***
2000-й год. — Какая честь для простого американского детектива удостоится встречи с самим министром безопасности Китая! — усмехается Ирвинг, которого тогда еще зовут Майкл. — Чем я это заслужил? — Всего лишь приглашены на праздничный вечер в качестве особого гостя, — натянуто улыбается невысокий человечек с ледяным взглядом. — Наш с вами разговор — просто случайность. — Я не верю в случайности, — хмурится Ирвинг-Майкл. Ему кажется, что этот тип будет противодействовать. Не выносить сор из страны и все такое. Хотя ради безопасности должен бы помогать. — Вот как? — министр прищуривается. — Тогда не подскажите ли, что привело вас, американца, сюда? — Обыкновенные дела, — Ирвинг-Майкл скрещивает руки на груди. — Наверняка Вам уже доложили, что я расследую убийство американского подданного, сына моего клиента… И следы преступления ведут в Пекин. — О нет, я спрашиваю вовсе не о поверхностных причинах, — улыбается Чжи Жанг. — По какой закономерности судьба послала вас к нам? Министр все сильнее раздражает. Он почему-то напоминает оскалившегося хорька: хищник мелкий и хрупкий, но пока жив, будет впиваться острыми зубами без устали. — Все по законам логики, — отбривает Ирвинг-Майкл. — Я бывал в Китае, знаю китайский язык, аккуратно работаю. К кому же еще могли бы обратиться в таком деликатном деле? — Позвольте узнать, а что сделало вас детективом? И что заставило выучить наш язык? — Ну, тут совсем просто: закономерный путь трудного подростка, — хмыкает Ирвинг-Майкл. — Счастливая версия. Бросил школу в четырнадцать, связался с дурной компанией. Потом понял, что беспредел — не для меня. Закончил летнюю школу. И даже попытался навести порядок в нашем крайне криминальном районе… — И как? — поднимает тонкую бровь министр. Его голос кажется сухим и царапучим, а глаза — опасными. — Ну-у-у… Бэтмена из меня не вышло, — разводит руками Ирвинг-Майкл, улыбаясь. — Я люблю порядок, вот и пошел в полицейскую школу после армии, чтобы наводить его на законных основаниях. Вот так. — Не так уж часто молодые американские полицейские расследуют дела в Китае, — тонко усмехается Чжи Чжан. — То, что я увидел в полиции, плохо совмещалось с моими принципами, — поясняет Ирвинг-Майкл. — И я стал частным детективом. Избегать трудностей — не мой метод, но в полиции надо слишком долго ждать, чтобы получить шанс хоть как-то влиять на окружение. — Не любите ждать? — болезненно кривится министр. — Если долго ждать, можно так потерять себя, что действовать будет просто некому! Чжи Жанг задумчиво покачивает головой, но, очевидно, решает сменить тему: — Так что с китайским? — Прекрасный, богатый язык… Почему бы не выучить? — Есть что-то еще, неправда ли? — Это личное, — Ирвинг мрачнеет. — Именно поэтому я и спрашиваю, — вкрадчиво говорит Чжи Жанг. — Не хотите ли пройти со мной в одну комнату? Там разговаривать удобнее, — и идет вперед, не оборачиваясь. Очевидно, к отказам он не привык. В узком помещении, куда они пришли, — десятки настенных часов. — Оригинально, — Ирвинг-Майкл ожидает увидать даже комнату пыток, но не такие сюрреалистические декорации. — А чем Вы в прошлый раз занимались в Китае? Тоже дела? — Нет. Жил. Пытался понять вашу культуру, — в голове мелькают воспоминания: Змей, хохочущий у окна, Змей, шутливо щелкающий палочками для еды в воздухе, обнаженный Змей, валяющийся на постели… — Занимался созерцанием. — Как интересно. И что оно вам дало? — Правильное видение вещей. — Мне тоже нужны люди, которые видят главное, — прищуривается министр. — Вас ведь может нанять любой? Позвольте проверить, какой Вы детектив. Расскажите, что видите на фотографии, — старый пожелтевший снимок, к удивлению Ирвинга, Чжи извлекает из какого-то тайничка в корпусе массивных часов с маятником. — Я привык выражать мысли письменно. Думаю именно тогда, когда пишу. — Ручку? Блокнот? Что-то еще? — любезно предлагает китаец. Ирвинг неуверенно пишет пару слов. Всматривается. И вдруг начинает строчить быстро, порывисто, его охватывает азарт. Он протягивает текст Чжи. — Я не экстрасенс. Я лишь кое-что подмечаю, — смущенно говорит Ирвинг-Майкл. Текст — лаконичная история о парне и девушке, которые любят друг друга, но их разделяет рок, обстоятельства, смерть. — Вы ошиблись даже в очевидном… — поджав губы, говорит министр. — Ведь на фото двое юношей. — Вы просили описать суть вещей, а не то, что кажется, — чеканит каждое слово Ирвинг-Майкл. Чжи, глядя ему в глаза, методично, со сдержанной яростью разрывает на мелкие клочья записи. Ирвинг-Майкл думает, что чертовски увлекся, так недалеко до международного скандал. Оскорбил, наверное, его брата или сына. Но разве не очевидно, что в юноше на фото так много женской красоты? Разве гей-радар подводит? Что ж, если министр хочет закрывать на это глаза из упрямства, он намного глупее, чем кажется. А жаль… Какая славная получилась бы история. Ирвинг-Майкл думает, что ему определенно надо попробовать себя в писательстве. Если ему позволят вернутся из Китая. — Эта комната — словно храм времени, — говорит Ирвинг-Майкл, чтобы отойти от скользкой темы. — О время, затупи же когти льва, — тихо, но внезапно проникновенно начинает декламировать министр. Клыки из пасти леопарда рви, В прах обрати земные существа И феникса сожги в его крови. Зимою, летом, осенью, весной Сменяй печаль и радость, плач и смех. Что хочешь делай с миром и со мной, — Один тебе я запрещаю грех… Несмотря на простые слова сонета Чжи Жанг читает так, что мурашки бегут по спине. Ирвинг будто заглядывает в пропасть или сквозь зеркало всматривается в потусторонние миры. Один тебе я запрещаю грех: Не борозди резцом любимый лик. Пусть будет вечно молод милый друг. Морщину не прорежет трудный миг И не коснется бренности недуг. Министр говорит все тише. В конце четверостишия его голос просто замирает, исчезает, становится траурной тишиной. Он молчит пару секунд и твердо завершает сонет: Но если превратишь его ты в прах, Он будет юным жить в моих стихах. В голосе слышится угроза. Министр вновь приторно улыбается. — Не ожидал, что министр безопасности Китая будет мне читать Шекспира, — признается Ирвинг-Майкл. Ему приходит в голову, что на старой фотографии — сам Чжи Жанг, хотя он невероятно изменился. Тот юноша выглядит чертовски привлекательным. Или Чжи был тем, вторым на фото? Министр любил мужчину, как Ирвинг-Майкл, и тот погиб, как Змей? — Учить китайский и любить вашу культуру меня подтолкнул напарник, — признается Ирвинг-Майкл (В памяти — резкий взмах черных волос, гривы, бьющей по спине. Нет, Змей не был ему только напарником). — Точнее — мой друг (Обнаженный Змей распускает хвост волос, и черная волна прикрывает мускулистые плечи. Нет, Змей не был ему другом). — Да? — Он наполовину китаец, наполовину — американец, — стоит прикрыть веки, Ирвинг-Майкл видит раскосые глаза, круглое лицо, черные восточные волосы и — почти двухметровый рост. Первая правда. — И сейчас он… — Погиб. — Вот как! Потеря. Только потеря делает человека мудрее… Понимаю. Он был для Вас слишком важен. И теперь Вы готовы лезть в самое пекло, чтобы забыться, рьяно сражаетесь с этой ужасной Темной армией… — С чего Вы взяли?! — Ирвинг-Майкл ощущает, что еще немного, — и он наговорит дерзостей самоуверенному министру, не знающему слов «личные границы». — Это просто мой долг. — Вы говорите о нем в настоящем времени, — перечисляет Чжи Жанг, который явно догадывается о той части жизни Ирвинга, которая всегда была под семью замками. — Вы не возразили мне, не сказали, что смерть напарника имеет для Вас значение… Больше в отместку, чем всерьез он замечает: — Вы говорите, как человек, который все это испытал на себе. Тоже потеряли кого-то. Министр морщится, как от зубной боли. — Вы расследуете убийство, детектив, — цокает он языком. — Пора бы знать: есть лишь один убийца — время. Все остальное — так, мелочи. Ирвинг-Майкл не находит, что ответить. — Похожи на умного человека, как Вы справляетесь с безумием этого мира? — болезненная широкая улыбка министра царапает сердце. — Жаль покидать Вас, но мне пора. Мы непременно встретимся, детектив. Вы правы: случайностей не бывает.***
Ирвинг после длительного молчания, после навалившихся воспоминаний, поворачивается от окна к собеседникам. Леон что-то изучает в смартфоне. А Тайрел, очевидно, все это время прожигал спину Ирвинга тревожным взглядом. Приходится улыбнуться ему ободряюще. — Леон, рассказывай дальше. Зачем ты примчался в Канзас? Тот вздрагивает и отрывается от видео в смартфоне. — «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?» — говорит Леон. — Ты это о чем? — подает голос Тай. — Хватит говорить загадками! — Это фильм 69-го, не смотрел? — интересуется Леон. — Ты че, классика! Люди стреляются, умирают, но «марафон продолжается и будет продолжаться дальше». А победителям придется оплачивать все счета. Я — пас. Я не танцую, понимаете? В космическом смысле не танцую. Поэтому теперь я на вольных хлебах и ищу братьев по духу. — Ты просто предлагаешь объединиться? — понимает наконец Ирвинг. — И ради этого проехал через всю страну? — Ты, конечно, мрачный тип изнутри, — рассуждает Леон. — Но навыки у тебя отличные. И есть в тебе что-то такое… занятное. То, как вы мирно жили в Канзасе, меня впечатлило… я прямо прозрел. Может, так и надо: в кукурузные поля, на сено, на реку… — Леон, я отхожу от дел, — качает головой Ирвинг. — Навсегда. Тайрелл неожиданно улыбается и смотрит на него влюбленным взглядом. Неужели зайчонок планирует с ним долгую жизнь? И его уже не будоражат заслуги и доходы фиксера, уже не хочется завоевать Вселенную? Ему нужен просто Ирвинг, Ирвинг, который чинит машины? — Жаль, — без особого сожаления говорит Леон. — Тогда один уйду во фрилансеры. Вместе мы могли бы выполнять разнообразные заказы… Но в одиночку свободнее… — Так, мальчики, сейчас я вам покажу, что такое настоящий китайский правильно заваренный прямо в отеле чай, — добродушно говорит Ирвинг. — У меня все с собой. Дзен чая, Леон, — это посерьезнее каннабиса…***
Ночью, после того, как Леон уже давно покинул их, Ирвинг не спит и смотрит в окно, в темень. Он даже не слышит, как Тайрелл просыпается и тихо подходит к нему. — О Белой Розе думаешь? — ревниво спрашивает Тай. — Не верится, что ее больше нет, — бормочет Ирвинг. — Все-таки я знал ее пятнадцать лет. Лицо Тайрелла бледное — в падающем в окно свете луны. Он потупливается и искоса обиженно поглядывает на Ирвинга. — Все еще любишь ее?! Да?! Ирвинг знает, что тихий нервный голос может вот-вот взорваться истерикой.***
2000 год. — Что происходит?! — рычит Ирвинг-Майкл, несмотря на то, что сонный дурман мешает внятно говорить. Его усыпили, выкрали, привезли… куда? Белый потолок. Темные стены. Чуть не на половину одной из них — голубой аквариум. Красный ковер на полу. Столик с компьютером. Картина в раме с загадочным алым существом: с львиными лапами, орлиными крыльями, кругленьким и… без головы. — Это Хуньдунь, — говорит за спиной звонкий мальчишеский голосок. — Хаос. За что ты его не любишь? Ирвинг-Майкл оборачивается. В комнату, оказывается, зашел мальчик, смутно похожий на него в детстве. В счастливом гавайском детстве. — Почему у него нет головы? — спрашивает Ирвинг-Майкл ребенка. — Он не должен осознавать себя. Когда ему сделали глаза, нос, уши, он умер и стал Вселенной. — Где я? Это Темная армия? — осознает Ирвинг-Майкл. — Она слышит нас, не так ли? Я знаю, что ваша хозяйка — женщина. Ее кличка — Белая Роза. Я хочу говорить только с ней. — У нас мало времени. Начинаем, — мальчик садится за компьютер и принимется зачитывать вопросы, дожидаясь ответов. — Ты жираф или чайка? Красный или фиолетовый? Гора или океан? Назови число до 10. Он устает отвечать и вновь говорит, обращаясь к изображению Хаоса, расчитывая, что там скрытые камеры или микрофоны: — Роза, ты слышишь меня?! Я слишком много узнал, чтоб меня игнорировать! Я требую внимания. Покажись! — Что убило Хаос? — читает вопрос ребенок. — Время, — отвечает Ирвинг. Мальчик сообщает: — Готово. Я вернусь с результатом. Но возвращается дама. Синий блестящий маникюр. Тонкие сигареты. Черные волосы на пробор. Черные брови. Темно-красная помада. Черно-белое легкое платье. Женственная, недоступная, холодная. — Можешь уйти, Майкл, — предлагает она смутно знакомым голосом. — Ни за что! — кипятится он. — Я потерял слишком много времени, чтобы уйти без ответов, Белая Роза. — Ценишь время? — усмехается она. — Правильно. Я отвела на наш разговор 28 минут. — Ты… ты сестра Чжана? — вскакивает Ирвинг. — Вы так похожи. Кем ты ему приходишься? — Отличный вопрос, — мелодично, невесело смеется Белая Роза. — Кем ты, Майкл, приходишься самому себе? Он присаживается, жадно всматриваясь в ее лицо. Именно в этот момент он понимает, что попал. Эта женщина… да, несомненно, он будет считает ее женщиной… переломает его жизнь вдоль и поперек. — Возглавляешь безопасность и хакерскую организацию? — говорит Ирвинг-Майкл по-возможности враждебно, напоминая себе о ее преступлениях. — Остроумно. — Ты даже не знаешь, насколько я остроумна, — мурлычет Белая Роза. — А ты… забавный. Я хочу предложить тебе работу, Майкл. Хорошую работу. Особенную. Ты сможешь оценить ее глубинную суть. Она рассказывает о проекте, долго, но все это выпадает из памяти, растворяется в тумане. Проходит пять минут или пятнадцать? — Предлагаешь мне стать преступником? — презрительно морщится Ирвинг-Майкл. — Даже если вы убьете меня, на этом все не закончится. Я собрал компромат на вас. Этот путь смогут проделать и другие. За вами придет полиция… — Полиция давно куплена, Бэтмен, — усмехается Белая Роза. — Нам переходят дорогу только безумные одиночки. Но с ними легко… — Я готов умереть. — Думаю, ты будешь жить, — выпускает колечко дыма Белая Роза. — И сможешь похоронить внезапно скончавшегося дядю Джузеппе из Италии… сводных сестер Джемму и Доминику… написать некролог сводному брату Альбертино… а может, даже под машину попадет его сын, семилетний Лоренцо… дети часто бывают неосторожными… Ирвинг бледнеет. На его лбу выступают капельки пота. — Нет… нет, неправда, — бормочет он. — Не надо… — Любовь — вот что делает нас уязвимыми, Майки, — шепчет Белая Роза. — Или как тебя звали на Гавайях? Микала? Хочешь совет? Когда начнешь работать на нас, забудь о существовании родственников. Навсегда. Ты никогда их больше не увидишь. Стань новым человеком, без прошлого. Чтобы никто не смог шантажировать тебя ими. И ни к кому больше не привязывайся… — Будьте вы прокляты, — на его скулах играют желваки. — Какого писателя ты любишь, Майки? Отлично. Значит, будешь Ирвингом. Будешь моим Ирвингом, — уголки губ улыбаются совсем чуть-чуть. Белая Роза встает из-за стола. — Наше время заканчивается, Ирвинг. — Это все еще не ты, — шипит Ирвинг, удерживая ее за руку. — Я хочу увидеть тебя настоящую. — Не устраивает мой макияж? — фыркает Белая Роза. — Ты же сам угадал, что я — женщина. — Сотри эту… боевую раскраску, — просит Ирвинг. — Я хочу видеть тебя такой, как на фотографии… Белая Роза замирает. Черты лица искажаются в грустном, неестественном смехе. — А вот этого, увы, не получится… Даже если бы я захотела… Взаимности у нас не будет. Прости, Ирвинг…***
— Прощай, Ксиаоли, — шепчет Ирвинг. Тайрелл поджимает губы. А затем спрашивает раздраженно, четко артикулируя: — Ты любишь ее?! Отвечай! — Нет, я люблю тебя, мой ревнивец, — ласково улыбается Ирвинг и в шутку кладет руку на сердце. — Только тебя. И мы наконец едем домой. Он обнимает все еще нахохленного Тая и добавляет грустно: — Никогда не ревнуй к мертвецам, Тай. Это… убийственно.