Временна́я петля

Чернеюще мутный образ залитого кровью и пустотой неба, разрезаемый синими молниями стрел, веял тоской и запахом ржавчины. Стекающая по каменной крошке плоть, растворяясь и превращаясь в пёструю массу духовных частиц, не могла найти покой — солдаты в белом брали эту плоть голыми руками, формировали стрелы и продолжали, продолжали уничтожать живое сего мира. Острая боль рваной раны звенела сталью занпакто на теле загробного мира, раковая опухоль все разрасталась, унося с собой каждую клеточку, каждый атом духовных частиц, погружая человечество в мир вечного безумия, агонии войны и осознания собственной беспомощности перед Смертью, окончательной и неотвратимой. Образы сменяли себя, как кино при перемотке по сотне кадров за раз, быстро и сумбурно, едва ли в этой каше улавливался смысл. Армия в белом шла, оставляя за собой горы трупов, беспощадно пожирая духовный мир и преобразуя его в оружие для еще большего разрушения. Они маршировали, втаптывая в грязь остатки человеческих тел, смешивая кровь и органы с землёй и бетоном. Они неостановимы, и они несут разрушение этому миру. — Куросаки! — из бредоподобного сна Ичиго вырвал удар чем-то мягким, вроде тетради или книги в мягкой обложке, по голове. Учительница последнюю минуту пыталась разбудить нерадивого ученика, дважды кинула в него мелом, раз попала, но это не помогло. Удар, все же, возымел эффект, мальчишка вскочил, потерявшись в пространстве и понимании, где он сейчас находится. Только что он был на поле боя, где гибли люди под стрелами других людей, где некто в облачении Бога втаптывал мир в ничто и погружал сознания в вечную пустоту. А, нет, это просто класс математики, а Куросаки просто уснул во время урока. — Куросаки, после урока к директору, — пригрозила Сейко-сенсей, повторив подзатыльник, как оказалось, сборником задач по алгебре. — Хорошо, Сейко-сенсей, — рыжий виновато склонил голову. По классу лепетали тихие смешки, многие получили повод поднять новую волну шуток по всей школе. Анекдоты про рыжую голову ходили по школе также активно, как в России про чукчу и американцев. Каждый считал своим долгом поделиться несмешной сплетней с друзьями, что переросло уже в какой-то фильм ужасов: обрастая легендами и слухами, как снегом ком, Ичиго даже пару раз привлекался полицией. Впрочем, попытки навязать на школьника изнасилование или продажу наркотиков рухнули под давлением всемогущего всё заминающего отца. В прочем, Ичиго ничего не оставалось, кроме как пойти и выслушать очередную мозготрёпку от преподавателя. То, что он уснул во время урока, не было неожиданностью, он не очень хорошо спал, и утром чувствовал себя отвратно. Настолько, что его едва не сбила машина по пути в школу, но все обошлось небольшим испугом и синяком на бедре. Куросаки об этом никому не сказал, да и зачем, лишнее беспокойство для семьи или посторонних. Поход к директору занял всю перемену, но понимающий пожилой мужчина не стал сильно ругать паренька. Он мирно выслушал все претензии от взбешенной учительницы, после чего пообещал назначить Куросаки наказание, но отпустил его, понимая, что подростки, даже рыжие, тоже люди, и что они тоже могут уставать. Да и не видел он, в общем-то, в ситуации ничего страшного. Если бы каждого ученика вызывали к директору из-за того, что тот спит на уроке, то у кабинета была бы длиннющая очередь. Куросаки не оставляли в покое лишь из-за дурной репутации: бесконечные слухи о криминале доставали и до преподавателей, из-за чего те считали его скорее преступником, нежели школьником. Доходило иногда до скандалов, когда особенно мнительные преподаватели пытались убедить остальных в подписании петиции на исключение «опасного элемента» из школы, но такие обычно надолго не задерживались с подачи директора. По возвращении в класс, к нему подошла одноклассника, подруга детства и просто хорошая девушка — Тацуки Арисава. Они знакомы еще с младших классов, вместе занимались, вместе росли. Она была свидетелем того, как изменился Ичиго после смерти матери, она же помогла ему стать сильнее, чтобы выдержать горечь и боль. — Что с тобой происходит, Куросаки? — она недовольно скрестила руки, глядя на уставшее лицо своего друга. — Устал смертельно, — ответил Ичиго, проходя к своему месту. Девушка села на парту перед ним, скрестив ноги. — Ты стонал во сне, — пояснила она. — По классу уже прошел слух, что тебе снилась голая девушка, а то и не одна. — Что, прям стонал? — хмыкнул Куросаки, начав доставать учебники для следующего урока. — Будто тебе нож в печень воткнули, — ответила она вполне серьезно. — Что тебе снилось? Ичиго ненадолго замолчал, вспоминая сон. Он помнил его целиком, что обычно не свойственно снам. — Война, — ответил он одним словом, а затем пояснил: — Я не знаю, кого с кем, но картина была та еще. Наверное, нужно меньше хроники смотреть. — Ну, ты даешь… Кто бы мог подумать, что ты такой впечатлительный, — девушка рассмеялась и слезла с парты. — Урок скоро начнется, смотри не усни снова. Это предостережение и не понадобилось. Сон сняло, как рукой, да и жуткие образы окровавленных тел продолжали всплывать в памяти, стоило закрыть глаза. Урок физики помог снять это гнетущее напряжение, отвлекая сознание формулами и задачами. Их решение давалось бы легче, будь Куросаки сосредоточен немного больше. К концу дня Ичиго почти забыл странный сон, посетивший его на первом уроке. Погода была вполне нормальной, тепло, облачно, почти безветренно, что позволило направиться домой в расслабленном состоянии. Торговый центр, преграждающий путь до школы по утрам, сейчас был открыт, и Ичиго мог спокойно пройти сквозь него, по пути заглядывая в лавочки и магазинчики со всякой всячиной. Почему-то настроение у него было приподнятым, настолько, что он даже потратил откладываемые им деньги на безделушку, которую раньше бы и не заметил. Небольшой посеребренный браслет с пятиконечным крестом в тонком кольце, с красивой голубовато-синей жилкой, проходящей из центра в каждый из лучей тонкой гравировкой. «Зачем» и «почему» мальчишку не волновало — надо, и всё тут. Сам магазинчик был не ювелирным, а скорее барахолкой со всякими странными сувенирами и оккультной чушью, которую Куросаки терпеть не мог. Впрочем, место было популярным, а подвеска с крестом-звездой лежала в отдалении и не привлекала ничьего больше внимания. Продавец, правда, даже удивился, что рыжий школьник решил по дешевке купить такую странную вещь. Он даже поинтересовался, знает ли Куросаки, что это за вещь. Тот не знал, и просто забрал подвеску и ушел, решив не слушать бредовый рассказ старика-торгаша. Оставшуюся часть пути Ичиго теребил приобретенный крестик, задумчиво всматриваясь в кривые отражения на гладкой металлической поверхности. Дома специфическое украшение замечено не было, Ичиго слинял в комнату почти сразу, как пришел, бросил сумку в угол и завалился на кровать. Он чувствовал усталость, но она была даже приятной. Сон подступал незаметно и ласково, нежными руками обхватывая тело, лицо, шею, цепляясь за рукава и штанины, и тянул, манил в нирвану бессознательного потока мысли. Ичиго вновь окунулся в него. Бесцветный поток окрасился багровым, он снова оказался на том поле боя. Только война уже окончена, город обращён в руины, небесный дворец разрушен и обломками падает вниз, на землю. Трупы и обломки зданий смешались в единую свалку. Откуда-то еще поднимались дымовые столбы. Живых здесь уже не было, только мертвые, окончательно и без шанса вернуться в мир. Ичиго брёл по руинам в сторону обломков дворца, осматриваясь по сторонам. На один труп в белой униформе приходилась сотня в черных кимоно. Массовое истребление «Чёрных» привело к полному уничтожению мира. Чернеющее от дыма и пыли небо багровело закатом, как бы отражая окровавленные руины. Сейчас здесь уже не было страха или агонии, была лишь немая печаль и скорбь. Ичиго подошел к одному из «Белых». Его одежда была вся в грязи, голову снёс с плеч удар чьей-то катаны, она лежала чуть поодаль со стеклянными глазами и ухмылялась, будто владелец не сожалел о своей смерти, а насмехался над всеми теми, кого смог забрать с собой. Не считая срубленной головы, у него больше не было травм. Видимо, его прикончили одним ударом. Трудно судить, хорошо это, или наоборот, печально, да и не очень то хотелось. Куросаки привлёк странный объект, поблёскивающий в грязи. Это была цепочка со звездой, один в один как та, что он купил сегодня на барахолке. Присев и подобрав странную вещь, он будто вспомнил всё, что касалось ее непосредственно. Этот крест носили все «Белые» и использовали, как оружие. Именно с его помощью они создавали из духовных частиц стрелы, ими же их выпускали. Этот крестик — инструмент для убийства, изобретенный много столетий назад. Из увлекательного, но по-своему жуткого сна Куросаки вырвало чувство жжения на запястье. Он поднял руку, опасаясь обнаружить, что его укусило какое-то насекомое, но всё оказалось хуже. Серебряная цепочка растаяла, как сахарная, а красивый крестик врос в кожу, будто его в нее вживили насильно. Из образовавшейся раны текла и капала кровь, пачкая рукав и рубашку. Ичиго подорвался с места и помчался в ванную, стараясь не трогать странную штуку на руке — она безумно болела и жгла, как калёный металл. Он не придумал ничего лучше, кроме как опустить руку в воду, набрав ее в раковину. Вода быстро окрасилась алым, а боль стала понемногу отступать. Не то, чтобы она была невыносимой, звёздочка довольно маленькая, так что можно было и потерпеть. Вскоре жжение и вовсе прекратилось, тогда Ичиго с опаской вытащил руку из воды. Крестик намертво врос в кожу, сливаясь с телом, будто становясь его непосредственной частью. Запястье всё еще немного болело, но не так сильно. Попытки выцарапать железку из кожи вызвали лишь новый приступ боли в руке, Ичиго не стал повторно пытаться. В голове назрел вопрос, что же ему теперь с этим делать: крестик — предположительно, древнее оружие странных «Белых» людей — сам по себе совершенно не мешал, но, черт подери, это железная хрень, вросшая в его кожу. Почему-то Куросаки совершенно не сомневался в том, что этот крестик был абсолютно таким же, как тот, что он видел во сне. Он, можно сказать, верил в собственные сны, как в вещие, или как в ведения. Будем честны, просто это единственное, что вообще приходило ему в голову. Другого объяснения, как кусок серебра врос ему в кожу, у него просто не было. Стоит ли ему рассказывать об этом отцу? Отцу, который совершенно не верит в существование призраков в нашем мире, и едва ли он поверит в существование другого мира и войны «Белых» и «Чёрных»? Не стоит, явно. Смысла в этом не на грош, только напугает старика и, возможно, сестёр. — Братик, у тебя всё в порядке? — вспомнишь солнце, вот и лучик. Юзу постучала в дверь, она видела, как ее брат влетел в ванную, как ошпаренный. — Да, Юзу, — ответил Ичиго, поспешно сливая воду из раковины и стирая оставшиеся пятна. — Что-то случилось? — спросила она, девочка сильно беспокоился. — Я порезался. Принесешь бинт? — попросил Ичиго. Ну, а что? Ложь только тогда работает, когда она полуправда. — Сейчас! — девочка убежала. Через полминуты она уже вернулась и вошла в ванную с баночкой перекиси водорода и небольшим, но плотным бинтом. — Спасибо, я сам замотаю, — Ичиго взял у нее всё, что она принесла. Вот только девочка не ушла, а осталась наблюдать за братом. Тот, в общем-то, не очень пытался скрыть от нее рану, но и старался не поворачивать запястье к ней, чтобы она не увидела крест. — Как ты вообще умудрился? Нужно быть осторожнее, — ее взгляд прочно зацепился за пятно крови на рукаве, так что посторонний объект на руке она не заметила. — Просто твой брат дурак и не дружит с ножницами, — Ичиго посмеялся и стал наматывать на руку бинт, закрывая пятиконечный крест. Девочка вздохнула, пихнула брата в бок за попусту поднятую тревогу и ушла, оставив его. Ичиго быстро обмотал руку и скрылся в своей комнате. Сейчас смотреть на нее ему не хотелось вообще. От одной мысли о происхождении этого маленького оружия уничтожения всея человечества ему становилось дурно. От дурных мыслей помогла отвлечься домашка. Он впервые за всё время учебы в школе радовался, что ее было много: сосредоточение на уроках перебило скопившееся потрясение. Спать Ичиго ложился уставший, но спокойный. Стресс отступил и скрылся в тени сознания, давая отдохнуть и расслабиться. Запястье не болело вовсе, и вспомнил Ичиго о произошедшем только из-за бинта, который немного мешал. На следующее утро Ичиго отправился в школу раньше обычного. Он был на удивление бодр — сказалось, что вчера он спал несколько раз. К тому же, успех от сделанных им вчера заданий немного окрылил мальчика, придав некоторого ускорения. До школы в этот раз он добрался без происшествий, и учёба шла легко, внезапных контрольных или тестов не оказалось. На дежурстве задержались девчонки-одноклассницы, потому Ичиго с чистой совестью свалил и побежал к тому магазинчику, где купил странную вещь. Человек, продавший ему ее, мог бы что-то знать. Мог бы, если бы он был на месте. Магазинчик оказался закрыт навсегда, а вчера, как сказал охранник, была распродажа. Это объяснило позорно-низкую цену украшения из чистого серебра с невероятным прошлым. Теперь возможности проверить подлинность догадок было невозможно, где искать старика никто не знал и не хотел знать. До дома Ичиго брёл медленно, обдумывая, что же ему теперь делать. Закатав рукав, он снова взглянул на серебряное украшение. Оно никуда не делось, даже наоборот, прижилось, как родное, будто так и надо. Встав перед собственным домом, Куросаки посмотрел на окна и на вывеску: родные стены привычно грели сердце, однако идти домой с пустыми руками не хотелось. Решив прогуляться еще немного, Ичиго направился в сторону реки. Он любил и ненавидел это место одновременно, ведь именно оно стало местом гибели его мамы, но там он мог ощутить странную близость к ней. Добрался до реки он довольно быстро, но солнце уже садилось. Беглый взгляд на водную гладь и окрестности, рядом никого не было. Вдалеке виднелась небольшая группа подростков, но они были слишком далеко, чтобы беспокоиться об их присутствии. Ичиго поднял руку с крестом. Если это действительно артефакт «Белых», значит, он должен уметь превращаться в лук и стрелы. Остался вполне логичный вопрос: как? Простым напряжением руки этого добиться не удалось, никакие жесты и манипуляции рукой тоже не дали желаемого результата. Со стороны это выглядело даже скорее глупо, и Куросаки подумал прекратить этот цирк, но любопытство было выше. К тому же, его ведь никто не видит. Мальчишка вновь погрузился в раздумья, уставившись на звезду, будто хотел разглядеть разгадку в кривых отражениях. Странная голубая гравировка была тёмной и мутной, выглядела, как стекло. Ичиго напряг память: в своих снах он видел, как «Белые» выпускали стрелы градом на город. Выпускали стрелы из лука, созданного из сияющих частиц. Выпускали частицы из креста, пропуская их через него. Духовные частицы, из которых состоял тот мир, где произошла война. Но война была явно в другом мире, где тогда взять эти частицы здесь? Возможно, частицы есть и здесь? Может, их меньше, может, другие, но это ведь энергия души, а в человеческом мире душ почти восемь миллиардов, и каждый дышит, каждый испускает свою жизненную силу. Но как ее получить? Ичиго вспомнил, как на уроке истории им рассказывали о культуре древних буддистских храмов. Мол, медитациями и усилием воли они укрепляли душу и тело, и что-то там еще про боевые искусства. Если задуматься, то подобные вещи во всяких фильмах, фантастических или мистических, тоже делались с помощью усилия воли, но кино есть кино. Впрочем, предположение, что, сев и сконцентрировавшись, можно понять хоть чуть-чуть больше, было единственной зацепкой. Ичиго сел в подобную медитативной позу и закрыл глаза. Минут через двадцать он понял только одно: он придурок. Понял он это по выкрику в спину и прилетевшей в голову банке из-под газировки. Гнев мгновенно заполнил раздраженные попытки сосредоточиться на том, чего он совершенно не понимает. Ичиго обернулся было на обидчиков, но их и след простыл: хулиганы сбежали сразу же, как привлекли к себе внимание сидящего на земле мальчишки. Тогда Куросаки и обратил внимание, что уже заметно стемнело и следовало бы идти домой. Так он и поступил, решив временно оставить попытки запустить штуку, которая, возможно, и вовсе не работает. Однако дома он не успокоился. После ссоры с отцом, не оценившим задержку Ичиго черт знает где, рыжий вернулся в свою комнату и стал перебирать учебники, силясь вспомнить, где и когда он слышал ту историю о монахах, медитации и прочему. Как выяснилось, слышал он это год или два назад, потому учебника нужного у него не было. Что ж, это легко исправить походом в школьную библиотеку. Не будет странностью, если Ичиго вдруг попросит книжку о культуре буддизма, мало ли какие контрольные могут его ждать. Нужная книга отыскалась на следующий день. Благодаря бабушке-библиотекарю, Ичиго получил материал для раздумий на ближайший месяц: энциклопедия была так подробна и велика, что за один день ее возможно прочитать только если читать по одному предложению на страницу. Впрочем, книга оказалась весьма познавательной, хотя и трудноватой для восприятия. Многие вещи, особенно про архитектуру и символизм отдельных священных идолов было решено пропускать, поскольку всё это сейчас не имело ценности. Важным же Ичиго отметил, что буддисты считали, что даже самые незначительные вещи имеют душу, то есть духовные частицы. Много вещей они объясняли их проявлением, так, например, любимые всеми Йокаи и Аякаси. Интересно здесь было скорее само упоминание о духовной силе вещей и животных, а также что некоторые особо талантливые люди могли ею даже управлять. Подробнее об этом Ичиго смог прочитать в других разделах, в частности о культуре медиумов и экстрасенсов. Согласно записям, медиумы проводили в медитациях годы, чтобы научиться чувствовать духовные частицы, а управление ими давалось уже позже с тренировками боевых искусств или особых медитативных техник. На выуживание этой информации был потрачен целый день. Уроки пришлось делать поздней ночью и с уставшим от усвоения объемов информации мозгом. Впрочем, можно было и схалтурить, доделывая часть домашки на уроках. После школы Ичиго снова вернулся к реке и сел у берега, погружаясь в прохладный ветер. Сейчас он уже понимал, что примерно от него требуется: он должен почувствовать в окружении себя духовные частицы. Как это именно будет выглядеть, естественно, он не знал, но попытаться хотелось очень. Время тянулось невероятно долго: то ли Ичиго был в нетерпении, когда же он ощутит их, то ли он просто расслабился под прохладным вечерним ветром. Ситуация достигла пика абсурда, когда та же группа хулиганов снова заметила его, и снова один из них кинул банку в сидящего. Он баскетболист, он не промахивается, и в этот раз он тоже точно попал в цель, но в этот раз в спину, а не в голову. Вот только Ичиго было все равно на касание алюминиевой баночки, он старался сосредоточиться на всём, что ощущает, разделить это на составляющие и выцепить ту кроху, за которую так зацепился. Ему повезло: хулиганы не стали спускаться к нему, они просто ушли. Он почувствовал ту баночку, что врезалась в его спину. Он чувствовал прохладу ветра, чувствовал тепло заходящего солнца, сырость земли и шелест травы, чувствовал, как течет река перед ним, как гудят моторы проезжающих по мосту машин. Вспоминал, как на той кровавой войне лучники выпускали градом стрелы, как мечники высвобождали свои клинки, выкрикивая их имена. Странная картина сражения сама собой воспроизводилась в памяти, будто видеоролик 360°, который можно было поставить на паузу, приблизить, отдалить, отмотать вперед или назад, сменить ракурс. Он будто был там, но разом везде и нигде одновременно. Он понятия не имел, воображение это, или нет, но он видел и пытался понять, как все эти люди, эти две армии, могут управлять духовными частицами. Похожие на нити, они струились и витали в воздухе, из них был выткан этот мир, их было так много, что их видно невооруженным глазом, если присмотреться. Будто умелая швея выткала полотна в виде дорог и зданий, а «Белые» делили нити, расщепляли их на песчинки и силой пропускали через крест, создавая стрелы. Он вновь отпустил воображаемое прошлое, вернувшись к реальным ощущениям. Не открывая глаз, Ичиго понял, что уже стемнело. Воздух похолодел и напитался сыростью, которая свойственна ночи. Где-то в стороне жужжал уличный фонарь, потрескивая плохо вкрученной лампочкой. Вода по-прежнему журчала, но стала куда холоднее. Ичиго знал, что искать. Он пытался найти их, не вглядываясь в материю, то есть оставляя глаза закрытыми. Он хотел почувствовать эти тонкие нити, из которых был выткан тот воображаемо-реальный мир. Первой замеченной нитью стала летучая мышь. Сперва ему показалось, что он услышал трепет ее крыльев, и машинально поднял голову, но в темноте собственных век он увидел лишь шлейф, оставленный охотящимся зверьком. Мышь летала кругами, ловила насекомых, оставляя бледную спутанную ниточку за собой, которая быстро рассеивалась в бесконечной и беспорядочной смеси духовной пыли. Тогда Ичиго перевел свое внимание на землю и обнаружил множество подобных нитей на земле, идущих, как грибница, во все стороны. Зеленоватые нити наполняли растения, едва заметно пульсируя, по ним текла сама жизнь. Золотисто-оранжевые нити сплетали землю, как ковёр, хотя были не такими плотными и ровными, как в воображаемо-реальном мире. В них не было порядка, как там, но это не делало их хуже — они просто другие. Взгляд в сторону: он заметил прохожего, который медленно шел по тротуару домой. Хаотично сплетенный из нитей, но при этом яркий, как огонь, мужчина выделялся на фоне блёклых частиц материи. Человеческая душа куда сильнее души животных и вещей, и сейчас это было очень заметно. Нити шли за ним шлейфом, как след, сам же человек источал чистую силу, хотя и не такую большую и яркую, как «Черные» или «Белые». Наконец, Ичиго посмотрел на себя, вернее на свои руки. Его нити были удивительно странным образом переплетены между собой, формируя хаотичные угловатые линии. Нити были переплетены между собой, причем, в отличие от того случайного прохожего, были разноцветными, будто разные виды ниточек смешали между собой. Естественно, он видел и собственную ауру, она была на порядок больше ауры прохожего. Немного сконцентрировавшись на собственных нитях, Ичиго почувствовал, как по ним пульсирует и течет жизнь, выходя неровным потоком ауры. Аура реагировала на любое движение, на вдохи и сердцебиение. Ею можно управлять… Представляя поток спокойным и гладким, как течение реки, он смог выровнять колебания ауры, но это стоило некоторого времени и усилий. Только после этого небольшого эксперимента Ичиго вспомнил о кресте на руке, и посмотрел на него. Крест действительно встал, как влитой. Он соединился с потоком духовных частиц в теле мальчика, но не пропускал их наружу, будто был выключен. Представляя, как он поворачивает небольшую ручку, Ичиго открыл этот «клапан», выпуская духовные частицы через крест наружу. Крест не был обычным клапаном, он служил облегчить «Белым» формирование частиц и стрельбу. Руку снова начало жечь, поток частиц был все еще слишком бурным, он обжигал кожу и ранил запястье. Тогда Ичиго попытался ослабить его: в руке много «вен», по которым могла циркулировать сила, он просто ограничил ее выход через импровизированную дыру в теле. Это действительно помогло: духовные нити, все еще целые, вышли наружу, формируя образ лука. Ичиго не был слишком оригинален, если прошлые владельцы пользовались луком, то и он решил попробовать именно его. Однако формировать нити, покинувшие руку, оказалось тяжелее, чем те, что оставались внутри. Форма никак не хотела держаться, Ичиго не удавалось уплотнить или зафиксировать ее. Такие вещи действительно не делаются сразу. Куросаки закончил попытки, когда запястье откровенно стонало болью. Решив отложить на потом, он осторожно вобрал нити в «клапан» и лишь когда вся духовная сила была упакована на место, «закрыл» его. Тогда он, наконец, открыл глаза. Ощущение было, будто он всё это время спал, и только сейчас неудачно проснулся: глаза слипались. Боль в руке резко усилилась, вырвав из дрёмы Ичиго. Он посмотрел на собственную руку и ужаснулся: вся его рука была в крови, она все еще текла по запястью и локтю, снова пачкая одежду. Ичиго не на шутку испугался: полученный ожог выглядел серьезно, запястье едва шевелилось, пальцы дрожали. Будучи в том погруженном состоянии, он не заметил, как его неумелые попытки воспользоваться опасным артефактом едва не лишили его руки. Ичиго не придумал ничего лучше, кроме как помыть руку в реке — холодная вода немного уменьшила боль и смыла страшное кровавое пятно. Быстро намотав на руку бинт, Ичиго торопливо поспешил домой, поглядывая на часы на телефоне. Время было за полночь, так поздно он еще домой не возвращался, и уже предвкушал разборки с отцом. Как хорошо, что тот решил не поднимать шум, чтобы не будить сестёр, но одного только его взгляда было достаточно, чтобы поджать хвост и скрыться в комнате в надежде, что он ничего и не скажет насчет столь поздних прогулок сына.