Развенчанные боги

Тайрелл с воплем отшатывается от монитора и закрывает себе рот ладонью. Он начинает метаться по комнате, не в силах взять себя в руки. Тише, только бы Ирвинг не услышал. Сердце колотится, как бешеное. На мониторе — пара фраз: «Это, правда, ты? Тебя не убили?!». Он ответил! Долгий путь от первого «Bonsoir, Elliot», которое Тай написал, как только они приехали в Канзас, как только ночью удалось добраться до ноутбука Ирвинга. Никакой другой техники у Тайрелла нет, даже телефона: фиксер заявил, что с этим стоит повременить, чтобы Тай не наделал глупостей, не подставил перед Темной армией себя и его. Так сказал Ирвинг — и только распалил Тайрелла. Естественно, он не рассылал сообщения в открытую. Он позаботился и о максимальной анонимности, и о шифровании. И, конечно, отдавал себе отчет, что Темная армия тоже не вчера родилась, а сам факт установления связи с Эллиотом может стать для двух новых жителей канзасского городишки смертельным приговором. Но желание узнать, все ли в порядке с Алдерсоном, перевешивало здравый смысл. Эллиот упорно не отвечал. И привычно-претенциозное «bonsoir» сменилось тревожным «отзовись», просторными заверениями, что Тайрелл жив, скрывается и это не подлог, упоминанием всяких нюансов, которые могут знать лишь они двое. И завершилось вчера отчаянным: «Если не ответишь, я приеду, и пусть меня убьют». Тай не так уж верил, что Эллиот испугается за него, скорее подумает о том, что внимание Темной армии сорвет его очередные планы. — Как ты? — набирает текст Тайрелл. — Нормально, — читает он сообщение. Черт! Тай даже представляет, с какими интонациями он это произносит, как пожимает плечами. — Что-то получается? — Смотря что. Правильно. Если Эллиот и верит, что общается с Тайреллом, где гарантия, что за плечом у него не стоит какой-то Грант из Темной армии? Странно. Тай так жаждал этой переписки, а общаться, получается, не о чем. — Не забывай о безопасности, — покровительственно пишет Уэллик. Он не знает, какими словами и кого просить, чтобы Эллиот не погиб. — На хрен, — приходит ответ. И, будто устыдившись грубости, собеседник тут же добавляет: — Я рад, что ты жив. Тай опять вскакивает и наматывает круги по комнате. Рад, рад! Когда он возвращается к ноутбуку, распирающая радость резко сменяется тревогой: — Больше не пиши. Не отвечу. Тайрелл с горечью думает, что не нужен Эллиоту, тот не ценит его и считает, что он только мешается под ногами, да и на самом деле Тай его подвел, позволив Темной армии сцапать себя. Теперь предыдущая фраза кажется всего лишь формальной вежливостью. Началом отвержения. «Ты жив — и ладно, только держись от меня подальше». Вдруг Таю приходит в голову, что это может быть окончательным прощанием. В голове туманится так же, как тогда, перед смертельной инъекцией Ирвинга, и точно так же нужно найти подходящие слова, что-то важное, смысл… — Сам напишу, когда смогу, — через целую вечность приходит фраза, равносильная отмене казни. — Буду ждать, — пишет Тайрелл, переводя дыхание. Теперь остается подсунуть ноутбук в комнату Ирвинга и придвинуть остальные предметы на него и за него так, как они располагались вечером. У Тайрелла прекрасная память, и он не знает, насколько хороша она у фиксера.

***

После ночной переписки утро и кофе Ирвинга кажутся на редкость приятными. И даже не бесят разговоры об утренних радостях. Хотя Тай начинает понимать: если уж фиксер на что-то нацелился, он долбит до последнего. — Теперь представь, что попал на другую планету, где никого нет, — рассказывает Ирвинг, пока Тай пьет вкусный кофе. — Никто тебя не видит. Потому что настоящий утренний ритуал — это, черт возьми, не то, что выставишь в инстаграмме. Чего тебе хочется? Может, тебе надо залезть на крышу с утра? Или сложить детскую пирамидку? А что?! Черчилль, например, играл в солдатики, будучи премьер-министром. Может, надо посмотреть отрывок тупой комедии или поломать мозги над сценой из самого замороченного в мире фильма? Никаких ограничений! Фантазируй! Дать ощущение счастья тебе может и другой человек, а вот наполнить себя радостью и силой сможешь только ты сам. Тайрелл неопределенно крутит головой. — Знаешь, в молодости мне нравилось по утрам просто смотреть в окно, — доверительно сообщает Ирвинг. — Не думай, что у меня было много свободного времени. Что ты! Целый день я разрывался на части, чтобы все успеть. Но с утра! Это было священное время. И часть его я тупо глазел в окно. Представляешь? — И зачем? — благодушно спрашивает Тайрелл. — Заметь, окно выходило не на Манхэттен! — Ирвинг не отвечает на вопрос. — Вообрази себе: из моего окна видно было лишь нашу красную крышу, глухую стену мансарды и один-единственный балкон соседнего дома вдали. — Где это ты так жил? — В Шанхае, — в ответ на удивленный взгляд Тайрелла Ирвинг машет рукой. — Ну, это в Китае, неважно. Что я там видел? Утренние солнечные лучи, потеки дождя, ветер разносил песчинки, иногда прилетал голубь, иногда на балкон выбегал ребенок или выходил мужчина с гантелями. В том-то и фокус, что я ничего не ждал. Я воспринимал все таким, как оно есть. Нет важного и не важного. Нет скучного и интересного. Нет ничего застывшего и движущегося. Мы просто были все вместе там, в один момент жизни: я, крыша, голуби, песчинки. — И в чем смысл? — спрашивает Тай. — К чему все это? — Мне помогало, — пожимает плечами Ирвинг. — И нравилось. Что еще надо? — Но должна же быть какая-то конечная цель, результат, иначе можно целый день бездельничать и называть это ритуалом, — недоумевает Тайрелл. — Ага. Тебе бы, кстати, не помешало, — хмыкает Ирвинг. — Процесс, Тай, процесс. Жизнь — это не бизнес. Здесь не всегда важен результат. Наследника можно получить, зачав его в пробирке. Или изнасиловав женщину. Или как плод любви. Результат одинаков. Но как отличаются процессы! Процесс — это цена, которую платишь за результат. И если она слишком высока, что-то с жизнью не так… Да ладно. Мы же говорим про утро. Я тут все думал, чем порадовать тебя и себя. И вспомнил, что ты швед. Ты должен любить сауну. — Я уже давно американец, — кривится Тайрелл. Ирвинг игнорирует это замечание. — Так что тебе я заказал сборную мини-сауну. Установим ее прямо здесь, в доме. Я тоже не прочь ею воспользоваться. Надеюсь, покупку доставят раньше, чем настанет время уезжать. Хочешь знать, что я купил себе? — Ирвинг подмигивает. — Да, — Тай не понимает, по какому принципу фиксер тратит свои деньги, но подарки — это чертовски приятно. — Все для джампинга! — Что? — Ох, ну, батут, маленький. Ты тоже можешь присоединиться. — Просто прыгать? Как дети? Ирвинг смеется: — Во-первых, так космонавты тренируются, разные же есть упражнения. А во-вторых, это чертовски весело! Что плохого в том, чтобы порезвиться как дети? — он хлопает Тайрелла по плечу, весьма довольный собой. — Давай, пойдем знакомиться к нашим соседям справа. Пари еще в силе. Почему Тая иногда раздражает чужое веселье? Он старается промолчать, испытывая какую-то тень благодарности к Ирвингу, но слова все равно вырываются: — А я прочитал твою книгу… Фиксер смотрит заинтересованно и с надеждой, и Тайрелл ощущает, что впервые нащупал точку, в которой тот уязвим. Обычно невозмутимый, как автор он нуждается в высоких оценках и похвалах. Теперь Тай просто не может удержаться, как хищник, почуявший запах крови. — Честно говоря, разочарован, — его лицо становится ледяным. — Интересно, почему книга хорошо разошлась? Написано довольно примитивно. Сюжет, конечно, закручен лихо. Но нужен еще хороший слог, а у тебя все излишне просто, как по мне. Ирвинг замирает, меняется в лице. Радостное возбуждение сменяется усталостью. — Ага, — говорит он, покачивая головой. — Ну да. Конечно. Тайрелл ощущает победу, но с противным горьким привкусом. Ему даже хочется взять слова обратно, но внешне его смущение никак не отражается. Все та же холодная насмешливая улыбка. Ирвинг, впрочем, быстро берет себя в руки. — Напиши свою книгу, Тайрелл, если так хорошо в этом разбираешься, — бурчит он. И вдруг загорается идеей. — Слушай, а серьезно! — говорит он опять оживленно. — Ты вот не знаешь, чем себя занять. Ищешь какое-то громадное дело. Вот, пожалуйста: напиши что-то. В твоей жизни, Тай, было столько приключений, перемен, один опыт в корпорации «Е» чего стоит. Ты умен, начитан, красиво говоришь. Ты можешь стать интересным писателем. Как тебе? Тай смущенно молчит. Это большой соблазн. Что может быть лучшим доказательством того, что ты стал своим в этой стране, как не факт, что американцы с удовольствием тебя читают? Собственная книга на полке. Автографы. Встречи с писателем. Есть во всем этом что-то такое… Времени на литературные опыты в Канзасе более чем достаточно. И ведь он может написать не какой-то банальный детектив для обывателей, а что-то поистине умное, тонкое, символичное и грандиозное. Роман. Стоп! Да ведь Ирвинг будет вынужден дать ему ноутбук. И он не пропустит послание Эллиота. — Да, — говорит Тай решительно. — Мне есть что сказать. Пожалуй, я этим займусь. И опять получается так, будто он делает Ирвингу одолжение.