Лунатик

      В последнее время Йошики частенько замечает за собой, что ему становится всё сложнее и сложнее просыпаться по утрам. Он всё никак не может вслепую нащупать ту грань, где кончаются его сны и начинается реальность, она для него стала слишком зыбкой, почти незаметной. Одинаковые и бесцветные дни, полубессонные ночи, а Йошики просто лежит и вяло пытается сообразить, сколько же времени уже это продолжается. Впрочем, нет, уже не пытается. Йошики давно понял, что это бесполезно.       С тихим шелестом колышется тонкая белоснежная вуаль, окружающая постель, мрачноватый серый свет подсвечивает её. Утро уже, похоже, хотя и раннее. И Хидето, наверное, всё же поднял плотные экраны с окон, когда уходил. Королева вяло шевелит головой, слегка поворачивая её в сторону окна. Укутана, как драгоценная хрустальная статуэтка, в ворох подушек и одеял, спрятана от чужих глаз за белой вуалью. Длинные рыжие локоны рассыпаны по подушкам, руки, вялые и бледные, сложены поверх покрывала, а глаза, мутные и пустые, как стекляшки, еле-еле приоткрываются, веки просто каменно-тяжёлые, сложно держать их поднятыми. Действие успокоительных явно ещё не прошло до конца.       — Хидето…       Чуть слышный, сиплый голос, спросонок зовущий мужа. Вряд ли его услышат, Йошики сам себя еле слышит, но у него просто нет сил повысить голос, выдавить из себя зов погромче. Он морщится, приподнимая руку и убирая с лица спутанную прядь волос. Йошики всегда просыпается один по утрам, Хидето рядом нет никогда, он вскакивает гораздо раньше; в лучшем случае на момент пробуждения супруга он окажется в своём кабинете, уже весь в работе, а в худшем — в штаб-квартире на другом конце мрачного чёрного города…       — Что случилось, моя дорогая?       Постукивание каблуков, торопливые шаги, вуаль отодвигается в сторону, и появившийся Хидето с улыбкой садится на край кровати. И Йошики смотрит на него, чуть разомкнув веки. Надо же, услышал. Интересно, каким образом.       Несмотря на утро, уже весь в чёрном, как ворона — искрящаяся водолазка из тонкого бархата с подкатанным большим воротником и узкие кожаные штаны, держащиеся на узких мальчишеских бёдрах и прихваченные ремнём с блестящей пряжкой. И его ярко-малиновые волосы, растрёпанные в беспорядке, как и обычно, выделяются цветной кляксой на этом непроглядном чёрном полотне. Как и бледное лицо альфы и белые тонкие кисти рук. Пушистая длинная чёлка падает на глаза, и Хидето сдувает её, смешно фыркая. Как ребёнок, как подросток. Вот только из-под этой детской чёлки смотрят холодные, злые глаза, очерченные чёрным карандашом. И эта корка льда подтаивает лишь в те моменты, когда он смотрит на Йошики.       Самый молодой из всех нынешних «королей» преступной верхушки этого города, тот, кого прозвали «кровавым», глава армии преступников, называющих себя «шибито». А дома, для Йошики — просто Хидето, нежный и ласковый, потакающий любым капризам.       — Ещё только девять, почему ты проснулся? — растерянно спрашивает Хидето, наклонив голову. — Никогда же раньше десяти не встаёшь.       Так вот откуда эта слабость. Ударная доза успокоительного, которой Йошики накачивают по вечерам, рассчитана на двенадцать часов — он слышал, как Хидето об этом говорил врач. Его пытаются таким образом приучить к определённому режиму. И с учётом этого Йошики и вправду почти всегда просыпается не раньше десяти утра, только к этому моменту таблетки начинают отпускать его сознание. А сегодня, видимо, в налаженной схеме отчего-то произошёл сбой.       — Я выспался… — вяло бормочет Йошики, шевеля головой.       Хидето слегка удивлённо пожимает плечами, но тут же ласково улыбается и наклоняется к нему, целуя в скулу.       — Вот как. Надеюсь, ты хорошо спал сегодня, — кивок, и он мягкими прикосновениями «стекает» с щеки к губам, мягко прихватывая их. Приподняв подрагивающую руку, Йошики гладит его по лицу, отвечая на поцелуй, нежный, но довольно болезненный, и Хидето старательно зализывает его губы языком, пытаясь унять саднящую боль в оставленных им ночью ранках. И, с трудом отлепившись от него, улыбается и тянется к тумбочке. — Тогда вставай, моя дорогая. Только не забудь выпить лекарства.       И Йошики горестно вздыхает, глядя на появившуюся в его руках баночку с таблетками. Одно и то же каждое утро. А когда Хидето отворачивается и встаёт, королева щурит глаза. Он не будет сегодня пить лекарства. Сплюнет их в раковину.       Сидя в обитом бархатом кресле, Йошики безучастно подаёт руки хлопочущим вокруг него слугам. Один из них мягкой кисточкой подкрашивает лицо, второй натягивает на королеву одежду. Очередная сшитая на заказ роскошная рубашка из сплетения полупрозрачных ярко-алых кружев, которые слегка покалывают его изнеженную кожу. Чёрные ажурные перчатки на хрупкие запястья, покрытые синяками от ремней, слуга попутно легонько массирует и разминает его пальцы. Узкие кожаные брюки, ботинки на длинных, похожих на гвозди острых каблуках: зачем эти шпильки — непонятно, Йошики и так высокий, даже выше своего альфы. На шею — несколько жемчужных нитей; почему-то всегда, когда Йошики смотрит в зеркало, ему кажется, что жемчуг сдавливает ему горло и душит, хотя ничего подобного он не чувствует. В качестве финального штриха в пальцах слуги появляется заколка, он тянется к волосам, но королева вяло останавливает его руку.       — Оставь волосы как есть.       Йошики терпеть не может, когда его заставляют укладывать волосы в высокую причёску, и всячески старается этого избежать, едва только представляется такая возможность. Он предпочитает, чтобы они просто лежали распущенными по плечам, не собирает их даже перед сном. А Хидето каждый раз смеётся, называет его «моя Рапунцель с косой до пояса» и удивляется, как только Йошики не боится запутаться в собственных волосах.       Йошики не боится, потому что ему всё равно. Может, он даже будет рад, если эти волосы в итоге его задушат во время сна…       Каждый раз, сидя вот так перед зеркалом, он пытается увидеть в посеребрённом стекле настоящего себя. Но видит лишь блёклую копию, которая слишком несовершенна для того, чтобы быть похожей на оригинал. Или наоборот, совершенна настолько, что выглядит фальшивой. Худое, вытянутое хищное лицо, чересчур крупный по сравнению с остальными тонкими чертами горбатый нос. Кожа слишком бледная и местами слегка неровная, глаза странного разреза, раскосые и пустые, губы бескровные, с синеватым оттенком — такие же, как его ногти, скрытые сейчас слоем чёрного лака. Весь он какой-то бесцветный, прозрачный, как призрак. Йошики не красавец, по крайней мере, сам он себя таковым не считает, понимая, что прекрасную королеву из него в основном делает макияж. Апатичный, холодный, абсолютно безразличный почти ко всему, что его окружает, ничего не чувствующий, кроме пустоты. Почти как неживой. Даже глаза у Йошики мёртвые и ничего не выражающие, похожие на две тёмные стекляшки. И вот что, спрашивается, в нём нашёл Хидето, во что так влюбился, что хочет видеть его возле себя любого, даже вот такого, больного и пустого? У Йошики нет ответа на этот вопрос.       Громкий щелчок пальцами сзади — и слуги тут же отстраняются от него, почтительно склоняя головы. Йошики поджимает губы, аккуратно скрещивая колени. Ему даже голову не надо поднимать, чтобы понять, что происходит. Вновь этот стук каблуков, перед ним садятся на корточки, и холодные пальцы сжимают его собственные. На безымянном — тонкий золотой ободок, в котором тускло отражается свет ламп. Такой же, как у самого Йошики, обручальное кольцо. И Йошики смотрит на подошедшего к нему Хидето.       Почему же Йошики почти ничего не чувствует, глядя на него? Да, Йошики спит с ним в одной кровати, позволяет целовать и ласкать себя, улыбается ему и сопровождает по возможности. Но как бы ни пытался он изображать из себя королеву, которой не является — бесполезно. Этот человек ему чужой. И сам Йошики занял чужое место. Его не должно здесь быть, это же очевидно.       — Моя дорогая… — Хидето улыбается, прикасаясь губами к выступающим костяшкам его пальцев, выпрямляется и забирает у слуги расчёску. — Ты разрешишь?       Йошики медленно хлопает длинными ресницами и поднимает на супруга внимательный взгляд. Щурит раскосые тёмные глаза, молчит. Королева не может разговаривать с ним и отвечать на вопросы, пока поблизости есть посторонние, даже слуги. По-хорошему, королева вообще разговаривать не должна, раньше таким омегам в первую брачную ночь мужья языки отрезали.       Хидето понимает его. Обернувшись, кидает взгляд на слуг; и те мгновенно делаются ниже ростом.       — Вы чего уши развесили? А ну брысь!       Двое омег мгновенно выскакивают из комнаты, и Хидето, опять улыбнувшись, вновь обращает взгляд на королеву и перекладывает расчёску в другую руку. Йошики, кивнув, слегка наклоняет набок голову, показывая, что разрешает.       Хидето нравятся его волосы. Альфа любит гладить их, перебирать пряди пальцами и расчёсывать порой. И сейчас он мягко водит по ним гребнем, наблюдая, как рыжие с розовым отливом локоны скользят под зубчиками, слегка распрямляясь. А Йошики невольно думает, что супруг умеет это делать лучше слуг — те слишком трясутся, боясь сделать больно и поплатиться за это жизнью.       — Не хмурься, тебе это не идёт, — бездумно произносит Хидето. И вдруг щурится. — У меня для тебя подарок.       Королева вскидывает брови:       — Да? И какой же?       Наверняка опять бархатная коробочка с лежащим внутри прекрасным украшением. Хидето обвешивает его драгоценностями, а самому Йошики больше нравится не носить их, а просто разглядывать.       — Сюрприз, — заговорщицки поясняет Хидето. — Знаешь, я сначала хотел, чтобы его привезли сюда… — он задумчиво поднимает взгляд к потолку. — …Но в итоге решил, что будет лучше, если я отдам тебе его на месте. Прогуляешься со мной до штаба?       Йошики тяжело вздыхает в ответ. Он ведь знает, что ему таких вопросов обычно не задают — если Хидето говорит нечто подобное, значит, он уже всё решил, и выбора у Йошики, как такового, нет.       — Ну же, — явно почувствовав его смятение, Хидето округляет глаза и, отложив расчёску, опять садится перед ним на корточки. — Прошу. Я очень хочу, чтобы ты это увидел.       И королева молча подаёт ему руку в чёрной кружевной перчатке.       В просторном холле всё те же слуги набрасывают на Йошики сверху белое кашемировое пальто с пушистым меховым воротником. Такое мягкое и уютное, он мгновенно зарывается носом в белоснежный мех, а Хидето подхватывает его и, проведя за собой по нескольким коридорам, выводит на вертолётную площадку. И Йошики вздрагивает, увидев серое небо и кружащиеся в воздухе снежинки. Зима уже наступила… Сколько же времени прошло?       — Накинь капюшон, моя дорогая, — заботливо говорит Хидето, поправляя воротник своей куртки. — А то ты простудишься.       Каждый шаг даётся неимоверным трудом, Йошики едва держит равновесие, у него кружится голова от обилия свежего холодного воздуха и высоты, коленки так и норовят подвернуться. Хидето бережно поддерживает его под локоть. Усаживает в обитый кожей салон вертолета, сам забирается следом, отряхиваясь от снега, и опять притягивает к себе. Йошики жмётся к нему и прикрывает глаза. А в ушах уже бьется приглушённый шум лопастей. И он продолжает всем нутром предчувствовать что-то очень нехорошее.       Йошики, наверное, когда-то бывал в штаб-квартире супруга, но он абсолютно этого не помнит. Частичная амнезия и лёгкая форма апато-абулического синдрома, говорит понимающе лечащий врач и выписывает очередные лекарства. И сетует, что это абсолютно нормально при той психологической травме, которую Йошики получил, когда противники банды Хидето, вломившись в квартиру, изнасиловали его и едва не убили, написав его кровью на стене угрожающее послание. Вот только кому должно стать легче от этих оправданий? Точно не самому Йошики. Потому что его не покидает ощущение нереальности происходящего. Все те вещи, которые должны быть знакомыми ему, он видит впервые в жизни.       Крыша такого же стеклянного здания, вертолёт мягко приземляется на полозья. Хидето выскакивает первым и, протянув руку, выуживает супруга. Вокруг множество людей в одинаковых чёрных костюмах; они склоняют головы, и Йошики с некоторым опасением на них поглядывает.       — Не волнуйся, Йошики. Они здесь для нашей защиты. Ты — их королева, они жизнь за тебя отдадут, если понадобится.       Вдвоём они проходят по коридору из расступившихся шибито. Дальше — лифт, самый нижний этаж здания, минус пятый, какое-то подвальное помещение, в котором устроено нечто вроде кабинета. Серые бетонные стены и пол, красная мебель. Какой-то шибито, поклонившись, заботливо забирает у Йошики из рук снятое пальто, а Хидето подводит его к диванчику и кивает на бархатные подушки. Сам плюхается рядом и произносит:       — Приведите наших друзей.       Из противоположной двери в кабинет грубо выталкивают троих. Крупные, рослые альфы, прямо-таки быки, все изрядно измордованные, трясущиеся, со сцепленными наручниками руками. И Йошики недоуменно смотрит на них, не понимая, что задумал супруг.       — Узнаёшь, моя королева? — ласково говорит Хидето, закидывая ногу на ногу и обнимая его за талию одной рукой. — Кажется, именно эти неуважаемые господа сделали тебе больно. Знаешь, я давно уже их нашёл, почти сразу после трагедии. Но их было довольно трудно выцарапать, нельзя нападать на чужих людей без спроса, кодекс надо чтить. Пришлось мне заключить договор об обмене с тем, кому они подчиняются, а это заняло время, — Йошики тут же вжимается в его плечо, и Хидето целует его в висок. — Ну, ну, разве сейчас есть повод для страхов? Не бойся. Я здесь, с тобой. Пусть только рыпнутся, застрелим на месте.       Стоящий позади пленников шибито снимает с предохранителя автомат, как бы подтверждая его слова. И Йошики кусает губы.       — Это… Жестоко, напоминать, — чуть слышно говорит королева и кривится. — Хотя я всё равно ничего не помню… И не чувствую.       — Ну, это и к лучшему, — Хидето улыбается и благосклонно кивает всё тому же шибито.       Тот бьёт стоящего перед ним противника по затылку прикладом и, когда тот с криком сгибается, ещё и с силой пинает его. И альфа, как мешок, обваливается на бок, отплёвываясь кровью.       — Не бейте его! — вскрикивает Йошики и сам вздрагивает — откуда у него вдруг прорезался громкий голос?       — Да разве ж он бьёт? — искренне удивлённо тянет Хидето и целует его в щёку. — Так, шутит. Эй, ты, — небрежно бросает он служащему, — поаккуратней. Напугаешь мне королеву, она и так на нервах.       Тот, молча кивнув, отходит на несколько шагов назад. А Йошики слегка щурит глаза и поднимает на супруга взгляд.       — Это и есть подарок, про который ты говорил? Ты решил зачем-то мне показать этих ублюдков?       Хидето весело смеётся.       — Ну что ты, это было бы глупо. Разве бы я стал тебе дарить полуфабрикат?       Он опять обнимает чуть дрожащую королеву и устраивает голову на плече.       — Смотри, моя дорогая, — ласково произносит Хидето и обводит комнату взглядом. — Ты видишь всех этих людей вокруг? — Йошики кивает, оглядывая мрачно маячащих вдоль стен шибито. Много их, человек двадцать. — Они сделают с этими тварями всё, что ты захочешь. Хочешь — изобьют до смерти. Хочешь — головы отрежут, — Йошики передёргивается, — хочешь — повесят, расчленят. Хочешь — по кругу пустят, как эти твари тебя пустили, даже хуже, все их по очереди поимеют. Они ждут только приказа, который скажут твои сладкие губки. Любого, абсолютно. Ну? Ты доволен? Нравится тебе такой подарок?       Йошики молча выворачивается из его рук и встаёт. Медленно проходит по комнате, цокая каблуками и оглядывая каждого из пленённых альф. А те смотрят на него так испуганно, что с трудом верится, что это именно они тогда вломились и набросились на совершенно беззащитного Йошики. И есть какая-то надежда в их взглядах, явно думают, что омега такой нежной наружности сейчас ужаснётся, взмахнёт рукой и пощадит. Сыграет роль «хорошего полицейского» в противовес Хидето.       Внешность-то у Йошики нежная. Вот только он абсолютно ничего не чувствует и не испытывает никакого желания жалеть этих троих. Может ли бесчувственность сделать жестоким? Может. Да и Хидето явно ждёт от него совсем не этого, вон как смотрит внимательно. Он разочаруется, если Йошики решит отпустить своих мучителей.       — …Но… — королева слышит сдавленный хрип и обращает взгляд на рослого альфу. Тот, весь белый, с залитым кровью ртом, трясётся от ужаса. Будто призрака увидел. — Но ведь тот красавчик… Он был мёртв, когда мы уходили!..       Сердце пропускает мощный удар. И Йошики краем глаза смотрит на супруга. Как тот отреагирует на подобное? Но Хидето спокоен. Усмехается гадко, встаёт и, приблизившись, грубо хватает альфу за коротко остриженные волосы, заставляя поднять голову.       — Да что ты. Как видишь, моя королева цела и невредима. Пусть она и сидит теперь на таблетках, — язвительно сообщает он и кидает притворно удивлённый взгляд на Йошики, омега видит нехороший блеск в его светло-карих глазах. — Какую чушь он несёт, правда, моя дорогая? Вот же ты, живой и здоровый.       Йошики молчит. Недоумение бандита ему понятно, он и так прекрасно знает, что он не тот Йошики. Все вокруг это знают. Только Хидето либо не знает, либо просто заигрался, пичкая его психотропными таблетками. Хидето сумасшедший, полностью свихнувшийся на своём супруге, а все вокруг ему подыгрывают, боясь гнева безумного и жестокого короля.       Они сделали больно тому Йошики. И благодаря им сам Йошики теперь заперт в плену чужой жизни. Рука невольно сжимается в кулак. А в голове — его собственный голос, только искажённый и злой:       «Вам это с рук не сойдёт, мерзавцы».       — Ну, моя дорогая? — нетерпеливо тянет Хидето, вернувшись на диван и разваливаясь на бархатных подушках. — Любое желание. Даже помилуем, если ты скажешь. Если тебе их жаль, только скажи, я верну их тому, кто мне их выдал. Конечно, это будет немного странно… Вообще я бы мог сам их расстрелять, но решил, что будет лучше, если ты скажешь, что с ними делать.       Йошики распрямляет спину. Он видит почти ужас в глазах самого рослого альфы. И поворачивается к супругу.       Раскосые тёмные глаза королевы, испуганно поблёскивающие, мгновенно затягивает лёд, выражение лица в секунду меняется, становясь жестоким. Шибито склоняются перед ним, почти синхронно опускаясь на колени. И Йошики, вскинув голову, холодно бросает:       — Убейте их. Всех.       Он видит, как зло улыбается Хидето. Супруг явно ждал от него именно этого.       — Все слышали, что сказала королева? — громовым голосом объявляет он, вставая, и взмахивает рукой: — Исполняйте!       Щелчки предохранителей эхом разлетаются в голове, и Йошики зажимает ладонями уши.

***

      Громкий отзвук первого выстрела всё ещё эхом звучит в ушах, как и раздавшийся следом отвратительный «плюх», который издало упавшее в лужу крови тело. Королева передёргивается и думает, что эти звуки теперь будут преследовать её долгое время.       Хидето, как и обещал, благополучно вернул его домой, как только казнь закончилась. И теперь Йошики, отчего-то чувствуя себя ещё более пустым, чем обычно, лежит в своём импровизированном садике, бездумно глядя куда-то в пустоту.       Тихое чириканье птиц, шумящий в высокой траве ветер. Над головой — чистое небо, чуть подёрнутое облаками, такое голубое, что кажется нереальным, над городом Йошики никогда такого не видел. А вдалеке — развалины какого-то старинного замка со стенами, увитыми крупными дикими розами.       Умиротворяющий пейзаж. Жаль, что он тоже фальшивый, как и вся жизнь Йошики — его создают голограммы, на самом деле это всего лишь пустая, унылая комната в глубине огромной квартиры, занимающей целый этаж. И таких голограмм несколько, абсолютно разных: замок, сад с цветущей сакурой, горы, пустыня, лес и прозрачное озеро. Всё это — воссозданные картинки столетней давности из Сети, случайно найденные в разное время, мир вокруг уже совсем другой, чёрный, лишённый всех красок. Этот уголок почти живой природы устроил в своё время Хидето; видя, как Йошики лежит на аппаратах, сереет с каждым днём, мучается от невозможности высунуться на улицу и очень медленно оправляется от удара, альфа расстарался для своей обожаемой королевы, сделал ей такой необычный подарок. И для Йошики это дороже любых бриллиантов и жемчугов, которыми супруг заваливает его с головой. То, за что он и вправду благодарен Хидето.       Эти розы на стенах замка. Крупные и такие пронзительно алые, будто налитые изнутри кровью, которая того и гляди начнёт сочиться из лепестков и ручейком польётся из серединок. И со смертельно опасными, ядовитыми шипами, способными убить через одно лишь прикосновение. А Йошики хотел бы дотронуться до них. Даже очень…       Тяжёлый вздох, и он задумчиво смотрит в яркое небо. Наверное, где-нибудь в неблагополучных «серых» кварталах местные омеги курят, глядят вот так же вверх и мечтают стать королевой. А настоящая королева всё чаще думает о смерти. Неправильно ведь… Но Йошики не чувствует себя этой самой королевой, осознаёт, что его дёрнули из другой жизни и пытаются превратить в того, кем он никогда не сможет стать. И он с удовольствием бы отказался от всего этого, да только кто же теперь его отпустит. Хидето сломал его таблетками, превратил в ничто, в пустую хрупкую оболочку, куклу. Да и не знает Йошики, кто он на самом деле. Страшно это осознавать, но у него нет никого, кроме Хидето. И даже если Йошики сможет сбежать, пробудиться от этого жуткого сна, то всё равно деваться ему больше некуда. Останется только руки на себя наложить. А это тоже кажется невозможным — несмотря на угнетённое душевное состояние, у изнеженного Йошики сил не хватит себя порезать или выброситься в окно.       — Моя дорогая, ты здесь?       Тихо скрипит автоматическая дверь, отъезжая в сторону. Появившийся в проёме Хидето прислоняется плечом к косяку, с любопытством наблюдая за ним. Щурится слегка, внимательно смотрит из-под пушистой ярко-малиновой чёлки. Чёрная бархатная безрукавка открывает взгляду забитые татуировками руки; он улыбается, а глаза холодные, как обычно. Не дожидаясь ответа, Хидето всё же подходит ближе, опускаясь на иллюзию травы рядом; Йошики медленно садится и похлопывает ладонью по своей коленке, и альфа кладёт ему на колени голову, позволяя запустить пальцы в волосы. Гладит его запястье и целует кончики пальцев, а королева свободной рукой машинально перебирает растрёпанные пряди.       — Я… Я должен был поступить иначе, Хидето?       Йошики всё-таки задаёт мучающий его вопрос. Опускает глаза, наблюдая за выражением лица супруга.       У него ощутимо дрожат руки. Будто он сам держал ими этот проклятый пистолет и собственным пальцем спустил курок, упирая дуло в затылок бандита, хотя вроде бы просто наблюдал со стороны. Он будто помнит о том, чего с ним никогда не происходило. С чего бы это? Ужасно раздражает.       — Нет, моя дорогая. Всё правильно. Я не сомневался, что ты примешь верное решение. Я могу тебя упрекнуть только за то, что ты излишне мягкий, — бездумно тянет Хидето. — Они заслужили гораздо худший конец. Я бы на твоём месте предпочёл отрезать им руки и ноги, выебать их в эти дырки, а потом вернуть хозяину.       Хидето лениво запрокидывает голову, приподнимает руку, ведя по его шее самыми кончиками пальцев в кожаных перчатках.       — А как поступил бы тот Йошики? — Йошики робко смотрит ему в лицо. — Тот… Тот, которого они убили.       Зрачки в светло-карих глазах резко превращаются в точки. И Хидето презрительно морщится.       — Не понимаю, о чём ты.       — Но какого чёрта этот ублюдок сказал, что я был мёртв, когда они уходили? — Йошики кусает губу.       — Они тебя покромсали ножом, ты сознание от болевого шока потерял, а они тебя за мёртвого приняли и радостно сбежали. Дилетанты, даже убить полностью беззащитное создание нормально не смогли, — зло выплёвывает Хидето, сверкая глазами. Увидев тень сомнения в глазах Йошики, он бледнеет, на лбу выступают вены, радужки наливаются кровью, а в голосе появляются истерические нотки: — Да! Всё было именно так, ясно?!       Королева чувствует, как напряглось его запястье, и инстинктивно сжимается в комок. Уже приготовился очередную пощёчину влепить. Его ужасно раздражают все разговоры о том, что произошло, Хидето ненавидит об этом вспоминать. И как бы понять его можно, кому захочется заново переживать такой ужас, но всё-таки у него каждый раз слишком бурная реакция. А особенно он злится, когда Йошики пытается заговаривать о том, что он ненастоящий. Кажется, Хидето не желает допускать даже малейшей мысли о том, что его супруга больше нет. И Йошики всё больше склоняется к мыслям, что Хидето великолепно всё осознаёт, понимает, что Йошики ненастоящий, и пичкает его таблетками, чтобы заставить подыгрывать. Он не смог смириться с потерей возлюбленного. И попросту заменил его другим, похожим.       — Нет никакого «того Йошики», — зло продолжает Хидето, явно настойчиво пытаясь просверлить в нём сквозную дыру своими страшными сумасшедшими глазищами, — и никогда не было. Ты у меня один. Мой драгоценный, единственный и неповторимый Йошики.       И вот как с ним спорить в такой ситуации? Не переубедишь ведь. Йошики тяжело вздыхает.       — Что это за странные разговоры, моя дорогая? Ты уже не первый раз их заводишь, — с подозрением тянет Хидето, щурясь, — и это начинает меня беспокоить. Ты принимал сегодня таблетки?       Йошики равнодушно дёргает плечом.       — У тебя на глазах выпил. Забыл уже?       — А то я не знаю, что ты их во рту держишь и потом выплёвываешь, — королеву как током пронзает, ну откуда узнал? Увидев ужас в его глазах, Хидето фыркает: — Думаешь, камеры просто так везде стоят, или охранники слепые и глухие? Я давно уже в курсе. Не волнуйся, я ничего тебе за это не сделаю. Просто наблюдаю, хочу понять, чего ты пытаешься добиться. Ты же себе вредишь, не мне. Неужели твоя очаровательная рыженькая головка не хочет этого понять?       — Мне плохо от них. Слабость сразу такая, и мотает, только и могу весь день спать. Думаешь, это весело, жить, как зомби? — Йошики кусает губу.       — Ты не зомби, — Хидето приподнимается и пожимает плечами. — Просто тихий и покорный. Такой, какой должен быть.       Йошики опускает в пол глаза.       — Нет. Такой, каким хочешь меня видеть ты.       Хидето кривит губы. И вдруг резко, с размаха и отточенным движением бьёт по щеке; да с такой силой, что королева с криком откатывается от него и падает на спину.       Ударенная щека полыхает огнём, наверняка вся красная. На языке появляется металлический привкус — губу разбил, из неё течёт кровь. Йошики тихо хнычет и трёт щёку ладонью. И вскрикивает, когда его хватают за воротничок кружевной рубашки и резко поднимают, и горящие злым огнём глаза Хидето оказываются вплотную.       — Знаешь, я временами начинаю жалеть, что проявил слабость и не приказал отрезать тебе язык. Прекрати нести чушь. А то я ведь могу и передумать.       Слёзы застилают глаза. От боли, от обиды, но главное — от ужасного чувства неотвратимости чего-то страшного. Йошики тихо всхлипывает и сжимается в комочек, отводя в сторону глаза, боясь даже смотреть на супруга. Он знает, что в подобные моменты перед ним уже не его любящий и нежный Хидето, а король преступного мира этого города, прозванный «кровавым». Такому и вправду ничего не будет стоить схватить нож и лично вырезать болтливый язык изо рта королевы.       — Испугался? Вот и молчи, — холодно бросает Хидето, выпустив его воротник. — Ещё раз услышу про «другого Йошики» — отрежу язык и запихну в психушку. Раз галлюцинации такие, будешь лечиться. Ты меня понял?       Слабый кивок рыжеволосой головы в ответ. Деваться некуда. Если Йошики попадёт в психушку, пути назад не будет, его там гарантированно замучают до смерти. Он не боится самой смерти, он боится этих самых мучений, невыносимой боли и страданий. И Йошики всё же смотрит на него, кусая окровавленные губы.       — Хидето-сан! — за дверью раздаётся громкий топот, и в дверной проём просовывается молодой альфа в чёрном костюме — телохранитель, из новеньких, тех, с кем Йошики ещё не успел толком познакомиться. — Я слышал грохот, всё в порядке?       Хидето кидает на него ледяной взгляд.       — В порядке. Мы просто немножко поспорили. Правда, моя дорогая? — сколько же яда в этом голосе сейчас. — Но сейчас всё уже в порядке. Так что можешь идти.       Он притягивает трясущуюся королеву к себе и целует в лоб, показывая, насколько всё нормально.       — Но вы же мне сказали быть тут… — удивлённо возражает телохранитель.       — Скройся с глаз, сказал! — рявкает Хидето.       Уловив гнев в его голосе, альфа мгновенно исчезает за дверью. А Йошики бессильно кривится. Ну и какой у него тут шанс сопротивляться, если даже охранники, вроде как призванные его защищать и помогать, до идиотизма преданы Хидето?       — Тише, моя дорогая. Всё хорошо, — Хидето поднимает за подбородок его голову и гладит по щеке ладонью. Заметив, как Йошики морщится от этого, он кусает губу и обнимает, устраивая голову на плече. — Прости меня, я не хотел…       У Йошики скоро на эту фразу аллергия начнётся. И главное, что бесит — то, что Хидето, судя по всему, всерьёз верит, что одной только этой фразой может разом снять с себя всю вину.       — Ну подумай сам, — не подозревая о его мыслях, Хидето округляет глаза и тянется к его губам, кончиком языка слизывая кровь, — я ведь так сильно люблю тебя, ну неужели я бы не понял, что ты не мой Йошики, если бы это было так? Неужели ты думаешь, что я настолько слепой и глупый?       Йошики молчит. А в висках у него стучат молоточки.       «В том-то и беда, что ты не слепой, Хидето. И не глупый. Ты прекрасно осознаёшь всё, даже лучше, чем я. Просто ты сумасшедший. Или я. Или мы оба…»       — Отпусти. Ты делаешь мне больно.       Холодный голос королевы, тот же, которым она отдавала приказ убить своих обидчиков, заставляет альфу вздрогнуть и поднять голову. Йошики не пытается вырваться, оттолкнуть его. Просто безучастно смотрит в сторону пустыми глазами.       — Больно?.. — севшим голосом переспрашивает Хидето. Его янтарные глаза в секунду наливаются кровью, и он опять грубо хватает омегу пальцами за подбородок. А второй рукой тянется к поясу брюк и вытаскивает нож; его наточенное лезвие сверкает голубыми отблесками, отражая фальшивое небо. Секунда — и Йошики чувствует, как это лезвие упирается ему в горло. Но даже не вздрагивает. — Ты не знаешь, что такое «больно», моя дорогая. Но мы можем это исправить, — Хидето большим пальцем давит на его нижнюю губу. — Знаешь, я передумал. Я прямо сейчас вырежу тебе твой поганый язык.       Наверное, он ждёт, что Йошики заплачет, начнёт умолять его не делать этого, откажется от своих слов. Но в красивом лице королевы не вздрагивает ни один мускул. Застывшее оно, как маска. Йошики сам медленно высовывает язык, показывая всю степень своего безразличия. Может, он умрёт в процессе. Избавится от этих терзаний о фальшивости происходящего. Самому себя убить ему никогда сил не хватит, а вот если Хидето нанесёт ему рану…       — Ну до чего же упрямая у меня королева. До чего своенравная, — холодное лезвие упирается в основание языка, Йошики едва не кашляет и жмурит глаза, — и высокомерная, просить пощады ниже её достоинства, я знаю. У тебя сейчас такой красивый взгляд, Йошики… — Хидето похлопывает лезвием по языку, обводит его острым кончиком, забавляясь. — Но ты меня не обманешь. Я чувствую, что ты боишься.       Если чего Йошики боится, то только боли. Но старается этого не показывать. Молчит, слегка опуская ресницы на слезящиеся глаза. Но на самом деле Йошики просто знает — Хидето никогда этого не сделает. У настоящей королевы был язык. А Хидето не потерпит, чтобы Йошики хоть в чем-то отличался от неё. Слишком много времени и сил он потратил на создание новой куклы, чтобы вот так испортить её.

***

      У Йошики слезятся глаза каждый раз, когда Хидето прикасается к нему.       Он никогда не противится супругу. Позволяет стягивать себе руки кожаными ремнями, оставлять на запястьях яркие синяки, позволяет гладить и целовать себя, позволяет вбиваться в своё тело резкими толчками. А слезинки всё равно сами собой наплывают на глаза и скатываются по щекам.       — Что такое? — тут же тревожно спрашивает каждый раз Хидето и языком слизывает солёную дорожку с холодной бледной кожи, а Йошики передёргивается и кусает губу. — Почему мы так горько плачем, моя королева? Тебе не нравятся мои ласки?       То, что Хидето любит его до безумия, даже малейшему сомнению подвергать не приходится — супруг для него в прямом смысле слова всё, драгоценность, которую он обожает, держит к себе поближе и за которую готов убить. Проблема только в том, что при этом чувства самого Йошики Хидето не волнуют — он ведёт себя как любой альфа, очень эгоистично, если ему хочется заняться любовью, он без предупреждения тянет Йошики к себе и, думается, при малейшей попытке сопротивления скрутит и всё равно возьмёт то, что ему надо.       Лёгкая серебристая рубашка расстёгнута и спущена с острых плеч, и Хидето жарко обцеловывает вздрагивающее полуобнажённое тело, все ещё распаренное и горячее после душа. Спускается по шее на грудь, целует соски, явно прислушиваясь к колотящемуся сердцу, потом живот… Проникая в него, растягивая и скользя внутри, прижимает к своей щеке дрожащую тонкую ладонь, касаясь губами подушечек пальцев, холодных из-за анемии. Улыбаясь, наблюдает, как Йошики выгибается, разметав по подушкам свои волосы, как размыкает губы, тихо постанывая. А королева крепко держится за его шею, плавно-плавно подаваясь навстречу, сжимая коленями острые бёдра своего супруга.       В такие моменты Йошики кажется, что он почти любит своего Хидето. Любит эти его безумные жуткие глаза, любит эти растрёпанные малиновые волосы. Но это лишь секундные помутнения, отголоски чего-то давно забытого или даже незнакомого.       — Не думай, что одержал победу, — шепчет ему Хидето, когда Йошики уже жмётся к нему, утыкаясь лицом в шею, пытается привести в норму дыхание и морщится от боли. — Ты не непобедим, Йошики. И я знаю, чего ты на самом деле боишься.       — Как интересно… — бездумно бросает Йошики, запрокинув голову и уставившись ему в лицо тускло поблёскивающими глазами. — И чего же я боюсь?       Хидето, усмехаясь, кладёт ладонь, горячую и шершавую, ему на живот.       — Я так подумал, моя дорогая… — томно говорит он, целуя в уголок губ, и в глазах загорается огонь. — По-моему, кое-кому пора родить наследника.       — Наследника?..       Вся кровь разом бросается Йошики в голову, отхлынув от лица, он подскакивает и смотрит в лицо супруга. Щёки, видимо, становятся белыми-белыми, а в глазах появляется ужас, потому что Хидето усмехается и, повалив его обратно на спину, перехватывает за запястья руки, наклоняясь поближе.       — О-о-о да. Так вот чего мы боимся.       — Ты этого не сделаешь! — вскрикивает Йошики, шарахнувшись от него, но Хидето тут же с силой, до боли сжимает пальцы, удерживая его на месте.       — Сделаю, моя дорогая, — ласково улыбается Хидето. — Да делать-то ничего и не придётся, я просто тебя трахну без резинки и кончу в твою задницу, и всё.       — Нет, не сделаешь! — Йошики с силой дёргается, травмированные запястья простреливает болью, и он едва не захлёбывается рыданиями. — Чокнутый, мне же нельзя беременеть, я умру!       Хидето ведь в курсе, что у Йошики анемия — во время нападения он потерял очень много крови и теперь вынужден пить соответствующие лекарства. Ну, легенда именно такая. И даже если бы он забыл, синеватые губы и ногти королевы должны напоминать об этом. И Йошики сам прекрасно слышал, как его лечащий врач жёстко сказал Хидето, что ни о какой беременности и родах в такой ситуации не может быть и речи. Анемия при беременности частенько возникает даже у совершенно здоровых омег, а состояние Йошики ухудшится во много раз, и последствия будут ужасными, он почти со стопроцентной вероятностью погибнет, пока будет вынашивать ребёнка, а если каким-то чудом доносит, то точно скончается в родах. Поэтому, говорил сурово доктор, если захочется понежничать — тщательно предохраняться и беречь королеву.       Хидето щурит глаза. Ему явно нравится наблюдать за почти впавшим в истерику супругом.       — Если ты это сделаешь, — всхлипывает Йошики, трясясь всем телом, и изо всех сил пытается придать голосу злости, — удавлюсь!       — Это кто же тебе позволит? — Хидето ухмыляется, пальцами поглаживает его подбородок. — Я к тебе охрану круглосуточную просто приставлю и скажу ей, что они головой отвечают за тебя и за ребёнка. Даже спать будешь под надзором. И в ванной сидеть. Я даю тебе некоторую свободу, а если будешь так угрожать, то и эту свободу отниму, будешь под прицелом. Ты хочешь этого?       Королева опять бессильно всхлипывает и поднимает на него полные слёз глаза. Наверное, это выглядит странно — несколько часов назад Хидето грозился отрезать ему язык, и Йошики это ни капли не пугало, а теперь он впадает в ужас от известия о желании мужа о наследнике.       Хидето улыбается — эта улыбка была бы ласковой и счастливой, если бы не его безумные глаза — и гладит его по щеке. Наклоняется, обцеловывая лицо, шею, плечи. Коленом жёстко раздвигает его ноги, устраивается между них, угрожающе нависая над дрожащим, всхлипывающим омегой.       — Прошу… Прошу, Хидето… — сдавленно, горько, Йошики весь дрожит в его объятиях от рвущихся наружу рыданий. — Если ты меня любишь хоть немножко, не делай этого, пожалуйста…       Смешок, альфа быстро целует его в губы. Ранка отзывается болью.       — Посмотрим на твоё поведение, моя дорогая.