Огни юга

Плавание стало лёгким и приятным. Несмотря на отговорки Герды, Николас вновь взялся её тренировать. Приручить лиса он уже отчаялся, лазать по мачтам надоело, и нужно было чем-то себя занять, чтобы не маяться со скуки. — Пора переходить к простым приёмам самообороны, — предложил он Олафу, который решил присоединиться к ним. Сделав последнее отжимание, Герда поднялась и с надеждой уставилась на мужчин. — Я бы поостерегся. Не смотри на её безобидный вид, она может быть очень опасной, — Олаф озорно ей подмигнул. — К тому же, у неё на тебя зуб. — Что за воином я буду, если испугаюсь женского гнева? — Николас подал ей жердь. Герда яростно сверкнула глазами. Мол, сейчас ты пожалеешь, что недооценил меня! Не было бы здесь Олафа, моряков и корабля, у них бы вышла славная игра, которая переросла бы в нечто даже более увлекательное. Николас встряхнул головой, чтобы отогнать томные мысли. Первое время они вспоминали всё, чему Герда научилась раньше. Она делала замахи от плеча, снизу и из-за спины. Только на следующий день Николас позволил ей атаковать себя. Она с азартом накинулась на него и, забыв о технике, принялась лупить изо всех сил, лишь бы успеть до того, как он увернётся. Но ничего не получалось. Это злило её ещё больше. Долго бешеный ритм Герда не удержала и скоро выдохлась. Швырнула палку на палубу, уселась, опершись спиной о фальшборт и вытерла пот со лба рукавом. — Не сдавайся! Мы ещё и пяти минут не занимаемся, — Николас вернул ей палку и попросил встать. — Никому не удавалось выучиться так быстро. Прояви терпение. — Я всё равно не смогу никого убить, — качнула головой Герда и подняла на него затравленный взгляд. — Даже поранить. Не потому что неумелая, а потому что… мешает что-то внутри. Даже на тебя злиться мешает. — Крысу же ты убила и того тролля в Урсалии, помнишь? Просто тебя нужно напугать. Это глубинные эмоции. Ими сложно управлять. Но сейчас этого не требуется. Мы просто разминаем мышцы, чтобы скоротать время, — терпеливо объяснил Николас. — Но как мне научиться защищаться? Когда это путешествие закончится, ты уйдёшь и больше не будешь меня спасать. — Уйду… Николас неосознанно сжал её ладонь. Из-под рукава её рубахи выглянул верёвочный браслет, который Николас сделал на пути в Леннокс. Удивительно, он оказался куда долговечнее, чем серебряная семейная реликвия. Искренний, родной. Герда до сих пор его не выбросила. Впрочем, и Николас сохранил свой. Обычная верёвка связала их прочнее всех невзгод злого рока. — Когда это случится, тебе придётся быть мужественной. Но ты справишься, я верю в это, — ответил Николас. Герда внимательно вгляделась в его глаза и всё-таки поднялась. Они продолжили занятия. Больше она не капризничала и не бушевала. Вскоре «Музыка» угодила в штиль и намертво встала посреди океана. Поначалу казалось, что это не так страшно, как шторм, но моряки бродили по палубе мрачные, а капитан и его помощники о чём-то тревожно перешёптывались. Пассажиры втроём устроились в каюте. Сидя на кровати, Николас увлечённо рисовал в альбоме купленными перед отъездом угольными стержнями. Штиль для таких занятий был даже полезен. Олаф за столом обучал Герду мыслечтению. Их занятия мало чем отличались от занятий с Николасом, но взаимодействие между двумя мыслечтецами проходило куда легче, чем с ветроплавом. Герда не отвлекалась и почти без ошибок угадывала эмоции Олафа и мысли, видела воспоминания, но сама раскрываться боялась. — Я понимаю, у всех свои секреты, — старался раскрепостить её Олаф. — Я же не копаю глубоко. Ты даже не представляешь, что такое серьёзные допросы, когда всё сознание наизнанку потрошат. — Зачем так жестоко? — возмутилась Герда. — К обычным людям, вроде Морти, такого не применяют, но с колдунами иначе не получается. Одно дело, если надо срочно вынести приговор — признание вины выбить очень просто. Совсем другое, когда требуется что-то узнать. — Флавио ты тоже так допрашивал? — нервно спросила она. — Нет, к ветроплавам обычные техники неприменимы. У них глухая защита от любого воздействия на разум. Чтобы пробиться сквозь неё нужно немало попотеть: искать обходные пути, действовать исподволь, использовать слабости. Приходится постепенно доводить их до истощения и отчаяния, пока они не сломаются. К тому же, у ветроплавов настолько несгибаемый характер, что его трудно перебороть. Когда Флавио напал на тебя, он был очень возбуждён. Видимо, это придавало ему силы мучить и убивать, но одновременно делало уязвимым перед собственными страхами. Я воспользовался этим и застал его врасплох. Но на допросе, когда Флавио понимал, что происходит, повлиять на него оказалось куда сложней. — С другими ветроплавами ты сталкивался? — Пару раз. Во время войны на них охотились с особым тщанием, чтобы позже было меньше проблем. Встречал и слабее, и сильнее Флавио. Способностями он обладал довольно посредственными. Выделяло его только стремление убивать во имя высоких целей. — А у вас таких стремлений нет? — Герда! Сколько раз повторять, мы не убийцы, а судьи. Николас посмотрел на привязанного к изножью Сову, пальцами вымеряя пропорции, и продолжил рисовать. — Наша задача в том, чтобы каждый получил по заслугам. Чтобы люди Мунгарда благоденствовали под сенью праведной веры в Пресветлого. Если колдуны одумаются и примут наши пути, то мы с радостью назовём их братьями. Для начала подойдут даже маленькие шаги к примирению. Главное, чтобы они их делали, а не подстрекали народ к бунту. Герда потерянно опустила голову. Похоже, этот разговор был разыгран как предупреждение для Николаса. Она до сих пор переживала? Он прекрасно понимал её чувства и разделял их, тайком любуясь на неё спящую в неверном свете догорающей свечки. — Эй, Морти, поучаствуй! Поговори с нами! — повернулся к нему Олаф. — Такие же мы, как колдуны из Норикии, или всё-таки лучше? Имеем ли мы право их судить и защищать простых людей вроде тебя от их чар? — Что мне ответить, чтобы не угодить на эшафот? — усмехнулся Николас, откладывая альбом. — Скажи честно. Я не обижусь. — Хорошо, — вздохнул Николас. — Я слабо понимаю ваши дела, но как по мне политика делает людей одинаково грязными, беспринципными и жестокими. Пока всё хорошо, правители бросают простым людям косточки со своего стола, а когда плохо, не задумываются об их жизни и благе, а заботятся лишь об удержании власти. В этом одинаковы все, не важно, колдуны или нет. — Но кто-то же должен править, не считаешь? — заспорил Олаф. — Лучше это будут те, кто относится к людям справедливо и с надеждой смотрят в будущее, а не оглядываются на былые подвиги и мечтают о возвращении золотого времени? — Я слышал, что будущее и прошлое суть одно, как рождение и смерть. Они связаны в круг неразрывной цепью. Тогда поход к светлому будущему и возвращение в золотое время — одно и то же. Простой человек живёт здесь и сейчас. Его больше заботят насущные проблемы, чем философские дали, — стоял на своём Николас. Он уже воспринимал Олафа как друга, готового принять любой его взгляд или идею. — Ты снова убежал от главного вопроса. Если все плохи, то кто должен править? — Тот, кто тяготится власти и принимает её только при отсутствии выбора. Тот, кто трезво оценивает последствия всех своих действий. Тот, кто ставит интересы своего народа выше собственных. Тот, кто прошёл с народом, в его ботинках долгий путь и понимает его нужды. Тот, кто достаточно чуток, чтобы будучи на вершине, понимать то, что происходит внизу, — медленно выговаривая каждое слово, произнёс Николас. — Слышала, Герда? — Олаф тронул её за плечо, чтобы смягчить. — Это Абсолют. Пресветлый. Но мы всего лишь люди и до его пришествия должны справляться сами. — Прости, я не образован и мало разбираюсь в политике. Кого люди выберут, тот и будет правильным, — попытался оправдаться Николас. — Считаешь, что другие люди разбираются лучше, чем ты, повоевавший, объездивший полмира, испробовавший десяток ремёсел и видавший такое, что им и не снилось? — хохотнул Олаф. — Я не знаю, — примирительно ответил Николас и отвернулся, показывая, что не хочет продолжать. Герда коснулась локтя Олафа, чтобы отвлечь его на себя. Они продолжили заниматься, а Николас вернулся к рисованию, попутно раскладывая мысли по полочкам. Почему божества постоянно принимают его за Безликого? Как будто он безумец, который не осознаёт, кто он есть и придумывает себе всё новые и новые маски, чтобы скрыться от правды. Смешно. И страшно. Потому что каждый раз, когда Николас добирался до этой мысли, то упирался в глухую стену, которая отгораживала его от чёрной бездны. Проломить эту манящую стену не получалось, сколько бы он ни сбивал об неё кулаки. — Морти, эй, Морти! Ау! — Олаф вырвал альбом из его рук. — Что ты творишь?! — возмутился Николас. Уголь оставил на листе полосу, перечеркнувшую рисунок. — Дай хоть одним глазом глянуть, на что ты потратил все деньги вместо того, чтобы купить одежду, — Олаф бесцеремонно принялся перелистывать альбом. — Осторожнее! Ты сейчас всё смажешь! — зашипел на него Николас. Но Олаф остановился, только когда увидел собственный реалистичный портрет, хотя там было и несколько более фантастических, образных изображений, в которых он себя не узнал. — Сколько у тебя талантов, оказывается! Слишком много для обычного человека. И по канату ходишь, и танцуешь с дикарями, и драться умеешь хоть с оружием, хоть голыми руками. Мне прямо завидно! — Я умею всего по чуть-чуть. А ты вон мысли читаешь, людей судишь, армией командуешь. Куда мне до тебя? — Николас попытался забрать у него альбом, но тот увернулся. — Не скромничай. Всё остальное — ладно. Но в этих рисунках столько таланта! Почему ты не стал его развивать? Отправился бы в Констани подмастерьем к Лендавичи или Алессандро. Слышал о таких? Николас качнул головой. — Зря. Тебе бы они точно понравились. За росписи в храмах даже нерадивые помощники художников получают в разы больше, чем солдаты в Эламе. А если бы ты добился популярности, то тебя бы приглашали работать в самые богатые дома Империи! — Мой отец был против. К тому же, без путешествий и новых впечатлений я рисовать не могу. — Да-а-а, — протянул Олаф, продолжив листать рисунки. — Воображение у тебя хоть куда. Где ты всё это видел? Он указал на изображение дракона бурь, наблюдавшего из-за тучи за попавшим в шторм кораблём. — У себя в голове. — Ты создавал бы такие картины мучений колдунов и грешников, которые лучшим мастерам и в кошмарах не снились! На следующем рисунке был его сон о маленькой вилии. Она сидела на коленях в хижине посреди разбросанных трупов. Над её головой вытянуло щупальца чёрное облако Мрака. Герда схватила альбом и только потом опомнилась: — Можно взглянуть? — Я думал, девушкам подобное претит. Особенно таким деликатным, как ты, — улыбнулся Олаф и протянул Герде альбом. Всё ещё поглядывая на Николаса с опаской, она принялась изучать рисунок. — А чего бояться? Картинки не могут напасть и убить. А вот увидеть такое в жизни я бы не хотела, — она аккуратно передала альбом Николасу. — Это просто сны, — примирительно ответил он и спрятал рисунки под подушку, подальше от посторонних глаз. Узнала? Она ведь говорила, что видела такой же сон. Сон Безликого или их собственный? Может, вся их жизнь лишь сон таинственного божества, они образы-миражи из глубин его разума… В лицо ударила подушка. — Не выпадай! — задорно крикнул Олаф. — Твой пустой взгляд не менее жуткий чем мои открытые во сне глаза. Николас спрятал подушку за спиной и тайком швырнул её обратно. Её край хлестнул Олафу по лицу. — Не надейся. Я просто задумался, а ты — лунатик. — Смеешь перечить мне, будущему Магистру Авалора? — надул щёки Олаф и снова бросил подушку. На этот раз Николас её поймал. — Когда это ещё будет? Через год-два? А вдруг ветер не появится, и мы останемся посреди океана навечно? — Николас извернулся так, чтобы Олаф не понял, когда полетит подушка. — На Тихом берегу все равны, что будущий Магистр, что простой канатоходец. Олаф всё-таки увернулся, и снаряд скатился по его руке на стол. — Зачем уныние сеешь? Лучше бы сплясал и вызвал ветер, как у шилайю. Лиу! Лиу! Он изобразил, как Николас танцевал на празднике урожая. — Так здесь же нет полуголых дикарок. А перед вами красоваться скучно, — отмахнулся тот. — Идоу попроси. Уверен, он с удовольствием для тебя сыграет и даже споёт последнюю песню Джелани. Новую! — от смеха Олаф начал икать, а потом затаил дыхание и постарался успокоиться. Николас состроил скверную рожицу и горделиво вскинул нос: — Так это же колдовство! На костёр меня спровадить вздумал? Лучше от жажды и голода сдохнуть! Герда испуганно переводила взгляд с одного мужчины на другого. — Что вы творите?! Прямо как маленькие дети! Ещё подеритесь! — Это запросто. Мне лично давно не терпится! — заявил Николас. — Всенепременно. Только хватит меня смешить, бока болят! — запросил Олаф пощады. — Жаль, что ты не один из нас. Мы могли бы заниматься втроём, обсуждать тайны ордена, раскрывать преступления, вести суды. Я бы сделал тебя своим компаньоном, а не просто телохранителем. Было бы здорово! — Копаться в чужом грязном белье? Увольте! Лучше бы мы все трое управляли ветром. Надули бы паруса и погнали «Музыку», куда нам надо, не думая о течениях, штормах и штилях. — Хватило бы, чтобы ты один был ветроплавом. А мы трёхкратно увеличили бы твою силу своим копанием в грязном белье, — добродушно ответил Олаф. — Правда, тогда мы оказались бы врагами. — И ты отправил бы меня на эшафот? — Здесь-то вряд ли. Скорее, тебе пришлось бы прогуляться по доске. Так что… оно того не стоит. Ветер сам появится. Друг дороже, чем колдовство, — Олаф похлопал его по плечу. — Даже несмотря на то, что я не один из вас и не разделяю твоих взглядов? — спросил Николас с мягкой иронией. — Если бы ты не имел собственных взглядов, с тобой не было бы и вполовину так интересно. Так что, как насчёт хорошей драки? — Олаф, ты что? Я же шутила! — забеспокоилась Герда. — Зато мы совершенно серьёзны, — поддержал его Николас. — Сейчас? А то скоро стемнеет. Давно хотел посмотреть на твой меч в действии. — О, он сметёт тебя с ног! — Олаф полез за спрятанным в рундуке оружием. С мечами в руках парни поднялись на палубу. Смирившись с неизбежным, Герда поспешила за ними. Утомлённые бездельем матросы лениво занимались своими делами, но заслышав шаги, обернулись на господ с оружием. Люсьен мрачно наблюдал за происходящим с мостика, в то время как к Герде подошёл встревоженный боцман Тарнис. — Что стряслось? Надеюсь, они не из-за вас дерутся? — Нет! Они от скуки кидались подушками. Я только сказала, что это — ребячество. Они согласились и решили продолжить на мечах. — Ах, ясно! От скуки демонеют. Наши матросы просто проигрывают всё жалованье в кости, — посетовал Тарнис. — Надеюсь, обойдётся без смертоубийств? — Да они вроде не собирались… — хотя с этими двумя нельзя сказать точно. Сегодня они подначивают друг друга и смеются, а завтра режут на куски. — Давай уже показывай! — подзуживал Николас, пока Олаф вынимал из ножен меч и делал несколько пробных замахов. — Ух ты! Какая необычная форма! — Время на месте не стоит, по крайней мере, в Констани, — принялся хвалиться Олаф. — Наши мастера-фехтовальщики совместно с оружейниками много трудились над созданием более совершенного оружия и техники владения им. Сколько копий было сломано! И это — только один из вариантов. А у тебя, вижу, старый каледонский клеймор, дедовский меч? — Угу, со стены над камином снял, — отшутился Николас. В Компании все ресурсы шли на совершенствование дара, парады и ублажение короля Орлена. О вооружении и прочих приземлённых вещах задумывался разве что Ноэль и был абсолютно прав, хотя его не слушал даже его дед. — У нас после войны почти не осталось ни оружейников, ни учителей. А денег на их оплату было и того меньше. Так что приходилось довольствоваться малым. — Понимаю. Вовсе не хотел тебя уколоть. К тому же, до войны клейморы считались одними из лучших клинков. Вероятно, этому способствовала слава Утреннего Всадника. — Мои учителя утешали меня тем, что всю силу оружию даёт рука, которая его держит, — не стал спорить Николас. — Давай посмотрим, насколько ты хорош, — Олаф повернулся боком, вскинув правую руку с оружием под прямым углом и направил остриё в глаза противника. Николас тоже поднял меч повыше, внимательно изучая противника. Он такой спокойный и холоднокровный — это даже интересно. Николас привык сражаться с теми, кто пылал к нему гневом и всеми силами пытался выбить из равновесия. Даже Ноэль во время схватки предпочитал отдаваться азарту, пускай и полагался на доведённую до совершенства технику. — Ты левша? — удивился Олаф. — Это будет сложнее, чем я думал. Без предупреждения он нанёс стремительный удар — Николас отклонился. Они всё ещё примерялись и изучали друг друга. Олаф двигался по кругу приставными шагами, не меняя позиции руки. Николас пружинил коленями, чтобы вовремя уходить с линии атаки или делать собственные выпады. Олаф пытался почувствовать его ритм, найти слабое место в защите. Все атаки нарочито осторожные, с расчётом. Удар от локтя, от плеча, от кисти. Уворот вправо, влево. Николас тоже не контратаковал, а предпочитал уходить от ударов. Пора ускорить темп, а то противник заскучает. Николас исполнил нехитрый финт. Олаф в последний момент ушёл от меча и атаковал с незащищённой левой стороны. Николас провернул клинок в руке и вовремя выставил блок. Тогда ускорился и Олаф: кружил, словно в диковинном танце, дразнил. Ловко, изящно — настоятелю Кадзуме бы понравилось. Николасу постоянно приходилось менять тактику, чтобы противник не смог его достать. Весь его стиль был направлен на поиск удобной точки для конечного удара. К тому же, Олаф почти не уставал. Они оба уже успели вспотеть — мокрые рубашки липли к телу, на глаза падали сбившиеся пряди волос. Весь экипаж корабля заворожённо следил за ними, даже делали ставки. Николас извернулся, уводя оружие противника вверх и в сторону, а сам широким выпадом перегруппировался для нижней атаки. Клинок оказался у бедра Олафа. Тот оцарапал остриём кончик носа Николаса. — Поцелуй кошки, — усмехнулся Олаф. — Ты проиграл. Не стоило настолько сокращать дистанцию. — Ну, конечно. Я первый до тебя достал! — Николас похлопал по его бедру клинком. — Ну-ка, скажите ребята, кто был первый? Матросы дружно замотали головами и отвернулись. Противники переглянулись и опустили мечи. — Должен признать, что для человека не из ордена ты очень хорош. Фехтуешь с фантазией. Некоторых приёмов я никогда не видел. Может, в следующий раз одолеешь меня, — Олаф опустил оружие. Николас отдал честь победителю. Нужно подумать, как эффективно сражаться против такой тактики. Сразу напирать и сминать, пока он не успел войти ритм круговых движений? Или, наоборот, стараться выбить его из привычной позиции? Контратаковать так, чтобы он не успел уйти вбок? — Вижу, что вам очень весело с вашим другом, — спустился на палубу капитан Люсьен, поглядывая на Николаса с неодобрением. — Но я на вашем месте не тратил бы силы даром. К кораблю причалила шлюпка со свежим уловом. Матрос принялись затягивать её наверх на верёвках. — Что стряслось? Вы так озабочено не выглядели даже во время шторма, — нахмурился Олаф. — Штиль здесь может длиться очень долго. У нас скоро закончится вода. Повезло ещё, что тут полно рыбы, иначе матросам пришлось бы выбирать, кого съесть первым, — безрадостно сообщил Люсьен. — Вы что, едите людей, как дикари-каннибалы? — возмутился Олаф. — Мы — нет. Но другим приходилось. Не думайте, что кто-либо испытывал от этого удовольствие, но трудные времена требуют трудных решений. Южный океан очень опасен, нет смысла погибать всем. — Всё равно это отвратительно и против воли Пресветлого! — настаивал Олаф. — Не злитесь. Уверен, что до этого не дойдёт. Через день-другой мы снова тронемся в путь, а там до Слоновьего кладбища недалеко, — успокоил его Люсьен. — Просто не тратьте силы понапрасну. Каждая их капля может склонить чашу весов на сторону жизни. Люсьен ушёл, и его место занял Идоу. — Господин капитан прав и неправ одновременно. Даже в горе нельзя забывать о веселье. Именно оно помогло моему племени пережить многочисленные засухи и войны. Драться больше не стоит, но давайте вместе споём песню ветра и наполним паруса его мощью! — Нет, моя вера запрещает мне колдовать и взывать к старым богам, — качнул головой Олаф. — Ну, уж нет, петь я не умею совершенно точно, — наотрез отказался Николас. Герда тоже подошла к ним, привлечённая любопытством. — Госпожа, спой вместе с ветром. У тебя такой звонкий голосок. Уверен, он только этого и ждёт! — предложил Идоу. Она закашлялась, закрываясь изгибом локтя. — Что же вы! Совсем не жалеете своих людей. Только порицаете их за то, что они хотят жить! — укорил их Идоу. Олаф одарил его раздражённым взглядом: — Хорошо. Я передам матросам, что ты просишь, чтобы тебя съели первым, если наступит голод. Не дожидаясь остальных, он понёс меч обратно в каюту. — Что это с ним? — недоумевала Герда. — В Ловониде он был совсем другим. — Не переживайте так, — Николас облизнул указательный палец и выставил его вверх. — Погода переменится уже этой ночью. Как раз успеем без потерь добраться до берега. — Раз так говорит Пернатый змей, — лукаво ухмыльнулся Идоу и низко ему поклонился. Герда тронула Николаса за локоть и шепнула: — Нужно поговорить. — Не сейчас. На нас все смотрят, — он указал глазами на матросов, которые шушукались, подглядывая на них исподтишка. — Давай встретимся ночью, когда на палубе останутся только дежурные. Он развернулся и зашагал в сторону каюты. — Пернатый змей очень мудрый, — с восхищением заметил Идоу. — Он чудо в перьях, — в сердцах ответила Герда и прошлась по палубе, разминая ноги и любуясь бескрайним океаном. После ужина они ещё долго сидели за столом в каюте. Олаф с Николасом обсуждали преимущества нового оружия и особенности современных стилей фехтования. Герда пыталась читать дневник Лайсве, но из-за их монотонного бубнежа, сменявшегося возбуждёнными выкриками, сбивалась и ничего не запоминала. В конце концов она не выдержала: — Пойду прогуляюсь перед сном. Они даже не обратили внимания, продолжая ожесточённо спорить о пользе и недостатках прогресса и традиций. Через час, когда все аргументы обеих сторон исчерпали себя, парни заметили отсутствие Герды. — Схожу поищу. Ты же меня за ней следить нанимал, — решил Николас. — Ты с ней помягче. Она ещё после праздника урожая не остыла, — предупредил его Олаф. Кутаясь в шаль, Герда стояла у фальшборта и наблюдала, как звёзды купаются в океане ночи. — Говори быстро, пока здесь никого нет, — тихо позвал её Николас. Она испуганно обернулась и, выдохнув, приложила ладонь к груди. — Не подкрадывайся так. Я не демон, которого нужно запугать до смерти. — Прости. Привычка. К тому же, не стоит шуметь. Хотела спросить про тот рисунок? Я… не забыл. Это видение до сих пор мучает меня. Но тебе бояться не нужно. Она покривила рот влево, но возражать не стала. — Я насчёт твоих отношений с Олафом. Ты ведёшь себя с ним, как со своим, так даже с Финистом и Ноэлем не было. Когда мы занимались, я чувствовала, с каким теплом Олаф к тебе относится. Как к другу, даже как к брату. Когда он узнает, что ты его обманывал, он тебя возненавидит. — Он сам задаёт тон, а я подыгрываю. Что ты предлагаешь? Не разговаривать с ним? Грубить? Тогда он назначит меня губернатором ближайшего необитаемого острова, — отчаянно замотал головой Николас. — Ох, но у тебя же отлично получается грубить мне, и никаких последствий ты не опасаешься. Хоть сейчас не ври! — Герда… — Не надо так на меня смотреть, — она упрямо сложила руки на груди. — Я слишком хорошо знаю, как ты умеешь разбивать сердца тех, кто тебя любит. И какая пустота поселяется в душе после этого. Какая боль сжигает изнутри. И как хочется призвать тебя к ответу за все мучения. Я слишком мягкая и могу лишь высказать тебе всё, что накопилось. Но Олаф тебя не простит и будет мстить, пока злость не сожжёт вас обоих дотла. Что есть Мрак, если не это?! Николас передёрнул плечами. Хоть бы их никто не слышал. — Ты преувеличиваешь. Разве я виноват, что вы, мыслечтецы, такие ранимые? — не удержался он от язвительного замечания. — Чуть что не по-вашему, сразу сопли, слёзы, ненависть и вражда. — А вы, ветроплавы, бесчувственные чурбаны! Хотя нет, твой лучший друг Ноэль, настоящий лучший друг, а не мы, которых можно обманывать, куда более чуткий ветроплав. Это с тобой что-то не так! — Он ветропрыгун… — обескураженно возразил Николас. Каким образом она из нежного котёнка превращалась в разъярённого мелькариса? — Не важно. Я тебя понял. Постараюсь больше с Олафом не сближаться и уйти до того, как откроется правда. Ты останешься рядом с ним и утешишь его. У тебя это отлично получается. Герда уже сжала кулаки, готовясь наброситься на него. Не хватало ещё, чтобы кто-то увидел, как они дерутся. Николас облизнул указательный палец и выставил его вверх. Герда недоумённо замерла. На самом кончике чувствовалось лёгкое шевеление воздуха. Ветер! — Я же говорил, этой ночью погода переменится, — ухмыльнулся он. На мачтах засуетились матросы, забил гонг, послышались отрывистые команды: — Ветер в правый борт! Поднять паруса! Идём бейдевинд переменными галсами! — Это от того, что ты всем управляешь! — Герда с досадой всплеснула руками и, оборвав разговор, вернулась в каюту. Что за чушь?! Он же не использовал ветроплав, иначе Олаф был бы уже тут. Ах, да, он по жизни во всём виноват. Просто потому что родился внуком Утреннего Всадника, да ещё и потомком Безликого. Чтоб его! Николас со злости пнул бочку с яблоками. — Не стоит так девушку обижать, — возник словно из ночного тумана Идоу. Из-за его ног выглянул Гилли Ду. Он вертел головой снизу-вверх, внимательно разглядывая лицо Николаса. — Это у нас им палец в рот не клади — руку откусят. Но в Мунгарде всё по-другому. Они добровольно становятся хрупкими и нежными, чтобы вас, чёрствых и жестокосердных, сделать хоть чуточку добрее и остановить ваши бесконечные войны. Николас фыркнул: — Хочешь, чтобы я помог Олафу выгулять тебя по доске? — Мне не привыкать страдать за правду, — ничуть не смутился Идоу. — А тебе стоило бы её признать. Правда, знаешь ли, исцеляет лучше любых чудес. — Что-то мне в последнее время слишком часто стали предлагать исцеление, — устало ответил Николас. — Но вылечу тебя именно я. Так что мне можешь верить, — рассмеялся Идоу и удалился в темноту. Гилли Ду сел рядом, ожидая, когда Николас перестанет любоваться ночным океаном. Какую правду все хотят, чтобы он признал? Что вся его жизнь ложь и что он просто пытается удержаться на плаву, когда возле его ног разверзается бездна? «Чтобы подняться, нужно упасть! — раздался за спиной звонкий смех Герды. Николас обернулся, но разглядел лишь зыбкую тень в тумане. — Опустись на самое дно, если хочешь узнать правду!» Николас, будто загипнотизированный, забрался на фальшборт и одной ногой потянулся к воде. Волны нахлёстывали в борт, пытаясь проглотить его. «Иди к нам! Сколько можно медлить?» Внизу кружили чёрные треугольники акульих плавников. Иди же! — Подъём! — крикнул Олаф, аж в ушах зазвенело. Николас встрепенулся и ошалело взглянул на него. — Вот даёт! Заснул прямо на палубе. А Герда уговаривала меня тебя не искать. Крепко же вы поругались. Николас с кряхтением поднялся, разминая затёкшее тело. Уже светало. Значит, уснул? Лишился чувств? Почему? Он ведь не пользовался даром, вообще ничего не делал, чтобы переутомиться. Поединок не в счёт. Неужели несмотря на татуировки болезнь возвращается? — Не хотел вам мешать. На таком огромном корабле посреди океана порой становится невыносимо тесно и душно, — ответил Николас, преодолевая утреннюю сипоту. — Тявк! — подтвердил его слова дремавший под боком Гилли Ду. — Зато поднялся ветер, как ты и предсказывал. Капитан Люсьен обещает, что через несколько дней мы высадимся на берег. Там сможем размять ноги и развеяться. Пойдёшь с нами искать кладбище слонов? — предложил Олаф. — Конечно! Кто же ещё за вашей безопасностью следить-то будет? — поддержал его Николас, несмотря на предупреждения Герды. «Упасть на самое дно. Нужно упасть», — звучали в голове слова призрака. Может, это он и должен сделать? Дойти свой путь до конца, пускай даже два оставшихся у него друга возненавидят его за это». — Тявк-тявк! — с воодушевлением высказался лис, помахивая пушистым хвостом. Видимо, почуял, что земля близко. Николас с Олафом дружно засмеялись.