Огни юга

Плавание проходило спокойно. Или путешественники уже так свыклись со штормами, качкой, штилем, подводными скалами и рифами, обратным течением и коварными отмелями, что уже не переживали? Ни раз им попадались дельфины, акулы и даже горбатые киты в окружение искристых брызг. Герду восхищало, как эти гиганты выпрыгивают из воды и парят в воздухе. «Музыка» раскачивалась на волнах, которые шли от их прыжков так, что казалась, корабль вот-вот перевернётся или заигравшиеся киты собьют его своими тушами. После слов Идоу Николас взялся следить за капитаном Люсьеном и командой. Оказалось, что изредка из окна трюма вылетали голуби. Похоже, кто-то отправлял послания. Голубиную почту Сумеречники использовали задолго до Войны за веру. Лучезарные не брезговали другими изобретениями предшественников и вполне могли взять птиц на вооружение, как и Компания. Трюм — не капитанская каюта, но это ничего не значило. Матросы могли выполнять указания Люсьена или же действовать по своей воле. Остановки «Музыка» делала уже дважды, но короткие. С пляжей Золотого Песка уйти не получалось, потому что за ними начинались непроходимые джунгли. Ближе к середине зимы, а она тут мало чем отличалась от знойного лета, они добрались до устья Большой реки Падрау. Той самой, о которой рассказывал Идоу в Тегарпони. «Музыка» зашла в устье и двигалась вглубь континента, пока позволял попутный ветер и слабое нижнее течение. Но вскоре оно усилилось. Пришлось бросить якорь и высадиться на расчищенный от деревьев и камышовых зарослей берег. — Если хотите попасть вглубь континента, нужно идти пешком. Обратно можно сплавиться по течению, но это опасно из-за водопадов и порогов, — объявил капитан Люсьен, пока путешественники не успели отойти далеко от корабля. — Я выделю вам отряд из добровольцев. Только зачем вам туда? Соглядатай явно напросится в сопровождающие. Так его вычислить будет намного проще. — Это колыбель нашего ордена. Нельзя проплыть мимо Падрау и не побывать в заброшенном храме, который находится выше по её течению, — усмехнулся Олаф. — Вам лучше знать, моё дело маленькое, — согласился капитан и ушёл отдавать распоряжения команде. Олаф обратился к Идоу, который смиренно ждал за его спиной. — Ты знаешь заброшенный храм выше по течению Падрау? — Проклятый храм отрезанной головы? Моё племя обитает на южном берегу Великой реки. Я всё здесь знаю, как свои пять пальцев, — снисходительно ответил Идоу. — Отрезанной головы? А тут нет других заброшенных храмов? — Есть здесь и храмы, и каменные деревни. Но вам нужен именно этот. — Почему ты так уверен? — Потому что у него самая дурная слава. Хотя и остальные не лучше. Оттого они и заброшены, что люди боятся обитающего в них зла. — Что же там за зло? Колдуны, демоны, что ли? — недоумевал Олаф. Видимо, ему не рассказывали о печальной участи остальных членов экспедиции, из которой вышли первые одержимые-Лучезарные. — Мрак. Он шепчет тысячью голосами, впивается в сердце острыми иглами и убивает душу, заполняя оболочку темнотой. Не демоны он — демоны его боятся. И не колдуны — колдунов он убивает. Всех, кроме тех, кого может захватить, — объяснил Идоу. — Какие жуткие суеверия! Но ты же отведёшь нас туда? Я готов заплатить вдвое больше, — всполошился Олаф. — Как сам пожелаешь. — Вот видишь! В глубине души ты знаешь, что это всё сказки. — Не могу же я вас бросить, не выполнив обязательств. — Охотно верю, — съязвил Олаф. Николас шепнул на ухо Герде: — Отвлеки его. Срочно. Она утомлённо вздохнула, потирая виски, но всё же обратилась к Олафу: — Не поможешь мне с этой мудрёной техникой остановки внутреннего диалога и подключения к глубинным слоям сознания? То есть останавливать мысли у меня и раньше получалось, а вот пробиться к потаённому никак не выходит. А так хочется! Ты меня так раззадорил своими рассказами о внутренних секретах, что я не нахожу себе покоя! — слишком восторженно затараторила Герда. — Что, сейчас? — нахмурился Олаф. — О, если ты занят, я подожду, — её щёки вспыхнули от смущения. — М-м-м, думаю, что у нас есть немного времени, пока матросы не соберутся в дорогу, — Олаф негодующе сверкнул глазами на проводника, но тот сделал вид, что не заметил. — Что ж, идём к тому бревну, там нас никто не потревожит. Как только они удалились, Николас шепнул Идоу: — Нужно поговорить с глазу на глаз. — Вижу, ты воспользовался моим советом. Молодец! — усмехнулся тот. Они невзначай отделились от матросов и скрылись в тёмных зарослях лиственного леса. — Что ты знаешь о заброшенных храмах и каменных деревнях? Расскажи всё! — О! Впервые встречаю северянина, которому это не кажется пустыми суевериями, — неискренне похвалил его Идоу. — Заброшенные храмы и деревни и есть проклятая земля. Великая река отделяет их от обитаемых земель на юге Гундигарда. Через Гремящую воду, как мы называем пороги, Мрак переходить боится. Говорят, их соорудил сам Пернатый змей, чтобы защитить тех, кто отказался переселяться в Мунгард. Тогда наш народ разделился на бледнолицых, которые ушли, темнокожих, которые остались. А раньше, до прихода Мрака, все, и мы, и вы жили в каменных деревнях. Впрочем, и деревянные, и глиняные деревни тогда тоже были, но от них остался лишь прах. Камень — самый долговечный из строительных материалов. — Это здесь Пернатый змей сразился со своим братом Совой? — спросил Николас, запутавшись в объяснениях. — Нет. Здесь жили первые люди. Здесь их начал сживать со свету Мрак, портя плодородные земли, засоряя их ядовитыми растениями, хищными тварями и моровыми мухами. Сумеречные охотники, колдуны, как называет их наш вождь, как могли защищали поселения, но потерпели крах. Были среди них Поющие вместе с ветром. Своим голосом они призывали на подмогу Пернатого змея, но ночью он засыпал и не слышал молитв. Когда Мрак разорил одну из деревень до последнего двора, в живых осталась лишь одна маленькая Поющая. Её молитва оказалась настолько отчаянной, что она пробудила Пернатого змея ночью. Он разогнал Мрак и собрал под своё начало всех Сумеречных охотников. До этого они охотились мелкими семейными кланами. Вместе со своим новым воинством Пернатый змей попытался выдворить Мрак с этих земель, но тот оказался слишком силён. Земля делалась всё меньше пригодной для жизни. Тогда Пернатый змей увёл людей на север, где не было Мрака. Те, кто пошёл с ним, основали там ваши каменные деревни. — Понятно. У нас Пернатого змея называют Безликим. Выходит, мы сейчас на его родине, — задумчиво заметил Николас. — У него тысячи имён и лиц. Каждый выбирает своё, — улыбнулся Идоу. — Но это не его родина. Его родина далеко отсюда, на Девятых небесах. А здесь он спустился к людям. Как сложно с ним разговаривать! Не понятно, когда воспринимать его слова буквально, а когда как иносказания и метафоры. — А что стало с Поющей? — То же, что и со всеми вашими женщинами. Она была боевой подругой Пернатого змея, но в конце концов пожертвовала своей силой, чтобы укротить его буйный нрав и стать ему хорошей женой, — лукаво щурясь, объяснил Идоу. — Л’Хасси Фенталийская? — Ллахессис Эйфимайери, — ответил Идоу. — Поющая с ветром. — Значит, это не имя, а название способности. Что ж… — время выходит. Надо задавать более насущные вопросы. — Что случилось после ухода Пернатого змея? После того, как он отгородил южный Гундигард Гремящей водой. — О, нет, всё было не так. Пернатый змей долго отступал и отчаянно огрызался на попытки Мрака достать его людей. Зло захватывало деревни и храмы, уничтожало всё, до чего могло дотянуться. — Значит, Пернатый змей был трусом, который не решился дать бой? врагу — Нет! Он рассудил, что войну не выиграть. Его поражение обрекло бы на смерть всех людей. Поэтому он и увёл их. А после… Мрак долго пировал на этих землях, пока жаждущий мести Сова не стал его Повелителем. — А мстил-то он за что и кому? — Пернатому змею, кому же ещё? За что мстят близким? За то, что разочаровали, отвергли, бросили. Знаешь же, сколько обид накапливается с годами, особенно когда они не высказаны и не прожиты, а запрятаны в глубь души. Они гниют там, разлагают самую суть. Много крови пролил Сова, родной крови, родственной. Удостоверившись, что его люди хорошо устроились на севере и выживут без него, Пернатый змей вернулся и сразился с братом. — Погоди! Так они всё-таки сражались здесь? — Нет! — раздражённо отрезал Идоу. — Место их битвы далеко отсюда. Люди там никогда не жили, но сейчас вы едете именно туда. — С чего ты это взял? — Тому, что было, суждено повториться. Так будет, пока кто-то из вас не вырвется из порочного круга. Николас устало закатил глаза. — Ладно, забудь про битву. Что стало с этими землями? — Пернатый змей запер Мрак в храмах, пока в них ещё не угасла сила. А потом отгородил их Гремящей водой и непроходимыми джунглями, чтобы несведущие не пробудили его ненароком. — Значит, людей здесь нет? — Отчего же? Охотники кавач часто переходят Великую реку вброд, как и многие другие. Просто к храмам не приближаются и не остаются на ночь, потому что с полуночи до рассвета здесь проходит волна чёрного гула. А ещё наши племена иногда враждуют. Проливать кровь мы предпочитаем здесь, чтобы не пятнать ею чистые земли. — А наши колдуны? Приезжали ли они сюда после исхода? — Давно дело было, во времена наших дедов. Высадился на северном берегу Великой реки ваш отряд. Всё в каменные деревни рвались, искали древности, рисунки со стен переписывали, ловили наших и выспрашивали, что да как. Пленный кавач завёл их в храм отрезанной головы. Позже в своём племени он рассказывал, что среди колдунов был бездушник. К нам они тоже приходят и забирают слабых. Но мы умеем отличать бездушников и избавляемся от них до того, как они начнут творить зло. Ваши узнали его слишком поздно. В храме он совершил кровавый ритуал и выпустил Мрак из сосудов, куда его запечатал Пернатый змей. Мрак убил всех, кроме тех, кого смог поработить. — Понятно. Потом они вернулись к нам, возглавили пресветловерцев и уничтожили орден Сумеречников. Что было дальше? — Они приезжали сюда снова. Прочесали каменные деревни и увезли все сосуды, которые получилось найти. — Значит, здесь больше не опасно? — Отчего же? Я же говорил, с полуночи до утра здесь проходил волна чёрного гула. А ещё тварей тьма водится, и не самых дружелюбных охотников. Скоро сам всё увидишь и услышишь. — Ты не боишься нас вести в проклятый храм, который все остальные обходят стороной, потому что?.. — Со мной Пернатый змей. Его прикосновение лечит от Мрака. Не говори, что не знаешь об этом, — Идоу лукаво подмигнул. Николас поморщился: — Может быть, я и связан родственными узами с Пернатым змеем и даже кое-что от него унаследовал, но как этим пользоваться, я не представляю. Оно происходит помимо моей воли. — Думай. Пробуй. Времени у тебя всё меньше. — Ты когда-нибудь прекратишь нести эти банальности? — разозлился Николас. — Мудрый человек, у тебя концы с концами не сходятся. Когда Олаф нанимал тебя, ты не знал о том, что я путешествую вместе с ним. Так как же ты собирался вести его в храм отрезанной головы, если это было частью сделки? — Я доверился чутью и не прогадал. Разве колдунов этому не учат? Правду не скажет. Николас махнул рукой. — Хоть об опасности меня предупредишь? — Разве я не предупреждал раньше? — он посмотрел на Николаса невинным взглядом. — Морти! Морти! — донеслись с берега голоса. — Я выйду первым, а ты пройди дальше вдоль берега, чтобы нас в сговоре не заподозрили. Идоу кивнул, и они разбрелись в разные стороны. Матросы уже упаковали вещи в заплечные мешки и готовились выступать. — Куда снова пропал? — завидев его, спросил Олаф. — По нужде отлучился, — ответил Николас буднично. — Не уходи один. Ты, конечно, рисковый парень, но не стоит подставлять всю команду, — сказал ему Оуэн, старший по грот-мачте. Долговязый и крепкий авалорец, судя по имени и говору. Правда, его кожа выглядела удивительно смуглой, с жёлтым отливом. Видимо, он часто плавал в южных морях, где нещадно палило солнце. Молодой, пускай и бывалый, сохранил все зубы и мог похвастать кудрявой смольной шевелюрой без капли седины. Глубоко посаженные зеленовато-бурые глаза напоминали тихие омуты на каледонской речке Тейте, в которых кишели мелкие демоны. Капитан позволил матросам из отряда самостоятельно выбрать себе лидера, и те единогласно проголосовали за Оуэна. Николас мало с ним пересекался. Знал только, что на корабле его уважали, хотя с капитаном он общался редко. Тот предпочитал передавать все указания через боцмана Тарниса. Именно его Николас подозревал в сговоре с капитаном в первую очередь, но идти в джунгли он не пожелал. Значит, это кто-то другой. Или лазутчиков несколько? Нужно держать ухо востро. — В самом деле, перестань вести себя, как твой ручной зверёк, — сострил Олаф. Гилли Ду для разнообразия остался с людьми. Герда сидела на горячем песке на коленях рядом с ним и вычёсывала стремительно линяющую шерсть маленькой щёткой. Лис услужливо подставлял морду, спину, бока и живот, но притрагиваться к облезлому хвосту не позволял, злобно шипя и клацая зубами. Без густой белой шерсти Гилли Ду выглядел в два раза меньше: серый, с проседью на вытянутой морде и огромными коричневыми глазами навыкате. Так он больше походил на крысу, но вместо омерзения вызывал лютую жалость. — Не убегай больше. Мы уходим далеко и надолго. Ты можешь нас совсем потерять, — ворковала над ним Герда. Лис заскулил, плохо понимая, почему его лишают свободы. Николас накинул на плечи мешок. Из-за зарослей авиценнии, чьи искорёженные корни уходили прямо в реку, показался цветущий улыбкой Идоу. — Идём, чего вы ждёте? Моряки заворчали, но потом выдвинулись в путь. Герде Олаф позволил нести только собственную одежду. Идоу взял с собой только гитару. Хотя на корабле матросам нравилось петь под его аккомпанемент даже во время работы, но на суше его лень и легкомыслие их раздражала. Остальные разделили припасы поровну. Двигались вдоль берега. Глубже в лесу всё заполоняли заросли лиан, акаций и бамбука, хотя петлять между рощами авиценний у воды и отмахиваться от гнуса тоже было не слишком приятно. Только Гилли Ду радостно мчался впереди, уткнувшись носом в землю, прятался в кустах, а потом наскакивал на ничего не подозревавших моряков и снова убегал. — Это не моровые мухи? — встревоженно спрашивала Герда. — Нет, обычный гнус. Но их укусы очень неприятные, — предупредил Идоу. Николас шепнул ей на ухо: — Держись рядом. Здесь может быть опасно, особенно ночью. — Мрак? Демоны? Людоеды? — испугалась она. — Всё вместе. Нужно быть начеку. Первые три дня всё шло спокойно. В джунглях было не столько жарко, сколько влажно. Из-за этого дышать стало тяжело, а пот проступал ещё больше. По вечерам шли короткие ливни, но и они не приносили облегчения, а лишь мочили одежду и еду. Не успели бы путешественники привыкнуть к зною за месяцы плавания, вряд ли бы выдержали такую погоду. Зато непрошенные гости их почти не беспокоили, кроме змей и обезьян, которые здесь обитали в великом множестве. Но грозное рычание маленького Гилли Ду отпугивало их. А может это были травы Идоу, которые он бросал в костёр на каждой стоянке? Часто попадались птицы в ярком оперении. Они совсем не боялись людей. Попугаи, умеющие подражать человеческой речи, туканы со смешными длинными клювами, крохотные колибри. Во время дневной стоянки из чащи вылетел зеленоватый кетсаль с красной грудкой. Как же прекрасен был его свободный полёт с развивающимся на ветру длинным хвостом! Матросы забыли о лепёшках с солониной и бросились его ловить. Правда, юркая птица ускользнула из их рук и спряталась в чаще. Никого не выделила, даже Николаса. Видно, и впрямь все легенды — пустые суеверия. В ночи над лагерем водили хороводы светлячки. По стволам деревьев ползали неотличимые от коры огромные ящеры — вараны. На широких листах попадались их мелкие собратья гекконы. Иногда из чащи выбегали рыжие свиньи. К счастью, на людей они внимания не обращали. К последней ночёвке матросы сильно расслабились, но дежурства не отменили. — Где же те волны ужаса, которыми ты нас пугал? — после ужина Олаф стал подначивать бренчавшего на гитаре Идоу. — Ещё будут. Погодите немного, — усмехнулся тот. — А вы, ребят, вам приходилось здесь бывать раньше? — обратился к матросам Николас. — Нет, так далеко мы не заходили, — ответил Оуэн. — Обычно Лучезарные путешествуют большими отрядами. Им сопровождение не требуется. Да и они не жаждали брать с собой посторонних. Был один у нас бравый молодой матрос, который хотел во что бы то ни стало в джунгли попасть. Лучезарные сказали: «Иди, если хочешь. Кто мы такие, чтобы тебе запрещать? Но за твою безопасность мы не ручаемся». По дороге к храму его укусила гремучая змея. Все снадобья оказались бессильны против её яда. После этого никто больше в джунгли не напрашивался. — А вы сами не боитесь? — подозрительно прищурился Николас. — Боимся. Но это наша работа, за которую нам хорошо платят. Мы взялись за неё добровольно и не отступим даже в случае смертельной опасности. Море не любит слабаков и трусов, — заверил его Оуэн. — Спасибо! Рад, что на вас можно положиться, — Олаф пожал матросу руку. — Я прослежу, чтобы ваша доблесть не осталась без награды. А теперь давайте спать. С рассветом пойдём дальше. Они втроём устроились поближе к костру в окружении матросов. Дежурные менялись каждый час, а Николасу с Олафом выпала очередь ближе к утру. Матросы очень ценили, что господа разделяют все тяготы пути с ними. Да Олаф и сам не скрывал, что гордится этим. — А вы что думаете насчёт суеверий нашего проводника? –спросил у друзей Олаф. — Он ведь и раньше запугивал нас своими сказками. — Он говорит правду, — Герда пристально уставилась в его глаза. — Мрак — это то, чем заражён лорд Веломри и остальные Магистры, прошедшие ритуал просвещения. Его осколки впиваются в сердце антрацитовыми спрутами и пожирают душу, а оболочку заполоняют собственной злой сущностью. — Не начинай… — Послушай! Разве ты не видишь, насколько моя история и история Идоу похожи? — настаивала она сиплым голосом, боясь от возбуждения перейти на крик. — А ведь Идоу рассказал её только сейчас. — Ох уж эти теории мирового заговора! Неужели так сложно поверить, что мы победили, потому что за нами была правда? Сумеречники погрязли в междоусобных распрях и ослабели. Со временем даже самые лучшие вещи дряхлеют и приходят в упадок, если их не реформировать. Кто изменился следом за изменившимися условиями, тот и выжил. Древние мистические силы тут не при чём даже в том маловероятном случае, если они существуют. Какие у тебя доказательства, кроме сомнительных свидетельств бунтовщиков? — Я видела всё своими глазами. Видела, когда разговаривала с лордом Веломри. И в Урсалии тоже. Почему ты не веришь мне хоть немножечко? — Герда в отчаянии заламывала руки. — Я же пытаюсь тебя спасти! — Почему я ничего не видел? — Олаф поднёс руки к её щекам и стал поглаживать их, обвивая Герду серебристыми нитями внушения. Николас напрягся, пытаясь сдержаться. «Нет. Не моя она. Не жена. Если что, сама попросит помощи. Только тогда…» — Почему никто другой их не видел? Может, это лишь страшный сон. Потрясения, которые ты пережила, не проходят бесследно. Герда смахнула руки Олафа. — Я знаю того, кто тоже видел. Николас метнул в неё предупреждающий взгляд. — Флавио? Или кто-то другой из бунтовщиков? — усмехнулся Олаф снисходительно и вновь потянулся к ней мыслесвязью. — Лорд Комри! — Ты же с ним не встречалась. Герда сложила ладони на груди. Хотелось её одёрнуть, но Олаф не спускал с неё глаз. — А что, если встречалась? Что, если это он мне всё объяснил? Что, если я всё видела своими глазами и только потому поверила бунтовщикам? Что, если… Николас ухватил её за локоть. Под плащами в темноте было не так заметно, но Олаф удерживал с ней мыслесвязь, поэтому мог почувствовать чужое прикосновение. — Он предвзят. К лорду Веломри у него большие счёты. Трудно признать, что твои знаменитые предки далеко не всегда поступали хорошо. И та кара, которую они понесли, пускай и жестокая, была вполне заслуженной. Николас забыл про Герду и всем телом развернулся к Олафу, глядя в его непроницаемое в сумерках лицо. Кто он такой, чтобы так высокомерно рассуждать о чужих горестях?! Выросший в богатом мирном городе мальчик, с которого сдували пылинки, окружали заботой и почётом? Пускай пройдёт хотя бы через половину тех бед, с которыми столкнулся Николас, прежде чем его упрекать! Руки нестерпимо чесались вмазать по лицу Олафа. — Перестань! — вклинилась между ними Герда. — Не говори так! — Почему? Ты настолько хорошо знала лорда Комри, что так ему сочувствуешь? — Нет. Просто твоя жестокость и бесчувственность меня ранит. Мягким ты нравился мне куда больше, — отрезала она. — Уф! Хорошо. Пускай нас рассудит третья сторона. Морти, что ты думаешь? — обратился он к Николасу. Надо собраться и не творить глупости. Николас сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. — Я не один из вас и не разбираюсь в колдовских делах. — Поэтому я и выбрал тебя, как самого непредвзятого. Даже если ты отдашь свой голос против меня, я не обижусь и не причиню тебе вреда. Клянусь! — со всей возможной искренностью заявил Олаф. «Ну, конечно. Возьму и расскажу тебе, что я и есть тот самый лорд Комри, чьего деда ты только распекал. И всё, что тебе втолковывала Герда — мои слова. Да она завела этот разговор, только чтобы вывести меня на чистую воду. Чтобы я уговаривал тебя отречься от Лучезарных, употребляя всё своё влияние и дар убеждения. Как же вы оба не понимаете? Правду ты не примешь, как бы не пытался убедить меня в обратном. Я чувствую твоё настроение кожей. Любой лёгкий толчок разрушит нашу дружбу, как замок из песка. Я не хочу ничьей смерти, особенно в шаге от храма». — Нельзя с уверенностью утверждать, что тут есть, а чего нет. Быть может, мы всё увидим своими глазами. — Я спрашивал про другое, — Олаф улыбнулся, но выражение лица получилось угрожающим. — Про Лучезарных, я понял. Так вот, люди не понимают, чем вы занимаетесь, какой силой обладаете и какие ритуалы проводите. Неведение поражает жуткие фантазии. Разноцветные глаза Магистров пугают, они кажутся чем-то злым. А за лордом Веломри ещё со времён Войны за веру тянется дурная слава перебежчика, предателя и палача собственного наставника и благодетеля. — Но… — Цыц! Хотел услышать моё мнение, так терпи. Это в Священной империи его все любят и чтят, но на Авалоре к лорду Веломри относятся куда менее однозначно. Многие считают вас узурпаторами, а вовсе не героями-освободителями. Каледонцы и бунтовщики с удовольствием бы встали под знамёна лорда Комри. Его дед пользуется славой спасителя, народного героя и мудрого правителя. Не хочу тебя ни в чём уличать, просто я был на той стороне и слышал их правду. Олаф недовольно прищурился и сложил руки на груди. — Ладно. Обе стороны одинаково хороши в попытках очернить и демонизировать друг друга. Однозначное зло убивать проще, чем людей с иными взглядами. — Лорд Веломри сказал, что в этой войне обе стороны одинаково плохи, — тихо возразила Герда. — Очень в его духе, — рассмеялся Олаф, и тревожное напряжение рассеялось. Николас представлял себе их разговор в красках, особенно то, какими словами его награждал Белый Палач. — Мы пришли к компромиссу? Всех он удовлетворяет? — Олаф внимательно вгляделся в их лица. Герда с Николасом отмалчивались. Что толку говорить, если он не слышит? Нужно ждать, пока не появятся более веские доказательства или пока Олаф сам не начнёт что-то подозревать. — Эй, ну чего вы? Я же дело предлагаю. В щекотливых вопросах, где нет однозначного ответа, нужно идти на уступки. — Давайте лучше спать. Тем более, вам ещё дежурить, а я очень устала, — Герда отвернулась на другой бок и плотнее укуталась в плащ. Ночи здесь хоть и не были холодными, но засыпать под одеялом всё равно получалось лучше. — Спокойной ночи, — согласился Николас и сделал то же самое. Олаф ещё немного повздыхал, но потом затих.