Огни юга

Герда проснулась, когда Николас уже собирал вещи, хотя за окном в треугольной стене было темно. Комнату освещала неяркая свеча. Герда мысленно отругала себя за то, что проспала, и бросилась одеваться. — Не спеши. Успеем и позавтракать, и встретить Олафа, — успокаивал её Николас, но его голос звучал подозрительно хрипло. Она выглянула из-за ширмы. Он выглядел измождённым и болезненно бледным. Под глазами залегли глубокие тени, а скулы заострились. — Что-то случилось? Плохо спал? — встревожилась Герда и приложила ладонь к его лбу. Он оказался ледяным. — Болезнь возобновилась? — Нет, — Николас поймал её ладонь и поцеловал каждый палец по отдельности. — Я не вру. Всё будет хорошо. Идём. Они спустились и позавтракали вместе с хозяином маисовой кашей. На улице уже занимался рассвет. Нужно было спешить на встречу с Олафом. Вчера он был настроен очень решительно. Что с ним станет после ночёвки в логове Лучезарных? Когда они пришли на рынок, Олафа там не оказалась. Герда нетерпеливо оглядывалась по сторонам. Заспанные торговцы мыли прилавки и раскладывали товар в ожидании первых покупателей. — Что, если его уже заразили осколком? Или он решил остаться с Лучезарными? А может, его убили как предателя? — Нет! — оборвал её суматошную речь Николас. — Он придёт. Подождём ещё немного. Герда переминалась с ноги на ногу и не переставала удивляться спокойствию Николаса. Когда она уже изнывала от тревоги, запыхавшийся и раскрасневшийся Олаф выбежал из-за поворота. Они подались к нему. — Вы дождались! Я и не надеялся. — Я тоже… — смущённо созналась Герда. — Не хотели отпускать? Почему Олаф такой растрёпанный, осунувшийся и бледный? Будто на пару с Николасом в могилу собрался. — Командор Айгу говорил со мной всю ночь и даже на рассвете не отпустил, — ответил Олаф. — А я так хотел увидеть вас напоследок! — Напоследок? — переполошилась Герда. — Неужели ты поедешь в Зюдхейм? — Я… не могу иначе. Простите. — Почему?! Они использовали внушение? — Нет. Я бы заметил, да и ты тоже. Мы просто говорили. Лучезарные отыскали моего брата. Он ждёт меня в Зюдхейме. Это большая удача. — Они взяли его в заложники? — Нет. Айгу заверил меня, что он стремился ко мне не меньше, чем я к нему. — Ты в это веришь? — Не знаю. Ещё Айгу сказал, что лорд Веломри хочет отойти от дел и передать управление орденом мне. На посту Архимагистра я многое изменю. Сделаю суды более справедливыми, заставлю Лучезарных мягче относиться к другим верованиям и уменьшу налоги. Мне даже предложили решить судьбу лорда Комри и авалорских бунтовщиков. Ты же его оправдывала. Если он хороший человек, то я помогу ему занять авалорский престол в обмен на мир на наших землях. Он тоже приехал в Зюдхейм, чтобы засвидетельствовать моё восхождение. Герда поражённо открыла рот и повернулась к Николасу. Тот слушал с непроницаемым видом. — Если его там нет или если его притащили на верёвке, я об этом узнаю и осужу виновных. — Но ты же разочаровался в ордене. Что изменилось? — продолжала недоумевать Герда. Почему Николас не участвовал в разговоре, а только таращился с непонятной обречённостью в глазах? — Я избранный. Был им с самого рождения. Поэтому меня разыскали в лапийской глуши и забрали из семьи. Поэтому так старательно обучали и помогали встать на ноги. Наш мир погружается в хаос, вы сами это видели. Моя миссия — исправить ошибки наших предшественников и восстановить порядок. Как бы моё сердце ни стремилось к вам, я не могу забыть о своём долге. Нет, не перед Лучезарными, которые меня вырастили и стали мне братьями, а перед мирозданием, перед всеми людьми и перед вами двумя больше всего. Моё самое большое желание, чтобы вы жили спокойно и счастливо. — Олаф! — Герда приложила ладонь к его лбу, чтобы проверить, не бредит ли он, но его кожа оказалась такой же холодной, как у Николаса. — Лучезарными управляет Мрак. Всё, к чему они стремятся — это его возвышение. А ты — мелкая сошка в их плане. — Айгу сказал, что Мрак — такая же стихия, как вода, ветер, земля и огонь. Сама по себе она не плоха. Всё зависит от того, как её использовать. Если узурпировать с её помощью власть, как Вицли-Пуцли, то станешь чудовищем и она тебя погубит. Но если подходить с умом, то эта мощная и неизученная сила способна дать много больше, чем те тропы, которые мы исходили вдоль и поперёк. Она приблизит нас к пониманию магии и мироздания. Айгу дал слово, что мне не всадят осколок. Я останусь собой и все решения буду принимать сам, — Олаф заметил скептичное выражение Герды и осёкся. — Не верите, да? Я тоже больше не верю в лорда Веломри и в Лучезарных, я верю в себя. Идоу говорил, чтобы вырваться из порочного круга, нужно дойти до края, а не бежать, как только он появится на горизонте. Я сделаю всё правильно и вырву из лап злого рока не только себя, но и весь мир. Иначе Сова от меня не отстанет. Это моё окончательное решение. Герда прижалась к Николасу. Между ними пролегла бездна, которую не преодолеть никогда. Николас не пересёк её одним коротким шагом. — Ты знаешь, кто такой избранный? — Что за вопрос? — смутился Олаф. — Герой без страха и упрёка, призванный сразить всех демонов и упорядочить мир. Николас смерил его тяжёлым взглядом. — Мы едем с тобой. Герда ахнула. Он что, не слышал, что Лучезарные устраивают над ним судилище?! — Ты прав. Нельзя постоянно бегать от края. Мы вместе начинали это путешествие, вместе и закончим. Пускай слова твоих братьев по оружию сбудутся, — объявил Николас так, будто вынес себе приговор. Герда прижала ладони ко рту и попятилась, тихо бормоча: — Нет! Нет! — Мне не с кем её оставить… — напомнил Олаф. Николас догнал её и взял за руку: — Не бойся. С тобой ничего не случится. Обещаю! — А с-с тобой? — её голос дрожал и срывался. — Всё будет хорошо. В конце всё так и будет. Пришлось смириться, хотя страх встал тугим комком в груди и болел при каждом ударе сердца. — Я с вами. Только пожалуйста… пожалуйста, не погибайте! Олаф подошёл к ним, и она обняла обоих, тщетно скрывая слёзы. — Мы будем бороться до конца, — заверил её Олаф. Перед возвращением они прогулялись по рынку и купили меховые плащи, шапки, утеплённые штаны и дублеты. Гилли Ду нагнал их уже в порту. Казалось, он рад вернуться на корабль. Матросы приветствовали их безо всякого удивления. Через час «Музыка» вышла из порта. Им будто не требовалось пополнять запасы воды и провианта, тёплой одежды. А ведь ещё надо было подготовить судно к плаванию во льдах. Команда обо всём знала заранее. Шпионы, шпионы повсюду. Они следили и докладывали обо всём деду, а он потирал руки в Зюдхейме. За отдаляющимся берегом Герда наблюдала в одиночестве. Вместе с ним в знойной дымке растворялись мечты о будущем. Парни о чём-то разговаривали с Люсьеном, матросы возились на мачтах. Ветер наполнял расправленные паруса и гнал судно на юг. Шли безрадостные дни. Николас ничего не объяснял, даже когда они оставались вдвоём. Только повторял, что всё будет хорошо. Эта фраза уже казалась заклинанием-оберёгом. Однажды после обеда Олаф расставил фигурки на шахматной. — Игра — важная часть обучения. Шахматы, как ничто другое, развивают разум и дисциплинируют его, — объяснял он Герде. — В детстве я часто побеждал в турнирах. Отчасти благодаря этому меня перевели в элитный класс. — Это большое достижение. Почему же ты считаешь, ничего сам не добился? — Да это мелочи! — Олаф смущённо почесал лопатку. — Я силён в теории, но на практике всё оказывается далеко не так просто. Хотя я справляюсь. С горем пополам. Давай лучше играть. Он стал увлечённо рассказывать правила и показывать ходы. После нескольких партий, которые Герда проиграла, он не расстроился, даже наоборот. — Ты так внимательно слушал, — обратился он к Николасу. Тот рисовал в альбоме и казался безучастным. С чего Олаф решил, что ему интересно? — Сыграй со мной. Хоть какое-то развлечение. Николас одарил его тяжёлым взглядом и покорно занял место за столом. Не стал говорить, что не умеет, а сразу потянул к себе чёрные фигуры. — Э, нет! — перехватил его руку Олаф. — Чёрными играть сложнее, бери белые. Ты же новичок. — Чёрный — мой цвет. Мне он к лицу. С ним мне всегда везёт, — попытался отстоять свой выбор Николас. — Эта игра не на удачу, а на логику. Не ври, что не понимаешь, — остался непреклонным Олаф. — Ты куда умнее, чем хочешь казаться. Мы не закончим, пока ты не победишь. Николас истощённо поднял глаза к потолку. — Тогда мы будем играть до конца света. — У нас нет столько времени. Не трать его на поддавки, — щёлкнул его по лбу Олаф. Он ничего не объяснял, не давал советы, как Герде, а просто развернул к Николасу доску стороной с белыми фигурами. Тот передвинул на две клетки пешку, стоявшую напротив коня. Олаф ответил ему тем же. Больше они не разговаривали, но играли очень напряжённо. Испарина выступала на лицах. Олаф лохматил пятернёй волосы. И без того жёсткие и вьющиеся, они стояли дыбом. Николас тёр переносицу, раздумывая над очередным ходом. Партия длилась очень долго. Когда на доске оставалось только по три фигуры с каждой стороны, Олаф объявил шах и мат. Николас откинулся на спинку стула и отвёл взгляд. Почему он не притворялся, что не умеет играть? Почему Олаф не замечал, что Николас играет не как новичок? Они взялись за новую партию. Пыхтели, разыгрывая немыслимо сложные комбинации. Герда взяла забытый на кровати альбом Николаса. — Можно я посмотрю? Тот махнул рукой. Мол, делай, что хочешь, только не отвлекай от смертельно важного дела. Она пролистала страницы. Николас, и впрямь, рисовал её обнажённое тело. Как он не боялся, что Олаф заметит? С какой любовью и вниманием выведен каждый штрих! Так красиво, что не верилось, что это она. Неужели Николас так её видел? Щёки опекло, губы сами собой растянулись в блаженную улыбку. Герда листала дальше. Вот Гилли Ду хитро щурится в надежде найти сало. Вот портрет Олафа в маске совы. А это что за воронки? Заснеженное поле в окружении скал, как в её кошмаре. Трещины на льду разбегались в разные стороны. Сокол и ворон кружили в небе. Лысые создания утягивали на дно испуганного до смерти человека. Неужели Николас видел похожие кошмары? Одни на двоих. Герда отложила альбом и уставилась на парней. Они даже не заметили, что за окном стемнело, и каюта погрузилась в полумрак. Герда зажгла свечи. Пробили склянки к ужину. Матрос принёс печёного тунца с морской капустой. Пришлось несколько раз покашлять, прежде чем парни отвлеклись от игры. Доску убирали со стола очень аккуратно, стараясь не изменить расстановку фигур. Хотя началась качка, и они разлетелись. Герду подташнивало, поэтому съела она совсем чуть-чуть, а вот парни проглотили свои порции в один присест. Фигуры собирали по всей каюте. Залезали под кровати, двигали рундуки с вещами. Повезло: ни одной не потерялось. У Олафа оказались записаны все ходы, поэтому они с лёгкостью восстановили партию и продолжили играть. Герда легла в постель и отвернулась к стенке, пытаясь заснуть, но парни лупили по доске так, что она подпрыгивала на кровати. — Уже поздно! Угомонитесь! Парни смилостивились над ней и тоже легли. Всё так же молча, чтобы со склянками к побудке снова начать игру. Партии они выстраивали всё более изощрённые. Иногда они заканчивались патом, но чаще выигрывал Олаф. Николасу никак не удавалось взять чёрного короля, но он старался так, будто от этого зависела судьба мира. Герда пыталась читать, но мысли занимало то, что ждало их в Зюдхейме. Не находя себе места, она бродила из каюты на палубу и обратно. Даже спала плохо, ворочаясь и пытаясь выкинуть тревогу из головы. Холодало. Корпус корабля индевел по ночам, дули хищные ветра, хотя шторм не поднимался. «Музыку» качало на волнах, и это ухудшало и без того паршивое самочувствие. Парни будто ничего не замечали, упрямо возвращая на доску упавшие фигуры. Неужели им обоим так важна победа Николаса? Как же это глупо! Как ужасно чувствовать себя одинокой, потерянной и ничего не понимающей среди ставших чужими друзей. Немного подняла настроение стая горбатых китов. Они пели завораживающую песню и танцевали, выпрыгивая из воды и орошая всё вокруг тучей брызг. Дальше становилось холоднее, и жизнь встречалась всё реже. Солнце почти не садилось, но небо выглядело тусклым и выцветшим. На горизонте показались первые льды. Корабль убрал часть парусов и замедлил ход. Штурман Уго искал безопасный путь. — Айсберги ещё опаснее рифов, — заметил боцман Тарнис, когда пассажиры всматривались вдаль, желая и страшась увидеть впереди очертания ледяного материка. — Вам уже приходилось плавать во льдах? — удивилась Герда. — Когда ходил на рыболовецком судне в воды Нордхейма. Зелёный тогда ещё был, мало что понимал. Видел только, что товарищи очень напрягались, стоило на горизонте показаться ледяным островкам. Они огромные, на поверхности видно лишь малую часть. И двигаются под водой в отличие от рифов. Никогда не знаешь, когда налетишь на него днищем, и корабль пойдёт ко дну. — Здесь хоть кто-нибудь плавал? Как мы отыщем безопасный проход? — Не беспокойтесь, Уго очень опытный штурман. Если он не справится, никто не справится, — с умиротворённой улыбкой заверил боцман. Оставалось только следить, как корабль огибает льды. Это оказалось делом не одного дня. Даже не двух. Только на третий судно вошло в шельфовые воды Зюдхейма. Снова появились льды. Корабль словно двигался по сужающейся спирали к центру лабиринта. Наконец настал день, когда «Музыка» бросила якорь. Волны бились о борт. — Дальше плыть опасно. Спустимся в шлюпках и проверим, далеко ли до берега, — объявил капитан Люсьен. — А то не приведи Пресветлый застрянем во льдах. Тогда сразу топиться можно, чтобы с голоду не умирать. Матросы сели в две шлюпки и отправились в разные стороны. Первая вернулась через два часа. Люди разводили руками. Только льдины вокруг. Вторая не объявлялась куда дольше. Не приключилось ли чего? Здесь водились большие хищники вроде касаток. Волны могли ударить лодку о лёд и разбить её. Шансов выплыть в холодной воде никаких. К вечеру Николас случайно объявил шах и мат: то ли Олаф поддался, то ли его отвлекли мысли о близком конце. Как только чёрный король был снят, забили склянки. Послышался зычный голос боцмана: — Они возвращаются! Наши шлюпки на горизонте! Парни выбежали на палубу. Шлюпка поспешала к «Музыке». Вскоре матросы поднялись по фальштрапу. — Берег близко. Правда, сильное течение сносит прямо на айсберги. Можно разбиться, — предупредил получивший повышение Хаггерт. — Ничего. При должной сноровке и удаче мы всё одолеем, — подбодрил команду капитан Люсьен. Парни кивнули. Герда спрятала лицо в ладонях. Высаживаться решили на следующий день, а пока собирались припасы, набирали отряд добровольцев, обсуждали планы. Хотя что обсуждать, если эти места не были нанесены на карту. Вечером, когда Олаф проверял подготовку к походу, Николас принялся укладывать пожитки в мешок. Среди них мелькнула заинтересовавшая Герду ещё в Урсалии рубашка из белых перьев. Николас явно собирался надеть её в дорогу. Наверное, она очень тёплая. — Мне тоже брать с собой все вещи? — спросила Герда, пряча руки за спину. — Только самое необходимое, иначе будет тяжело нести, — ответил Николас. — Да у меня ничего нет, кроме дневника бабушки Лайсве, — вздохнула она. — Можешь дать мне что-нибудь. Я не сломаюсь, честно. Вдвоём нести в четыре раза легче! Герда улыбнулась и протянула к нему ладонь. Лицо Николаса просветлело, хотя он и не смел к ней прикасаться. Вынул из мешка альбом и протянул ей. — Он тебе очень нравился. Возьми на память. — Говоришь так, будто собираешься меня бросить. — С тобой всё будет хорошо, — упрямо ответил он. Герда спрятала альбом в свой мешок. Это лучше, чем ничего. — А как же ты? Как же ты? — шептала она, наблюдая, как он заканчивает сборы. Вскоре вернулся Олаф, и они легли спать. Едва пассажиры успели позавтракать, их позвали занять места в шлюпках. Среди небольшого отряда сопровождения оказались капитан Люсьен и штурман Уго. — Хочу нанести эту землю на карту и оставить своё имя в истории, — с доброй улыбкой объяснился последний. Люсьен своё решение не объяснял и держался отстранённо. Парни его не расспрашивали и закрывали от него Герду. Возле фальшборта за спуском шлюпок на воду следил боцман Тарнис. — Остаюсь. Я, конечно, трус, но кто-то же должен следить за порядком на «Музыке», пока вас не будет, — с извиняющей улыбкой сообщил он. Николас шепнул ему: — Ты молодец. Если хочешь спокойной жизни, прими мой совет. Забирай верных людей и беги с корабля, как только вернётесь в Таверну Морей. Это не ваша война. Тот уставился на него во все глаза, словно пытался прочитать что-то на лице, но только кивнул. Похоже, Николас тоже не собирался возвращаться на корабль и хотел, чтобы как можно больше людей догадались, кто он такой. Как же горько, что очередное своё обещание он забыл так быстро. Глаза щипало от невыплаканных слёз, но приходилось туже стискивать зубы и скрывать ото всех печаль. Гилли Ду подошёл к Герде, встал на задние лапы, а передними опёрся о её колено, словно просил, чтобы она взяла его на руки и занесла в шлюпку. Герда заставила себя улыбнуться и прижала тёплый комочек к груди. Хоть кто-то из них изменился к лучшему. Пассажиры по фальштрапу спустились в шлюпки. Матросы налегли на вёсла. Вода оказалась сплошь усеяна кусками дрейфующего льда. Холодный ветер обжигал лицо. Герда натягивала шерстяной платок всё выше, пока на виду не остались одни глаза. Плыть пришлось несколько часов. Все, кроме гребцов, разморились и начали засыпать. В свинцовой дымке показался край берега. Громадины ледников вырисовывались в тумане неясными тенями. Прибой стучал крупной галькой и разбрасывал её по пляжу. Безрадостный стылый пейзаж. Как только лодки заскребли по дну, матросы выпрыгнули в воду и потянули их на сушу. Благо, было недалеко. Холод ощущался даже сквозь пропитанные тюленьим жиром сапоги. Гилли Ду носился по шлюпке взад-вперёд, и как только увидел возможность, спрыгнул на сушу и начал скакать по берегу. Люди высаживались куда более аккуратно и степенно. — Как же здесь плохо видно. И пальцы стынут — уголь не удержать, — пожаловался пытавшийся зарисовать берег штурман Уго. — Куда дальше? Никто же не знает дороги, — запоздало забеспокоился Олаф. — Ничего. Я поведу, — объявил капитан Люсьен. — Главное, не встретить по дороге медведей. Он улыбнулся так зловеще, что показалось, будто у него тоже разноцветные глаза, а аура в груди наливается чернотой осколка. Но подул ветер и видение исчезло. Герда спряталась у Николаса за плечом. — Прости, — прошептал он. — Тысячи тысяч раз прости, что я не в силах отвернуть эту беду и спастись с неторного пути. Она не могла оторвать от него зачарованного взгляда. Под ворохом одежды удавалось различить только глаза. Печальные, едва тлеющие. Огарок свечи. Скоро он растает, огонь потухнет, и Николас исчезнет в туманной дымке навсегда, как счастливый, но недостижимый сон. Они шли вверх по сыпучим камням к заснеженным скалам. Впереди — смёрзшийся и затвердевший наст. Гилли Ду припал носом к земле в поисках свежего снега, мечтая выкачаться в нём, как дома в Каледонских горах, но его не было. Ноги разъезжались на осыпающихся камнях, а на льду стало и того хуже. Пришлось обвязаться верёвками и надеть на сапоги подобие железных осадных кошек. На обед не останавливались и ели на ходу. Ветер набирал силу, хотя от него можно было спрятаться за глыбами. Люсьен завёл их в теснину, через которую пришлось щемиться, сняв с себя мешки и сумки. Дорога то спускалась с невысоких холмов, то снова поднималась. Небо поблёкло, появился слабый отблеск луны, густой холодный воздух трепетал. Они выбрались в открытую долину. Люсьен, Уго, матросы, Олаф — все прошли. Герда замерла, поражённая. Какой ровный лёд, как на озере! Вдалеке виднелись торосы. Значит, здесь вода. Сбоку выход в открытое море, по которому плавали льдины. То самое место из её кошмара! Нет, это не кошмар, а предсказание вёльвы. Герду колотила крупная дрожь. Кровь стучала в ушах, под шубой катился холодный пот, голова кружилась. Надо взять себя в руки. Ей всё кажется от усталости и угнетения. Почему не получается быть сильной и преодолеть этот липкий страх? — Что случилось? — вернулся за ней Николас и заглянул в глаза. — Устала? Хочешь, я тебя понесу? Герда замотала головой. С трудом разлепила обветренные губы. Язык еле ворочался. — То самое место… Здесь я тонула. Николас обернулся по сторонам и присмотрелся к ледяному покрову. Гилли Ду тоже вернулся к ним и закрутился на задних лапах. — Ты права. Но надо идти. Я буду держать тебя за руку и, если что, вытащу. Веришь мне? Николас протянул ей закутанную в меховую рукавицу ладонь. — Мы утонем вместе! Она не могла ни поднять руки, ни оторвать от земли ногу. — Ты будешь жить, — он схватил её за запястье и потащил за собой. — Повторяй: всё будет хорошо. Будто гипнотизировал своими глубокими, как морская пучина, глазами. Сопротивляться не получалось. Осторожно переступая, они двинулись к ожидавшему их на другом краю отряду. Олаф отделился от остальных и с тревогой наблюдал за ними. Они добрались до середины, когда Герда снова застыла. На другой стороне в сизой дымке вырисовались голубоватые ауры мыслечтецов с пульсирующими чёрными жилами Мрака. — П-предвестники! — Герда выпустила в морозный воздух облачка пара. Олаф тоже почувствовал и повернулся лицом к гостям. — Надо торопиться, иначе они его обратят, и мы не сможем им помешать, — подогнал Герду Николас. — Нет! Нужно бежать! — рванулась из его хватки Герда. — Одни мы здесь умрём от голода и холода. Идём. С тобой ничего не случится, обещаю! — А с тобой? — спросила Герда. — Ты же идёшь на верную смерть! Николас упрямо тянул её вперёд. До отряда они добрались одновременно с Предвестниками в голубых плащах. — Вон лорд Веломри. Теперь всё решится, — Олаф указал рукой на единственного из них, кто удостоился белого плаща. Герда всхлипнула и вжала голову в плечи. Вот бы лишиться чувств, как впечатлительные барышни из рыцарских романов! Но происходящее не отпускало. Предвестники медленно снимали капюшоны и показывали лица, бледные и особенно зловещие в молочном сумраке. Даже Арнингхэм здесь. Он стоял по левую руку от Белого Палача и смотрел безразлично, словно забыл о ней. А дед, наоборот, хищно осматривал отряд Олафа. — Все здесь? Люсьен, можешь возвращаться. Свою службу ты выполнил отлично. Мы не забудем о тебе, — обратился Белый Палач к капитану. Прижав руку к груди, тот низко поклонился. — Так быстро? Но я хотел зарисовать местность для карт, — посетовал штурман Уго. Люсьен бескомпромиссно мотнул головой. Матросы послушно зашагали назад. Герда порывалась броситься к ним и молить о помощи, но Николас удержал её. Это война одарённых. Нельзя ввязывать в неё ни в чём неповинных и ничего не понимающих людей. Впрочем, уж кто-кто, а Люсьен понимал куда больше остальных.