***
Вчера, все из-за того же романа, Тай отшатнулся в противоположную сторону, оскорбляя уже не Ирвинга, а себя. И эта откровенность казалась шагом к доверию. В последние дни они проводили почти все время вместе, появилось много общих дел — хороший знак. Ирвинг учил Тая вязать узлы для шибари. По вечерам они смотрели кино, а днем возились по хозяйству: например, устанавливали мини-сауну и мини-батут, которые наконец-то пришли по почте. И ежедневно пока Тайрелл за ноутбуком, Ирвинг был рядом. — Хорошее дело — антистресс: успокаивает, — поделился он с Таем. — Хочу с глиной попробовать. Что лепить, не важно, просто думаю, мне понравится погружать ладони в нежную прохладную массу. Тайрелл набирал текст. Казалось, все в порядке. Но внезапно Тай почти все стер, вдобавок стукнув кулаком по клавиатуре. Ирвинг сразу же озабоченно подскочил к нему, опасаясь, что ноутбук улетит в стену. Тайрелл в такие минуты не контролировал себя. Хотелось сказать что-то строгое, но швед смотрел жалобно. — Я не могу… Все не то… Чудовищно! — почти в истерике вскрикивал Тай. — Что ж я пыжусь, не моё это. Еще и ты нависаешь, сидишь, смотришь! Ничего я не напишу, понял?! Чего ты ждешь?! Я бездарный дебил! Вот так! Чего вы все ждете?! Да и кому… кому нужны мои мысли?! Им всем только детективы подавай, самые примитивные, чтобы читать и бургеры пожирать. Им нужен такой текст, чтобы переварить и отрыгнуть. А я не могу писать настолько доступно! У меня мышление неординарное. Я устал! Не хочу никаких романов… Как всегда, Тайрелл умудрялся называть себя одновременно и дебилом, и гением. Он чуть не плакал. Ирвинг присел рядом, приобнял за плечи. — Все хорошо, — ласково сказал он. — Все в порядке, Тай, кризисы — совершенно нормально. В такие минуты все бросают свое дело. Только ты же не такой, да? У тебя есть сила воли, — «волевой человек» уткнулся в плечо Ирвинга. Он ощутил, как сердце подопечного колотилось, словно у зверька, прячущегося от своры собак. — Ты же умеешь собираться, преодолевать временные трудности, правда? Давай успокоимся. Сосредоточься на одной задаче. Помнишь? Первый шаг: просто закончить текст. — Но я уже стер, — пробормотал Тай. — Жуть! Стер текст в вордовском файле! Кошмар! — Ирвинг шутливо покачал головой. — Так восстанови его. Вспомни, что ты хакер. — Там бред, — пробормотал Тайрелл, — не хочу дописывать. — Что может быть в стертом письме, а? — быстро спросил Ирвинг. — У нас пара героев. Один стер письмо, другой восстановил. А там… что?! — Сообщение от любовника? — вяло отреагировал будущий автор романа. — Банально. Еще? — Ирвинг сказал это строго, но так, что не оставалось ни тени сомнения: он верит в то, что Тайрелл может лучше. — Наследство. Шантаж. Секретные данные фирмы, где он работает. — Еще? Дальше, давай — давай, быстрее, — Ирвинг был уверен, что когда-то с Таем обращались именно так: тот присобрался, начал стараться, глаза заблестели. Все было для него настолько привычно, что он даже не попытался увильнуть от ответа. — Письмо, из которого понятно, что герой выдает себя за кого-то другого, — перечислял он идеи. — Письмо из прошлого, адресованное самому себе. Придуманное письмо, потому что герой сочиняет рассказ. От человека, которого давно считают умершим. — От наркодилера, — подключается Ирвинг. — Предсмертное письмо его бывшей девушки, которая обвиняет в доведении до суицида. От брата-близнеца, который решил стать женщиной. От сумасшедшего, который считает его маньяком. Или наоборот, спасителем мира, богом. Из параллельной реальности. — Фантастика, что ли? — Кто его знает… Ты прав, фантастику не берем, запутаемся. От дядюшки, который оказался известным мафиози. Письмо от ребенка — эротического содержания, которое выдает в герое педофила. — От сына, которого у героя отняли и увезли в другую страну много лет назад, — очень грустно сказал Тай. — Тайрелл, может, напишешь историю о себе, — осторожно спросил Ирвинг, — чтобы твой сын, как бы ни сложилось, знал, кто ты? Или — о том, как его любишь? Тай поник, опустив голову: — Не могу. — Ладно, он все равно скоро будет с нами. А пока выбирай две лучшие для тебя идеи из всего, что мы набросали. Вот, я записал. Ага. Так — так. Герой… — Лучше героиня. — Героиня стерла предсмертное письмо от экса, который считал, что именно она довела его до прыжка с многоэтажки? — уточнил Ирвинг. — И в то же время считал ее спасительницей мира? А герой, который с ней недавно познакомился, восстановил и прочел? Сразу интересно, кто тут сошел с ума, спасать такую надо или от нее спасаться… Мне нравится. На несколько дней у тебя есть задание: написать эту сцену, само письмо. Перечитывать не смей! Узнаю, что редактировал, оставлю без сладкого. Напишешь — дальше обсудим сюжет. — Как сегодня? — покосился Тай. — Да, как сегодня. Вообще-то подобное сотрудничество называется соавторством. Но Ирвинг прекрасно осознавал, что у Тайрелла может быть лишь его единоличный роман, только его имя на обложке. А если кто-то бескорыстно помогает, так это потому, что ему интересно.***
Ирвинг, глядя на розовое вечернее небо, курит возле дома, хотя не делал этого уже давно. Казалось, потребность в сигаретах исчезла. Он думает, что сегодняшняя провокация Тайрелла вызвана тем, что вчера он нуждался в заботе Ирвинга. Следовательно, ощущал себя униженным. И теперь жаждал отомстить за то тепло и помощь, которые вчера получил. В доме с Ирвингом словно живут двое: ласковый, израненный ребенок и какой-то андроид, блестящий и умелый внешне, но холодный и пустой изнутри. И ни один из них не подходит для того, чтобы строить взрослые отношения. Увы, любовь не исцелит. Она распознается Таем как заслуженный восторг, как поклонение блестящей оболочке, а «ребенку» не достается ни капли, он по-прежнему прячется в темноте, пристыженный и отвергнутый. Чтобы до него добраться, надо хорошенько потрепать этого «андроида», сломать его к чертовой матери… Пора подумать о правилах и наказаниях. Без принципов и правил жизнь превращается в хаос.