Алая тропа

      Иногда Сарет просыпался в слезах. Один и тот же сон подкармливал его отчаяние и тревогу. В нем он бежал за изможденной, полуживой незнакомкой. Он видел ее только со спины, но неведомая сила несла его к ней, будто это было чертовски важно. По ее ногам струилась кровь, и женщина оставляла за собой извилистую багровую дорожку. Она шла медленно, пошатываясь, с опущенными плечами и головой, зажав в кулаке едва бьющееся и сочащееся алым сердце. Сарет бежал к ней так, что в его ушах свистел ветер. Он оскальзывался, падал в кровавые лужи, вставал и вновь устремлялся вперед, но так и не мог к ней приблизиться ни на шаг. Он не раз пытался позвать ее, но лишь беззвучно открывал и закрывал рот, не в силах выдавить ни слова. В конце пути ему всегда удавалось нагнать незнакомку, схватить за запястье — и нестерпимо жгучее пламя мгновенно пожирало ее, оставляя после себя скрюченное обугленное тело, над которым после безутешно рыдал Сарет. Рыдал до хрипоты и удушья.       Он убил ее!       Он убил!       Он — убийца!       Сарет смял покрывало, спешно вытер кулачками слезы и до боли укусил себя за руку. Он давно понял, что дети не бывают сами по себе. И что у них должны быть родители: мать и отец. И что учитель Фенриг что-то от него скрывает.       Навязчивые мысли одолевали Сарета, и с каждым днем ему становилось все сложнее учиться. Буквы расплывались перед глазами ослепительным пламенем, перо оставляло уродливые кляксы, а крючки выходили жирными и кривыми. Они раздражали Сарета. Он недовольно пыхтел и марал пергамент за пергаментом. В конце концов он истошно заорал и изорвал последний на мелкие клочки: — Надое-е-е-ло-о-о-о! Надое-е-е-е-ло-о-о-о мне все-е-е-е! Тупые! Тупые крючки! Тупое! Тупое перо! Тупые буквы! Тупое все на свете! Ненавижу все! Ненавижу-у-у-у-у-у! А-а-а-а-а-а-а-а!       Сарет смахнул все со стола и в рыданиях бросился на пол. — Сарет, что происходит? — едва стихла истерика, строго спросил учитель Фенриг, так, будто всего лишь была поставлена очередная клякса, а не разгромлено то, что попало под руку.       Сарет поднялся, стиснул кулачки и с вызовом посмотрел на него. — Где моя мама, учитель?       Лицо Фенрига осталось непроницаемым, точно Сарет спросил его о радуге или муравьях. И учитель молчал. Не пытался отмахнуться, подчеркнуть, что это несущественно, или задать встречный вопрос о его уроках. Он просто молчал, и все. — Где моя мама, учитель?! — сорвался на крик Сарет. — Она должна быть! И Роза мне не мать! Я уже не настолько маленький, чтобы верить в это! Она присматривает за мной! И ничего более! — Она умерла.       На миг Сарету почудилось, что он стоит на шаткой бочке, а воздух в один момент стал ужасно вязким — было невозможно втянуть его, сколько ни пытайся. — Кто? Что? — его губы едва шевелились. — Сарет, твоя мать умерла, — терпеливо, но холодно пояснил Фенриг.       Сарет судорожно вдохнул и ощутил, как сдавливает его шею и грудь.       Он убил ее!       Он убил!       Он — убийца! — Почему? — чужим охрипшим голосом спросил Сарет.       Он убил ее!       Он убил!       Он — убийца! — Ее погубили враги, — было видно, что учитель делился сведениями неохотно. Он выдавал их аккуратно, по крупицам, точно крохотного птенчика кормил.       Сарет с надеждой посмотрел на Фенрига. — Не я? — Нет, мой мальчик, ну что за вопрос?       Сарет уставился в пол. Дышать стало легче. Впервые за последнее время отчаяние и тревога ослабили свою цепкую хватку. — Просто… мне иногда снится женщина. Незнакомая, но мне кажется, что именно она — моя мать. Как только я догоняю ее и дотрагиваюсь до нее, она сгорает. И я подумал… Я подумал, что… это я во всем виноват. Иначе почему мне все это снится? — Сны — это просто сны, мой мальчик. Тебе не о чем беспокоиться.       Сарет облизнул губы, помял рубаху и вновь посмотрел на Фенрига. Он знал, что учитель ему много не расскажет, и не мог решить, какой вопрос самый главный. А их была тьма. Они множились с каждой секундой, барабанили по его душе летним градом. — Какая она была, моя мама? — Она была, — Фенриг тщательно подбирал слова, — знаешь, она была очень важна для твоего отца. Как и ты. Только вот ее выкрали, а после мы ее потеряли. Хорошо, что тебя сумели уберечь.       Сарет хотел услышать совсем не это. Он желал знать, как она выглядела, чем пахла, какой у нее был голос, что она любила, но в глубине сердца был рад и никчемному ответу Фенрига. И тому, что он, Сарет, был важен. Прежде ему никогда этого не говорили.       Он закусил губу и, немного подумав, выбрал еще один вопрос: — И вы знаете тех, кто ее убил? — Разумеется, Сарет. Врагов надо знать в лицо.       Сарет деловито кивнул, развернулся и поспешил к выходу. Внутри него разгоралось какое-то разрушительное, незнакомое чувство. Все, что ему хотелось, — поскорее ворваться в тренировочный зал и отлупить палкой соломенную куклу. — Куда ты, Сарет? — Мне надо стать сильнее, учитель. Чтобы отомстить. Чтобы убить тех, кто отнял у меня маму.       С того дня он долго не видел в своих снах изможденную незнакомку. Ее место занял худощавый мужчина с пауком на лбу. Он рассказывал ему о радуге и муравьях, но, к сожалению, Сарет его плохо слышал.