Огни юга

Уже темнело. Повеяло дымом, и между стволами показались отсветы костра. Вернувшись в лагерь, они взяли миски и устроились дожидаться ужина рядом с Олафом. — Где были? Что видели? — с добродушной улыбкой поинтересовался он. — Нашли красивый грот за водопадом. Волшебное место, сказочное, — ответила Герда, мечтательно касаясь губ. — Как ты умудряешься замечать красоту в обыденных и даже уродливых вещах? — Олаф взял её ладонь и, улыбаясь, прижал к своей щеке. — Верно говорят, есть люди, которые везде видят отражение своей души. — Спасибо, но не стоит меня нахваливать. Ты же мой наставник. А вдруг я возгоржусь и перестану тебя слушать? — Герда шутливо выгнула бровь. Николас наблюдал за ними с тревогой. Он ведь обещал не флиртовать с ученицей Олафа, но откуда ему было знать, что ею окажется Герда. Ей он тоже давал клятву, задолго до этого. Герда смутилась, догадавшись, что их общение вышло за рамки дружеского. Заметив её покрасневшие щёки и ссутуленные плечи, Олаф отодвинулся. — Извини! Хорошее настроение пробуждает во мне романтика. Но для наставника, который подаёт пример своим ученикам, переходить грань неприемлемо. Ты права. — У тебя хорошее настроение? — удивился Николас. — Конечно. Мы выжили и возвращаемся на корабль. Я чувствую изменения. Лучше осознаю роль лидера, свою ответственность и даже силу. Может, с самого начала нужно было не лезть в Горний мир, а разбираться с негодяями вроде Оуэна и Вицли-Пуцли? — Так ты же упирался, когда я просила помочь дикарям, — укорила его Герда. — Был неправ. Победа над врагом, восстановление справедливости и спасение друга воодушевляют куда больше, чем бесцельные скитания по Шибальбе. Теперь мне будет что предъявить во время церемонии Просвещения, — Олаф запнулся, заметив, как изменились выражения их лиц. — Чего? Снова будете доказывать, что Лучезарные служат Мраку? Я хочу всё увидеть собственными глазами. — Если мы окажемся правы, как ты собираешься спасаться? — спросил Николас. — Втроём мы любого врага одолеем. Даже Мрак, как у дикарей. — Мы победили только в одной битве и не без посторонней помощи. В следующий раз удача может от нас отвернуться, и тогда рыб кормить придётся нам. То есть мне. А ты станешь Предвестником и вместо справедливости будешь нести гибель и разрушение. — Даже если я стану Предвестником, то вам навредить не позволю. — Что ты сделаешь? Отнимешь наши души, вырвешь языки и превратишь в рабов? Завидная участь! — не поверил ему Николас. Олаф подтянул к груди колени и обнял их руками, заворожённо глядя на пламя. — Зачем настроение испортил? Эх ты! Николасу с Гердой выдали походную кашу, и они взялись за еду. К следующему вечеру отряд спустился к низовьям. Матросы подлатали потрёпанные за время переноски плоты, а утром спустили их на воду и поплыли. Ближе к устью течение ослабло и пороги пропали, плыть стало намного легче. Через три дня на горизонте показалась с непривычки огромная «Музыка». Матросы радостно закричали. Услышав шум, их товарищи вывалили на палубу и принялись махать руками. Вскоре плоты пристали к берегу вместе со шлюпками с корабля. Матросы принялись разбирать вещи и перевозить их на «Музыку». Капитан Люсьен поджидал поодаль от суетившихся подчинённых. — Долго же вы! Мы уже хотели отправить подмогу, — сказал он, пряча руки за спиной. — Беда действительно была. Столкнулись с местными колдунами. В коварстве и злокозненности они не уступают нашим. Оуэн погиб и ещё четверо матросов, — сообщил Олаф и, положив ладонь на плечо Николасу, добавил: — Но справедливость восторжествовала. Теперь дикари будут жить свободно и славить нас за своё спасение. — О! Вижу, вы возмужали и будто подросли. Нашли свою силу и уверенность? — обрадовался Люсьен. Олаф пожал плечами. — Всё готово к отплытию? — Отчалим завтра на рассвете. Без Оуэна и остальных будет непросто, но мы справимся. — Хаггерт хорошо проявил себя во время сплава и просил замолвить за него словечко. Если вам нужен новый старший по гроту… — напомнил Николас. Люсьен едва заметно нахмурился, но поймав внимательный взгляд Олафа, заставил себя улыбнуться и кивнул. — Приму к сведению. В любом случае Тарнис раздаст назначения вечером, — заверил их Люсьен. Гилли Ду прятался в кустах акации, пока матросы рассаживались по лодкам. Николас не стал его звать, а сделал вид, что собирается уплыть без него. Увидев, как хозяин бредёт по мелководью, Гилли Ду стрелой выскочил из кустов и помчался за ним, поднимая тучу брызг. Николас подхватил его на руки, и без того помокший насквозь. Всю дорогу до корабля Гилли Ду вёл себя тихо. Носиться и лаять он начал, только когда его опустили четырьмя лапами на палубу. Темнело. Матросы продолжали трудиться на такелаже и палубе после того, как очистили борта от моллюсков и водорослей. Герда с Олафом отправились спать пораньше. Николас прогуливался вдоль фальшборта, наблюдая, как ночь скрывает очертания джунглей. На обратном пути они вряд ли будут делать долгие остановки и не пойдут больше вглубь континента. Хотя будет ли обратный путь? Может, стоило сбежать вместе с Гердой? Прожили бы счастливо до конца света, посвящая всё время и внимание друг другу. Матросы перекрикивались, волны бились о борт, скрипели просоленные снасти. Сквозь гам Николас различил хлопанье крыльев. Белый, а потому различимый на фоне темного неба голубь, скрылся за шканцами. Снова послание от лорда Веломри? Интересно, есть ли на корабле ещё бездушники? Бездушник ли сам капитан Люсьен? Плыть в Зюдхейм с такой командой опасно. Нужно бежать, как только они доберутся до Таверны Морей. «Олаф-Олаф, что же с тобой делать? Так не хочется тебя бросать. Скорее бы ты вспомнил Шибальбу и мои признания. От этого зависят жизни каждого из нас!» Николас вернулся в каюту. Олаф с Гердой уже посапывали, отвернувшись к стенке. Он разделся и нырнул под одеяло, стараясь не шуметь. Тревожный сон захватил быстро, но и отпустил столь же стремительно, оставив на лице мокрый след. Кто-то возился в каюте. Скрипнули половицы, раздался сдавленный сип, звуки борьбы. Николас метнулся к кровати Герды. Олаф сомкнул пальцы на её горле. Глаза Герды стали огромными от ужаса. Руками она вцепилась в локти Олафа и пыталась его оттолкнуть. Николас схватил Олафа подмышками и потянул на себя. Его ноги будто вросли в пол, а тело затвердело, как ствол фикуса. Тяни-не тяни — с места не сдвинешь. Герда кашляла, глотая ртом воздух. — Прекрати! Ты злишься на меня, а не на неё. Я Николас Комри, я шпион и предатель! — закричал Олафу в ухо Николас. Он не реагировал. Веки-то смежены — он спит! Николас подхватил ветроплавом шахматную доску и направил в голову Олафа. Стоило голубому свечению озарить комнату, как он сам рухнул без чувств. Герда испуганно всхлипывала. Олаф пришёл в себя и с кряхтеньем поднялся с пола. — Что? — он придерживал ушибленную голову ладонью. Хорошо хоть, доской бить не пришлось. — Я снова ходил во сне? — Ты душил меня… — простонала Герда. Николас зажёг свечу. Стали видны синяки на её шее. — Нет. Нет! — Олаф прижал дрожащие ладони ко рту. — Я не хотел! Я… — Герда, ступай на палубу, разбуди лекаря. Скажи, что тебе приснился кошмар. Он заварит успокаивающих трав, — велел Николас. Повязав на шею платок и закутавшись в плащ, Герда вышла из каюты. Николас усадил Олафа на кровать, налил кружку воды и протянул ему. — Промочи горло и выдохни. Олаф опустошил кружку залпом и откинулся на стенку. — Как это могло произойти? В детстве я иногда вставал во сне, но никогда не причинял никому вреда! Я не хотел, не хотел! — оправдывался он. Николас легонько его встряхнул. — Расскажи, что тебе снилось. — Я играл с младшим братом. Мы были совсем детьми. Он такой забавный и трогательный. Мой единственный близкий человек. Он понимал и принимал меня таким, какой я есть, со всеми слабостями и недостатками. Прощал любые ошибки. А потом появилась женщина, ведьма, — Олаф взлохматил пятернёй сбившиеся от пота волосы. — Она взяла моего брата за руку и увела прочь, хотя я молил их не оставлять меня. Повзрослевший я увидел её на скамье подсудимых. Её обвиняли в том, что она использовала детей для чудовищных ритуалов. Я понял, что мой брат мёртв, она сотворила с ним что-то ужасное. Меня захлестнули ярость и отчаяние. Я набросился на неё, стал душить. Удивительно, мне кажется, что у неё было лицо Герды. Николас удивлённо вытаращился: — Она и мухи не обидит. Даже колдуны из Норикии ничем подобным не занимаются. Подобные слухи — всего лишь выдумки, чтобы простые люди не стали их поддерживать. — Я сам объяснял это Сесиль. — Олаф уставился на статуэтку Совы, привязанную к изножью кровати Николаса. — С силой и уверенностью ко мне из Шибальбы пришёл демон. Тень в совиной маске. Он следует за мной повсюду. Шепчет в уши вещи, от которых у меня кровь в жилах стынет. Скажи, я схожу с ума? Олаф вцепился в руку Николаса так, что она затекла. — Нет, я тебе верю. Он ведь тоже видел. Видел и слышал Пернатого змея, Безликого, чья статуэтка была привязана к изножью кровати Олафа. Уже очень давно. Кажется, с самого рождения. Может, Николас тоже ходил ночами и убивал по указке злого бога, просто никто этого не замечал. У них одна болезнь, одно безумие, одно проклятие на двоих. Надо проверить. Николас по одному разжал пальцы Олафа на своём запястье. Тот мелко дрожал. В свете свечи его лицо выглядело бледным, как у покойника, щёки впали, а под глазами красовались чёрные круги. Николас вынул из-под своего матраса «Книгу тайн». — Попробуй открыть, — он вложил её в ладони Олафа. — Зачем? — удивился тот и попытался отвернуть обложку. — Издеваешься? Она же склеена! Хочешь показать, что я настолько слаб и полоумен? — Злость лучше, чем страх и отчаяние, — Николас забрал у него фолиант и попытался открыть сам. Естественно, ничего не вышло. — Ты не более слаб и полоумен, чем я. Вот и весь фокус. Олаф нахохлился, как сова, наблюдавшая за ними с обложки. Жёлтые глаза горели тревожным огнём. Николас спрятал книгу, чтобы замки на ней уснули и не сводили с ума живыми взглядами. Олаф снова откинулся на стену, опустошённый. Николас снова сел рядом. — Это всё Мрак. Не поддавайся ему. Нас с Гердой ты можешь потерять не потому, что мы испугаемся или уйдём, а потому что ты сам перестанешь считать нас друзьями. Тот демон, что шепчет тебе в уши, займёт твоё тело. Ты будешь наблюдать, как он разрушает всё, что тебе дорого. — Как с ним бороться? — Не проходи церемонию Просвещения и отрекись от Лучезарных. Забудь всё, чему они тебя учили и начни жизнь с чистого листа. Без войны и обид. Тогда Мрак отступит, я уверен. — Если я уйду из ордена, мне придётся всю жизнь провести в бегах, — сокрушённо ответил Олаф. — Ты боишься? — У меня больше ничего нет. Ни ремесла, ни семьи, ни друзей. Без ордена я никто. Не представляю, как и для чего жить. — Я был на твоём месте и понимаю твои чувства. Трудно рвать связи с прошлым, но иногда это необходимо. Не делай того, чего от тебя хотят другие. Они не желают тебе добра. А даже если желают, откуда уверенность, что от их действий мир не провалится в Шибальбу? Ответь себе, чего хочешь ты сам, и делай это. Только твои собственные желания и эмоции подскажут тебе истину. Чего ты хочешь? — Я… — Олаф закрыл глаза, собираясь с духом. — Я хочу найти брата. И жить с вами. Вы ведь меня не бросите, даже если я потеряю рассудок? Николас прижался к нему лбом, глядя в глаза: — Я не брошу тебя, что бы ни произошло. Вместе мы отыщем твоего брата и будем жить в уединении вчетвером. Если не открывать книгу и не позволять Мраку завладеть Олафом, то Час Возрождения не наступит никогда. Мир останется на своей оси. — Правда? — глаза Олафа округлились и стали походить на глаза несчастного ребёнка, которому хотелось верить в чудо. Николас достал нож и полоснул им по запястью, а потом передал его Олафу. Тот повторил его действие и приложил свою ладонь к ладони Николаса. — Клянусь, что останусь с тобой до конца, каким бы он ни был для нас обоих. Отныне ты мой кровный брат. Я буду защищать тебя, как брата, до последней капли крови, даже если врагом окажется твоё безумие. Олаф слабо улыбнулся: — Я не верил, что нужен тебе, даже когда был выше тебя по положению и мог многое предложить. Я ничего не понимаю в дружбе. Даже если моего брата отыскать не получится, я рад, что у меня есть ты. — Мы будем вместе, пока ты сам этого хочешь. Только не слушай ни Сову, ни лорда Веломри. Они, наконец, рассоединили руки. — Останется ли Герда с нами после случившегося? Она наверняка решила, что я мщу ей за отказ. Но это не так! Не скрою, мне бы хотелось её благосклонности. Но любовь, как и дружбу я завоёвывать не умею. Где-то Николас уже это слышал. — Однажды ты встретишь ту, которая оценит тебя по достоинству. Просто не сдавайся, не ставь на себе крест. А Герде я всё объясню, она простит. — Спасибо, — сдавленно выдохнул Олаф. Он больше не трясся, как в припадке. Николас поднялся на палубу. Стоило ему оказаться одному под стонущим на ветру такелажем, как из тени юта показался Безликий. «Не делай этого! Я был на твоём месте когда-то. Эта моя ошибка была самой страшной. Нельзя спасти того, кто этого не хочет. А в глубине души Олаф не хочет и упивается страданиями. Своими в том числе». «Нет! Я поклялся быть с ним до конца и от своих слов не отступлюсь. Мы растворимся в джунглях. У Лучезарных не будет Тёмного миссии, он не займёт на Небесный престол. Мир устоит, даже если я не найду и не назову тебя Небесным Повелителем». «Ты не вылечишь его. Это — не болезнь, как не были болезнью твои припадки». «Я не ты, а он не твой брат. Смирись с тем, что у нас своя воля и мы вас не слушаем». «Ты борешься со здравым смыслом, а не со мной», — разочарованно ответил Безликий и исчез. Герда пряталась ото всех на носу у бушприта. Она сидела на палубе и грела стынущие ладони о стенки чашки. Охранял её притихший Гилли Ду, не забывая жалостливо заглядывать в глаза. Николас тяжело опустился рядом. — Как он? — спросила Герда тихо. — Начал осознавать, какое чудовище из него хотят сделать. Пока ему не подсадили осколок, худшего можно избежать. Герда нервно кусала губы, глядя перед собой. — Когда он душил меня, ты говорил на свистящем наречии, как с Финистом. И он тебя послушал. Ты управлял им и раньше в Ловониде. Заставил его увести патруль, когда мы искали убежище. — Я… не помню, — Николас растерянно прикоснулся ко рту. Безликий! Это делал Безликий! — Ты говорила, что выпустила из сосуда Сову? Олаф одержим им. Похоже, мы все одержимы. — Что?! — её брови поползли на лоб. — Что, если душа у нас одна, а все остальные — подселенцы? Они приходят за нами из прошлых воплощений, от семьи или по воле случая. Пользуются нами, заставляют говорить и делать то, чего мы не понимаем. Выгнать бы их, и тогда мы жили бы только для себя. — Нет. Другие души — это части тебя, а не кого-то другого. Да, возможно, не всегда совершенные, прекрасные части, но оттого, что они тебе не нравятся, чужими они не становятся. Они делают нас теми, кто мы есть. Кто знает, полюбили бы мы друг друга, если бы вырвали из себя «плохие» части? Кто знает, смогли бы мы противостоять Мраку без них? Кто знает, не убил бы нас Олаф, подчинившись Сове, если бы его не удерживали другие души? — Хорошо. Можно выкорчевать только самые вредоносные. Ведь не зря же проводят обряды изгнания. — Нет. Ты болел именно из-за того, что рвал себя на части и отрицал их. Теперь ты, наоборот, должен всех их принять и примирить между собой. Стать целым. Николас с шумом выдохнул: — Хорошо! Я принимаю ту часть себя, которая заставляет меня говорить и делать странные вещи, которые я не помню. Но что ты предлагаешь делать Олафу? — Не знаю, — растерялась Герда. — В любом случае наше время истекает. Следующая остановка будет в Таверне Морей. Там мы сойдём на берег и больше не вернёмся на этот корабль. Герда взяла его за запястье и повернула руки ладонью вверх. — Ты ранен? — Обменялся с Олафом кровью и назвал братом. Он только так успокоился. Я… я уговорил его сбежать с нами. — Ты сказал ему, что я твоя жена? — Нет, подождём хотя бы, пока не окажемся на суше. Олаф видел, как мы целовались. Я всё ждал, когда он спросит об этом, но он делал вид, что ничего не произошло. Похоже, тогда им тоже управлял Сова. Думаю, он пытался задушить тебя именно из-за нашего поцелуя. — Значит, надо вызвать Сову на откровенный разговор. Понять, чего он хочет. Ведь это явно не Мрак. Осколка в Олафе нет. А если мы его просто вырвем, то обречём на те же мучения, через которые прошёл ты. — Ладно, твоя взяла. Подожди тут, я схожу за отваром и вернёмся в каюту вместе. Герда кивнула. Удивительно было видеть её такой спокойной. Видимо, она тоже изменилась и повзрослела. Не плачет, не ищет утешения у него на груди и рассуждает более здраво, чем он сам. Учитель может гордиться своей ученицей. Николас поцеловал её в макушку. Лицо Герды смягчилось и просветлело. Вскоре они вернулись в каюту с тремя дымящимися чашками. Олаф сидел на кровати, завернувшись в одеяло. Его лицо всё ещё выглядело болезненно бледным. Гилли Ду запрыгнул к нему на постель и лизнул вылезшие из-под одеяла пальцы. Олаф вздрогнул и во все глаза уставился на ластящегося лиса. Тот вилял хвостом и участливо поскуливал. Николас вложил в руки Олафа чашку, а сам устроился на кровати напротив рядом с Гердой. — Ты как? — спросил Олаф у неё, пригубив отвар. — Ничего. Наступит утро и всё забудется, как страшный сон. — Нет, не забудется. Покажи! — потребовал он. Герда нехотя сняла с шеи платок. По коже расплывались уродливые синяки. — Я пойму, если ты побоишься находиться со мной в одной каюте. Готов оставить её вам двоим. Капитан Люсьен найдёт для меня место у себя или в кубрике. — Если пойдёшь спать в кубрик, поползут слухи. Это лишнее. Морти защитит меня, но сомневаюсь, что это понадобится. Он рассказал мне, что ты решил уйти от Лучезарных. Первое, чем мы займёмся на свободе — найдём для тебя лекаря и вылечим эти приступы. — Это будет нелегко, — Олаф бросил короткий взгляд на шею Герды и тут же отвернулся. — На ночь меня лучше связывать. Он поставил чашку на стол и принялся рыться в вещах. — Не стоит. У тебя всё затечёт и будет болеть. Я сплю очень чутко, — остановил его Николас. — Я согласна. Я не боюсь, — Герда подошла к Олафу и взяла его за руки. — Ты не чудовище. Это Лучезарные пытаются тебя таким сделать, но мы им не позволим. — Спасибо. Ваша вера даёт мне надежду. Олаф обнял их обоих и вернулся в постель. Николас с Гердой последовали его примеру и вскоре уснули. Остаток ночи прошёл тихо, как и последующие дни. Больше во сне Олаф не ходил и ни на кого не нападал. Первое время Николас не оставлял его наедине с Гердой, но она попросила его не следить за ними так пристально, потому что даже у неё начали закрадываться тревожные мысли. Николас вернулся к слежке за Люсьеном. Нужно было получить доказательства, что он — шпион. Тогда Олаф бросил бы «Музыку», не раздумывая. По всему кораблю работали матросы. Если Николас начинал что-то вынюхивать или высматривать, на него косились и сыпали вопросами. — Просто интересуюсь. Путешествие-то скоро закончится, и я останусь без работы. Выйдет из меня морской волк, как думаете? Уж больно мне по душе дальние странствия и большая вода, — простодушно рассказывал он боцману Тарнису. — Хорошо. Можешь ходить, где хочешь. Ты же парень ловкий, так чего мне переживать? — согласился тот. — Только не рассказывайте никому про мой интерес. Мастер Олаф хочет взять меня на постоянную службу и если узнает, что я ищу другое ремесло, очень разозлится. Не по душе мне жизнь в золотой клетке, понимаете? — Молодость-молодость! Нам ещё повезло с погодой. Если бы мы попали в более сильные шторма или столкнулись с разъярённым кашалотом, ты сразу перестал бы мечтать о море. Впрочем, кто я такой, чтобы тебе запрещать. Сам когда-то таким был. — Вы из опальной знати? — догадался Николас. — А ты проницателен. Я был безусым юнцом, когда казнили старого лорда Комри, и на его сторонников устроили гонения. Я скрывался от преследователей в порту Леннокса, пока не нанялся на торговое судно юнгой. Думал податься в Норикию, но моряки отговорили. Мол, бедность там, со всех сторон блокада. Торговля только с городами Лапии налажена, а какая с них прибыль? К тому же, король обложил всех податями, мореплавателей в том числе. А на Авалоре, если не колдун и в заговорах не участвуешь, никто тобой не заинтересуется. Посему я перебрался на большие корабли в Дубрисе, попал в команду молодого капитана Люсьена и после нескольких удачных плаваний в Гундигард получил звание боцмана. — Не страшно было Лучезарных возить? — Конечно, страшно. Я ж их вживую не видел, только слухи долетали жуткие. Держался от них подальше и старался не высовываться. В походах и экспедициях не участвовал. Многие в них погибали, хотя те, кто выживал, получали повышение быстрее, чем мы, «корабельные крысы». Но даже бравый Оуэн сложил голову, а я всё ещё копчу небо, — рассмеялся Тарнис. — Он и раньше ходил вглубь Гундигарда? — Да, был на очень хорошем счету у Лучезарных. Капитан побаивался, что Оуэн метит на его место, но нет человека — нет проблем. Если Тарнис в сговоре с Лучезарными, то вряд ли узнал от Николаса что-то новое. Хотя мог догадаться, что он ищет шпиона, а не собирается становиться моряком. — Ступай! Сейчас будут бить склянки к обеду. Матросы соберутся в кубрике и не станут тебе мешать. — Благодарю, — Николас отсалютовал ему и спустился в трюм. Ничего подозрительного среди бочек с солониной и ромом, склада оружия и материалов для починки снастей, не нашлось. Кубрик Николас уже осмотрел, как и всю верхнюю палубу. Значит, капитан держал почтовых голубей у себя каюте. Как туда проникнуть и узнать наверняка? Подходящего момента пришлось ждать долго. До Таверны Морей оставался всего день пути. Капитан пригласил Олафа к себе, чтобы отметить прибытие в место назначения и обсудить планы. Он не слишком обрадовался, что Николас напросился с Олафом. — Вы стали не разлей вода. Даже ближе, чем с вашей ученицей. Не боитесь, что в ордене не поймут? — спросил Люсьен, пропуская их внутрь. — Нам не возбраняется заводить близкие знакомства с людьми извне, — осадил его Олаф. — Мы много раз спасали друг другу жизни и сражались плечом к плечу. Это сближает сильнее, чем родственные узы. Николас невозмутимо улыбнулся и принялся рыскать взглядом по каюте. Она была меньшей и более скромной, чем каюта Олафа. Кровать, стол, два стула и большой рундук с вещами. Стол был застелен праздничной белой скатертью, на которой стояли блюда с запечённым тунцом, креветками, морскими гребешками и серебряные кубки с красным вином. — Извиняюсь, что не устроил достойный ужин. Но чем богаты, — Люсьен пригласил их сесть учтивым жестом. Николасу пришлось подтянуть к столу рундук, потому что стула для него не нашлось. — За ваше здоровье! Только благодаря вам мы успешно добрались до другого края Гундигарда, — Люсьен поднял кубок. Николас и Олаф выпили вместе с ним. Вино оказалось слишком сладким, впрочем, такое лучше хранилось в морских условиях, чем благородное сухое вино. — Мне нужно знать, куда ехать дальше: обратно на север или дальше на юг в воды Зюдхейма. — Я ещё думаю над этим, — осторожно ответил Олаф. — Поторопитесь. Если вы пожелаете плыть в Зюдхейм, то я должен подготовить команду, провиант и одежду. Мои матросы — простые люди. Они очень суеверны. Для них южная земля — край мира, через который можно опрокинуться в Червоточину. — Откуда вы знаете, что меня посылали в Зюдхейм? Я никому об этом не рассказывал, — насторожился Олаф. Прислушавшись, Николас различил тихое курлыканье. — Лорд Веломри обмолвился об этом, когда нанимал нас. В Зюдхейме мы никогда не бывали, но Уго изучил все записки путешественников и карты. В Таверне Морей можно купить всё необходимое для путешествия. Мы готовы покорить неизведанные южные воды по первому вашему слову. Олаф невесело усмехнулся: — Погодите! Вы хотите сказать, что лорд Веломри приставил вас следить за мной и подтолкнуть к правильному решению? К демонам голубей! Олаф сам вычислил Люсьена. — Он беспокоился о вас. У меня большой опыт в дальних плаваниях. На службе у ордена я состою достаточно давно, чтобы мне доверяли, — неуклюже оправдывался он. — Вот именно! Доверяли вам, а не мне. Не верили, что я справлюсь. А я-то надеялся, наивный дурак, — Олаф разочарованно отвернулся. — Так вы не поедете в Зюдхейм и откажитесь от должности Магистра? — Какой в этом смысл, если даже мой наставник считает меня слабаком? Хватит с меня лжи и притворства. Не гожусь я на роль политика и лидера. Зря он выложил все карты. Сбежать по-тихому было бы куда проще. — Я не член ордена, чтобы вам препятствовать. Но хочу дать вам совет. С глазу на глаз, — Люсьен выразительно посмотрел на Николаса. — Ладно. Морти, не возражаешь? Бросать Олафа наедине со шпионом, который наверняка находился под влиянием Мрака, не хотелось, но причин настаивать не было. Николас поднялся из-за стола. — Погоди! Ты съел только пару кусков рыбы. Возьми что-нибудь ещё. Это праздник и мы никуда не торопимся, — Олаф будто искал повод, чтобы он остался. — Дары моря мне не по нутру, — Николас вытер губы салфеткой подчёркнуто аристократичным жестом и с лёгкой небрежностью бросил её на стол. — Я дождусь тебя в каюте. «Или мы можем уйти вместе и покончить со всем разом. Выбор за тобой». Люсьен проницательно сузил глаза. Он куда более хитёр и осторожен, чем Оуэн. Придётся внимательно следить, не нацелил ли кто нож в спину. — Х-хорошо, — Олаф сглотнул. — Я не задержусь здесь. Николас вернулся в каюту. Герда сидела на кровати, уткнувшись в дневник Лайсве. Читала всю ту же страницу, на которой остановилась, когда они ушли. Заметив его, Герда вспыхнула и отложила книгу. Её смущённый вид невольно вызывал улыбку. — Где Олаф? Ты нашёл доказательства, что капитан шпионит для Лучезарных? — Люсьен сам во всём сознался, — ответил Николас. — Видимо, догадался, что я под него копаю. Объявил, что хочет сказать Олафу что-то важное с глазу на глаз. — А вдруг он вселит в Олафа осколок? — Если бы из него хотели сделать Предвестника исподтишка, то поступили бы так же, как с твоим другом Арнингхэмом. — Ты совсем не беспокоишься? — Всё зависит от решимости Олафа. Лучше проверить его сейчас, чем когда мы сойдём на сушу. — Лишь бы Мрак не затуманил ему разум, — печально заключила Герда. Как и обещал, Олаф успел вернуться до того, как они сгрызли себе все ногти. — Ну, как? — набросилась на него с расспросами Герда. Николас безучастно опирался на стену плечом. — Люсьен «настойчиво» предложил посетить командорство ордена в Таверне Морей и предупредить о своей отставке. — Там тоже есть Лучезарные? — вытаращила глаза Герда. — Да. Не так много, как на Авалоре. И управляет ими человек чином пониже, чем Магистры. Отсюда дикарей начнут обращать в праведную веру в Пресветлого. — Даже многострадальных чоли?! — переполошилась Герда. — Получается, во всём мире не останется свободного от Лучезарных места? — Эти земли для нас… — Олаф осёкся под внимательным взглядом Николаса. — Для них не главное. Вначале наведут порядок в Мунгарде. Учитывая, что области на востоке Веломовии не освоены, а Норикия будет сопротивляться нашей власти, как обезумивший зверь, это займёт не меньше сотни лет. Вряд ли ресурсов ордена хватит, чтобы углубиться в савану за пределами Таверны Морей, не говоря о джунглях. — Только если Мрак всех не перебьёт, — заключила Герда. — Мрак обитал здесь чуть ли не с сотворения мира. Чоли как-то с ним живут, — уловив на себе недовольные взгляды, Олаф сменил самоуверенный тон. — На нашем веку вряд ли здесь случатся большие потрясения. Морти, ты же сам говорил, что даже если мы погибнем, жизнь не исчезнет. Николас выпрямился: — Я имел в виду, что не надо считать смену правителя катастрофой. А не то, что надо забыть об опасностях и жить припеваючи. Так ты пойдёшь к Лучезарным? — Да. Капитан Люсьен опасается впасть в немилость из-за моего решения. Я должен защитить моряков и объявить о своём уходе лично. Здесь это сделать будет куда проще, чем в Мунгарде. — Нет! Арнингхэма превратили в предвестника, как только он попытался сбежать. С тобой может случиться то же, — напомнила Герда. — Я готов рискнуть. Если я не позабочусь о моряках, то предам себя и сделаю шаг навстречу Мраку. — Капитан Люсьен — шпион лорда Веломри. Он прекрасно знал, на что обрёк себя и свою команду. Ты никому из них ничего не должен! — принялся увещевать его Николас. — Всю жизнь я был Лучезарным. Рос и учился вместе с ними, служил и сражался за их дело. Я не могу уйти, не сказав ни слова на прощание. — Они безжалостные убийцы и служат Мраку! — напомнила Герда. — Если считаете их всех демонами, то не исключайте меня из их числа. — Я никогда не считал тебя демоном. Уйти ты хотел, потому что сам ощутил влияние Мрака, — продолжил пламенную речь Николас. — Я готов вытащить тебя из Червоточины и защищать даже ценой своей жизни. Но только если ты сам будешь бороться. — Я готов, я же сказал! Просто мне нужно попрощаться со старой жизнью. Извини, что я обычный человек со своими сентиментальными слабостями. — Хорошо. Но на корабле мы не останемся. Пойдём искать ночлег в городе, — сдался Николас. — Почему? Ты же не знаешь Таверны Морей. Это город пиратов, головорезов и дикарей. Здесь будет безопаснее. — Нет. Лучше город головорезов, чем логово приспешников Мрака. — За Герду-то не решай. Она моя ученица, — сузил глаза Олаф. — Я пойду с Морти, — вмешалась она. — Я боюсь. Не тебя, а того, что случилось с Арнингхэмом. До сих пор вижу его в кошмарах. Он спрашивает, почему ему не позволяют спокойно умереть, а продолжают глумиться над его телом. Олаф сокрушённо закрыл лицо руками. — Ваша взяла. Уходите. Надеюсь, ты сможешь защитить и себя, и её, — обратился он к Николасу. — Я смогу защитить нас троих, если ты этого пожелаешь, — оставил за собой последнее слово Николас.