Развенчанные боги

Весь день Ирвинг избегает не то, что говорить, даже видеть Тайрелла. Тот тоже не рвется общаться. И только на следующее утро, с чашкой чая в руке, улыбаясь, Ирвинг заходит в комнату «конфетки». — Что-то я не вижу чемоданов? — весело спрашивает он Тая. — Разве ты не собирался отчалить, покинув безутешного старичка Ирвинга? — Я такого не говорил, — недовольно качает головой Тайрелл. — Тебе… гм… лучше? — О! Ты беспокоишься обо мне. Как мило. Спасибо, я в форме, — подмигивает Ирвинг. — Но разве я не разочаровал тебя, конфетка?! Может, все же уедешь? Я отпущу тебя. Не скажу ни слова. Ты прав, я не молод. 45 лет — столько не живут, да? И… может, я для тебя слишком слаб? — Куда я вернусь, к китайцам? — возмущается Тайрелл. — Это же ты притащил меня сюда! Что мне теперь делать?! — Так остаешься? Точно? Не передумаешь? — уточняет Ирвинг, поигрывая бровями. — Остаюсь, — Тайрелл выглядит весьма высокомерно. Ирвинг подходит вплотную: беззаботный, добродушный, с чашкой чая в руках. — Тогда нам надо кое-что прояснить, — шепчет он. В следующую секунду чашка падает на пол, а кулак Ирвинга врезается Таю под дых так, что он сгибается пополам. И разогнуться уже не может: его руку заламывают за спину. — Видишь, малыш, иногда всем бывает больно, — вкрадчиво говорит Ирвинг. — Пусти, — судорожно дергается Тайрелл. — Не смей! Но Ирвинг выкручивает еще сильнее, перехватывает локоть, а другой неестественно выворачивает пальцы заломленной руки к предплечью, чуть не до хруста. — Очень больно, — уточняет Ирвинг. У Тая выступают слезы на глазах. Он почти падает на колени, повисая на заломленной руке. — Иногда даже ноги подкашиваются, — Ирвинг говорит почти ласково. — Не надо! — Надо. По-другому не понимаешь. Ирвинг отмечает про себя, что Тайрелл совершенно не умеет драться, хотя сильный и мускулистый. Но против приемов слабо контролируемые мышцы бессильны. Ирвинг отпускает его руку, наблюдает. Тай, вставая с коленей, одновременно захватывает стул и неловко бьет им Ирвинга. Удар смазано скользит по его боку. Он вовремя уклоняется, а вот нога прилетает прямо шведу в живот. — Иногда всем тяжело дышать. Ирвинг подходит сзади к согнувшемуся телу и спокойно захватывает плечом и предплечьем чужую шею. Когда он сжимает покрепче, Тайрелл выпучивает глаза: должно быть, мгновенно выбивает воздух из легких, будто стальная лента обвилась вокруг горла. Ирвинг быстро отпускает, и Тай оказывается на полу, захлебываясь кашлем.  — Видишь? С тобой такое тоже бывает, — почти участливо говорит Ирвинг. — Значит, это не признаки старости. Он приподнимает Тайрелла, и тот даже не вырывается, только затравленно шепчет: — Погоди… — Разве это повод отказаться от человека, а? — спрашивает Ирвинг, стискивая Тайрелла за плечи и вглядываясь в его глаза. — Если его, конечно, любят, а не используют? «Зайчонок» судорожно сглатывает. Его глаза широко распахнуты. Он смотрит так, будто видит человека перед собой впервые. И этот человек напоминает какое-то чудовище. Ирвинг почти успокаивается. Но Тай не удерживается от попытки оправдаться: — Я не знал, что тебе плохо, — запинаясь, говорит он. — Ты же раньше ни на что не жаловался. И я был слишком распален, понимаешь… это же из-за тебя… — Ага, точно, еще о сексе не поговорили, — вспоминает Ирвинг. — Ты разозлился, потому что мы не закончили?! Тайрелл едва заметно кивает. — Тогда сделаем это сейчас, — радостно объявляет Ирвинг. — Раздевайся. Быстро. И — на живот. А то я, знаешь ли, могу только сверху. Тайрелл машинально присаживается на кровать и на какое-то время замирает, цепляясь взглядом за Ирвинга. Умоляющее выражение лица постепенно сменяется обреченным. Он, кусая губы, развязывает халат и опять останавливается. — Ирвинг… — шепчет он. — Не надо так… — Что, уже перехотел?! — всплескивает руками Ирвинг. — Какой непостоянный! Сердце прихватило? Ой, я забыл: это же не повод для отказа. Тай оживляется, осознав, что у него есть шанс. — Я все понял, — с готовностью говорит он. — Можно… не надо? — Можно, — устало выдыхает Ирвинг, присаживаясь рядом. Он по-хозяйски осматривает горло Тайрелла на предмет синяков, поворачивая его голову на все стороны. Берет его кисть в свои руки, проверяет подвижность фаланг. И вздыхает: — Надо будет научить тебя драться. Избитый Тай выглядит странно: притихшим, сосредоточенным и намного более расслабленным, чем обычно. Бедный мальчик уважает только силу, даже самую грубую и примитивную. Ирвинг ворошит его волосы, гладит, перебирая пряди, кончиками пальцев бережно почесывает голову. Он готов поспорить на все что угодно, что Тайрелл на самом деле наслаждается сейчас его прикосновениями.

***

— Все, начинаем жить по правилам, — говорит Ирвинг вечером, когда утренняя драка немного забылась. — Я для тебя, зайчонок, помесь кофеварки, банкомата и плеера. Сложно быть в отношениях с тем, кто не считает тебя человеком. Нет, уж лучше молчи! Все, чего я хочу: чтобы мы жили на равных. Получать от тебя удовольствие. И доставлять его тебе. Немножко заботы, немножко уважения… Тайрелл мрачно, в упор смотрит на Ирвинга. — Да ничего особенного, не волнуйся, — усмехается тот. — Другие люди изводили бы тебя придирками, требовали внимания, сопереживания, заботы. А ты просто не сможешь пока. Уж не знаю, что там у тебя в прошлом, но, кажется, ты слишком много отдавал в детстве. И теперь экономишь каждую каплю тепла, боишься: окажешь услугу — корона упадет, и тебя бросят. Тай сидит опустив голову, исподлобья посматривает на Ирвинга. — А я не прошу заморачиваться, — продолжает тот. — Просто выполняй пункты списка, и я буду доволен. И это я тебя заставляю, вся ответственность только на мне. Сам-то ты до такого не опустился бы, так и запишем. Кстати, можешь добавлять в наш маленький свод правил все, чего тебе захочется от меня… скажем так… на регулярной основе. Ирвинг делает паузу, но Тайрелл ничего не говорит. Он хмурится, поджимает губы, раздувает ноздри. Всем видом демонстрирует, что все происходит против его воли. Ничего, время покажет… А вдруг понравится. «Зайчонок» же теплый, ласковый. Ему не хватает лишь позволения перестать корчить из себя сволочь. Ирвинг достает синий блокнот. — Во-первых, попрошу отныне не забывать все волшебные слова: благодарить, извиняться, поздравлять, если у меня случилось что-то хорошее, — зачитывает он. — Во-вторых, не требовать ничего от меня, а просить. Разницу улавливаешь? — Почему это я должен просить?! — подает голос Тай. — Потому что я сам так делаю. Потому что это уместно между людьми в отношениях, правда? Подчиненных, слуг, рабов, официантов здесь нет. В-третьих, интерес ко мне. Я хочу, чтобы ты всегда с утра или после дня порознь расспрашивал о моих делах, настроении, снах. В-четвертых, запоминал все, чем я готов поделиться, о моих интересах, вкусах, предпочтениях, особенностях. В-пятых, выслушивал до конца и не переводил разговор исключительно на свои дела. Затем… не брать без спросу чужое, а также не интересоваться моими разговорами, переписками, — Ирвинг снимает очки, протирает стекла платочком, — это ради тебя, Тай, это может быть банально опасно. — Это оскорбительные правила, — начинает заводиться Тайрелл. — Когда я брал твои вещи?! — Тай, ты думаешь, я не знаю, сколько денег было на моей карте? — поднимает брови Ирвинг. — Мне нужны были всякие мелочи, — совершенно не смущается швед. — Просто оплатил в интернет-магазине. Почему ты можешь тратить на дурацкий батут, а я — нет?! — Может, потому что это мои деньги? — поворачивает голову набок Ирвинг. — Когда мы уезжали, при тебе ничего своего не было. — Просто это ты не дал мне зайти домой. — Ладно — ладно, не спорим, — успокаивает Ирвинг. — Думай, что хочешь, но отныне не берем вещи друг друга без спросу. Так-с, в седьмых: делать друг другу по очереди приятное. Тебе же нравятся массажи, кофе в постель? Я тоже хочу чего-то подобного, простенького, того, что ты умеешь. Только учти, Тай, это должно меня радовать, а не делаться исключительно для галочки. И последнее, очень важное: в чрезвычайных ситуациях помогать всегда, когда партнер просит. Никаких больше «Я тебе не обслуга». Тай заинтересованно изучает свои ногти.  — Я знаю, я сложный человек, — вздыхает Ирвинг. — Но я дам тебе так много, как никто и никогда этого не сделает. Если сбежишь, даже не узнаешь, как хорошо бывает. Я собираюсь провести с тобой всю оставшуюся жизнь, если захочешь. Я не использую тебя, как другие. На самом деле, Тай, тебя надо беречь… Оставь без присмотра — и в конце концов, такой успешный красавчик, умрешь где-то в лесу, под кустами, со словами «Со мной все окей». Я понимаю, как для тебя сложны все эти правила. Правда, понимаю. Но ты же умница, Тайрелл. Пересиль себя. И у нас все получится, правда? Настоящие здоровые отношения. — А если я забуду? — напряженно спрашивает Тай. — Если нарушить, что тогда будет? — Скажем, если забудешь извиниться, я напомню, — спокойно отвечает Ирвинг. — Но если нарушать правила десять раз подряд, придется столкнуться с последствиями… тут все написано. Он протягивает блокнот. Но Тайрелл не глядя, с вызовом и испугом переспрашивает: — Если я забуду десять раз, тогда что?! — Придется все-таки извиниться, но уже на коленях, — Ирвинг поправляет очки. — И сделать это ты точно не забудешь. Я прослежу, мой ненаглядный.