выходить из своей комнаты? — спросила Герда, обернувшись к нему лицом и двигаясь вперёд спиной. — Да. Мне нравится, что ты такая спокойная и рассудительная. Тихий омут. — С демонами? — удивлённо вскинула она бровь. — Себе на уме — это точно. Значит, он чувствует её неискренность. От Арнингхэма понятно, что ничего хорошего ждать нельзя. А Олаф вроде мягкий и добрый, но всё же есть в нём надрыв. — Приняты ли браки среди Лучезарных? Не считается ли любовь к женщине зазорной? — начала расспрашивать Герда, пытаясь его отвлечь. — Пресветловерцы не порицают любовь, но исповедуют умеренность и смирение. К тому же, наш дар передаётся от родителей к детям, поэтому желательно создавать крепкие семьи и оставлять после себя одарённое потомство, — ответил Олаф учительским тоном и заложил руки за спину. — Осторожней, а то налетишь на куст! Герда упёрлась спиной в изгородь, ткань плаща зацепилась за ветку самшита. Олаф ловким движением пальцев освободил её. — Ну вот, поставила затяжку, — сокрушённо заметила Герда. — Не переживай, сошьют новый. Да, я знаю. Расточительно! Бедняки голодают! Но кое-что мы можем себе позволить. Они выбрались на лужайку с мраморным фонтаном в виде раскинувшего крылья лебедя. Герда уселась на бортик и вгляделась в воду. В солнечных бликах на ней отражался Николас, но стоило повернуть голову, и он исчез. Герда печально вздохнула. — Ты интересовалась, нет ли у меня невесты? Её нет. С женщинами, как и с друзьями, у меня всё сложно, — снова принялся отвлекать её от мрачных мыслей Олаф. — Есть только подчинённые и товарищи по оружию. Хотя не думаю, что задержусь здесь надолго. — Почему? — встрепенулась Герда. — Всё прошло хорошо. Не заметила недовольных и не думаю, что Арнингхэм справился бы лучше. — Наверняка не справился бы. Но главарей мы не нашли, король Лесли умер, а лорд Комри сбежал. Архимагистр не любит провалов. Он одержал бесчисленное множество побед и ни одного поражения, его авторитет в ордене непререкаем. Он уже направляется сюда, чтобы узнать обо всём лично и назначить нового Магистра. Вряд ли он останется мной доволен. — Его зовут Микаш? Архимагистра? — Да. Но по имени его называла разве что жена, которая давно умерла. Герда в задумчивости прикусила губу. Если написанное в дневнике Лайсве правда, то в юности Архимагистр безупречным не был. Знал он и горечь поражения, авторитет в армии завоевал с большим трудом, да и приятным собеседником его назвать было сложно. Вот почему у Николаса получилось так живо его изобразить по описаниям из дневника. На самом деле они виделись здесь, в Ловониде, на Площади наказаний. Лорд Веломри убил всю семью Николаса. Хотелось бы ей услышать, что он не винит её за это. Она провела пальцами по бортику рядом с собой, оставляя на песочном мраморе мокрые полоски. — Есть и хорошая сторона. Меня переведут в более тихое место. Когда я ещё учился в Академии, то хотел служить судьёй в Тегарпони, прибрежном городке на севере Священной империи. Там не жарко и не холодно, а сады всегда в цвету. Поедешь со мной? — спросил Олаф, придвигаясь вплотную. Его прозрачные голубые глаза сверкали, как вода в фонтане. — Так далеко? — ахнула Герда. Там Николас её не найдёт. — А почему не в Лапию? Навестили бы дом и, может быть, нашли своего брата. И я… я бы хотела вернуться в Урсалию. Снова увидеть горы и старых друзей. Там она попросила бы помощи у Эглаборга или Эйтайни. Николас тоже обещал приехать в Урсалию, как только закончит дела на Авалоре. — Власть ордена не распространяется на Лапию. Если проповедники ещё могут забредать туда «по своему почину», то нас местные власти не потерпят. Это будет равносильно объявлению войны, — возразил Олаф. — Не как Лучезарный. Вам же здесь не нравится, вы чувствуете себя не в своей тарелке. Так почему бы не сбежать? Лапия — не Норикия. Это сейчас единственная страна, свободная от войны. Там принимают всех не зависимо от веры и наличия дара. Если бы вы только захотели, я бы познакомила вас… — Нет! — Олаф приложил палец к её губам. — Из ордена уходят только на погребальном костре. Меня никто не отпустит. — Вы даже не хотите бороться! — Я один и не чувствую в себе силы воевать со всем миром. Это будет бессмысленная смерть. Её я действительно не хочу, и тебе не позволю наделать глупостей. — Значит, выбор у меня невелик. Либо вы, либо Арнингхэм или кто-то вроде него? Олаф покривил рот и кивнул: — Раз ответ очевиден, не стоило и спрашивать. Герда поднялась и направилась обратно во дворец. Олаф последовал за ней. Она не могла не думать, что если бы на её месте был Николас, то он убедил бы Олафа сбежать. Он бы понял чувства Лучезарного, ведь сам сталкивался с подобным, когда бутовщики назначили его своим лидером. Впрочем, Николаса не особо заботило, как расцениваются его решения, а подчинённые, пускай и через тернии, но проникались к нему уважением. Николас…