Огни юга

Собрались сразу после завтрака и двинулись в путь. Шли весь день. Гнал страх. На ночлег остановились только с наступлением темноты, когда уже не получалось разглядеть корни деревьев под ногами. Герду снова не допустили к работе. Усевшись на берегу, она сняла сапоги и хотела остудить натруженные ступни. Будто от прошедшего только что дождя одежда и обувь не вымокли достаточно! На её плечо легла тёплая рука. Герда вздрогнула и скосила взгляд. За ней стоял Идоу. Казалось, он двигался даже тише Николаса. Да и ауру, прозрачную, лучащуюся серыми рыбьими чешуйками, Герда ощутила, только когда взглянула в его глаза. - Что, простите? – переспросила она, пропустив его слова мимо ушей. - Не суй ноги в воду. Там кишат зловредные твари, - добродушно улыбнулся Идоу. - Пиявки? – Герда поспешила убрать ступни от берега. Затянутая ряской вода цвела и пахла прелыми растениями. Даже звёздный свет тонул в ней безвозвратно. - Самые безобидные из них, - ответил Идоу. Герда отошла подальше от реки и растянулась на траве. Удивительно, как быстро она высохла, хотя влага ещё ощущалась в прохладном ночном воздухе. Кособокая, ещё не полная луна, задумчиво смотрела с неба. Такая яркая, что на ней можно было пересчитать все пятна. Идоу сел рядом и, опёршись на ладони, уставился туда же, куда Герда, словно силился поймать её мысли. - Не страшно тебе из лагеря уходить, когда объявился бездушник? В темноте его лицо было не разобрать, да и не хотелось отрывать взгляд от небесного светила. Может, они ошиблись, и таинственный злодей на самом деле Идоу. Выследил её, вопросы задает… Хотя, наверное, бездушник действовал бы быстро. Или нет, если бы хотел что-то узнать. Так почему бы не сказать? Сказать хоть кому-то! И будь что будет. - Устала всего бояться. Мой дед Предвестник Мрака, предводитель других Предвестников. Он запретил меня трогать. - О-о-о! – Идоу смешно округлил глаза. – Сочувствую. Тяжело, должно быть, постоянно находиться между двух огней. - В последнее время я только это и делаю. Уже привыкла. Вроде бы Идоу искренне удивился. - Скажите, Предвестники и бездушники – это одно и то же? - Нет. Разноглазые – генералы, ими становятся только самые сильные колдуны. А бездушники – всего лишь рядовые, которых не жалко пустить в расход. Долго они не живут. - Хорошо! Значит, Пернатый змей с лёгкостью его победит. - Конечно. Если не будет так отчаянно воевать с собой вместо этого, - усмехнулся Идоу. - Интересно… знает ли бездушник о приказе моего деда? Может, мне всё-таки стоит быть осмотрительней? - Осмотрительней стоит быть нам всем. Но о приказе бездушник знает наверняка. Между всеми прислужниками Мрака существует особая связь. Что знает один, знают все остальные. Иногда Мрак использует эту связь, чтобы соблазнять людей. Обещает, что переметнувшись на его сторону, они никогда больше не будут одни. - Странно. Мы сейчас столько времени проводим вместе, что дорого бы отдали, чтобы ненадолго побыть наедине с собой. А откуда вы столько знаете о Мраке? – с подозрением спросила Герда. - Да я ведь столько лет прожил с ним бок о бок. - И ваши предки тоже? - Да, можно сказать, это общая память моего племени. Если бы он действительно был бездушником, то не выдавал бы себя такими неоднозначными намёками. Тут что-то другое. Понять бы. - Мастер Идоу, а вы не чувствуете себя бесполезным и ленивым из-за того, что не помогаете матросам? - Я? – он смешно выпучил глаза. – Конечно же, нет. Рук там и без нас хватает. Мы будем только мешать. - Да, в последнее время я чувствую себя помехой, - поделилась она. Жаловаться Идоу было легче, чем парням, которые только и делали, что всё усложняли. – Дома я помогала отцу по хозяйству, была всегда занята. С трудом удавалось выкроить время, чтобы почитать. А после его смерти я только и делаю, что полагаюсь на других и плыву по течению. Ничего важного не делаю, никаких решений не принимаю, только учусь и вот… стою между двух огней и жду, когда они меня спалят. - Значит, сейчас для тебя наступила пора сна. Такое бывает. Жизнь коротка. Надо слушать себя и делать то, что хочется, а не то, что требуют другие. Я долгое время прислуживал тем, в чью пищу мечтал подсыпать яд. Только жаль, что он на них не действует. - Почему? Они принимали противоядие? - Нет. Просто мне казалось, что они целиком состоят из яда. От ещё одной порции его только станет больше, - ответил Идоу с такими серьёзным видом, что было непонятно, шутит он или говорит всерьёз. – С тех пор я возненавидел работу. Моё предназначение в другом. - В чём же? - Быть проводником. - У вас здорово получается! - Вот! Поэтому мне нельзя заниматься ничем другим, иначе я не смогу посвятить призванию всего себя. - А чем вы занимались у себя в племени? Неужели совсем не работали по хозяйству? - По мелочи. От большинства обязанностей меня освобождали, чтобы я мог лечить, давать советы, наставлять, испытывать, развлекать и провожать в особые места. И иногда насылать спасительное безумие. - Похоже, вы были важным человеком. Жаль, что у меня нет такого призвания, которым я могла бы оправдывать свои лень, страх, слабость и нерешительность. - А зачем оправдываться? Тем более, перед собой? Ты милая и добрая. Принимай себя такой, какая ты есть со всеми недостатками. Перестань бороться с течением, не ломай себя. Как бы странно это ни звучало, но только так ты сможешь измениться, стать сильнее и храбрее. Как только услышишь собственный голос, решения будут даваться тебе намного легче. - Я стараюсь. Медитирую. Сижу в тишине. Думаю. Но ничего не слышу. Может, это оттого, что я не могу петь? - Вряд ли. А что тебе нравится делать? - Читать книжки. Узнавать новое. Путешествовать, - без промедления ответила она. - Не подходит. Всем этим ты занимаешься постоянно. Я что тебе нравится, но ты не делаешь? На языке вертелась глупость вроде «целовать Николаса», но произнести это вслух она не смогла. - Тебе нравится танцевать, - сделал Идоу глубокомысленный вывод. - Что? Нет! С чего вы решили? - Видел, с каким восторгом ты смотрела на танцы в племени шилайю. Даже когда ругалась с Пернатым змеем и бежала от него, ты хотела танцевать. - Я не умею. Плохо двигаюсь. Недостаточно плавно и грациозно. Если кто-то увидит мои кривляния, то будет показывать пальцем, стыдить и смеяться. - Здесь никого, кроме нас двоих, нет. Я не стану тебя стыдить. Мой смех – безудержный хохот доброго сумасшедшего. Не принимай его на свой счёт. Идоу снял со спины гитару, поднялся и тренькнул по струнам. - Станцуй. Воспринимай это, как горькое лекарство от твоей лени и слабости, если не можешь признать, что тебе самой этого хочется. Станцуй для одной себя и не пытайся никому понравиться. Симпатии безумца нельзя предсказать, они зависят только от его воспалённого разума. Герда покорно встала. Ноги сами просились в пляс. Главное, не споткнуться в темноте об корень, камень или, что хуже, змею. Вон туда надо стать - на освещённый луной клочок земли. Внимательно глядя под ноги, Герда закружилась на месте. - Смелее! Я подберу мелодию, подходящую только для тебя. Идоу заиграл томную песню о мимолётной любви бабочки. Герда переступала с ноги на ногу, взмахивала руками, как крыльями, плащ развевался за её спиной. Мелодия изменилась. Мотив стал бодрее, но вместе суровее, будто в него вплелась северная стужа. Хотя откуда южанин мог о ней знать? Герда схватилась за свой плащ и начала хлопать им, кружась на одной ноге и отталкиваясь второй. Подпрыгивала, приседала и снова подпрыгивала. Отклонялась назад и вперёд, встряхивалась, словно ели на ветру сбрасывали шапки снега с утомлённых лапок. Буйная мелодия захватила Герду полностью. Она словно вернулась в то время, когда ехала через пол-Мунгарда вслед за детской мечтой о пропавшем принце. Всё в танце говорило о том, что пережитые лишения и страдания были не напрасны несмотря на то, что у них ничего не вышло. Искорка подаренного принцем волшебства до сих пор жила в ней и грела душу, напоминая, что чудо возможно, пускай и на неуловимый миг. Идоу снова сменил мелодию, не позволив насладиться стужей зимней дороги до конца. Музыка стала лирической, с дворцовыми нотками. Под них подходили только реверансы, поклоны, плавные кружения, изящные движения головы и рук. Герда принялась исполнять заученные во дворце Лучезарных па. Она больше не думала, как выглядит со стороны, как её оценят строгие учителя и охочие до сплетен придворные. В этом плавном танце была своеобразная медитация, пускай она и не захватывала так, как рычанье бури. Неосознанно Герда вплетала в степенный придворный танец и томные движения влюбчивой бабочки, и яростные порывы зимней стужи. - Вот! Это оно! – обрадовался Идоу. – Можно было сразу догадаться. Ты ведь принцесса, внучка великого властителя. А значит, однажды станешь мудрой королевой. Герда не выдержала и рассмеялась. - Мастер Идоу, вы бы лучше Олафу льстили. Может, он отнёсся бы к вам лучше. - Вот ещё! Я не льщу, а говорю правду, - запротестовал Идоу. - Ну, какая из меня королева? Я же простушка, дочь лесника. Ни коварства во мне нет, ни хитрости, ни жажды власти. А о политике я знаю чуть больше, чем обычные люди лишь из-за своего дурацкого родства. - Не надо свой род обижать. Нельзя отрываться от корней, даже если они ядовитые. Без них мы становимся беззащитны и теряем свои души намного быстрее. В конце концов все мы связаны неразрывными цепями перерождений. Если что-то случилось, значит, так было нужно. Королевой ты станешь, как стала ею раньше, потому что Мельница душ снова вращает колесо повторения. В прошлой жизни тебе приходилось справляться со всеми напастями одной. Без коварства и хитрости. Только с помощью силы характера и воли к жизни. За это время ты очень устала и теперь предоставляешь расхлёбывать всю кашу тем, кто её заварил. - Хорошее оправдание для слабости и лени. Но в одном вы правы: надо смириться и перестать воевать с собой. Я не боец и не коварная королева. Я просто я и делаю что хочу. На что хватает моих скудненьких силёнок. Какой смысл в пустых разговорах? Герда снова закружилась, выплетая руками замысловатый узор. Закрыла глаза и растворилась в своих движениях. Упадёт – ну и пусть. Никто не увидит. Никто не засмеется. Красиво или нет, ей всё равно. Идоу принялся ей подыгрывать, сочиняя мелодию прямо на ходу. - Вот это да! – послышался восхищённый возглас Олафа и хлопки в ладоши. – Даже не представлял, что ты так умеешь! Идоу продолжал играть, не обращая внимания на незваного гостя. Герда опустилась на пятки и спрятала руки за спиной. Щёки и шею обжигал румянец. Хорошо, что было темно, иначе она бы умерла со стыда. - Не останавливайся! Было здорово. Я рад, что ты хоть немного раскрепостилась, – попытался успокоить её Олаф. Это ужасно! Он наверняка расскажет обо всём Николасу, и они будут обсуждать её. Идоу прикрыл струны рукой, заставив гитару замолчать. - Ей-то ты хлопаешь. А я совсем недостоин, значит? Ладно, будем считать, что эти хлопки предназначались нам обоим, – шутливо обиделся Идоу. –Ты бы сам потанцевал. - Нет, мне запрещено. Я же говорил! - Не стоит держать всё в себе, иначе в один прекрасный день оно извернется наружу потоком кипящей лавы и уничтожит всех, кто тебе дорог. - Идоу повернулся к Герде: – Знаешь сказку про красные башмачки? - Конечно. На севере она одна из самых популярных. - Что за сказка? –спросил Олаф, растеряв благодушие после пары фраз Идоу. - Про сиротку, у которой от матери остались только красные башмачки. В них она танцевала на площади, чтобы прохожие кидали ей монеты. С приближением холодов ей становилось всё труднее и труднее. Во время первых морозов она едва не погибла, отчаянно высекая огнивом искры, чтобы разжечь костёр из мусора и согреться. Её заметила пожилая бездетная пара. Старики пожалели сиротку и забрали её к себе домой. Прохудившиеся красные башмачки они выбросили, а взамен купили новые, коричневые, на овечьем меху. Больше сиротка не мёрзла и не голодала. Но как только наступила весна и на улице потеплело, она затосковала по маминым башмачкам. Ей хотелось купить похожие, но приёмные родители запрещали носить красное. Однажды, когда сиротка гуляла в цветущем яблоневом саду, ей встретился закутанный в плащ демон. Он показал ей красные башмачки точь-в-точь как мамины, только целые и новые. Сказал, что подарит их, если сиротка пообещает никогда не снимать эти башмачки. Не подумав, она согласилась и тут же надела их. Её ноги понеслись в пляс. Вначале казалось, что это от радости. Но прошёл целый день, а сиротка не могла остановиться. Башмачки двигались всё быстрей и быстрей. Она пыталась их скинуть, но ничего не выходила. Сиротка танцевала два дня, три, неделю, целый месяц! Никто не мог ей помочь: ни приёмные родители, ни лекари, ни даже Сумеречники. Тогда один целитель предложил отрубить ей ноги до колена. Ей уже казалось, что сердце вот-вот выскочит из груди и она упадёт замертво, поэтому сиротка согласилась. Только когда целитель лишил её ног, сиротка остановилась и смогла отдохнуть. - Жуткая сказка, предназначенная для того, чтобы держать простолюдинов в повиновении, - заключил Олаф. – Почему же доблестные Сумеречники не справились со злокозненным демоном и сиротку пришлось покалечить? Вряд ли без ног её жизнь сложилась счастливо. - Это всего лишь иносказания! – запротестовала Герда. - Бледнолицые, как всегда, понимают всё неправильно. Просто это был не демон, а существо куда более могущественное. Сиротка слишком долго изображала из себя примерную дочь ради миски тёплого супа и крова над головой, - пустился в пространные объяснения Идоу. – Но в глубине души она томилась по той свободе, которая у неё была, когда она бродяжничала. Когда некая могущественная сущность решила испытать её волю, сиротка не выдержала и с головой погрузилась в безумие танцевальной лихорадки. - Танцевальная лихорадка? Больше похоже на последствия тяжелого воздействия на разум. Такое бывает, если перестараться с внушением и некоторыми другими техниками, - задумчиво ответил Олаф. – Демоны так делают. - И мыслечтецы, - добавила Герда. - Только необученные, но они долго не живут. У нас в ордене такими варварскими методами не пользуются, - осадил её Олаф. - Всё же я настаиваю, что тебе не стоит изображать из себя того, кем ты не являешься. Вам всем следует перестать это делать, - видимо, Идоу внял совету Герды и попытался поговорить с Олафом по-дружески в своей манере, но именно эта манера его раздражала больше всего. - Ладно. Пойдёмте в лагерь. Ужин уже стынет и надо ложиться спать. Завтра с рассветом снова в дорогу. Кстати, далеко ещё до Храма отрезанной головы? - Завтра будем на месте, - Идоу почесал плечом щёку, на которую сел москит. - А где Морти? Я думал, он следит, чтобы тебя не похитил бездушник, - обратился Олаф к Герде. - Я попросила его не следовать за мной, - ответила та и неловко отвела взгляд. - Я здесь! – Николас выглянул из-за деревьев. Его ауру тоже никто из них не почувствовал, пока он сам этого не пожелал. - Ты что, подслушивал?! – взъярилась Герда. - Вы не говорили ничего, чего я не знал, - ответил он, став рядом с товарищами. – Рад, что у Идоу получилось то, в чём я… мы с Олафом потерпели неудачу. В его голосе были слышны мягкие, кошачьи интонации, но неуклюжие преувеличенные комплименты он отвешивать не собирался и не выглядел насмешливым, каким бывал, когда хотел кого-то уязвить. - Что? Здесь опасно, а меня наняли тебя защищать, - попытался смягчить её Николас. Она махнула рукой и отвернулась. Вот ведь. Один раз позволила себе расслабиться, и все подсмотрели! Все! Теперь ей никогда больше не удастся вот так же потанцевать, отрешившись от их любопытных взглядов. И она станет совсем как сиротка из сказки. Ох уж этот Идоу! Точно демон-искуситель, подарил ей красные башмачки. Теперь попробуй их снять! - Не дуйся, - ущипнул её за щёку Олаф. - Станцуешь как-нибудь для того, кто сам танцевать не может? Я буду счастлив. Даже в темноте было видно, что он смотрит на неё так, что отказать ему невозможно. Герда неловко рассмеялась. - Если будет настроение. А теперь пора возвращаться. Ты же говорил, что нас ждут. - Погодите, а как же самое интересное? – остановил их Николас. – А кем мы были в прошлой жизни? - Ровно теми же, кем и сейчас. Ты был воином-странником, который искал и никак не мог найти свой дом, - ответил Идоу. - А он был знатным вельможей, который мечтал доказать всем и прежде всего себе, что достоин власти. - И что же нам теперь делать? Мне отказаться от поездки, а ему осесть и завести семью? – насмешливо поинтересовался Олаф. - Отнюдь. Даже если захотите, вы не сможете отказаться от своей сути, как не сможет и она, - Идоу указал на Герду. – Просто не совершайте прежних ошибок и, быть может, нам всем удастся выстоять в надвигающемся шторме. - Ну, конечно! – продолжал смеяться над его словами Олаф. Поняв, что ни до чего не договорятся, они побрели обратно в лагерь. *** Дежурили подвое. Хотя так время сна сократилось, но безопасность оказалась важнее. Герда дремала, вполуха прислушиваясь к происходящему. Прохладная ночь, наполненная птичьим пением, прошла на удивление спокойно. Под утро последними дежурили Николас с Олафом. До Герды доносились обрывки их перешёптываний. Парни обсуждали личность убийцы, его мотивы и планы, волну чёрного гула и даже Мрак, но только не её вечерний танец. Немного успокоившись, Герда уснула, правда, поспать ей дали совсем недолго. Едва небо начало разгораться сизыми полосами, разгоняя ночной туман, лагерь наполнился суетой. Пришлось вставать, завтракать и собираться в дорогу. Все будто забыли о вчерашнем происшествии, пока Оуэн не начал пересчитывать матросов. - Одного не хватает. Где Пальчис? - Здесь! – отозвался кряжистый парень с огромными плечами. На корабле он вместе с другими крепышами поднимал и опускал якорь. - Хаггерт? - Туточки! – помахал рукой плутоватый матрос, который борзо лазал по мачтам. – Нильфа нет, товарища моего. - Куда он делся? - Был тут, а потом пропал. Может, по нужде отлучился? – пожал плечами тот. Николас схватил Герду за руку и притянул к себе: - Держись рядом. Матросы отправились прочёсывать лес, распугивая всю живность. - Сюда! – позвал один из матросов. В воздухе снова запахло кровью. Когда троица добралась до места, вокруг уже толпился весь отряд. Николас с Олафом расталкивали матросов, чтобы пробраться вперёд. Разглядев, что происходит, Герда зажала рот рукой, чтобы сдержать крик. На фикусе в пеньковой петле висел тихий, узкогрудый Нильф. Оуэн рубил над ним верёвку, другие матросы придерживали бедолагу за ноги, но его шею уже свернуло набок, лицо посинело, а изо рта свисал язык. Рубашка была распахнута, на груди выцарапан знак из стрелок и крестов. - Колдуны плешивые! Когда он успел-то? – недоумевал необъятный Хаггерт. Нильфа сняли с дерева и положили на землю. Олаф отогнал матросов, чтобы изучить тело. - Следов борьбы нет, криков мы не слышали. Значит, он не сопротивлялся. Хаггерт, сколько времени ты его не видел? Этого бы хватило, чтобы добраться от лагеря сюда и вернуться обратно? – спросил Олаф. - Вряд ли. Даже если бежать со всех ног. Тут же ещё и вешать надо, - простовато ответил тот. - И знаки вырезать, - добавил Олаф. – Оуэн? - Все были на месте, когда я пересчитывал. Не хватало только Нильфа. Кто бы его ни повесил, он не был одним из нас, - заключил предводитель матросов. - Возможно, он повесился сам, - предположил Олаф. – На допросе у него были очень мрачные мысли, но он убедил меня, что не собирается накладывать на себя руки. Возможно, он всё-таки решился и улизнул от нас, когда все отвернулись. - Вряд ли у него получилось бы вырезать такое самостоятельно, - Николас ткнул пальцем в знак на груди. - Это веве нзамбо, - заметил Идоу, невесть как оказавшийся возле трупа. – Ходячий мертвец. - Бездушник? – нахмурился Олаф. - Нет. Бездушник как раз живой, думающий и чувствующий, только напрочь лишён совести и сострадания. А нзамбо мертвецы, безвольные рабы, способные лишь на то, чтобы исполнять приказы хозяина. - Так Бездушник сделал из него этого… веве нзамбо? – почесал в затылке Олаф. - Веве – это рисунок у него на груди. С помощью него и с помощью птицы, а вон, кстати, и она, - Идоу указал на опушку поляны. Там у кустов валялся обезглавленный тукан. – Колдун делает из человека нзамбо. На следующую ночь после того, как вы его похороните, он откопает себя и пойдёт служить хозяину. - То есть здесь орудует колдун, а не бездушник? – продолжал недоумевать Олаф. - Шадра точно убил бездушник. А Нильфа превратил в нзамбо колдун. Может, бездушник с ним в сговоре. Не все колдуны хорошие, не всех любят в своих деревнях. Тех, кто вредит людям, выгоняют за реку, как и бездушников, - соизволил объяснить Идоу. - Ясно. Значит, у нашего убийцы может быть соучастник извне. Час от часу не легче, - тяжело вздохнул Олаф. – Что делать с этим нзамбо? Как его хоронить, чтобы он не вернулся к хозяину? Порубить на части? - Тогда каждая часть будет стремиться к другой, пока он полностью себя не соберёт. - Сожжём его, - предложил Николас. - Я же говорю, Пернатый змей умный, - Идоу похлопал его по плечу и пошёл обратно в лагерь. - Ну, наглец! – зашипел на него Олаф и сложил руки на груди. - Есть немного. Но он, и правда, много знает, - ответил Николас. – Есть соучастник или нет, но теперь нужно быть вдвойне осторожными. Поговорить бы с матросами, убедиться, что они готовы идти дальше вместе с нами и понимают ситуацию правильно. - Ты прав, - согласился Олаф и обратился к матросам: – Несите Нильфа к костру. Там ещё раз осмотрим и похороним. Потом общий сбор и беседа. Моряки перешёптывались, посматривали с тревогой, но исполняли указы без лишних понуканий. Нильфа забрали. Герда обернула мёртвую птицу в лист банана и понесла к костру. Бедное создание тоже заслужило достойные проводы. Матросы укутали тело в холст и возложили его на костёр. Олаф прочитал прощальную речь и поджог дрова. Огнь долго не хотел приниматься за сырые брёвна, пока от собранного хвороста не повалил густой дым. Нос защипало, из глаз хлынули слёзы. Стоявшие ближе всех к костру матросы закашлялись, но вскоре всё прошло, и погребальное ложе охватило жаркое пламя. Гилли Ду бросал плотоядные взгляды на птицу в руках Герды. - Нет, это не для тебя, - попеняла она ему и бросила свёрток в огонь. Лис негодующе заскулил. - Тень нависла над всем отрядом. Она сгущается, становится вязкой и осязаемой. Как будто волна чёрного гула заразила всех, и теперь её осколки живут в нас, - тихо сказала Герда, чтобы услышали только Николас с Олафом и Идоу. - Тебе всё кажется. Ничего здесь нет. Моё чутьё куда более развито, чем твоё, и опыта намного больше. К тому же, я тщательно всех проверил, - Олаф погладил её по щеке, пытаясь успокоить. - А вдруг она права? – заспорил Идоу. – Такое у нас тоже случалось. В одном племени. Когда охотники после нескольких месяцев похода вернулись в деревню, все её обитатели пропали: женщины, дети, старики. Никаких беспорядков или следов разорения, вещи не тронуты, но люди как будто в трясину провались. Их так и не нашли. Единственным напоминанием от них остался знак на дереве. Веве нзамбо. - Заканчивай нас пугать! – вспылил Олаф. – Если не можешь сказать ничего хорошего, лучше молчи. Тебе не за это платят. Широко улыбнувшись, Идоу смешался с толпой матросов. Олаф подошёл к костру и принялся читать заупокойную молитву. Герда незаметно сжала ладонь Николаса, её голос дрожал. - Мне страшно. Почему вы не позволяете мне ни в чём участвовать? Я чувствую себя ненужной куклой. К тому же, я всё равно не сплю. Лежу с закрытыми глазами и слушаю. Нас преследует чей-то неразборчивый шёпот и злые взгляды мертвецов. Порой мне кажется, что твоя фигурка Совы ожила и идёт вместе с нами. Она заглядывает каждому в лицо и оставляет свои метки. Кто сильный, кто слабый, кто годен, кто нет. Выжидает, чтобы напасть, когда мы расслабимся. - Будь моя воля, ты делила бы тяготы путешествия вместе со всеми. Но решаю не я, - качнул он головой. - Эй, что происходит? – Олаф уже закончил и вернулся к ним, не преминув заметить, как Герда сжимает запястье Николаса. - Она напугана, - сообщил последний. - Только не говори, что с самого начала хотел оставить её в Ловониде, - недовольно фыркнул Олаф. - Что было, то прошло. Сейчас надо думать, что делать дальше. Ты зря так боишься её перетруждать. Если бы у неё были хоть какие-то обязанности, она бы меньше переживала. - Она достаточно ходит и тренируется с нами обоими, - возразил Олаф. - Ничто не заменит настоящий опыт, тебе ли не знать. Ты ведь этим её только что попрекал? – ответил Николас. Матросы с любопытством наблюдали за их перепалкой. Олаф подошёл вплотную и зашептал ему в самое ухо: - Что ты делаешь? Зачем ставшись под сомнение мой авторитет? Да, это колдовство отличается от мунгардского, но не думаю, что справиться с ним будет сложнее, чем с бунтовщиками на Авалоре. Если возникнет необходимость, я попрошу помощи и у Герды, и у тебя. Но сейчас я со всем справляюсь. Или вы в меня не верите? Что его так уязвило? То, что они с Николасом взялись за руки или их слова? В них же не было ничего плохого, они искренне хотели помочь. Эх, зря она завела этот разговор. - Верим, Олаф, верим. Забудь обо всём, что мы только что наговорили. Это не имеет смысла, - вмешалась Герда. - Хорошо, не обижайтесь, - он сжал их плечи, а потом продолжил отдавать приказы матросам. Птица догорела быстро, а вот Нильфа ждать пришлось долго. Да и не хотелось обижать усопшего пренебрежением. Всё-таки он был добрым товарищем и честным матросом, хоть они и не знали его лично. Почтив его память долгим молчанием, матросы вернулись к сборам, а Герда с Николасом отошли к лесу, чтобы поговорить. - Не понимаю, отчего Олаф стал таким раздражительным, - сетовала она. - Ситуация становится неуправляемой. Он к такому не привык и зря пренебрегает нашими предупреждениями, - позволил себе покритиковать Олафа Николас. – По правде, ты чувствуешь ауры куда острее, чем мы. Видимо, это связано с отражением. Если снова увидишь что-то странное, говори. Будем искать злоумышленника. А насчёт страха… - Я знаю, собраться и перестать изображать из себя трусливого зайца, - перебила его Герда и слабо улыбнулась. - На самом деле я тоже боюсь. Боялся всю жизнь, с раннего детства. Просто я научился с этим жить и не складывать руки. Не поддавайся страху и знай, что мы тебя не оставим. Только так в этом мире можно выжить. - А что… - она сглотнула сухой ком. – Будем потом? - Будь сильной, и ты справишься. Мы все справимся, если постараемся изо всех сил. К глазам некстати подступили слёзы, руки предательски дрожали. Так хотелось прижаться к нему, уткнуться носом в могучую грудь. Николас печально отвёл взгляд, словно сам хотел обнять и утешить Нельзя. Все увидят и поймут. Поймут на этот раз правильно, и тогда им обоим несдобровать. - Чего ждёте? Пора выступать! И так тут задержались! – подогнал их Олаф. Отряд снова двинулся в путь. Шли молча и сосредоточенно следили за обстановкой. Уже начало смеркаться, когда Олаф всё-таки спросил: - Где каменные деревни? Ты обещал, что мы будем на месте сегодня. - Мы потеряли много времени утром, а потом пришлось обходить топкое место. Боюсь, каменным деревням придётся подождать до завтра, - Идоу замер, показывая, что лагерь нужно разбить прямо здесь. За долгий переход все вымотались так, что не стали спорить. Развели костёр, поели и легли спать. Николас с Олафом болтали с Гердой до тех пор, пока она не заснула. Напоённая ароматами орхидей, бромелий и лилий, ночная темень не беспокоила путешественников, словно всё плохое случалось с восходом солнца. Потому именно утром все были особенно бдительны и не отпускали никого в лес в одиночестве. Перед отходом Оуэн снова всех пересчитал. На этот раз никто не пропал. Уже собирались в путь, как Герда указала за пальмы на опушке. - Там что-то есть. - Ничего не чувствую, - замотал головой Олаф. - Я давно за ними наблюдаю. Мне не кажется. Там точно что-то есть, - настаивала она. - Я тоже чувствую. Надо посмотреть, вдруг чего, - поддержал её Идоу. - Лучше знать, кто дышит нам в спину, - добавил свой голос Николас. - Ладно, только чтобы вы успокоились. Берите вещи, пойдём вместе. Следите за соседями, чтобы никто не отстал и не потерялся. Идоу смело шагал впереди, Олаф, Герда и Николас за ним, матросы прикрывали тылы. Возле опушки стал различим солоноватый запах крови. Гнилостная аура убегала под землю пульсирующей паутиной. Олаф ускорил шаг. Посреди небольшой поляны на земле был начертан тот же знак, какой они видели на фикусе, на котором повесился Нильф. Только теперь он был выложен выпотрошенными птицами и змеями. Герда поморщилась и отвернулась. Её взгляд натолкнулся на привязанную к пальме соломенную куклу, истыканную тонкими заострёнными палочками. Такие же висели на остальных пальмах, окружавших поляну. Какой-то тёмный ритуал? После всего даже ахать и вздрагивать не получалось. Она только таращила глаза и нервно кусала губы. - Что это за дрянь? – не сдержал возгласа Оуэн. - Колдовской ритуал, судя по всему. Примитивный, кровожадный, но не скажу, что неэффективный, - заключил Олаф. - Да-а-а, тёмный колдун травил землю и поднимал мертвецов, - ответил Идоу. – Вот они действительно мерзкие людишки. Едят белых, чтобы увеличить свою силу. То есть не таких белых, как вы, а тех, кто изредка рождается в наших племенах. - Мертвошёпт? – Олаф почесал в затылке. – Они те ещё любители мрачных ритуалов даже у нас. Герда передёрнула плечами, вспоминая некроманта Петраса Кшимска и его попытки поднять армию мертвецов против Голубых Капюшонов. Сколько невинных людей тогда погибло! Даже думать страшно. С такими безумцами точно надо бороться. Но не все Сумеречники такие, даже не все мертвошёпты. Хм, если Петрас приходился Лайсве кузеном, то Герде он будет троюродным дедом. Ну, и родственнички, однако. Один другого краше. Теперь понятно, почему отец о них не рассказывал. - Кровь свежая, это сделано недавно, - Олаф присел на корточки, чтобы изучить выпотрошенных попугаев и туканов. – Почему мы ничего не слышали и даже не чувствовали? - Может, он скрывается с помощью неизвестного в Мунгарде колдовства, - поделился своими догадками Николас. Герда встревоженно переводила взгляд с одного лица на другое. Хоть бы Олаф не догадался, что его друг далеко не так прост, как хочет казаться. – Меня больше беспокоит, где сейчас мертвецы, которых он поднял. Николас указал пальцем в чащу: - Там кто-то движется. Скорее живой, чем мёртвый. Между стволов пальм мелькали тени. Вскоре стали различимы серые ауры обычных людей, а потом показались и они сами. Краснокожие гундигардцы, поджарые, в меховых набедренных повязках, на предплечьях и икрах – хвосты животных. Лица перемазаны белой глиной. В руках копья. Выглядели дикари сосредоточено-свирепо. Похоже, тёплого приёма не будет. - Охотники мтетве. Судя по боевой раскраске, они вышли на тропу войны, - безмятежно сообщил Идоу. - Насколько они опасны? Стоит вступать в бой? – уточнил Олаф. - Они тут самые свирепые. Плюются отравленными дротиками. Наконечники их копий пропитаны ядом гремучих змей. Пленных не берут – сразу снимают скальпы, - так же спокойно отвечал Идоу. - Их там много… - заметил Николас. – Бежим! Он схватил Герду за руку и метнулся за ствол. В кору врезался дротик с красным оперением. Дикари жутко завопили, аж уши заложило, и понеслись в атаку. - Отступаем! – закричал Олаф. – Прячьтесь за деревьями, не позволяйте себя задеть! Матросы бросились в рассыпную. Воздух уже свистел, вспарываемый копьями и дротиками. Отряд передвигался суматошно, всё время прятался. - К каменным деревням! Там укроемся! – отдавал приказания Олаф. Герда давно уже потеряла направление. Если бы Николас не тащил её за собой, она бы точно потерялась в этой суматохе. Перед глазами всё слилось в хоровод. Из мыслей осталась только одна – не упасть. Успокаивало лишь то, что впереди мелькали Идоу вместе с Олафом. Мтетве куда лучше знали эти леса и быстро нагоняли беглецов. Копья и дротики свистели совсем рядом. Лоб Николаса блестел от пота, на виске пульсировала жилка. Герде будто наяву слышала, как он сожалеет, что не может закрыть друзей и смести врагов ветроплавом. Перемазанный белой глиной дикарь возник прямо перед ними. Палка с кремниевым наконечником уткнулась Герде в лицо. Нет, нет! Герда направила на него дар. Дикарь замер, поддавшись лёгкому внушению. Николас ударил его мечом наискось и откинул ногой. Они побежали к следующей пальме. - Спасибо, - прошептал Николас, когда им удалось перевести дух. - Пользуйся моим даром, раз своим не можешь! – попросила она, хотя знала, что он подобного не терпит. - Только не перестарайся. В кору снова воткнулся наконечник копья, они побежали к следующему стволу. Герда перехватывала внушением ближних дикарей. Николас добивал их клинком. Первого, второго, третьего. Кровь уже успела заляпать их обоих, но разум отказывался осознавать происходящее. - Раненых не тащите. Я сам их подберу! – гулким эхом неслись по лесу приказы Олафа. Он с помощью дара перехватывал управление телами раненых. Серебристые молнии мыслесвязей мерцали повсюду. Так много, на таком большом расстоянии. И подсобить никак – Герда едва справлялась с теми дикарями, которые нападали на них с Николасом. - Да где же эти демоновы деревни? – выругался он, отбившись от очередного мтетве. – Олаф же сейчас надорвётся. Скажи ему, чтобы бросал мёртвых. Герда сосредоточилась на голубой ауре мыслечтеца, чтобы отправить послание. Новое копьё устремилось ей в грудь. Николас молниеносно обрубил наконечник и снёс дикарю голову. - Быстрее! Сюда! – раздавались крики моряков. Они со всех ног бросились на звуки. Герда едва успела отметить, как дротик полетел в её сторону. Токая струйка ветроплава отклонила его – отравленный снаряд просвистел всего в пальце от её уха. - Туда! – Николас направил Герду в сторону показавшихся между стволов каменных плит. Последнего дикаря она успела перехватить, но Николас не стал оборачиваться, чтобы его добить. Они заскочили в узкий проход между каменными плитами. За ними на небольшой площади толпились моряки. Их окружали полуразрушенные постройки из грубого булыжника. Ноги подкашивались, в глазах темнело, грудь надрывалась от тяжелого дыхания. Хотелось повалиться на землю, свернуться калачиком и уснуть, но Николас не позволил. Он снова ухватил Герду за запястье и потянул шагать по площади, как лошадь после долгой скачки. И правда, так дыхание восстанавливалось быстрее. Кто-то из моряков сидел или валялся на земле, с трудом переводя дыхание, кто-то приваливался к стенам. Оуэн обходил площадь, проверяя каждого. Возле Николаса он остановился и едва не схватил его за грудки. - Где мастер Харальдссон? - На подходе. Ведёт раненых, - тот скинул с себя его руки и нахмурился. Герда уставилась на него в задумчивости. Почему Оуэн так странно себя ведёт? Неужели настолько волнуется за Олафа? На площади показались новые раненые. Шестеро. Последними вбежали Олаф и Идоу. Раненые опустились на землю. Идоу принялся их осматривать вместе с ещё несколькими матросами. - Мастер Харальдссон, вы как? – Оуэн шагнул к нему. Под носом у Олафа алела кровь, глаза соловели, а аура выглядела прохудившейся, хоть и не так сильно, как бывало у Николаса. Значит, не надорвался, всё пройдёт. - Двое уже нежильцы, остальным постараюсь помочь, - доложил Идоу. Под его командованием матросы принялись отсасывать яд из ран, а сам Идоу поил больных зельем из своей фляги. Олаф отогнал всех от себя и скрылся за ближайшим домом. Только Николас осмелился побежать следом. Герда поднесла ладони ко рту и сложила их лодочкой. Сейчас парням мешать не стоит. Пускай Олаф и не понимает, но Николас единственный, кто может сейчас разделить его чувства и хоть чем-то помочь. А ей лучше заняться ранеными. Заодно времени на переживания не останется. Герда решительно направилась к Идоу.