Огни юга

Они двинулись вперёд, петляя между воздушных корней авиценний. Николас проверял палкой землю, чтобы не угодить в трясину. Следом шагала Герда, а Олаф замыкал, постоянно оглядываясь в поисках опасности. Без Идоу дорога стала сложнее, но никто не жаловался, а Николас упорно работал жердью. Вопреки опасениям Олафа в потёмках по болоту блуждать не пришлось: до храма они добрались всего за несколько часов. Солнце ещё даже не думало закатываться, когда впереди показался покрытый мхом и оплетённый толстыми корнями гигантских сикоморов храм. Он состоял из трёх конических башен, украшенных ярусами терракотовых скульптур размером в локоть. Ступив на каменный порог храма, Герда протянула руку к статуэткам: - Как красиво! Они будто живые. Девять рядов – это ярусы мироздания. Причудливые фигурки – их обитатели. А вдруг где-то здесь есть Идоу! Она принялась внимательно изучать каждую статуэтку, водя пальцем по рядам. - По-моему слишком вычурно – никакого вкуса, – фыркнул Олаф. – Когда мы вернёмся, я свожу тебя в Констани. Во время Войны за веру она полностью сгорела, и её отстроили заново. Теперь это самый современный город во всём Мунгарде с регулярной планировкой, гармонией форм, изящной простотой и горделивой монументальностью. Там ты поймёшь, что это всё – жалкие детские потуги. Что это за непропорциональные тела и несимметричные лица? Здесь что, пытались изобразить ночные кошмары? Бог, абсолют, Пресветлый прекрасен и душой, и телом. Он должен вдохновлять людей становиться лучше, стремиться к идеалу. Герда поджала губы и сложила руки на груди. - А мне нравится всё странное, неправильное, неидеальное. Нравится нереалистичное. То, что нельзя представить. То, чего никогда не существовало в нашем мире. Я рада, что на заре времён искусство ограничивал разве что полёт фантазии художника. Оно не подражало и не доводило до идеала существующее, а придумывало новое. Это «уродство» прекрасно в своей непохожести. Олаф удивлённо на неё вытаращился. Николас усмехнулся в кулак. Унаследованную от деда непримиримую сторону Герда показывала, только когда наступали на её любимую мозоль. - Ладно-ладно, - Олаф обезоружено поднял руки. – После убогих каменных деревень и жилищ-склепов это храм выглядит, как шедевр. Даже не верится, что их строили одни и те же люди. - Мне кажется, что тогда люди были не глупее нас и хотели сделать это место особенным, - снова возразила Герда. - Да, здесь они превзошли себя, - примирительно улыбнулся Олаф. Устав слушать их споры, Николас первым заглянул внутрь. Если храм заражён Мраком, то мыслечтецам может грозить опасность. Вопреки ожиданиям за потрескавшимися от времени стенами из песчаника угрозы не чувствовалось. Воздух был спёртый и затхлый, в тёмных углах лежали покрытые паутиной скелеты. Да здесь как будто ураган прошёлся! Пол измазан в каменной крошке, надо было смотреть под ноги, чтобы не споткнуться об обломки камней. - Заходите, не стойте на пороге – плохая примета! – позвал товарищей Николас, пока они ещё не разругались в пух и прах. - Ещё один любитель суеверий! – первым вошёл Олаф и недовольно скривился. – И где же тот исток веры, к которому совершают паломничество все наши Магистры? Герда входила медленно, с опаской оглядываясь по сторонам, словно ждала, что из тёмного угла на её что-нибудь набросится. Николас указал в сторону лежавших у алтарной чаши скелетов. - Мне кажется, ты ищешь это. Он опустился возле одного из мертвецов на колени и снял с его шеи серебряный медальон Сумеречников. - Судя по остаткам одежды и украшений, они не такие старые и явно не из Гундигарда. - Наверное, это погибшая экспедиция Сумеречников. Здесь они подхватили неизвестную болезнь, оправились от которой лишь трое. После возвращения в Мунгард они основали наш орден, - ответил Олаф. - Сомневаюсь, что они умерли от болезни. Кто-то хорошенько приложил их об стены: у них кости сломаны. - Не может быть! – Олаф сел на корточки рядом и тоже стал присматриваться. – Может, их после смерти разметало чёрным гулом? - Идоу говорил, что гул влияет только на разум. - Но мы же слышали, как он валил деревья! - Возможно, нам это только казалось. Почему выжившие товарищи их не похоронили и позволили свершиться такому святотатству? У нас в армии даже погибших на поле брани старались забрать и отдать последние почести, - задавал Николас неудобные вопросы. Рисковал, но терпеть дольше не получалось. – Если допустить, что выжившим пришлось от чего-то спасаться, то почему тела не похоронили следующие экспедиции Лучезарных? Или у вас в ордене принято оставлять скелеты на алтарях? - Эй, полегче! Не ты тут судья, а я! – возмутился Олаф. – Эти останки могут быть заразны. - Тем более, нужно было сразу их сжечь, а не позволять заразе распространяться, - настаивал Николас. - Значит, это какой-то знак. Символ. Иногда мы выставляем тела казнённых напоказ. Это нужно для устрашения врагов. Благодаря этому удаётся избежать многих смертей. Так и распирало рассказать, как его обожаемый лорд Веломри отказывался отдавать скорбящим родственникам прах Утреннего Всадника. Сомнительно, что он делал это для устрашения или во избежание новых смертей, а не из мелочной мести. - Кого вы устрашаете в заброшенном храме, куда никто, кроме вас самих не ходит? - Не знаю. Мне ничего об этом не рассказывали. Говорили только, что на месте я пойму то, что мне нужно. Отыщу себя здесь. И каждый, кто пойдёт со мной, тоже, - расплывчато ответил Олаф. - Погоди! Только не говори, что о финальной цели путешествия ты знаешь ровно столько же, - зажал его в угол Николас, мстя за все допросы с пристрастием. - Ну и что? Это тоже испытание. Испытание веры. Чтобы хорошо усвоить знания, нужно искать свои собственные ответы, которые никто другой не подскажет. Так учил меня лорд Веломри, - оправдывался Олаф. Хорошая восточная мудрость. Только очень сомнительно, что Белый Палач в неё верил. - Это всё очень подозрительно. Вот тебе корабль, команда, отвезут туда, куда надо. А ты просто слепо следуй за ними. Как ягнёнок на заклание, - это была вся правда, которую Николас мог открыть. - Ты что, как и Герда, поверил в теорию заговора?! – возмутился Олаф. – Это бред! Зачем тратить столько денег на экспедицию, зачем давать мне блестящее образование и выдвигать на высокие должности? Только ради того, чтобы от меня избавиться? - Лорд Веломри хочет заразить тебя Мраком, как Арнингхэма, - вмешалась в их спор Герда. – Сделать из тебя разноглазого Предвестника. В этом храме на экспедицию Сумеречников напал Мрак. Он смог поработить только мыслечтецов, а остальных убил. Видимо, наш дар делает нас уязвимыми перед хищными осколками. Предвестники оставили тела здесь в напоминание о том, что дало им силу. О Мраке. Лорд Веломри тоже ему служит. - Неправда! Участником той экспедиции был Магистр Трюдо, а не лорд Веломри. Пускай он и обладал скверным характером, но всё же был обычным человеком и никакому Мраку не служил! - Только он удивительно хорошо сохранился для своих лет, не находишь? – дожимал его Николас. – А лорд Веломри? Он выглядит лет на сорок, не старше, хотя на самом деле ему глубоко за шестьдесят. - Те, кто проходит через церемонию Просветления, получает здоровье и молодость, но не бессмертие, как показал печальный пример Магистра Трюдо, - в голосе Олафа появилось сомнение. – Даже если предположить, что вы правы, то почему в меня не вживили осколок в Ловониде? Арнингхэму для этого никуда ехать не понадобилось. - Может, у них закончились осколки? – Герда в задумчивости кусала губы. - А что, если у них на тебя куда более грандиозные планы? – подсказал Николас. – Иначе зачем похищать тебя младенчестве у родителей и растить, как принца крови? - Прекрати! Прекратите вы оба! – Олаф выхватил меч и приставил остриё к горлу Николаса. – Прекратите, а не то я решу, что вы работаете на Компанию и пытаетесь меня завербовать. Герда ахнула и приложила ладонь к губам. Николас отвёл от себя лезвие пальцами и смерил Олафа тяжёлым взглядом. - Ты, кажется, ошибся. Я не Идоу и в рабстве никогда не был, так что не вымещай на мне своё раздражение. Я этого терпеть не буду и лучше останусь в джунглях один. Ни на кого мы не работаем, а просто задаём вопросы, которые пришли бы в голову любому здравомыслящему человеку. А твой разум, похоже, настолько затмила преданность ордену, что ты отказываешься слушать наши доводы. Они долго не сводил с друг друга взбешённых взглядов. Этот храм действительно что-то с ними сделал: заставил разоблачиться и раскрыл глаза. - Ты сам просил моего мнения. Если оно тебе не нужно, то я готов молчать, - отчеканил, наконец, Николас. Олаф опустил меч и потупился. - Прости. Ты мне дорог, и я не хочу тебя потерять, как потерял уже многих. Просто вы выбиваете почву у меня из-под ног. Я не хочу метаться между вами и преданностью ордену, но обещаю подумать над вашими вопросами в более спокойной обстановке. Давайте осмотрим храм. Мы так долго шли в эту глушь не ради старых костей. Где же отрезанная голова, в честь которой назван храм? Спор продолжать бесполезно – Олаф ловко ушёл от темы. Что ж, Герда точно не сможет упрекнуть Николаса, что он не пытался. Они принялись осматривать храм. Из внутреннего убранства мало что сохранилось: только статуи в нишах за алтарём, очень похожие на те, что Николас видел в древних храмах востока. Удивительно реалистичные по сравнению с терракотовой лепниной на фасаде. Семья Небесного Повелителя. Видимо, это место было посвящено именно им. Николас замер напротив статуи мальчика со сбитым лицом. Интересно, так во всех храмах? Кто это сделал и почему? Неужели сам Безликий или кто-то из «обожавших» его родственников? - А вот и голова! – весело воскликнул Олаф. Николас нахмурился и обернулся. Уж очень резко у него стало меняться настроение. Странно это. На полу валялась голова одной из статуй. Взрослый мужчина с жёсткими чертами лица. Олаф поставил на голову ногу. По хребту пробежался неприятный холодок, будто кто-то осквернял отцовскую могилу. Хотя и могилы-то не было, только памятное место на пепелище усадьбы. - Старый бог. Наверное, бывшие жрецы отломали ему голову, когда поняли, что у него нет никаких сил и спастись от чёрного гула он не поможет. Какое жалкое убожество! Олаф толкнул голову пяткой, как мяч, и она покатилась по гладкому полу в сторону скелетов у алтаря. Бам! От удара кости разлетелись в стороны. Николас вздрогнул. Ладони сами сжались в кулаки, так хотелось двинуть Олафу за это. - Что ты творишь?! – возмутилась Герда. – С момента, как мы попали в Гундигард, в тебя как будто вселился Мрак. Зачем издеваться над поверженными статуями и мертвецами? Не по-человечески это. Неужели так учит Пресветлый? Тот принялся тереть виски, словно голову схватил спазм. - Прости… я… не знаю, как так вышло. Нога сама соскользнула. Николас поднял отрезанную голову и приставил к статуе в центральной нише. Какие печальные глаза! Что за магия заставляла видеть в этих богах своих близких, сопереживать им и ощущать себя их частью? - Ты что, молишься? – Олаф оказался у него за спиной и спросил таким обличительным тоном, как будто не извинялся только что. - Нет. Смотрю, как тут всё было. Хочу понять тех, кто возводил этот храм и вырезал статуи, кто поклонялся им и выживал в этом суровом, неприветливом краю. А тебе совсем не интересно? Николас поставил голову к ногам статуи и закрыл её собой от хищного взгляда Олафа. Тот повёл плечами: - Не знаю. Я чувствую себя обманутым. Разочарованным. Ожидал много большего: чуда, озарения. А нашёл лишь кости и пыльные растрескавшиеся камни. - Может, ты сам не хочешь ничего замечать? – ответила Герда, подойдя к ним. – Я здесь вижу здесь следы великих древних людей, у которых можно многому научиться, пускай даже они не походили на нас и жили другими ценностями. - Вы сговорились с Идоу стыдить меня? - попытался свести всё в шутку Олаф. - Так сделай что-нибудь правильное. Это будет лучше, чем грешить, каяться и снова грешить, - Николас сорвал с плеч залатанный Гердой плащ и принялся бережно собирать в него кости. – Раз уж этого не сделали другие Лучезарные, останки похороним мы. Мы не древние землепашцы, которые таскали за собой своих мертвецов. Мы охотники, потомки охотников, и нам должно отпускать тех, кто ушёл на Тихий берег с миром, чтобы больше думать о тех, кто ещё жив. Поверь, я знаю, сколько мудрости в этих словах не понаслышке. Герда опустилась на колени рядом с Николасом и тоже принялась собирать кости в свой плащ. Олаф присоединился к ним нехотя и скованно, только потому, что от него этого ждали. В несколько ходок они перетащили все останки наружу и соорудили носилки из палок и лиан. Солнце уже начало крениться за горизонт, поджигая сумерки закатным заревом. Троица доставила останки к болоту и подтолкнула носилки к трясине. Со смачным бульканьем она принялась поглощать многострадальные кости погибшей экспедиции. - Только не просите читать молитву. Они не были Пресветловерцами, - не удержался от сарказма Олаф. - Пускай каждый про себя скажет то, что хочет сказать. Этого будет достаточно. Не для них, а для нас, - ответил Николас. Когда останки скрылись в болоте, путешественники выждали мгновение почтения и вернулись в храм. Пришла пора устраиваться на ночлег. Лучше под крышей, внутри стен, пускай даже храм проклят. Теперь здесь хотя бы нет мертвецов. - Ты сегодня говорил так странно, - задумчиво заметил Олаф, когда они разводили костёр посреди святилища. – Мне даже показалось, что ты один из них. Сумеречников. Тех самых колдунов, что чтят старых богов и подстрекают людей бунтовать против нашей власти. Николас развернулся к нему всем телом и заглянул в глаза. - А если это правда? Герда ошарашенно выдохнула. - Что, если я Сумеречник? Печально известный лорд Комри. Что, если это я устроил смуту на Авалоре, освободил короля Лесли и заставил передать мне власть? Что, если я здесь только для того, чтобы узнать, куда и зачем тебя отправил Белый Палач, которого я считаю самым худшим злодеем в мире? - Хорошая попытка! – засмеялся Олаф и пихнул его в плечо. – Нет, ты слишком хорош для этой клоаки. Герда, ты видела лорда Комри, пускай даже издалека. Можешь представить, что он выступает в цирке, сражается на кулаках в занюханном притоне, лазает в шторм по мачтам, чтобы спасти иноверцев, танцует с дикарями, куролесит всю ночь после чудо-зелья Идоу? Она одарила Николаса затравленным взглядом и выдавила из себя осипшим голосом: - Он очень хороший человек. Лорд Комри. - Ну, конечно! А нашего Морти ты хорошим не считаешь, - продолжил потешаться Олаф. – Вечно коришь его за грубость и бесчувственность. Ох! От таких заявлений не ровен час лишиться последних крох рассудка! Герда поднялась и обняла себя руками: - Знаете что, Идоу был прав. Вы оба невозможны. Я в ваши игры не играю. Разбирайтесь сами! Она ушла к алтарю и спряталась за статуями. Николас лёг возле костра, опустошённый признанием, которому не поверили ни на унцию. Олаф с кряхтеньем устроился напротив. О дежурстве они забыли, слишком занятые своими тревогами. Николас таращился на уходящий во тьму купольный свод. Сквозь дырявую крышу выглядывали звёзды и, любопытно подмигивая, наблюдали за происходящим. В костре громко хрустнуло полено, заставив обернуться. Олаф рассматривал Николаса сквозь языки пламени. Сквозь огонь казалось, что его глаза полны невыплаканных слёз. Интересно, видит ли он лицо Николаса таким же несчастным? Хотелось протянуть руку, переплести пальцы в жесте мира и дружбы, и не думать о том, что они оба могут сгореть в пожаре войны. - Видно, не быть мне хорошим другом, - пробормотал Олаф. – Не создан я для отношений, слишком это сложно. Стараешься понравиться, не уронить лицо, следишь за каждым словом и действием, а всё равно стоит ошибиться, как всё летит в бездну. - Зачем стараться? Постоянно изображать из себя кого-то другого не выйдет, - ответил Николас. – Будь собой, и те, кому ты симпатичен и дорог, останутся с тобой несмотря ни на что. - Боюсь, если я буду собой, то от меня все отвернутся. Одному лучше. По крайней мере, я принимаю себя таким, какой я есть. - Одному спокойнее и проще, но чаще тоскливо. Поверь, я очень долго был один. Но тот скромный опыт дружбы, который у меня есть, говорит о том, что притворяться не нужно. Я не отвернусь от тебя из-за нескольких ссор, как ты не отправляешь меня на плаху, когда я с тобой не соглашаюсь. Даже из-за пары ошибок, как сегодня, я тебя не брошу, но только не проси, чтобы я молчал и потворствовал. - Говоришь так, будто ты мне сторож. Но им может стать только кровный брат. - Иногда духовные узы куда прочнее кровных. - А если ошибёшься ты? - У тебя будет шанс вынести мне справедливый приговор, - усмехнулся Николас. - Обещаю учесть все сопутствующие обстоятельства и предыдущие заслуги, - засмеялся Олаф. Теперь казалось, что даже если они пожмут руки в огне, то пламя их не опалит. Оно не разрушит связь, которая сковала их так крепко. - За Герду не переживай. Она не на тебя, а на мою грубость злится. Не ставь её между нами, тогда она не будет нервничать, - добавил Николас, и Олаф кивнул. На жеребьёвке Николас вытянул длинную палочку, значит, должен был дежурить первым. Когда Олаф уснул, он вернулся к алтарю, где пряталась Герда. Компаньоном она выбрала статую мальчика со сбитым лицом. - Чем тебе приглянулся этот бог? Разве он не жуткий? Герда недоумённо на неё обернулась: - Только не указывай мне, какое искусство надо любить. Я села там, где мне захотелось. - Перестань огрызаться, я просто полюбопытствовал. Ничего не имею против твоего увлечения чудиками. Хотя нет, всё же имею. То, что уродливо снаружи, чаще всего внутри оказывается с гнильцой. Мой тебе совет, если хочешь жить долго и счастливо, выбери обычного человека. Не меня и не его, - Николас указал на Олафа. – Не Финиста и не Ноэля. Желательно кого-нибудь неодарённого. - Нет! Возможно, это сработало бы, будь я сама обычной. Но я одна из вас. У меня есть пример моей бабки. В шестнадцать лет за неё сватался высокородный Сумеречник, с которым она прожила бы долго и счастливо в достатке и почёте. Ах да, не очень долго, ровно до тех пор, пока не началась война. Но Лайсве предпочла решать свою судьбу сама и благодаря этому повидала такое, что многим даже не снилось. - Точно! Она чуть не попала под нож безумного книжника, вышла замуж за чудовище и теперь её тело выставляют для поклонения в Дюарле, - напомнил ей Николас. – Такую судьбу ты себе хочешь? Вождь Пареда спит и видит, как бы заменить тобой твою знаменитую бабку в демоновом оракуле. - Он настолько ужасен? – смутилась Герда. - А ты не поняла, когда он подослал к нам Флавио? Она потупилась: - Белый Палач не всегда был плохим. Его нрав всегда был тяжёлым, но Лайсве искренне любила его. Он принёс ей много счастья, гораздо больше, чем если бы она вышла за того высокородного, - нашлась Герда. – Я видела, как Мрак поглощает человека. Хорошего человека, который пытался мне помочь. Уверена, так же было и с лордом Веломри. Он не виноват в том, что стал таким. - Конечно. Виноват мой дед, я уже это слышал. - Прекрати ёрничать! Все мыслечтецы уязвимы перед Мраком, мы с Олафом тоже. Поэтому Предвестники охотились на меня с детства. Если бы вы с Финистом меня не защитили, я стала бы одной из них. Тогда ты и меня называл бы меня чудовищем? - Этого не случится никогда. - То есть пока ты рядом? А что будет, когда наше путешествие закончится и ты уйдёшь? Что будет, если Предвестники заразят Олафа? - Я пытался всё ему рассказать, но он отказывается верить. Слишком сильно ему в голову вдолбили идеи Лучезарных. - Нет, твои слова заставили его усомниться. Ты вынудил его похоронить Сумеречников и не осквернять статую Небесного Повелителя. Продолжай задавать вопросы и доказывать – в конце концов ему придётся принять правду. Меня легко защитить мечом и даром, но его спасти можно только словами, которые ты ненавидишь. Сделай это, не останавливайся, столкнувшись с трудностями. Помоги ему. Ты его единственный друг. Больше ему помощи ждать неоткуда. - Раньше ты просила меня не сближаться с ним. - Я боялась, что наша ложь, наше предательство подтолкнёт его к Мраку, но теперь… Он сходит с ума. Как будто его место занимает кто-то другой, злой и жестокий. Я поверила бы, что в него вселился Мрак, но осколка не видно. Может, мой дед всё-таки чем-то его отравил? - Не думаю, что у него есть что-то, кроме Мрака, - задумчиво ответил Николас. – А за мной… ты никогда такого не замечала? Моё место занимал кто-то другой? Она удивлённо округлила глаза: - Не-е-ет. Ты очень цельная натура. - Что, даже когда я отталкивал тебя, а потом целовал? Столько всего случилось, а она до сих пор смотрит на него восторженными глазами влюблённого ребёнка. - Это как раз в твоём духе: скрывать проблемы, мучиться и воевать с собой. Сейчас мне кажется, что ты не становился другим, даже когда сражался с пастухом, а просто отдавался своей Сумеречной сути. С Олафом всё иначе. Он ведёт себя странно, даже когда рядом нет Идоу: раздражается, говорит жестокие вещи, святотатствует и издевается над поверженными врагами. В Ловониде он таким не был: судил справедливо, мечтал добиться перемирия с Сумеречниками и с уважением относился к наследию бывших правителей. - Он даже на корабле таким не был. Как будто сам Гундигард, его древняя история сводит Олафа с ума. Чем ближе мы к колыбели жизни, тем хуже, - поделился своими мыслями Николас. – Я постараюсь сделать, что смогу. Что бы ты ни думала, мне не безразлична его судьба. Словно пробившись сквозь защиту ветроплава, Герда почувствовала желание Николаса, сжала его ладони в своих и заглянула в глаза. - Даже будучи слабым, истощённым и раненым ты совершал невозможное. Я в тебя верю несмотря на всю твою злость загнанного в угол волка. Герда легонько прикоснулась губами к его щеке. По спине прошла волна трепетной дрожи. Еле удалось сдержаться и не поцеловать её в ответ так, что возврата из омута чувственности уже не осталось бы. Герда легла спать у костра рядом с Олафом. Николас ещё долго стоял у статуй и водил пальцами по щеке. Сердце щемило от тоски, на грудь давила тяжесть забот последних дней. Больше всего он скучал по прикосновениям, пускай они даже в лучшие времена оставались невинными, как у детей. Он справится. Ведь если не он, то кто? Как же надоело быть единственной и последней надеждой! Вскоре поднялся Олаф и занял место Николаса, чтобы дать ему отдохнуть перед дорогой обратно.