Развенчанные боги

Тайрелл задумчиво изучает цифры на экране. Опять сосредоточиться сложно. Все делаешь через силу. Тревога ускоряет дыхание, отдает болью под ложечкой. И только шанс подсмотреть за Ирвингом приятно будоражит. Три месяца в Нью-Йорке пролетели легко и радостно. Тай окончательно переселился к Ирвингу. Фиксер занимался починкой машин и очередным детективом. Тайрелл брал в даркнете заказы на разные интернет-шалости, добывал интересующую заказчиков информацию. А дома по вечерам у них всегда находилась сотня полезных и занятных дел вдвоем. Единственное, что огорчало — отъезды Ирвинга, о которых тот ничего не рассказывал. Вот и сейчас его нет. И потому в доме пусто. В душе пусто. Начинает затапливать ощущение брошенности, ненужности, на котором Тайрелл теперь себя ловил и с которым учился бороться. Ледяная тьма заглядывает в окно. Размывает, как туман, крохи домашнего уюта: кружки Ирвинга с надписями, удобный диван, пальму в углу и самое сокровенное — фото в рамочке, на котором они вдвоем. Ирвинг не держал его где-то в «облаке» или хотя бы в цифровой рамке. Распечатал по старинке и водрузил на рабочий стол. Это жилье стало для Тая защищенной территорией, на которой можно полностью расслабиться, и, наверное, так хорошо отношения с домом складывались у него впервые. Но когда нет хозяина дома, даже мебель кажется холоднее на ощупь. Все хорошо. Все в порядке. Ирвинг скоро вернется. Вот только где его носит? Он занимается тем, что и раньше? Устраняет людей и неприятности? Тогда почему не говорит? Не доверяет? Или придерживается принципа: меньше знаешь — лучше спишь? Но Тайрелл хочет знать все! Сама мысль о том, что Ирвинга могут убить или посадить в тюрьму, оборачивается таким же темным, пустым ужасом, как раньше — одинокие ночи. А вдруг у Ирвинга кто-то еще есть? Он ведь так и не узнал правду про шалости Тайрелла в Уичито, долго ли обойтись с ним также? Разве фиксер не видит, как непозволительно, безрассудно Тай прикипел к нему за последние дни?! Все он видит. Все он знает. Развлекается, наверное, без него и думает, что Тайрелл никуда не денется. Сволочь! Но самое страшное: Тай на самом деле не денется. Он не может, не хочет без Ирвинга. Он не чувствует без него вкуса пасты с лисичками, не может слушать седьмую симфонию Бетховена, не ощущает по-настоящему аромата озона после дождя. Будто фиксер убирает какую-то преграду между Тайреллом и жизнью, а без него она возвращается. Тай сейчас просто не представляет будущего без Ирвинга. Неужели это заметно? Если постараться, можно проследить перемещение человека по стране, его покупки, аренду автомобилей и другие публичные действия. Ирвинг будто нарочно игнорирует то, что Тайрелл — опытный хакер, хотя знает все риски. Геолокацию отключил и переписывается с кем-то в секретном чате. Тоже мне, мистер Осторожность! Через взломанные веб-камеру и микрофон можно узнать о человеке буквально все. А в пароле у него дата рождения Тая и «kanin» — «зайчонок» на шведском. Захочешь не знать — и то догадаешься. Итак, где же разъезжает наш фиксер? В Дании, как говорил? Похоже на правду. Но сейчас он уже в Америке, в Майами. Та-а-ак… домой не торопится. Утром в разговоре по телефону сказал, что еще в Копенгагене… Врет! Мысли о Дании оседают липким осадком. Там подрастает ребенок, которого так и не удается выдрать из цепких лап Олафсонов. На все предложения и шантаж жена покойного мистера Клеменса отвечает: ребенка на усыновление отдам, но только не Тайреллу. И не Ирвингу, раз он представляет интересы Тая. Она уверена (и не безосновательно, конечно), что эти люди виновны в смерти любимого мужа. И готова даже умереть, лишь бы им насолить. Можно еще понять, если бабушка переживает за внука. Но нет: она испытывает отвращение к маленькой копии Тая. Готова отдать в чужие руки, лишь бы не вспоминать о его отце. Маленький Арвид вот-вот должен попасть к чужим людям и навсегда затеряться. И расти не в роскошном доме родителей Джоанны, а непонятно где, непонятно с кем… Мысли об этом — еще одна болезнь, которая скручивает Тайрелла, когда Ирвинга нет рядом. Фиксер по-прежнему демонстрирует невозмутимость и оптимизм. Но самому Таю дело кажется безнадежным. Убить старуху? Ничего не даст. Она заранее снабдила юристов инструкциями на случай смерти, а также выделила денег из наследства на оплату услуг, чтобы те помешали отцу забрать ребенка. И вот мотается Ирвинг в Данию, мотается… безнадежно. Тайрелл пытается определить последнее, что делал фиксер с платежной карточкой. Что?! Бронировал номер… на двоих?! Нет! Нет, только не это! Тайрелл вскакивает и начинает ходить по комнате, вороша волосы руками. Может, лучше остановиться? Он все равно не бросит Ирвинга, так зачем же знать… Что делать? Копать дальше или нет? Но вдруг все-таки дела? Может, фиксер тайно встречается с заказчиками? А если он нашел кого-то, Тайрелл непременно должен его увидеть. Что в нем такого? Чем лучше Тая? Да кто он такой?! Тайрелл какое-то время меряет комнату шагами. В голове — мешанина из воспоминаний о Лукасе из Уичито, о том, как просто и весело было изменять, взгляды и слова Ирвинга перед отъездом, отель в Канзас-сити, когда Тай разболелся и полностью фиксеру доверился. Почему все в жизни так сложно?! Тайрелл возвращается к ноутбуку. После не очень длительных изысканий он уже читает данные отеля «Ла Квинта»: в номере тридцать три зарегистрирован Ирвинг и… его жена. Женщина?! Грудную клетку что-то сжимает, будто Тай — жертва землетрясения и на него свалилась многотонная плита. Жена? Ну, женой можно назвать любую шлюшку. Но ведь Ирвинг не интересуется женщинами. Все же заказчица, коллега? Может ли измениться ориентация почти в пятьдесят лет? Ну-у-у… Почему бы нет? Постоянно ведь слышишь истории о благонадежных мужьях и отцах, которые осознали себя геями в преклонные годы. Или трансами. О! Может, с Ирвингом не женщина, а транссексуал? Любил же он Белую Розу в женском обличье? Тайрелл сжимает кулаки. Ревновать так тяжело и стыдно! Даже измена лучше неопределенности. Он пытается заняться делом. Решает прекратить дурацкую слежку. Тай сосредоточенно работает полчаса. А затем, почти не понимая, в какой момент себе это позволил, вскрывает базу данных мэрии Майами. Тай взвинчен. Он почти с одинаковой силой хочет остановиться и с такой же силой испытывает потребность «пройтись» по мэриям всех городов, где побывал за эти дни Ирвинг. Но выбирать нет необходимости. Уже Майами полностью удовлетворяет любопытство: не далее, чем сегодня утром, Ирвинг, его Ирвинг, официально взял в жены некую Лизу Ларсен. Дыхание сбивается, и Тайрелл беспокоится только об одном: как будет звучать его голос, когда он станет разговаривать с Ирвингом. О том, чтобы подождать, подумать и вообще делать что-то, кроме как судорожно тыкать пальцем в телефон, не может быть и речи. — Ирвинг! — выкрикивает Тай (оказывается, дыхания более чем хватает, чтобы вышло громко). — Ты ничего не хочешь мне сказать? — Тай! Хочу! — радостно говорит Ирвинг из майамского злачного далека. — Вот это ты вовремя, я как раз звонить собирался! Буду завтра утром. Ага. И не один. Со мной женщина. Я все объясню позже. Надо подготовить для нее одну из комнат. Лиза будет жить с нами. — Ты с ума сошел?! — Тайрелл цепенеет от такой наглости. — Зайчонок, просто поверь, — Ирвинг весел и ласков, ведет себя, как ни в чем не бывало. — Тебе она тоже понравится, вот увидишь! Тебя ждет огромный сюрприз. — Ты хочешь… ты хочешь втроем? — Тай теряется. — Хочешь женщину? — Тай, конфетка моя лакричная, нам же без нее не обойтись, — слышится жизнерадостный голос Ирвинга. — Завтра поймешь! Потерпи до утра. Не хочу раскрывать карты раньше времени. Дома все в порядке? Ага. Не скучай! До завтра! Тайрелл слушает тишину в телефоне. А потом размахивается и с воплем запускает мобильником об стену. — Ненавижу! — кричит он, и мельком радуется, что Ирвинг не слышит и не видит: лицо явно перекосилось от злости. — Ненавижу, — шепчет Тай. Он садится на диван, в отчаяньи схватившись руками за голову. Он в ловушке. Он в огромной блядской ловушке, размером во всю оставшуюся жизнь. Тайрелл — взрослый свободный мужчина. Он может в любой момент уйти и начать все заново. У него есть выбор. Но это — в теории. А на практике… Себе-то можно признаться: никуда он не денется. Еще ни с кем ему не было так тепло и спокойно, как с Ирвингом. И наедине с собой тоже не было. Тем более! Он ужасно, до мурашек по телу, хочет отражаться в теплых глазах Ирвинга. Хочет просыпаться не в одинокой квартире, а с предвкушением хорошего дня сонно слушать, как звякают чашки, шумит вода, Ирвинг фальшиво мурлычет себе под нос Let my people go. И даже ругаться на то, что все эти звуки его будят, на самом деле чертовски приятно. Ну, за что с ним так?! Только расслабился, только поверил…

***

Почти все оставшееся время до возвращения Ирвинга Тай не спит, не работает, не отдыхает. Думает. К утру он понимает, что все это — мелочи жизни. Выживет он эту Лизу, и не таких выживали! Узнает, чего Ирвингу не хватает — и сделает все, чтобы фиксер был счастливее. А тот, конечно, успокоится. Мало ли, разнообразия человеку не хватает… Ирвинг, наверное, с женщиной-то и не был раньше… Все это несерьезно. Двоих сразу любить невозможно! Вот, например, Эллиот сейчас Таю нужен только как друг. А Ирвинг… Ирвинг для всего. Между ними что-то особенное. Совсем не то, что может быть с какой-то там Лизой. Когда Ирвинг возвращается, все о чем в первую минуту думает Тай, — прибывшая с фиксером незнакомка. — Ой, дом такой хороший! — повизгивает она. — Уютненько! Я думала, обстановка будет как в восьмидесятых… Глупый жизнерадостный голос. Первым в дом входит Ирвинг — оживленный, с загадочной улыбкой: — Тай, иди знакомиться с Лизой!  — Твоей женой?! — холодно спрашивает Тайрелл. Пусть уж все сразу на чистоту. Ирвинг смотрит недоуменно, а потом хлопает по коленям ладонями и начинает хохотать: — Ах ты ж, мошенник! Значит, шпионил за мной? — Я все знаю, — губы Тайрелла обиженно кривятся. — Ага, поделом, — странно отвечает Ирвинг, пытаясь его обнять. — Иди познакомься с Лизой. И с нашим с ней сыном. За Ирвингом входит смешливая рыжеволосая женщина с бутузом на руках. Ребенок, месяцев десяти от роду, серьезно, хмуро осматривается. Тайрелл отступает. Ему хочется спрятаться. Сын? У Ирвинга есть ребенок? Это серьезно! Очень серьезно! Это опасно! Какой-то потерянный и вновь обретенный внебрачный отпрыск? Значит, теперь у Ирвинга есть семья? И Тай в ней лишний? Ирвинг берет на руки малыша и смотрит на него с такой нежностью, с такой гордостью, что хочется завыть: — Смотри-ка! Этот человек уже ложкой сам ест. И даже пирамидку собирает! Любящий отец, счастливый сын… И никому не нужный Тайрелл. Одиночество веет холодом так же реально, как зимой — вьюга. — Тай, так и не понял? — усмехается Ирвинг. — Ну-ка, Арвид, смотри, маленький: это твой папа. Видишь, у него такие же, как у тебя, невозможно голубые глазищи! Иди к нему на ручки. Ребенок пристально смотрит на онемевшего Тайрелла. — Тай, это же твой сын, — тараторит Ирвинг, пытаясь передать ему ребенка. — Наш с Лизой он лишь на бумаге, и то — ненадолго. Лиза просто будет работать его нянькой. А мы с тобой будем растить Арвида. Как же он похож на тебя! Одно лицо! Тай наконец понимает все. Но он не может так сразу взять на руки ребенка, потому что не может стоять на месте. Он издает крик боли и радости, зажимает рот обеими руками, мечется по комнате, то и дело хватаясь за голову. И ему плевать, что Лиза хохочет, правда, по-доброму. Он вне себя от счастья. Наконец у него есть все, о чем он мечтал! — Сын, — шепчет он, наконец бережно прижимая к себе тельце. Малыш слегка хнычет, но потом начинает рассматривать с интересом, кто это смотрит с таким восхищением. — А почему… почему на тебя? Зачем это все? — лепечет Тайрелл, не отводя глаз от ребенка. — Почему так оформили? — уточняет Ирвинг. — Надо же было Олафсон обойти. В Дании ребенка усыновила нанятая мною Лиза. Старуха написала отказ от ребенка в ее пользу с огромным удовольствием. Как только мы въехали на территорию нашей страны, я оформил фиктивный брак с Лизой и усыновил Арвида. Теперь чуть выждем — и официально переоформим ребенка на тебя. Лизе ее права на Арвида не нужны, она от них откажется в суде и всего лишь будет на нас работать. Тайрелл поднимает ребенка на вытянутых руках. Тот смотрит вниз и заливисто хохочет. — Смелый, чертенок! — прищуривается Ирвинг. — Скоро ходить начнет — глаз да глаз за ним нужен! Лиза! Неси его приданное. Так. Чашки-ложки-одежки у Арвида уже есть, но нам, Тай, надо завтра же заняться серьезными покупками. Детская мебель, коляска, наряды ему обновить… Ремонтом займусь я. Надо в ближайшие дни детскую комнату ему оборудовать… — Я хочу купить ему игрушечного медведя, — все еще в каком-то трансе бормочет Тайрелл. — И мишку, и лошадку-качалку… да хоть живого пони! — смеется фиксер. — Он у нас как принц расти будет! Теперь есть, на кого деньги тратить. Есть чем заниматься. Тай ходит по комнате и покачивает Арвида. Он не хочет его спускать с рук, даже когда ребенок начинает проявлять недовольство. Прибегает Лиза, и они вдвоем с Ирвингом уговаривают Тайрелла отпустить малыша поесть. — Я его потом сам кормить буду, да? — спрашивает Тай у Ирвинга. — Все, что захочешь! Ты будешь прекрасным отцом. Когда ребенка уносят, фиксер наконец обнимает Тайрелла. — Ну что, зайчонок? Успел напридумать ужасов, да? Обвинить меня во всех смертных грехах? А я-то обещание выполнил. — Не понимаю, о чем ты, — Тай изо всех сил пытается выглядеть невозмутимо. — Ах ты ж хакер мой, неисправимый, — Ирвинг тоже сияет от радости. — Ты смотри. Постарайся быть объективнее. Тебе еще самое главное решать: как ребенка переоформлять будем. — Не понимаю? — Таю кажется, что он плавится от счастья. Лучше дня в его жизни уже не будет. — Есть легкий путь и сложный, — спокойно перечислять Ирвинг. — Можно так же, как в Дании: мне отказаться от ребенка в твою пользу. А можно все сделать проще: мы с тобой поженимся. У меня как раз этот паспорт чистый. Если тебя «каминг аут» и осуждение гомофобов не пугают, станем настоящей семьей. А, нет! Лучший день — впереди. — Ага, — смущенно улыбается Тайрелл. — Что — ага? — Пойдем легким путем, — Тай пожимает плечами с притворно равнодушным видом. — Так разумнее. Он распрямляется, забрасывает ногу на ногу и поглядывает на фиксера высокомерно. Может, потому что дай себе волю — начнет прыгать до потолка и орать от счастья. А это неприлично. Унизительно. — Мда, два принца в семье сломают мою прежнюю жизнь к чертовой матери, — качает головой Ирвинг. — Ладушки. А затем сграбастывает Тая в объятья, тормошит его, прижимает, и держать лицо уже не представляется возможным. Тайрелл жмется к Ирвингу сам и даже тихонько неосознанно подвывает в его руках, изнывая от счастья. Нужен. Ценен. Любим. Любит.