Огни юга

«Музыку» словно оберегали высшие силы: погода оставалась ясной, дул попутный ветер, море было спокойным и вражеские суда не показывались на горизонте. Интересно, кто именно покровительствовал путешественникам: неведомый Пресветлый, зловещий Мрак или старые боги Сумеречников? В порт Тегарпони «Музыка» прибыла в назначенный срок через полторы недели после отплытия из Дубриса. — Мы проведём здесь несколько дней, пока не пополним запасы и не разыщем проводника. Чтобы не скучать, вы можете прогуляться в город, — предложил Олаф, пока они собирали вещи в каюте. — Я могу остаться, чтобы не доставлять лишних хлопот. Не хочу выглядеть капризным ребёнком, — попытался отказаться Герда. — Какие хлопоты? Корабль в руках надёжной команды. Мы ничем им не поможем, лучше не мешаться под ногами, — возразил Олаф. — Мне самому придётся посещать заведения с сомнительной репутацией. Для тебя там будет слишком опасно. — Наше знакомство вышло неважным, по позволь мне загладить вину, — Николас выразительно глянул на неё. Герда напрягла крылья носа и шумно выдохнула, втайне надеясь, что хоть немного похожа на разъярённого дракона. Она не остыла после ссоры и всеми силами избегала Николаса. Сейчас ему, видимо, хотелось прогуляться, поэтому он готов был использовать её, как предлог. Если она начнёт сопротивляться, то им всем не поздоровиться. Герда сожалела о своей вспышке гнева. Хотя Олаф был рядом и прежде Николас никогда не распускал руки, но он вполне мог ответить на её выпады. Нечестно и глупо было пользоваться стесняющими его обстоятельствами. — Уверяю, со мной тебе ничего не угрожает. Мы замечательно проведём время, — продолжал он заливаться соловьём. — Дай Морти шанс. Тегарпони тихий город. Воспринимай прогулку, как тренировочный бой, — предложил Олаф с улыбкой. — Если что-то с твоим телохранителем не так, то лучше узнать об этом в Мунгарде, пока ещё можно нанять другого. На лицо Николаса набежала тень. — Так уж и быть, схожу, — ответила Герда после необходимой паузы. Нельзя вызывать подозрений. — Очень надеюсь, что мастер Стигс не подведёт меня в этот раз. Она выразительно глянула на Николаса. Тот ответил ей невозмутимой, но совершенно неискренней улыбкой. — О большем я и не прошу, милосердная госпожа. — Что ж, раз всё решено, будем готовиться к высадке, — заключил Олаф. Когда они вышли на палубу, уже окончательно рассвело. Путешественники замерли у фальшборта: Герда по левую руку от Олафа, Николас по правую. В утренней дымке показались зыбкие очертания песчаного берега. Вдали высились покрытые зеленью горы. На вершине одного из утёсов тускло догорал свет маяка. Окружённую скалами бухту облепили живописные домишки, сложенные из песчаника, с огненно-рыжими черепичными крышами. Для северян, привыкших к дереву, такой вид был в диковинку. У берега деловито сновали рыбацкие лодки. Порт здесь был более скромный, чем в Дубрисе, куда меньший в размерах, хотя судов стояло очень много. — Для нашей «Музыки» держали место загодя. Преимущество голубых парусов ордена. Бывал когда-нибудь в Священной империи? — обратился Олаф к Николасу. — Только в Эскендерии. Интересно посмотреть, где зародилась вера в Пресветлого. — О, это то самое место! В Тегарпони пресветловерческая община появилась одной из первых. Ею руководил весьма почитаемый проповедник, Умберто Диаз. Он прославился стойкостью во время гонений. — А что с ним случилось? Его казнили? — робко спросила Герда. — Нет, ему повезло пережить все лишения. Состарившись, он передал свою паству сыну Ферранте. Он тоже многое повидал на своём веку, был очень любим в народе и водил дружбу с женой лорда Веломри. Говорят даже, что она стала заступницей его сына Руя во время наречения. Это одна из самых важных церемоний пресветловерцев, на которой новорождённому дают имя и посвящают его богу, — объяснил Олаф, неверно истолковав удивлённые взгляды товарищей. Лайсве? Герда припоминала какую-то историю с проповедником, но дневника у неё не осталось, чтобы удостовериться. — Ферранте уже умер, но Руй, кажется, до сих пор проповедует здесь. Выходцы из рода Диаз обладают необычайным ораторским даром. Когда кто-то из них говорит, кажется, что на землю спускают Небесные посланники и благословляют людей прикосновениями. Кто знает, может, вам повезёт, и вы увидите выступление внука Умберто Златоуста. — Было бы здорово, — впервые за долгое время воодушевилась Герда. Его можно было бы расспросить о Лайсве, если он, конечно, её помнил или хотя бы слышал рассказы отца. Николас, видимо, думал так же. Моряки обмотали швартовы вокруг кнехтов. Капитан разрешил высадиться на берег. Гилли Ду забился между бочек, отказываясь спускаться по трапу. Сколько Герда его ни упрашивала, он только скулил и закрывал глаза пышным хвостом. Николас отодвинул её в сторону. — Ты собрался тут остаток жизни провести? Живо на берег! Живо, я сказал! Иначе останешься без вечернего сала. И не надейся разжалобить Герду, — он метнул в неё строгий взгляд, и та невольно сжалась. Почему Николас стал так грубо обходиться с теми, кто его когда-то любил? Лис выполз из укрытия на пузе, но добравшись до трапа, покатился по нему кубарем под дружный хохот матросов. Николас бросился за ним, опасаясь, что лис свалится в воду. Судя по всему, плавать он не умел. Но, кувыркнувшись через голову, Гилли Ду приземлился на причале. Герда истощённо закрыла лицо рукой. Лис подскочил, повёл носом и умчался по направлению ближайшей лавровой рощи. — Совсем он у вас дикий, — посетовал Олаф, догнав стоявшего на причале Николаса. Тот оторопело смотрел вслед своему питомцу. — Морти, ты плохо справляешься с обязанностью дрессировщика. — Я вообще-то телохранителем нанимался, — ответил тот и протянул руку Герде. Та её приняла: — Уверена, он скоро вернётся. За хозяином этот лис пройдёт через весь Гундигард. — Имеешь в виду, за хозяйкой? — подмигнул ей Олаф. — Да, — сдавленно ответила Герда. Они расстались у складов. Олаф занялся хозяйственными делами, а Герда с Николасом отправились в город. Хотя с моря дул свежий ветер, в Тегарпони было душно. Солнце нагревало камни стен и мостовые так, что жар сочился изнутри, обжигая незакрытую одеждой кожу. Тело становилось липким и тяжёлым. Люди прятались в тени домов и деревьев. Только коты, вытянувшись плашмя на брусчатке, млели под палящими лучами. Без Олафа Герда почувствовала себя намного свободней. Больше не требовалось удерживать на лице притворную улыбку и следить за каждым жестом. Николаса она, конечно, побаивалась, но не из-за правды о себе. — Куда вначале, на рынок или за город посмотреть руины? — поинтересовался он. — Сам выбирай. Это ведь ты хотел прогуляться, — безразлично буркнула она. — Перестань дуться. Я не собираюсь тебе вредить. Ты — мой единственный шанс добраться до Гундигарда. Он вынул из мешка книжку в потрёпанной обложке и вручил её Герде. — Знак доброй воли. Да это же дневник бабушки Лайсве! — Спасибо! — Герда прижала своё сокровище к груди. — Не за что. Пускай мы и не друзья, но мешать друг другу незачем, — примирительно ответил Николас. — Если тебе всё равно, вначале заглянем на рынок. Очень любопытно увидеть знаменитого Руя Диаза. В Урсалии Николас не пропускал ни одно из выступлений заезжего проповедника, хотя казалось, что он должен был пресекать речи пресветловерцев. Наверное, Николас хотел понять их. Не Лучезарных, о которых знал всё и даже большее. А простых неодарённых людей. К чему они стремились, чем жили, и каким образом новая вера покорила их сердца. — Как прошло твоё знакомство с дедом? — нарушил молчание Николас. — Насчёт него ты не солгал, — попыталась Герда говорить спокойно. — Я видела осколок Мрака у него в груди. Такой жуткий антрацитовый спрут, присосавшийся щупальцами к сердцу. — Правда? В детстве, когда я рассказывал отцу и королю Лесли, что у него чёрное сердце, они только смеялись. Мол, какой замечательный образ для коварного убийцы. — Он прочитал меня. Он всё видел. Отца, тебя, бунтовщиков, нашу свадьбу. Но предпочёл сохранить всё в тайне. Боюсь, Белый Палач хочет сделать из Олафа Предвестника. Только ума не приложу, зачем понадобилось отправлять его к южным вратам Червоточины. Николас задумчиво потёр переносицу. — Наверное, там находится особое место силы. Если Мрак сродни нашим стихийным способностям и магии демонов, то возле Врат его влияние возрастёт многократно. Хотя с таким же успехом можно было поехать в Нордхейм. Значит, это что-то другое, но наверняка нужное для обращения. — Его называют ритуалом Просветления. Олаф говорит, что он требует долгой подготовки, многие после него умирают, но выжившие встречаются с Пресветлым. Цвет их глаз меняется, а в сердце впивается осколок, — хоть кому-то можно высказать все свои тревоги. Пускай он больше и не друг. — А тебя дед просветить не предлагал? — Нет. Он сказал, что я нужна Олафу и предупредил, чтобы я не рассказывала ему о Предвестниках. — Очень интересно. — И ты… ты не попытаешься его спасти? — на мгновение ей показалось, что он вовсе не так плох, как притворяется. — Олаф мне не поверит. Я уже солгал ему. А если он узнает, что я колдун, возглавлявший бунт на Авалоре, то отправит меня на корм акулам. — Нет! Он благороден и разумен. Если бы ты просто попытался… — Этот благородный убивал и осуждал на смерть моих людей. А тебя спас только потому, что посчитал своей. Думаешь, он оставил бы тебя в живых, обладай ты ветроплавом, а не мыслечтением? — загнал Николас её в угол вопросами. — Но ты же меня не тронул! — схватилась Герда за последнюю соломинку. — Так ты говоришь, что он разумен, а я этим похвастать не могу, — парировал Николас. По узким улочкам вдоль домов с оплетёнными лозами балконами они вышли на рыночную площадь. Шум заставил их прервать перепалку. Здесь продавали всё: продукты, животных и птиц, ткани и украшения, инструменты для хозяйственных работ и оружие, благовония и специи. Никакой системы в рядах прилавков не наблюдалось. — Давай купим что-нибудь, а то нас не поймут. Чего бы тебе хотелось? — спросил Николас. Герда пожала плечами. Её сокровенное желание он уже отказался выполнять. — Я взяла с собой книги из дворцовой библиотеки. Вряд ли здесь найдётся что-то более интересное. — Ты хоть о чём-нибудь думаешь, кроме книг? — возмутился Николас и потащил её к прилавку с цветастыми шалями. — Какая тебе нравится? Они все выглядели красиво: воздушная ткань, длинная бахрома. Вышивка — цветы, перья, экзотические птицы — какие изумительные краски! На севере таких не сыщешь. — Вот эта хорошая, — Николас взял шаль нежного песочного цвета с васильками и обернул вокруг плеч Герды. — Тебе идёт. Нравится? Она присмотрелась к рисунку. Он навевал воспоминания о пшеничных полях родного Белоземья. Синие цветы как капли живительной влаги между золотыми колосьями. Даже барды воспевали их простую красоту в героических песнях. Герда невольно улыбнулась. Николас умел угадывать, что ей придётся по душе, даже когда она сама этого не представляла. — У вашего мужа отменный вкус, — польстил им торговец. — Вы же чужеземцы? Наши мужчины дарят эти шали своим жёнам, чтобы они прятали под ними свои лица от злых взглядов. — Мы не… — запнулся Николас. Герда густо покраснела и потупилась. — Не важно. Так тебе нравится? Сколько стоит? Он заплатил, и они поспешили прочь от любопытных взглядов. Шаль приятно лежала на плечах, будто обнимая руками любимого мужчины. Хоть это было и неправильно, но Герда продолжала млеть от подарков и знаков внимания Николаса. Вот бы счастливые концы случались на самом деле, и никакие кошмары и предательства не могли разрушить истинную любовь. — Спасибо, мне приятно, — выдавило Герда из себя, когда молчать стало невмоготу. — Ерунда. Лучше бы ты сама выбрала, я в этом ничего не смыслю. — Неужели есть на свете то, в чём ты не разбираешься? — полушутя заметила она. — В еде и одежде я полный профан. Разве ты не знала? Она прыснула в кулак. Эглаборг вечно причитал о его плохом вкусе и безразличии к внешнему виду на весь дом. Развеселившись, они купили фиников и жареных каштанов. Последние Николас уплетал с таким аппетитом, что Герда усомнилась, что в еде он не разбирается. Просто привереда жуткий! Следующую остановку они сделали у прилавка с диковинками. Здесь продавали ожерелья из камней, ракушек и семян растений. Простые и незатейливые, какие Герда сама делала в детстве, но попадались и очень своеобразные. В ряд стояли деревянные фигурки, чучела невиданных зверей и птиц. Герда с Николасом с одинаковым интересом разглядывали товар, когда к ним подошёл лысый торговец в длинной синей тунике и красном шаппероне с перекинутыми через плечо ворсистым шлыком. — Ищите что-то особенное? Я продаю артефакты из Гундигарда. Таких вы больше нигде не увидите. — Он наклонился к Николасу и прошептал: — У меня есть вещицы необыкновенной силы: талисманы на удачу, для защиты от сглаза и порчи. Если собираетесь заводить детей, то это убережёт вас от многих горестей. Есть ещё средство для увеличения мужской силы и женской плодовитости, — он бросил на Герду многозначительный взгляд. Откуда тут все знают, что они с Николасом женаты? Даже Олаф ведь ни о чём не догадался! — Разве Пресветлый не запрещает колдовство? — притворно удивился Охотник. Торговец отпрянул: — А вы что, Лучезарный? У меня есть разрешение от магистрата и храмовников! — Разве похож? — криво усмехнулся Николас. — Я просто чужеземец, и неприятности мне не нужны. Торговец задумчиво прищурился и скосил взгляд ему за спину. Николас проследил за ним, и его настроение тут же изменилось. — Послушайте, мне надо отлучиться. Не могли бы вы присмотреть за моей женой, пока она будет выбирать сувениры? — Да, конечно. Тегарпони один из самых безопасных городов на побережье. Стражники особенно рачительно следят за порядком на рынке, так что можете не переживать, — торговец указал на смуглого крепыша с дубинкой. Тот стоял на углу торгового ряда и пристально наблюдал за происходящим. — Если с ней что-то случится, — Николас красноречиво провёл пальцем по горлу и обратился к Герде: –Выбери что-нибудь для нас обоих и никуда не уходи. Я быстро. Куда это он? А впрочем разве она может ему запретить? Он скрылся за углом. — Его угрозы — это серьёзно? — спросил торговец. — Он воевал в Эламе, — не нашла ничего лучше Герда, кроме как повторить ложь Николаса. — Теперь его иногда заносит. Простите! — Я думал, вы северяне, — удивился торговец. — Не грустите. У меня есть, чем вас развеселить. Он достал из-под прилавка большую шкатулку, доверху наполненную разноцветными камушками. — Конечно, это не алмазы с рубинами, но тоже очень красивые, а стоят куда дешевле. Сейчас подберём вам подходящие украшения. Да не кривитесь! Эти камни — истинное волшебство, — он вкладывал в ладонь Герда по одному и рассказывал, где их находили и какими свойствами они обладали. Герда завороженно смотрела на их блеск, щупала то гладкую, то шершавую поверхность, взвешивала и растворялась в рассказах торговца. Кажется, ораторским даром здесь обладали не только проповедники. Николас вернулся, едва торговец успел ей всё показать. — Ну как? — нетерпеливо спросил Охотник. — Что выбрала? Герда потянулась за ярко-алыми, горящими бусами. Вроде тоже из камушков, хотя на ощупь они оказались более мягкими, лёгкими и тёплыми, как косточки. — О, это благородные кораллы из тёплых южных морей. Изысканное украшение, оно подчеркнёт цвет ваших губ и щёк. Все соседки будут вам завидовать, — лукаво подмигнул ей торговец, одобряя выбор. — А для меня? — с наивным мальчишечьим блеском в глазах спросил Николас. Сейчас он получит сполна за свою грубость! — Вот этот дружочек. Он очень на тебя похож, — Герда указала на фигуру человечка из светло-зелёного жадеита. Его ноги были согнуты в танце, тело испещрено рисунками птичьих перьев, они же торчали из лопаток, словно крылья. Руки человечек раскинул в стороны. А головой ему служил плоский змеиный треугольник. Но самым выдающимся было его мужское достоинство. — И чем же, интересно? — похабно выгнул бровь Николас. Щёки опекло румянцем. Герда стыдливо отвела взгляд. Николас не выдержал и засмеялся. Показалась, что ему очень хочется её обнять. И почему всё, что она делает, получается так глупо? — О! У вашей супруги не только утончённый вкус, но и намётанный глаз! — подхватил разговор торговец. — Это Пернатый змей, идол из племени кавач. Олицетворяет плодородие земли и свободолюбие воздуха. Дикари считают Пернатого змея своим легендарным правителем. Он открыл им многие секреты ремесла. За слишком милосердный нрав Пернатый змей был свергнут и убит своим коварным братом Псоглавцем. Вот он, — торговец показал вторую фигурку из жадеита. Голова у неё оказалось собачьей, правда, безмятежной, а не оскаленной. Он застыл в напряжённой позе, одной рукой придерживая весы, а второй сжимая пеньковую плеть. Его срам скрывала набедренная повязка, и выглядел он куда приличнее «праведного» брата. — Он больше похож на судью, а не на злодея, — задумчиво заметила Герда. — О, он и есть судья мёртвых. Просто судей никогда особенно не любили, — усмехнулся торговец. — Берите обоих — они будут сильно скучать в разлуке. Отдам за полцены. Николас взял обе статуэтки и взвесил их в руках. Его взгляд задержался на Псоглавце, хотя сделан он был куда менее искусно, чем Пернатый змей. Тронул пальцем плеть, и её хвосты закачались из стороны в сторону. — А нас не постигнет участь этих братьев? — полушутя поинтересовался он. — О, нет, что вы! Просто человеческая история у примитивных народов со временем становится легендой, а её герои, обычные люди, богами. А обычным людям свойственно лицемерие и вероломство. — Да, тут вы правы, — Николас с сожалением покосился на Герду. Ну, уж нет, это не она его обманула, а он её! — Я уверен, что жадеитовые братья уберегут вас от предательства и сделают так, чтобы всё зависело только от вашего выбора, — заявил им торговец и назвал удивительно скромную цену для такого дорогого и редкого камня, как зелёный жадеит. — Хорошо. Слово жены для меня закон. А за то, что вы за ней присмотрели, мы возьмём обоих. Николас даже торговаться не стал: отсчитал монеты, сложил фигурки в холщовый мешок и зашагал дальше вдоль прилавков. Герда засеменила следом, поправляя на шее новые бусы. — Где ты был? — осторожно спросила она, когда они замерли в стороне от рыночной суеты. — Обстряпывал одно дело. Не забивай себе этим голову, — отмахнулся он. — Теперь я полностью в твоём распоряжении. Жаль, что она не могла, как Олаф, выдавить из него всю правду. Они угостились сладостями, мёдом и сырами там, где торговцы предлагали попробовать перед покупкой, выпили вина, а после заглянули к оружейнику. Николас придирчиво изучил выставленные на продажу клинки и в полголоса обсудил с хозяином качество ковки, но ушёл ни с чем. — В Священной империи живут так богато, — удивлялась Герда, когда они проходили мимо галдящего птичника. Птенцы здесь были самые разнообразные: крапчатые, с вытянутыми клювами и забавными хохолками на голове. Таких Герда раньше не встречала и не представляла, кто из них может вырасти. — Тут не свирепствуют с налогами и помогают всем, кто жаждет трудиться в поте лица. Для пресветловерцев дело чести показать, что жизнь при них куда лучше, чем была при супостатах-Сумеречниках, — объяснил Николас. — Но Веломовия ведь тоже пресветловерческая страна. Почему у нас всё иначе? — недоумевала Герда. — По многим причинам. Здесь народ принял новую веру куда раньше, она распространялась мирным путём. Император Теодор I сам участвовал в борьбе за неё, когда был всего лишь военачальником. Хотя сейчас его наследник, император Мартен, такая же марионетка Лучезарных, каким был Лесли. Отпор Голубым Капюшонам могут дать разве что проповедники. Их здесь чтут, а у Лучезарных не находится поводов, чтобы в чём-либо их обвинить. Веломовию пресветловерцы захватили насильственным путём. Король принял веру пресветлого из страха, что его свергнут и казнят, как предыдущего императора Сальвани. Если в больших городах ближе к столице всё ещё чинно-мирно, то в провинциях народ откровенно боится и ненавидит Лучезарных. Золото на бесконечное противостояние с Сумеречниками предпочитают сосать из северных стран. Да и почвы на юге куда плодороднее, погода теплее, больше солнечных дней, урожай собирают дважды в год. Если покопаться хорошенько, можно найти ещё десятки причин благоденствия. — Когда ты успел так здорово разобраться в делах вражеских стран? — удивилась Герда. — Это лишь поверхностный взгляд. Пытаюсь мыслить, как король, хотя не уверен, что мне это пригодится, — пожал плечами Николас. — Прощение! Прощение! Продаю прощение за грехи прошлые и будущие, живых и мёртвых, частичное или полное. Спешите купить! Только сегодня цена снижена до предела! –з азывал мужчина в светлом балахоне, украшенном вышивкой с жёлтыми звёздами по подолу, воротнику и рукавам. — Прощение, подписанное Главным Проповедником обеспечит вам пропуск в Благостный край! Конец времён уже близок, покупайте прощение! Возле мужчины собралась толпа, звенели монеты. Рядом сновала детвора, ожидая, когда кто-нибудь обронит медьку или две. Николас окликнул юношу в тёмно-синей мантии, который следил за толпой с тоской во взгляде. — Скажите, мы не местные, это тот самый знаменитый проповедник-оратор Руй Диаз? — Что? Нет! — не сразу понял, о чём речь собеседник. — Руй Праведный отошёл от дел. Его единственная дочь родилась мёртвой, а вскоре после этого его жена бросилась со скалы в море. Ему не позволили их похоронить на городском кладбище, потому что не освящённым в вере и самоубийцам путь в Благостный край закрыт. Хотя если бы это случилось сейчас, то он бы с лёгкостью купил им прощение и похоронил, где хотел. Или нет. Руй всегда был принципиальным. Если бы он услышал об этом решении храмовников, его возмущению не было бы предела. — Жаль, очень хотелось его послушать, — разочарованно поцокал языком Николас. — Молодой человек! Вы, да, вы! –указал на него пресветловерец в светлом балахоне. — Не хотите купить прощение? Вижу, у вас молодая жена. В семейную жизнь лучше входить чистыми. Непростое это дело, ох, непростое. Кто знает, что может произойти. Купите прощение на будущее, и будете защищены от любых случайностей. Николас гортанно рассмеялся. Так громко, что на него воззрился почти весь рынок. — Мои грехи и грехи моих предков настолько велики, что их не искупит ни самое искреннее покаяние, ни уж тем более золото. В моём будущем такой Мрак, что даже загадывать нечего. Так что спасибо за предложение, но от ваших грамот я откажусь. — Ты что, насмехаешься над нашей светлой верой?! — взвился проповедник. — Сегодня в наш порт зашло судно с голубыми парусами. Одного моего слова хватит, чтобы тебя обвинили в богохульстве и отправили на костёр! — Можете пожаловаться Лучезарным, если вам от этого станет легче, — продолжая ухмыляться, повёл плечами Николас. — Но святотатствуете тут вы, подменяя высшую волю своей корыстью и жаждой наживы. Прощение не продаётся и не покупается. Иногда его можно заслужить у милосердных людей, но унять собственную совесть получится, только если её убить, как это сделали вы. Герда с ужасом дёргала его за рукав, пытаясь остановить, но он настолько увлёкся, что ничего не чувствовал. Сможет ли Олаф его защитить? А если вскроется правда?! Проповедник побагровел от злости и набросился на Николаса. — Да как ты смеешь баламутить народ! Я тут проповедник и несу слово Пресветлого людям. Я знаю, что да как, а ты только врёшь и искажаешь его мудрость! Не видать тебе Благостного края! Будешь вымерзать в жерле Червоточины всю вечность. Один, во Мраке вечной ночи, мучимый ликами тех, кто был тебе когда-то дорог! Николас снова зашёлся злым каркающим смехом. Герду колотила мелкая дрожь. На его лице застыла маска существа, чуждого людям и даже демонам. Голос вибрировал и разносился над всей площадью. Остальные звуки стихли, замер даже ветер. — Теперь ты говоришь правду. Конечно, буду. Никакое купленное на рынке прощение меня не спасёт. Не спасёт оно и тебя, потому что даже если Пресветлый перед твоими глазами, ты не узнаешь его и отправишь на костёр, так и не прикоснувшись к его мудрости. Проповедник в ужасе отпрянул. Толпа продолжала глазеть, люди в ближнем ряду протягивали руки, как зачарованные. — А теперь прошу меня простить, простить по-настоящему, без липовых грамот. Нам нужно возвращаться на корабль. Тот самый, что прибыл сегодня в порт под голубыми парусами. Николас развернулся и, взяв Герду за руку, двинулся прочь. Люди смотрели ему вслед, тревожно перешёптываясь. — Кто он? Говорил как Умберто Златоуст, будто на него озарение снизошло. Пресветлый гневается из-за ложных грамот или потому что проповедники стали брать плату? Хоть бы он нас не наказал. Может, упасть ему в ноги и просить о милости? Николас прибавил шаг. Герде пришлось догонять его бегом. — Зачем, ну, зачем ты дразнил это проповедника? Он ведь не Сумеречник и даже не твой подданный. Какая разница, как пресветловерцы обращаются со своим богом?! — взмолилась она, когда они отдалились от толпы на почтенное расстояние. — Беспокоишься за меня? — криво усмехнулся Николас. Если его что-то и напугало, то скорее фанатичная реакция толпы, а не угрозы проповедника. — Конечно! Вдруг Олаф не сможет тебя защитить? Или найдёт амулет Кишно и всё поймёт? — продолжала переживать она. — У меня нет амулета. А так… тебе же будет лучше, если меня разорвёт обезумевшая толпа. Тогда никто не узнает о нашем грязном секрете. Герда не выдержала и вырвала у него руку. — Ты невозможен! Почему ты считаешь искреннее беспокойство о тебе оскорблением? — Рад, что ты заметила. Она шумно выдохнула. Как с ним разговаривать? Он ведь ничего всерьёз не воспринимает, даже опасность. — Мастер чужеземец, погодите! — послышался сзади оклик. Они обернулись. К ним спешил юноша, с которым Николас разговаривал до перепалки с проповедником. — Только в ноги падать не нужно. Лучше сразу ведите меня на костёр, — утомлённо попросил Охотник. — Что? Я не за этим, — запыхавшись, ответил тот. — Я семинарист и не склонен к косным суевериям. Спасибо, что дали отпор проповеднику. Многие думают, как вы, просто боятся открывать рот. Вы хотели встретиться с Руем? — Вы знаете, где его искать? — спросил Николас куда более заинтересовано. — Знаю. После гибели своей семьи он долго странствовал по Империи и за её пределами. Пытался понять, что пошло не так, почему всё, за что сражались наши деды и отцы, оказалось никчёмным. Собирал единомышленников, хотел организовать сопротивление Лучезарным и хапугам-проповедникам, которые заботятся только о личной выгоде, а не служат людям. Но потом он разочаровался и ушёл по Дороге из звёздной пыли. — Он умер? — сдвинул брови Николас. — Нет, — усмехнулся юноша чужеземному невежеству. — Он отправился в паломничество по дороге из Констани к Краеугольному мысу. Во время Войны за веру одному из проповедников-основателей Пелайо приснилась Дорога из звёздной пыли. Её можно видеть в ясные ночи на небе. Она простиралась от Констани через всю Империю, а конечная её звезда — Вечерняя — указывала на Краеугольный мыс. Пелайо понял, что Пресветлый хочет, чтобы его паства расчистила этот путь от староверческой скверны. Началась долгая кровопролитная борьба. Много было побед и поражений, но, осенённые благословением Пресветлого, люди не сдались и в конце концов дошли до Краеугольного мыса. Это случилось на закате, когда багряное светило тонуло в Море теней. Уставший от мирской суеты Пелайо вошёл в воду, и Пресветлый указал ему путь в Благостный край по Дороге из звёздной пыли. Он исчез. Вскоре наша страна освободилась от староверов. Мы смогли безбоязненно справлять свои ритуалы и жить так, как пожелаем сами. Сейчас самые благочестивые из нас совершают паломничество к Краеугольному мысу, чтобы достигнуть очищения. — Красивая легенда. Паломничество звучит куда лучше, чем прощение за деньги, — смягчился Николас несмотря на то, что речь шла о временах, когда его, нет, их общие предки проиграли войну кучке неодарённых фанатиков. — Руй тоже в неё верил. В своё время по Дороге из звёздной пыли ходили его дед и отец. Когда он запутался и потерял веру, то решил, что настал его черёд. Если хотите встретить Руя, отправляйтесь на Краеугольный мыс. Он находится в дне пути отсюда. Вон она, Дорога из звёздной пыли, — юноша махнул рукой в сторону запада. — Паломники идут по ней сколько? Месяцы? А мы достигнем очищения всего за один день? Вам не кажется, что это нечестно? — снисходительно улыбнулся Николас. — Вы достигните только мыса, — качнул головой юноша. — Очищение — результат долгой и кропотливой работы души. Смысл паломничества не в том, чтобы получить прощение за грехи, претерпевая лишения и опасности, а в том, чтобы в одиночестве и скитаниях созерцать смерть и рождение природы, уходить от суетности бренного Дольнего мира вглубь себя. Только там, в своём внутреннем Море теней, можно отыскать Благостный край. Если на то будет воля Пресветлого, вы отыщите Руя на Краеугольном мысе. Охотник отблагодарил семинариста и повернулся к Герде. На его лице оставалось такое выражение, словно он задумал очередную каверзу. — Я должна сказать Олафу, что хочу сходить на мыс? — догадалась она. — Было бы весьма любезно с вашей стороны, — жеманно передразнил он куртуазную манеру знати и поднёс ладонь Герды к губам. Очень хотелось его пнуть, да так, чтобы выбить из головы всю дурь. Жаль, здесь нет Финиста. Он единственный мог дать Николасу отпор или хотя бы заставить задуматься. Как она раньше всего этого не замечала? Словно из-за влюблённости глаза застило пеленой, сквозь которую не проникало ничего плохого.