Огни юга

Жизнь на корабле вошла в проторённую колею и даже утомляла однообразием. Николас вникал в морское дело. Удивительно, но в это плавание он выглядел необычайно живым и бодрым. Не видела бы Герда сама, не поверила бы, что весь путь от Урсалии до Леннокса он мучился от морской болезни. Может, снова притворялся? Хотя не понятно зачем. Однажды после обеда Олаф привёл в каюту капитана и кормчего и принялся обсуждать с ними маршрут. — Вот здесь, когда мы минуем Кладбище слонов у самой западной точки Гундигарда, придётся двигаться на юго-запад и углубляться в океан, чтобы избежать встречных ветров и течений, — советовал кормчий. Бывалый моряк из Священной Империи, его звали Уго Кано. Смуглый и жилистый, невысокий, с тонкими чертами, вьющимися тёмно-каштановыми волосами до плеч и глазами цвета спелой вишни. Он, как и капитан, носил тёмно-синий костюм с шевронами, хотя без украшений он выглядел куда более скромно. Говорил кормчий Уго много и быстро, помогал себе руками и повышал звонкий голос так, что звук бил по ушам. Но своё дело Уго знал отлично и имел за плечами несколько успешных плаваний к Таверне морей. — Повернуть к берегу и высадиться можно будет, только когда мы доберёмся до дождевых лесов в пойме Падрау, — закончил он свою речь. — Слишком большой крюк, к тому же уходить так далеко в открытое море опасно. Мы можем заблудиться, — скептически отнёсся к его предложению Олаф. — Я умею пользоваться астролябией и держать курс по звёздам. Об этом можете не беспокоиться, — заверил его Уго. — К тому же в этих местах часто случаются шторма, а под водой скрываются коварные скалы и рифы. Если ветер подгонит нас слишком близко к берегу, то мы сядем на мель, — поддержал кормчего капитан Люсьен. — Меня больше волнуют стоянки в пойме Падрау. Там же водятся племена, которые ни разу мунгардцев не видели. Вы уверены, что там безопасно? — вставил своё слово Николас. — Насколько может быть безопасно в Гундигарде, — бросив на него недовольный взгляд, ответил капитан. — Мы останавливались здесь раньше. Ни дикари, ни звери нас не тревожили. Хотя иные мореплаватели находят на берегах Падрау пристанище Пресветлого. Нужно быть к этому готовым. — К смерти или к борьбе за жизнь? — поддел его Николас. — Никаких смертей не будет. Мы справимся вместе, — вмешался Олаф. После того, как моряки ушли и Николас отправился на прогулку по палубе вместе с неугомонным Гилли Ду, Олаф спросил с улыбкой: — Ну как, что вычитала, да не из книг, а из разговоров, зоркоглазая? — Прости! — стушевалась Герда. Финисту и Николасу не нравилось, когда она угадывала их эмоции. — Мне сложно управлять способностями в напряжённой обстановке. Я знаю, что злоупотреблять мыслечтением нельзя, и вы даёте клятву, что не обратите его против товарищей по плащу, но… — Ты эту клятву не давала и ещё многого не умеешь, так что не переживай. Я не собираюсь тебя стыдить. Но ты так и не ответила. — Капитану Люсьену не нравится, что мастер Стигс с ним спорит, как с равным. Мастер Кано слишком простодушен, чтобы обращать на это внимание. А самому мастеру Стигсу нравится играть у всех на нервах. — Молодец! А как же я? Ну же, не стесняйся, я не стану ругать тебя за правду. — Ты пока просто наблюдаешь за ними и вмешиваешься, только когда разговор перерастает в свару. — Именно! Чтобы создать сплочённую команду, нужно понять, как люди взаимодействуют сами. С Морти придётся трудно, но надеюсь, и он, и капитан не станут больше задирать друг друга на пустом месте. Люсьен тут единственный аристократ. Хоть человек неплохой и опытный мореплаватель, а всё же тщеславие иногда берёт над ним верх. Учитывая, что Николас сам аристократ до мозга костей, то он вряд ли будет терпеть высокомерное отношение. В то время как ей и Олафу дрязги по поводу своей значимости безразличны. Хотя… дед, да. Почему она постоянно о нём вспоминает? — Давай позанимаемся. Тебе нужно научиться отключаться от чужих эмоций. А то недолог час, как ты полностью растворишься в других людях. — Так бывает со всеми мыслечтецами? — взбодрилась Герда. Во дворце у Олафа не хватало времени на занятия, и он ограничивался лишь редкими словесными наставлениями. В путешествии он обещал уделять ей больше внимания. — По-разному. Мальчики осваиваются быстрее, потому что их дар открыт с рождения. Либо ты им управляешь, либо он захватывает тебя и убивает. Наши дети всегда находятся под присмотром, поэтому опасность возникает редко. У тебя очень тонкая кожа, — Олаф взял её за руки и провёл пальцами по тыльной стороне ладони. — Из-за этого ты очень ранима с одной стороны, а с другой — остро воспринимаешь мир. Это не плохо. Развитая чувствительность — хорошее подспорье в работе наставника или целителя душ. Но нужно учиться останавливать её и снова запускать, только когда это необходимо, иначе ты очень быстро выгоришь. Готова? Герда заинтригованно кивнула. — Хорошо. Для начала попробуем избавить тебя от напряжения. Покажи, как ты умеешь медитировать. Она забралась с ногами на кровать и скрестила ступни. Удерживать равновесие при качке получалось с трудом, но Герда всё же закрыла глаза и принялась считать вдохи, пока тревога не покинула её. Олаф сел рядом, положил ладони ей на плечи и принялся их массировать. Герда вздрогнула. От его прикосновений по телу побежали искры. — Расслабься! — велел Олаф. — Флавио не учил тебя сохранять сосредоточенность несмотря ни на что? Дыши глубоко и считай. На меня не обращай внимания. Я не причиню вреда, моё поведение не выйдет за рамки. Полностью доверься мне, иначе ничему не научишься. Николас и Финист говорили то же самое. Либо доверяй наставнику, либо отказывайся от его помощи, а не трать время зря. Герда выровняла дыхание, стараясь отрешиться. Получалось же это как-то с Николасом, с любым другим — гораздо легче. — Так хорошо. Теперь представь, что я часть тебя, и всё, что я делаю, делаешь ты сама. Вспоминая уроки взаимодействия, она постаралась быстро и правильно выполнить это нелёгкое задание. Его пальцы впивались в тело всё глубже, но боль постепенно проходила. Они, и правда, чувствовались своими и будто знали, где и сколько нужно приложить усилий. В голову скользнул чужой взгляд. Герда невольно сжалась. — Расслабься! — послышался недовольный возглас Олафа. — Я же обещал, что не буду лезть, куда меня не просят. Доверься мне. Это необходимо, чтобы установить прочную связь. Так мы быстрее справимся с твоими проблемами. Это не внушение, я не влияю на твою волю. Скорее сродни массажу, только для мыслей и чувств. Дрожь никак не унималась. — У тебя уже были ученики? — спросила Герда, чтобы отвлечься. — Да, после выпуска из академии мы все на полгода берём себе восьмилетних детей в обучении и готовим их к поступлению, — объяснил Олаф. — Некоторые связывают с этим всю жизнь и становятся наставниками. А большинство берёт одного доверенного ученика, когда сами посчитают нужным. Меня обучал лорд Веломри, и это был самый невероятный опыт в моей жизни. Он знает много такого, о чём другие Лучезарные даже не слышали. — А Сумеречники? Олаф неуверенно повёл плечами. — Надеюсь, когда-нибудь он раскроет мне хотя бы часть своих тайн. Но пока я хочу передать свои знания тебе, если ты их примешь, конечно. Герда шумно выдохнула. После напоминания о Белом Палаче тревога усилилась. А что, если он незаметно подучил Олаф обращаться к Мраку? Что, если она может заразиться через взаимодействие? Хотя Николас должен чувствовать Мрак острее других. Бросится ли он ей на выручку, если почует неладное? А если не бросится, то что будет делать в обществе двух Предвестников, один из которых знает его тайну? — Герда! — Олаф тронул её за плечо. — Ты отлично от всего отрешаешься без моей помощи. Но нужно научиться делать это в подходящее время, а не когда я вещаю о чём-то важном. Между прочим, сейчас я чувствую себя очень глупо. Она пристыженно потупилась. — Прости, медитация так на меня действует. — О, нет! В первые дни во Дворце ты уходила в себя безо всяких медитаций просто потому, что тебя терзали переживания. Давай поговорим. Что тебя гложет? Поездка, лорд Веломри, разлука с близкими? Может быть, Морти? Не подавляй в себе эмоции, это вредно. Мне не нужно, чтобы ты улыбалась по моей указке. Я понимаю, что тебе необходимо время, чтобы принять произошедшее. Она нервно кусала губы, не зная, что ответить. — Я не жалею, что поехала с вами. Все, кто мне дорог, на этом корабле. И мне не терпится увидеть новые земли. В детстве я мечтала странствовать с котомкой на плече, как герои моих любимых сказок. — Значит, Морти? Если он тебе не понравится, мы высадим его в Тегарпони и найдём кого-то более подходящего. Я дам ему денег, чтобы он вернулся на Авалор, так что бедствовать он не будет. — Нет, более надёжного телохранителя не будет. Я найду с ним общий язык, как и он научится уживаться с командой корабля. Нам действительно нужно только время. — Лорд Веломри? Герда отвела взгляд. — Ну, да. Ты оборвала нашу связь, как только я заговорил о нём. Мне стоит поменьше им восхищаться? — Олаф обезоруживающе улыбнулся. — Подходить к его поступкам более критически — это точно. Он сжёг Заречье. — Это случилось сразу после войны. Все находились в напряжении. Ждали нападения Норикии и большого кровопролития. Он показал нашу силу и устрашил всех, кто собирался бросить нам вызов. Если бы у меня хватило духу поступить так же, возможно, восстания в Ловониде удалось бы избежать. — Нет, он сжёг свой родной край не поэтому. Он хотел уничтожить воспоминания о своей человечности. Он преследовал Комри не потому, что они были преступниками, а потому что знал, что они — наследники авалорского престола. Он отказывается прекращать войну и преследует Сумеречников, хотя те уже никакой угрозы не представляют и могли бы договориться с вами о мире. Он сам виноват в гибели своей жены, потому что не смог отпустить, когда понял, что она не станет одной из вас. — Откуда ты знаешь? — нахмурился Олаф и легонько погладил её щёку. — Снова колдуны нашептали? Я же уже обещал, что докопаюсь до правды. Но пока стоит поостеречься с выводами. — А как же лорд Комри? — отстранилась она. — Его я тоже не стану осуждать, пока его вину не докажут. Она смягчилась и всё же решила открыться: — Я боюсь, что лорд Веломри и тебя заразил Мраком. Пускай даже неосознанно, ты можешь передать его мне. Я видела Предвестников своими глазами и не хочу становиться такой. Если это произойдёт, я умру так же, как… как жена лорда Веломри. — Лайсве? Считаешь, она погибла из-за того, что лорд Веломри заразил её Мраком? Герда медленно кивнула. — Я видела осколок в виде антрацитового спрута в его сердце и чёрные прожилки в ауре. Слышала, как призрачные голоса шептали в его уши приказы. — Хорошо, допустим, — Олаф повернулся к окну, высматривая что-то в пенной дороге за кормой. — Но за мной же ты ничего подобного не замечала? Или нет? — Нет, ни спрута, ни прожилок, ни голосов. Но… — она неловко сглотнула. — Иногда ты вёл себя странно. Когда спасал меня от Флавио, когда подглядывал за моими снами, когда сражался с Арнингхэмом, когда нанимал мастера Стигса. Может, виноват резонанс, может, что-то другое, я не знаю. Мне бы хотелось понять. — Моё неравнодушие кажется тебе странным? — наигранно обиделся Олаф. — Правду говорят, не делай добра — не получишь зла. — Прости! Попробуй поставить себя на моё место. Меня всю жизнь обманывали, говорили одно, а делали другое. Ты сам прекрасно знаешь, что орден многое скрывает от пресветловерцев. Например то, что вы тоже колдуны и просто боретесь с Сумеречниками за власть. — Я не вру и не лицемерю. Не имею такой привычки. Но я тебя понял. Давай попробуем перебороть твой страх. Я снова попытаюсь тебя расслабить и покажу, как закрываться от чужих эмоций. А в награду ты увидишь кое-что необычное. И кто знает, может, ты найдёшь ответы на все свои вопросы. Он ласково улыбнулся и склонил голову набок. — Соблазняешь! — засмеялась Герда. — Эта роль для меня новая, так что я тоже только учусь и вряд ли смогу избежать ошибок. Герда снова села, скрестив ступни, зажмурилась и принялась считать вдохи. На этот раз Олаф легко проскользнул в её голову. Ласково щекотнув серебристых рыбок-мыслей, он расправил тревог сети и выпустил пленников в океан сознания. Тело стало лёгким, все ощущения плавно исчезали. Герда чувствовала себя качающейся на волнах былинкой. Ни корабля, ни его команды — никого не существовало. Даже Олаф стал прозрачным, незаметным, чистым листом. — Отлично! — заявил он, вытягивая её из транса. Герда отпускала пьянящие ощущения с сожалением. — Ты податливая, как глина. Если так пойдёт дальше, то мы многого добьёмся. — Уроки всегда казались мне слишком короткими, — ответила она не слишком счастливо. — О, мы ещё не закончили! Ложись на спину и расставь руки и ноги в стороны так, как тебе удобно, — с воодушевлением велел Олаф. Герда растянулась на постели. Олаф поставил стул у изголовья и уселся на него. — Закрой глаза и расслабься, как раньше. Главное, не засыпай. Герда попробовала. Лёжа она никогда не медитировала. Разве что когда не получалось заснуть, она считала кольца на деревянном потолке. Сразу после вызванного Олафом транса вернуть ощущения оказалось очень легко. — Хорошо! Глубже уходить не надо. Обычно во время медитации ты сливаешься с миром, растворяешься в нём, а сейчас тебе, наоборот, нужно отделить себя от него и почувствовать своё тело. Сосредоточься на своей макушке. Чувствуешь её? Чувствуешь, как я к ней прикасаюсь? — Да, — с трудом преодолевая полусознательное состояние, пробормотала она. — Теперь я уберу руку. Всё ещё чувствуешь? В макушке нарастает жар, его всё больше. Да, вот так, он окрашивает твою ауру новой, более сильной энергией. Вдох-выдох, осторожно отпускай эту точку и передвигай внимание на левую руку, — Олаф нарисовал пальцем круг на её ладони, и та будто вспыхнула. Потом они перешли к правой руке, правой ноге и закончили левой ногой. — Отлично! Дальше самое сложное — попробуй почувствовать все точки одновременно, поровну распредели своё внимание между ними. Вот так, да. Направляй в них больше энергии. Чувствуешь, как тепло распространяется дальше по всему телу? Представь, что оно окутывает тебя, как кокон. Очень плотный и прочный. Никто посторонний не может в него попасть. Даже я. Чувствуешь? Она молчала. Его голос стал глухим, будто доносился издалека и искажался эхом. Не хотелось никого допускать в мирок полной тишины и спокойствия. Никаких посторонних голосов, эмоций, мыслей. Только прохлада, невесомость и запах солёного океана. Но долго наслаждаться приятными ощущения ей снова не позволили. В кокон вонзились сильные руки, обхватили её за запястья и потянули на себя. — Не сопротивляйся. Пора возвращаться, — послышался глубокий, отдающийся в висках голос. Герда с трудом разлепила веки. Олаф наблюдал за ней с безмятежной улыбкой. — Вот так надо закрываться от посторонних эмоций. Со временем ты научишься создавать кокон без моей помощи, раздвигать его границы, быстро входить в него и выходить. Она слабо улыбнулась, по щекам растекался румянец. — Это техника ветроплавов? — Флавио пользовался ею? — заинтересовался Олаф. Николас! Ей пользовался Николас. — Бывало, что он уплывал взглядом вглубь себя, словно отрешался от всего мира, и я долго не могла его дозваться. Теперь я, кажется, понимаю, что он так отстранялся и сбрасывал с себя тяжесть. — Что за тяжесть может быть у бессовестного головореза? — Олаф удивлённо вскинул брови. — Только не надо искать ему оправдания, я уже вынес приговор. — Нет, я… я про ветроплавов. Зачем им закрываться от чужих эмоций? Они же не чувствуют их так, как мыслечтецы, — поправилась Герда, чтобы Олаф ни о чём не догадался. — Их ветрощиты сродни нашим мыслекононам. Раньше стихийные способности не делились на прямые и опосредованные. Каждый одарённый мог немного сгущать воздух и немного читать мысли. Уже после переселения в Мунгард кто-то предпочёл развивать силу, а кто-то разум. Хотя нельзя сказать, что ветроплавы глупые, а мы слабые. Чтобы предельно развивать ветроплав, они с рождения вынуждены закрываться от мыслечтения. Они делают это неосознанно, как дышат. Именно поэтому на них так сложно воздействовать. — Я слышала об этом и никак не могу перестать думать. Они наши братья, даже ближе, чем другие Сумеречники. Ужасно, что мы вынуждены сражаться друг с другом, — Герда села на кровати и зябко обняла себя руками. — Мы повзрослели и покинули родительское гнездо. Пришла пора разделиться. Они сделали свой выбор, мы — свой. И теперь каждый должен отвечать за свои поступки невзирая на родство, — жёстко ответил Олаф. — А как мы закрываемся от ветроплава? — поспешила Герда сменить тему. — Никак. Наши способности просто не переносят его воздействие. Ладно, на сегодня закончим. Ты отлично справилась и заслужила награду. — Что-то удивительное? — она мечтательно улыбнулась. — Волшебное. Ложись обратно и закрывай глаза. Мне снова придётся войти в твой разум, — велел Олаф. Он без сопротивления скользнул в её мысли. В этот раз он не менял их поток, а раскрыл для неё свои воспоминания. Вокруг закружилась сверкающая хрустальная рыбка, до того причудливая, что Герда не удержалась и погладила её пышный хвост. Глаза обожгла ярка вспышка. Пелена слёз спала, и Герда обнаружила себя среди толпы зевак на выжженом зноем поле. Посреди него стояли два высоченных столба, между которыми была натянута верёвка. По ней в лучах умирающего солнца грациозно вышагивал человек в красно-чёрном демоническом костюме. От восхищения перехватило дух. Герда подалась вперёд. Николас! Огненный свет заката затапливал всё поле. Казалось, смелый канатоходец парит над пылающей бездной, как когда-то парил над заснеженными пиками Полночьгорья. Солнце зашло, и в тёмной вуали сумерек вспыхнули огромные крылья. Зелёный, синий и пурпурный свет с пульсацией вырывался из лопаток канатоходца, тянулся к бледному ободу луны. Тени рисовали очертания пышных перьев. Крылья взмахивали всё чаще, поднимая Николаса к мёртвому Благословенному граду на Девятых небесах. Человеческий облик слезал с канатоходца, как позолота, являя его истинный нечеловеческий облик. Герда поражённо ахнула. Раздалось громкое кашлянье, и картинка исчезла. Так быстро Герду из транса не выводил даже Олаф. Она открыла глаза и часто задышала. Лицо Олафа, бледное и покрытое испариной, находилось так близко к ней, что он губами почти касался её лба. — Вы бы предупредили, что собираетесь уединиться, — укорил их застывший у входа Николас. — Платок красный на дверь вывесили бы или не знаю… Олаф закашлялся и откинулся на стуле, позволяя Герде глотнуть свежего воздуха. — Это не то, что ты подумал. Мы занимались, и произошла досадная неприятность. Такое иногда случается, — ответил он, растеряв терпение и благодушие. Николас будто не заметил перемены в его настроении и продолжил ворчать: — Не нужно оправдываться. Отпустите меня в кубрик и занимайтесь здесь, чем хотите. Герда понемногу приходила в себя. Теперь она видела на лице Николаса знакомое выражение жгучей ревности. Он вёл себя так же, когда увидел, как она танцует с Финистом на празднике, хотят накануне наотрез отказался её сопровождать. Похоже, они вернулись туда, откуда начали. — Чего ты ведёшь себя, как чопорная старая дева? — возмутился Олаф. — Неужто твои попытки корчить из себя прожжённого негодяя — всего лишь лицемерие маменькиного сынка, который ни разу женщинам под юбки не заглядывал? Мы даже одежду не снимали. И хватит задирать капитана. Если будешь устраивать проблемы, я высажу тебя в Тегарпони. Тогда тебе не придётся терпеть наше общество и лицезреть наши занятия. Найму кого-нибудь более уравновешенного. В конце концов подобное может повториться, и хорошо, если кто-то будет рядом, чтобы нам помочь. Николас перевёл несчастный взгляд на Герду. Она хотела его успокоить, но могла лишь лежать изломанной куклой и беспомощно наблюдать, как его загоняют в угол. Если что-то случится во время занятий, помочь сможет только Николас, потому что он единственный на корабле понимает природу их способностей. — Ладно-ладно, никаких проблем. Я буду терпеть молча, — он плюхнулся на кровать и повернул голову к стене. Николас явно создавал вокруг себя непроницаемый кокон, которым закрывался от всего, что могло его уязвить. Олаф недовольно фыркнул и обратился к Герде: — Ты как? Он помог ей сесть и проверил зрачки. — Уже легче, спасибо. Слишком резко вышла из транса, ничего страшного, — тяжёлым хриплым голосом ответила она. — Дыши глубже. Скажешь, если голова будет кружиться или болеть. Рэнделл составил для нас рецепты восстанавливающих зелий. Я попрошу нашего лекаря что-нибудь по ним приготовить. — Да, спасибо! Что… что это было? — Резонанс. Не знаю, отчего наши способности так бурно реагируют друг на друга, — пожал плечами Олаф. — Может, это из-за моего отражения? Видение настолько меня впечатлило, что я неосознанно усилила его, и… — Возможно. Я раньше не работал с отражением, но будет очень интересно его изучать. Хотя… мне кажется, дело в том, что мы оба испытывали похожие эмоции. Скажи, где ты видела человека с крыльями? Герда нервно сглотнула и скосила взгляд на Николаса. — Что за видения? — спросил он тихо. Видимо, спрятаться в кокон ему не удалось. — А! Я показывал Герде твоё выступление на канате, — похвастался Олаф, забыв о ссоре. — А она дорисовала тебе огромные крылья в цвет павлиньего хвоста. Невероятное зрелище. Жаль, что мы не можем показать его тебе. — Да ну, зачем вы придумываете все эти глупости? — попытался он небрежно отмахнуться. — Крылья, скажете тоже. — Так Герда, где ты их видела? — Я… Флавио показывал мне свой «полёт над бездной» в Полночьгорье. За его спиной появились огни Червоточины, и мне показалось, что это крылья. — Какой романтический образ! Понимаю, как Флавио удалось тебя очаровать, — хмыкнул Олаф. — Ветроплавы похожи на канатоходцев. Они наверняка учатся этому в детстве, чтобы лучше держать равновесие. Хм, — Олаф постучал пальцами по губам. — Не думал, что Флавио настолько силён и виртуозен во владении даром. Когда я сражался с ним, он показался мне заурядным. А по твоим рассказам выходит, что он мог потягаться даже с лордом Комри. Что теперь делать? Сейчас Олаф догадается, что резонанс у них наступил, потому что они видели виртуозную работу одного и того же ветроплава, который не мог быть никем иным, кроме лорда Комри. Олаф вопросительно смотрел на Герду, та косилась на Николаса в надежде, что он что-нибудь придумает. Он ведь такой изворотливый! Да, она виновата в том, что солгала Олафу, но если бы она сказала правду, стало бы только хуже. Что же это такое: что ни выберешь, всё плохо! Николас смотрел вдаль, обернувшись своим дурацким коконом, словно происходящее его вовсе не касалось. Молчание затягивалось. Казалось, они втроём, запертые в одной комнате, сидели в немом оцепенении целую вечность. Плескалась вода, кричали чайки, скрипели снасти и слышалась звучная песня матросов: «Что будем делать с пьяным матросом рано-рано утром? Побьём его розгой, побреем ржавой бритвой, напоим солёной водой? В трюм его, парни, нет, вздёрнем на рее, нет, лучше за борт и на корм акулам! Вот что мы сделаем с пьяным матросом рано-рано утром!» (*) — Очевидно, романтичные девушки склонны преувеличивать достоинства своих избранников и не замечать их недостатки, — огорошил всех своей фразой Николас. — Думаешь? — покривился Олаф. — Герда, неужели ты до сих пор что-то чувствуешь к Флавио? Поэтому ты так цепляешься за его слова о том, что мы одержимы Мраком, хотя никаких доказательств нет? Но это же Флавио пытался тебя убить. Он далеко не так хорош, как тебе кажется. Зря ты сравниваешь его с Морти. Он хоть и не обладает даром, но способен на куда большие чудеса, чем любой колдун, ловко пользующийся игрой света и стихий. Поверь, я видел обоих и могу непредвзято оценить каждого. Герда переводила недоумённый взгляд с одного парня на другого. О чём они говорят? Олаф же сам без меры превозносит тех, кем восхищается и закрывает глаза, даже когда правда бьёт в них яростным светом. Что с лордом Веломри, что с Николасом, что даже с ней. А туда же, беспристрастным судьёй завётся! — Да уж… — чтобы спасти положение, Николас снова подал голос, завёл руку за спину и неловко почесал лопатку. — Глупо прощать и оправдывать того, кому твои чувства не нужны и кто их не ценит. Цепляться за прошлое, за несвершившиеся мечты бесполезно. Это как бросаться в могилу к умершему родственнику. Ничего уже не вернёшь и не изменишь. Нужно просто смириться и отпустить, даже если человек, твоя любовь к нему безумно тебе дороги. Жизнь слишком коротка, чтобы растрачивать её на пустые сожалениях о тех, кто никогда не был достоин тебя. Герда с шумом выдохнула. Да как он может! Как может давать двуличные советы, когда сам недавно зеленел от ревности по пустячному поводу! Она поднялась так резко, что голову повело. Олаф застыл в испуге, а Николас дёрнулся, чтобы её поймать, но уловив выражение её лица отпрянул. — Что же вы, высокомерный циркач, сами своими советами не пользуетесь и только и делаете, что тоскуете о прошлом? — она ткнула в вышивку на его рубашке, а хотелось надавать оплеух. Николас поражённо воззрился на её разъярённое лицо. Ну, почему всё получается так глупо и неестественно? Даже приличный скандал закатить не выходит. — Где мой лис?! — требовательно спросила она. — На палубе. Решил размять лапы… или погонять крыс в трюме, кто его знает? Ты только это… не суй больше пальцы ему в рот. Всё-таки он дикий… зверь, — счёл свои долгом предупредить Николас. Герда воинственно вскрикнула и замахнулась на него. Николас оторопело вжался в стену. Развернувшись на каблуках, она бросилась за дверь. Николас хотел бежать за ней. Ведь ей только что было плохо, и она могла упасть. Но, заметив ошалелый взгляд Олафа, он передумал. К тому же, она слишком остро реагировала на любое его слово. — И что с ней делать? — Олаф истощённо растянулся на собственной кровати. — Я был уверен, что уж чью суть, так это своего несостоявшегося благоверного, она разглядела. И почему она так упорно верит его словам? — Я пытался её переубедить, ты же видел. Надо просто поменьше ей об этом напоминать. Думаю, со временем новые впечатления от путешествия вытеснят старые, и она обо всём забудет. — Мда, столько забот со всеми вами! Ехал бы один и переживал только о том, где пополнить запасы воды и как безопасней пройти между рифами и скалами, — посетовал он. — С товарищами путешествовать веселее. Они могут подсобить и поддержать, когда становится невыносимо тяжело. Обещаю, я больше не буду цеплять ни капитана, ни даже Герду. Если возникнут сомнения, то обсуждать я их буду только с тобой. Мы справимся вместе. Олаф повернул к нему голову, с любопытством изучая золотую ветвь на рубашке. — Красивая. Похожа на свадебную. Так Герда права? Она очень остро ощущает чужие эмоции, так что не отрицай их. Что у тебя случилось? — Ничего, — Николас опустошённо пожал плечами. — Мы расстались. — Странно. Когда мы встречались в «Чёрном петухе», у тебя был такой скорбный вид, что я решил, что твоя невеста погибла. — Нет. Она просто ушла к другому. Обстоятельства, законы общества — всё было против нас. Я думал, что справлюсь. Приложу все силы и… ничего не вышло. Я оказался слишком слаб, чтобы воевать против всего мира. А раз так… не стоило даже начинать. — Тут ты неправ. Я не жалею о том, что полюбил Сесиль и пытался ей помочь. Я был счастлив с ней, как и ты был счастлив судя по тому, что до сих пор носишь эту рубашку. — У меня нет другой. Одежда же дорогая, — небрежно отмахнулся Николас. — Намекаешь, что я должен повысить тебе жалованье? — шутливо выгнул бровь Олаф. — Жить прошлым нельзя, но и отказываться от него глупо. — Нужно искать срединный путь. Для нас всех. Олаф улыбнулся и кивнул. Даже после самых страшных гроз на небе появляется радуга. (*) Народная ирландская песня-шанти «Drunken sailor», вольный перевод автора