Огни юга

Оказавшись на опушке, Герда схватила Олафа за руку и побежала к ложбине. Лужи, ямы, корни, кусты и лианы – она их не замечала. Наконец появился шанс всех спасти. Нельзя его упустить! Ну и что, что ветки хлестали по рукам, одежда рвалась на лоскуты, и на коже оставались кровавые ссадины. Ну и что, что Олаф старался её удержать и замедлить. Такой силы, такого желания действовать она прежде не чувствовала и отдавалась ему вся. Даже крутой склон ложбины её не остановил. Не боясь упасть и покатиться кубарём, Герда сбежала вниз. Олаф тихо ругался у неё над ухом. - Какой демон в тебя вселился? Одержимая! - Мы уже почти на месте. Вон та куча камней и веток – погреб за ней. Сбивая руки в кровь, она принялась расчищать дверь. Олафу ничего не оставалась, кроме как помогать ей. - Ты так хорошо запоминаешь дорогу. Даже для детей ветра это удивительно, - пытался он отвлечь её. - Мой отец лесник. Это у меня в крови. - Возможно, он одарённый, пускай и не такой сильный, как ты. - Нет, он пропущенный, - отмахнулась Герда. Олаф уставился на неё во все глаза. - Кто-то из твоих родственников был Сумеречником?! - Дед с бабкой. Они воевали. И далеко не всегда на вашей стороне. Но давай не будем сейчас об этом. Смотри! Герда потянула за корень-ручку и открыла дверь. Внутри оказалось очень темно. Призрачный мелькарис пропал. Огнива ни у Герды, ни у Олафа не нашлось. Она ступила за порог, едва не разбив голову о низкую притолоку, и принялась шарить ладонями по стенам. Олаф возился снаружи: гремел камнями, чиркал чем-то. Вскоре запахло дымом и затрещал огонь. В его неярком свете Герда разглядела очертания полок. На них в несколько рядов мостились грубые глиняные горшки безо всяких отметин. Герда схватила один и заглянула внутрь. Пустой. - И где же наши души? – разочарованно спросил Олаф, заглянув ей через плечо. В его руках быстро догорала сухая ветка. - Я сказать! – прогремел у них за спинами низкий голос Вицли-Пуцли. Герда разбила горшок об пол и принялась скидывать с полок остальные. Воздух заискрил, словно в костёр подбросили лапника. Вицли-Пуцли выхватил из-за пояса куклу и сжал её в ладонях. Нестерпимая боль оглушила. Герда с Олафом рухнули на землю и бессильно забарахтались. - Владыки Мрак сильный, ваши боги слабый. Вы забыть их: не молиться, не приносить жертва, а только брать. Теперь они мочь ничто, - рассмеялся Вицли-Пуцли. – Они быть смерть, они быть прах. Я не мочь убивать вас, но вы стать послушный и уехать. - А Морти? – всполошился Олаф. - Смерть ходить за ним. Умирать сегодня, умирать завтра – нет разница. Ты знать, что я быть правый. - Нет. Нет! – он стиснул зубы, пытаясь выбраться из мыслеплена, но получилось только ослабить путы. Герда дотянулась до спрятанной за пазухой куклы. Поможет ли она справиться с заклятьем? «Согни её», - прозвучал в голове голос Олафа. Такой спокойный! Наяву по его лицу тёк пот, на лбу вздулась жилка, а кончик носа темнел от крови. Он так старается, они все стараются! А что же она?! Герда сжала зубы и затаила дыхание. Внушение не властно над ней. Она – хрустальная вода, которая отражает всё обратно. Она – воздух, прозрачный и чистый. Он сгущается в барьер ветроплава, за которым даже покрытое копотью Мрака внушение не страшно. Герда попыталась свести вместе руки куклы. Тяжело! Как будто дерево превратилось в железо. Нет, сдаваться нельзя! Сейчас столько жизней зависят от неё! Ветки хрустнули. Герда потянулась за головой куклы. Шарик из сухих листьев раскрошился под её пальцами. Вицли-Пуцли закричал и грузно осел на пол. Дышать стало немного легче. Олаф попытался ударить его, но Вицли-Пуцли вцепился ему в ногу и потянул на себя. Загудели молитвы-заклинания, погружая в гипноз. Герда упрямо доламывала куклу. Руки болели от напряжения, и казалось, что мышцы не выдержат. Скрежеща зубами, Олаф тянулся к нижней полке. Ещё самую малость! Звяк! Он смахнул горшок, и черепки разлетелись по полу. Из них снова поднялись искры и унеслись во тьму ночи. Хрясь! Кукла надломилась, и оковы спали. Герда отшвырнула её и тоже принялась опустошать полки. Вицли-Пуцли тряс головой, сражаясь с рикошетом собственного внушения. Из черепков поднималось всё больше разноцветных искр. Они закручивались в радужные вихри. Придя в себя, Вицли-Пуцли повис на плечах у Олафа и оттолкнул от горшков. Герда продолжала разбивать их, оскальзываясь на черепках. Быстрее! Как же их тут много! - Раз ты быть нужный Мрак, я приносить в жертву тебя! – закричал Вицли-Пуцли, впившись в грудь Олафа пальцами. Тот запрокинул голову, находясь на грани обморока. Ближний к Герде горшок задрожал. Может, это темница мелькариса? Герда смахнула его на пол, и погреб озарила яркая вспышка. В ней показалась размытая фигура Совы – копия жадеитовой статуэтки в человеческий рост. Живая! В один прыжок Сова оказался рядом с Вицли-Пуцли и занял место Олафа в его руках. А где же сам Олаф? Упал? Скрылся за радужными всполохами? Вицли-Пуцли ошалело смотрел на Сову. Тот легко вырвался и толкнул его на стенку. Вицли-Пуцли ударился лбом об полку. Горшки посыпались на него градом. Вылетавшие из осколков искры опаляли его перья. Пламя быстро перекинулось на волосы и кожу. Вицли-Пуцли упал и покатился по полу. Огонь не гас, только черепки впивались в кожу. Олаф! Он тоже мог загореться! Смаргивая пелену слёз, Герда никак не могла его отыскать, словно он растворился в воздухе. - За что? – прохрипел Вицли-Пуцли, с укором уставившись в глаза Совы. – Я же служил тебе верой и правдой. Я приносил тебе столько жертв! Только благодаря мне ты обрёл былое могущество. Почему он заговорил на всеобщем без ошибок? Или Герда вдруг стала понимать его язык? Сова пнул Вицли-Пуцли ногой, как недавно пинал заговорщиков он сам. - Я не цепной пёс, чтобы грызть твоих недругов, особенно когда на другой стороне моя семья. А семья для меня, в отличие от тебя, недалёкого в своих низменных амбициях, святое. Вицли-Пуцли истошно закричал. Гудящее пламя поднялось до потолка. Жар чувствовался даже в дальнем конце погреба, где в ужасе вжималась в стену Герда. Сова подошёл к ней и мягко, даже нежно выдохнул: - Бу! Спину облил холодный пот. Зубы застучали, тело охватила мелкая дрожь. - Что же ты, невестка дорогая, не будь такой трусихой. Ужасы только начинаются, - рассмеялся Сова и скинул с полки последний горшок. Из него выскочил сияющий мелькарис. Шерсть на хребте вздыбилась, морда оскалилась. - Ещё один неблагодарный. Не рычи! Я же знаю, какой ты ласковый внутри, - Сова почесал мелькариса за ухом. – Беги скорей, а то пропустишь свой выход, и мне снова придётся тебя спасать. Мелькарис грозно сверкнул глазами и бросился на улицу. Сова повернулся к Герде. Демонический облик спал с него, как копоть. На его месте, моргая и тряся головой, оказался Олаф. - Что с тобой? Что происходит? – испугалась ещё больше Герда. Мрака в ауре нет, а Совы и след простыл. Олаф провёл ладонью по левой стороне лица. - Странные ощущения. Будто я – не я, а кто-то другой. Он говорит и делает вещи, которые я не понимаю. - Может, призрак? В меня однажды вселился призрак. Жуткое ощущение, – поделилась Герда и обняла его. Его шея ледяная, а щёки горели и в глазах лихорадочный блеск – так странно. Но объятия тёплые и дружеские, как раньше, полные благодарности за простое человеческое участие. Костёр на входе потух. Оставшиеся от Вицли-Пуцли головешки тлели едва-едва. - Надо возвращаться. Морти нужна помощь, - мягко отстранил Герду Олаф. – Надеюсь, души мы освободили? - Горшков больше не осталось. Что-нибудь чувствуешь? Тот повёл плечами: - У меня после Шибальбы голова набекрень. Давай не будем задерживаться, я потом расскажу. Вместе с Морти. Взявшись за руки, они побежали обратно на площадку. На горизонте занимался рассвет. *** Гилли Ду ловко скакал между ногами нзамбо, отвлекая их от дикарей. Несмотря на численное превосходство те проигрывали: быстро уставали и падали без чувств, если ударялись слишком сильно. А нзамбо не чувствовали ничего. Какие удобные воины! Прикажешь им убить врага, и они без раздумий будут бросаться на пики, пока не победят или погибнут. Ничто человеческое – боль, страх, любопытство, жалость, жажда справедливости и милосердие – над ними не властно. Ветроплав, как назло, не действовал. Приходилось отбиваться голыми руками. К тому же, не хотелось увечить матросов, ведь ещё оставалась надежда их спасти. Хорошо сражалась только парочка заводил. Коренастый мужчина призывал на подмогу сов и летучих мышей. Те падали на голов нзамбо, путались в их волосах и драли когтями кожу. Женщина с широкими бёдрами и полной грудью хватала нзамбо за руки, и те не могли им шевелить несколько мгновений. Интересные способности. Жаль, нет шанса их изучить. Оуэн махал в сторону Малинке кулаками по обыкновению каледонцев. Зеленоватый ореол её ауры разросся терновой лозой и жалил Оуэна шипами. Не кожу, а верхнюю оболочку. Она сверкала и рвалась, издавая треск, как смолистые дрова в костре. Оуэн оступался и болезненно морщился, но продолжал наступление. Идоу потрясал в сторону Вицли-Пуцли увешанным костьми посохом. Их гулкий стук заставлял его пятиться, но сдаваться Вицли-Пуцли не собирался: шипел заклятья, мусолил в руках самодельную куклу, царапал себе запястья острыми ногтями и окроплял её своей кровью. Со стороны деревни донёсся топот, поднялся видимый даже ночью столб пыли. Дикари закричали что-то на своём языке. Чтобы не оказаться схваченным, Николас смог лишь скосить взгляд. Наверху трибун показались одетые в шкуры мтетве с духовыми трубками. Только их здесь не хватало! Они вскидывали оружие и искали цель. - Это подмога! – послышался голос Малинке. – Скройся, и они перебьют нзамбо. - Нет! Дайте мне немного времени. Я найду способ их расколдовать! – запротестовал Николас. - Всех не спасти, иначе погибнешь сам. А-а-а! Оуэн ударил Малинке кулаком в живот и опрокинул на землю, а потом принялся молотить ногами. К ней на выручку бросился Идоу и огрел Оуэна по голове посохом. Вицли-Пуцли подскочил к лестнице и побежал наверх. Мтетве издали боевой клич и выпустили в него дротики, но ни один не попал в цель, и он скрылся в темноте. Какое-то заклятие? Демоны! Вицли-Пуцли же идёт за Гердой и Олафом. Справятся ли они с ним одни? Мтетве прицелились в нзамбо. Чоли рухнули на землю, прикрыв головы. Николас повторил за ними. Гилли Ду метнулся к нему и спрятался под боком. Дротики со свистом прошили воздух. Нзамбо стряхивали их с себя, замечая не больше, чем комариные укусы. Мтетве на мгновение опешили, но потом выпустили ещё залп и ещё. Без результата. Может, яд не такой сильнодействующий? Или нзамбо мертвы? Из-за их спин выглянул Оуэн и замахнулся сапогом в лицо Николаса. Гилли Ду тявкнул и боднул Оуэна лбом. Тот замешкался. Николас схватил его за ногу руками и опрокинул на землю. Вместе они покатились по площадке, не забывая уворачиваться от дротиков. Парочка, просвистевшая всего в нескольких пальцев от их плеч, заставила противников расцепиться и встать на ноги. - Что, не такой сильный без королевского дара? – усмехнулся Оуэн и, согнув колени, принял стойку для кулачного боя. - Оружие и дар становятся несокрушимыми только в руках бойца. Но он может победить и без них, - подмигнул ему Николас и ловко ушёл вбок от удара кулаком. - Ты не каледонец. Лощёная морда и тонкая вытянутая фигура выдают в тебе южного аристократа. Это Олафу нравилось закрывать глаза на странности, а остальные уже всё поняли. Жаль, я не могу рассказать им, что ты – король-без-королевства. - Лорд Веломри придумал мне новую кличку? Чего он хочет? Чтобы я разочаровал Олафа, и он принял Мрак без боя? Оуэн прицелился в и без того распухшую челюсть. «Нет уж, дорогой, ты не Олаф, ни тебе, ни лорду Веломри я ничего не должен». Николас ушёл вбок и пнул его по коленям. Оуэн качнулся, но устоял. - Снова кто-то подсказал или сам догадался? Жаль, убивать тебя запретили, иначе я разобрался бы с тобой в пару ударов. Оуэн снова взмахнул кулаками. Николас присел и подхватил с земли пригоршню песка. - О! Так лорд Веломри жаждет сам напоить Мрак моей кровью? Он бросил песок в глаза Оуэну. Тот заморгал, отвлёкшись лишь на мгновение. Этого хватило, чтобы подсечь ему ноги и повалить не землю. Николас придавил его коленом, чтобы не дёргался. - Неужели всё, на что ты способен, это развешивать внутренности птиц по веткам? Покажи уже истинную силу Мрака! Оуэн рванулся так, что Николас отлетел на несколько футов и едва не стукнулся головой о трибуны. Прыть как у одержимого. Так он и есть одержимый! Оуэн набросился на него. Николас едва успел откатиться и подскочить на ноги, чтобы не оказаться придавленным самому. - Хочешь? Получай! Оуэн расставил руки в стороны. Мрак засочился под его кожей, чёрными жилами в ауре от сердца к ладоням. Призрачный шёпот ввинчивался в уши: «Ты лгал и предавал. Ты пролил братскую кровь. Ты проиграл!» В голове звенело, по лицу струился пот, сердце грохотало и мысли лихорадочно метались. Как отпугнуть Мрак без волшебного меча и дара? Безликий! Брат мой Ветер, помоги! С пальцев Оэуна сорвались чёрные щупальца и вцепились Николасу в запястья и голени. Стремительной волной его вздёрнуло высоко в небо. Мрак теперь выползал не только из тела Оуэна, но и из нзамбо. Его оказалось так много, словно в них вмещалась целая грозовая туча. Вся эта чернота кружила вокруг Николаса, сверкая молниями и стрекоча: «Кровь на руках! Ненависть в жилах! Месть на роду! Проклятье в карме!» Перед глазами вставали воспоминания о гибели близких, об обвинениях и унижениях, которые приходилось терпеть от вождя Пареды и Белого Палача; о вероломстве наставников, о ссорах с Гердой и её благосклонных жестов другому, об ударе Олафа и ненависти в его глазах, о страданиях всех, кого не удалось спасти. Мрак словно искал старые раны, расковыривал их и рвался внутрь сквозь гной и кровь. Николас туже стискивал зубы. «Мне незачем поддаваться на твои посылы. Обиды тщетны, месть бесплодна, проклятье безразлично. Вину ты с меня не снимешь, а только усугубишь». «Наоборот. Подумай, сколького ты добьёшься, – голос стал более звонким и ласковым. – Хочешь секрет? Нам никто не нужен: ни дикари, ни матросы, ни Разрушитель, ни даже твой податливый братец. Подумай, каким властителем ты станешь при нашей поддержке. Не придётся проливать кровь в войнах с несогласными, не нужно будет следить за своей спиной. Свою энергию ты направишь не на защиту, а на созидание. Устроишь всё по своему разумению, накажешь виноватых, наградишь правых. Близкие вернутся к тебе: мать, братья, жена, тёти и дяди, многочисленные кузены и кузины. Даже старые верные слуги. Ты сбросишь все маски и отдохнёшь!» Николас щурился и затаивал дыхание, не подпуская антрацитового спрута к сердцу. Маленький шаг – поддаться соблазну, но тогда трясина отчаяния поглотит его. «Если возьмёшь меня, рухнет последняя опора и кровь выльется вся, - заговорил через его уста Безликий. – Я слишком долго бегал от ответственности и тяжёлых решений. Но я приму их ровно столько, чтобы не допустить гибели мира. Мои руки чисты. Шибальба меня проглотила и выплюнула. Ты не сможешь меня сломать!» «Тогда я тебя уничтожу!» - с ненавистью закричали голоса, растеряв стройный лад. Руки и ноги потянуло в стороны. Невыносимая боль разрывала тело на части. Николас запрокинул голову. Раз отца нет под землёй - ни в Стране незабытых, ни в Шибальбе – значит, он в небе. Наблюдает оттуда и сияет путеводной звездой. «Коснуться бы тебя хоть на мгновение, услышать голос и набраться мудрости, которую я не хотел принимать, пока ты был жив». Яростный крик не позволил ускользнуть за грань. Гилли Ду кувыркнулся в воздухе, меняя обличье на человекоподобное, и обрушился на спину Оуэну. В воздух поднялись две охваченные зеленоватым свечением фигуры и замерли по бокам Николаса. «Держись!» - прошептала Миктлан. «Мы с тобой. Мы отдадим тебе свою силу, пускай нас и не закармливали до отвала жертвенной кровью», - говорил Папа Легба. «Но как же ваши владения?» - слабо забеспокоился Николас. «Камасоц выберет нового привратника. В Шибальбе таких как я пруд пруди», - ответил Папа Легба. «У меня триста мужей. Они погорюют, но справятся одни» , - добавила Миктлан. «Мы, высшие судьи, хозяева Смерти, свидетельствуем, он чист. Перед Дольним миром и Горним. Ни в его семье, ни в его карме изъянов нет. Вы не сможете его забрать!» - хором объявили они. Зелёное свечение хлестнуло по Мраку и отогнало хотя бы его часть. Оуэн отшвырнул Гилли Ду. Тот шмякнулся на землю, превратился в лиса и заскулил. - Соратников ты выбрал таких же безумных, как сам. Ничего не выйдет. Ночь – наше время. Оуэн свёл ладони и начал медленно их разводить. Повинуясь ему, тучи Мрака снова потянули Николаса в разные стороны, но боль пропала. Он вспомнил: - Я не Утренний Всадник, ведущий в наступление Сумеречную рать. Я Всадник Вечерний, что появляется в самый тёмный час, чтобы собрать долги. Из леса выскочил светящийся мелькарис. Стало видно, что без Мрака нзамбо растеряли силы и неподвижно распластались на земле. Подоспевшие дикари связали их и с изумлением наблюдали за развернувшейся в небе картиной. Мелькарис зарычал, как ветер перед ненастьем, что губит деревья и разрушает дома. Оуэн дрогнул и попятился. Что он увидел в бесконечно синих глазах мелькариса? Своё уродливое нутро или страшную судьбу мира? Оттолкнувшись могучими ногами, мелькарис взмыл в воздух. Его сияние распалило ауру Николаса. Передние лапы, голова, туловище, задние лапы и хвост – мелькарис полностью уместился у него в груди, в самой сердцевине. Какое светлое чувство – вернуть себе дорогую пропажу и снова стать целым! Путы вспыхнули и истлели. Земля стремительно приближалась. Только верный ветроплав спас Николаса от жёсткого удара. Идоу и Малинке повезло меньше – они рухнули с высоты и лежали без чувств. Вереща, от ужаса Мрак покинул Оуэна, и тот упал марионеткой с обрезанными нитками. Его кожа покрылась морщинами и высохла, плоть сгнила, оголив белые кости. Очухавшийся Гилли Ду подпрыгнул, схватил Николаса за сапог и потянул вниз. Ветроплав плавно опустил его рядом с Малинке и Идоу. Приходили в себя матросы, ошалело разглядывая пленивших их дикарей. Гилли Ду лизал Николаса в щёку. Разгорался рассвет.