Развенчанные боги

— Тай, я привез подарок, который тебе понравится, — говорит Ирвинг с порога, едва вернувшись. Раннее утро, по кремовой комнате пляшут розоватые блики, а Тайрелл сонно жмурится. Если бы не подъехавшее авто, он бы еще спал. Ирвинг уезжал по делам на три дня. На этот раз бессонных ночей у Тайрелла не было. Может, потому что и Тая здесь не было? Он сам едва успел вернуться вчера поздно вечером. Но фиксеру об этом незачем знать. Ирвинг смотрит выжидающе, молчит. Тай понимает паузу по-своему и быстрой скороговоркой отчеканивает: — Как дела, как настроение, как доехал? — Спасибо, что беспокоишься. Очень приятно, — и Ирвинг начинает рассказывать, чуть ли не поминутно, как доехал. Часть гребаной договоренности. Проявлять заинтересованность, не быть равнодушным… Как же бесит! Кого Ирвинг видит в нем, раба?! Только-только он привык к этому человеку, только поверил, что странный немолодой фиксер способен его ценить и понимать, как опять приходится вычеркивать кого-то из своей жизни, пока не начали использовать. Для видимости Тайрелл поддерживал вынужденное соглашение до отъезда Ирвинга, чтобы скандалы не помешали его планам. Он принял для себя решение с ним порвать. И чтобы фиксер ничего не заподозрил, временно подчинялся оскорбительным требованиям: следил, как мог, за «пожалуйста» и «спасибо», делал приятное — например, накрывал ужин с кислым лицом. Впрочем, это оказалось не так трудно, как думал Тайрелл: Ирвинг искренне радовался, благодарил, обнимал. Простой способ получить порцию позитива. Но та безобразная драка… То, что Ирвинг пытается подчинить его силой… Фиксер — не безобидный чудак, не случайный человек в Темной армии, а настоящий бандит. Тайрелл готов с ним расстаться, более того, за эти три дня практически его бросил. Но одно дельце заставило вернуться. И теперь спектакль продолжается. Пока Тай думает, Ирвинг дотошно рассказывает о поездке: о соседе в самолете, об увиденной аварии по пути домой из Канзас-сити. При этом умудряется не уточнить, даже в какой стране был, а уж тем более, что там делал. Тайрелл не слушает. Подчеркнуто не слушает. Пусть попробует придраться — нет такого пункта «внимать откровениям Ирвинга». Тай спросил — и довольно. — Так что, хочешь подарок? Тай недоверчиво пожимает плечами. Что такого может дать ему этот человек?! Ирвинг кладет на стол какой-то листок с четырьмя колонками цифр. Бросается в глаза в самом низу: 99,9999%. «Вероятность отцовства», — читает Тайрелл. Это так неожиданно, что какое-то время он просто смотрит на запись «Ребенок Арвид Олафсон», не осознавая, что это значит. Тай долго смотрит на черные расплывающиеся буквы, пока наконец не хватает сил перевести взгляд на строчку «Предполагаемый отец — Тайрелл Уэллик». — Они назвали его Арвидом, — Тай закусывает губу. Ему не хватает воздуха. — И дали свою фамилию. — Это ненадолго, — отвечает Ирвинг. — У тебя в руках доказательство, что Арвид — именно твой сын, — он, подмигнув, наклоняется и шепчет на ухо Таю: — И это еще не все подарки. И у Тайрелла что-то внутри обрывается и становится горячо-горячо под ложечкой. Все предубеждения против Ирвинга, вся жажда независимости, все сдувается мыслью: «Он, правда, делает это для меня». На минутку Тай забывается, и ему кажется, будто фиксер мог привезти его ребенка, будто его вот-вот можно будет увидеть. Он одергивает себя и нетерпеливо спрашивает: — Что еще? Что же? А? — Датский сыр не в моем вкусе, — хмыкает Ирвинг, заглядывая в свою сумку. — Я захватил тебе немного, но он не оправдал моих ожиданий. Так что речь не о сыре. Ага, а вот и лакричное драже… Тайрелл хватает его за руку, вглядываясь в смеющиеся глаза. — Речь об одной хорошей новости, — улыбается Ирвинг его нетерпению. — Мадам Олафсон, оказывается, совершенно не жаждет быть бабушкой. Я бы даже сказал, она не хочет лишний раз видеть внука. Уж слишком он похож на тебя. Так что у нее нет никаких возражений, если опеку над ребенком передадут кому-то другому. Например, отцу. — Что же здесь нового, — поникает Тайрелл. — Так всегда было, но она ничего не решает. Только ее муж. Он назло мне не выпустит моего сына из своих лап. В голове тенью проносится их последняя встреча в Нью-Йорке, когда бывший тесть унижал его, злорадно расписывал, как Тай никогда не увидит сына, откровенничал, что голубоглазый малыш, родной внук, временами кажется ему отвратительным, если в нем проступают черты отца, Тайрелла. Даже отголосок воспоминания резко ухудшает настроение. Слишком уж это похоже… на то, что и вспоминать не хочется… на детство Тая. Если ребенок будет расти у них, он может столкнуться не только с равнодушием, но и с ненавистью. Уж они-то найдут способы, пусть и более извращенные, чем у шведских фермеров, дать знать малышу, что он, на их взгляд, — бракованный, что в нем течет кровь Уэлликов. — Ага, — кивает Ирвинг. — Так и было. Мадам ничего не решала. Но мужа-то больше нет. Как, я еще не рассказал? Там такое горе! Такой переполох! Мистер Клеменс Олафсон скончался. Говорят, здоровье было, как у тридцатилетнего. Но — упс, инсульт. Все мы смертны. Думаю, в ближайшее время вопрос опеки пересмотрят. Так что я бы на твоем месте уже читал книги о воспитании детей. — Да это же! Да это же! — Тайрелл от радости начинает метаться по комнате, зажимая себе рот ладонями. Ирвинг, покачивая головой и широко улыбаясь, включает электрочайник и выбирает себе одну из любимых чашек — голубую, с надписью «I fix cars (я чиню машины)». — Но как?! Он же сто лет мог прожить! Вот это везение! Он же носился со своим здоровьем, вбухивал в него столько денег! Фантастика! Ирвинг, ты понимаешь, что это такое? Это судьба! — Конечно, судьба. Представляешь, Клеменс даже ходил на «уколы красоты»! Чтобы лицо было гладкое, без морщин. Вот я намного моложе его. На кой черт мне, мужчине, понадобились бы такие инъекции? «Инсульт». «Уколы». Тайрелл тормозит на месте. Такое ощущение, будто он внезапно обнаруживает баг. — Ирвинг? — почему-то очень тихо спрашивает он. — А когда умер Олафсон? — Позавчера. — И он делал в этот день уколы? — Да. Его в этом салоне и прихватило. Нашли Олафсона уже мертвого, в туалете. — Ты… ты был в этом салоне? Ирвинг хмыкает и наливает кипяток в чашку. Он выглядит усталым. — Я всегда говорил, что ты слишком умный, зайчонок, — наконец отвечает фиксер, отпивая чая. — Только давай не все произносить вслух, даже когда мы одни. Главное: скоро Арвид будет с нами. Боюсь, придется возвращаться в Нью-Йорк, чтобы все оформить. Рискнем. Думаю, нас уже не тронут. Ага. Я и позабыл, как нянчиться с младенцами. А сколько всякой всячины ему понадобится! Тайрелл думает. Все сходится. Укол, который Ирвинг должен был ему сделать на квартире-ловушке: лекарство, вызывающее инсульт и не оставляющее следов. Им можно как-то подменить то косметическое средство, что вводили Олафсону. Или у Ирвинга был сообщник в салоне? Вряд ли. Или он незаметно уколол его в салоне, куда пришел как клиент? Или — зажал рот экс-тестю в туалете и спокойно ввел лекарство? Подождал, пока подействует — и ушел? — Помнишь? — говорит Ирвинг. — Почти все ситуации можно решить. Просто решения нам не всегда нравятся. Тай понимает сразу две вещи. Они обрушиваются, словно ледяной ливень душным летним днем. Ирвинг, вот этот легкий, радостный, смешной человек в ретро-очках, — практически киллер. Он — часть Темной армии и решает любые вопросы. Вообще любые. Когда до его возвращения Тайрелл думал о том, что Ирвинг опасен, он понятия не имел, насколько. Свойство памяти Тая: не возвращаться к болезненным воспоминаниям. Поэтому очевидную мысль о том, что именно Ирвингу было поручено его самого убить, он затерял среди безобидных впечатлений о заботливом Ирвинге, занудном Ирвинге, шутливом Ирвинге. И — не менее важное. Фиксер съездил в другую страну и убил ненавистного тестя Тая. Рисковал. Тратил время и силы. И все это — просто так, ради него, Тайрелла. Люди, случалось, уступали Таю, отдавали что-то под нажимом, завоевывали его благосклонность подношениями… Но Тайрелл не может вспомнить случая, когда что-то делали бескорыстно, ради него. Возможно, это впервые. — Спасибо! — Тайрелл не знает, что сказать, но эмоции переполняют и надо срочно как-то донести их до фиксера. — Как же ты… Спасибо, Ирвинг! Это просто… Нет, невозможно! Я не ожидал… Спасибо. — Я держу слово, — отвечает Ирвинг и крепко обнимает Тая. Может быть, Джоанна была способна на такое. Но та же Джоанна была способна выгнать его из семьи, если Тай не оправдает ее надежд. Впервые в жизни Тайреллу приходит в голову: а чего ожидает от него Ирвинг? Устраивает ли он фиксера? Ирвинг сильный, надежный. И он — на стороне Тайрелла. Разве не везение? С ним можно пойти к любым, самым невероятным целям. С ним можно начать новую жизнь. Арвид. Сын и есть — новая жизнь. Надо постараться, чтобы малышу было тепло и уютно. Безопасно. Нужен настоящий дом. Нужна стабильная жизнь. Тайрелл сделает все, возможное и невозможное, чтобы этот ребенок рос счастливым. Тай то представляет, как они втроем встречают Рождество: на окнах проступают белоснежные хрупкие узоры, малыш Арвид на руках у Тайрелла играет с блестящими елочными шарами, Ирвинг разжигает откуда-то взявшийся в фантазии камин. То Тай воображает, что они, собравшись впопыхах, едут куда-то в дождливую ночь и неизвестность, с плачущим ребенком, потому что жизнь фиксера полна опасностей и преследований. Неправильно пытаться создать подобие семьи с таким человеком — из Темной армии, ставить под удар сына. Неправильно думать вообще о семье с мужчиной. Ведь об этом узнают? Тайрелл никогда не афишировал свои наклонности. Они не вписывались в общепринятую картину успеха. Но… представлять себя с ребенком без Ирвинга не получается. Выходит что-то унылое, сиротливое. Ирвинг ассоциируется с безопасностью. И когда Тай думает о том, что ребенок должен ощущать себя любимым, с этим тоже почему-то ассоциируется Ирвинг.

***

Вечером Тай приходит в комнату Ирвинга. — Как-то зябко в доме, не находишь? — спрашивает он. — Кажется, отопление недорабатывает… Даже на максимуме. — Поломалось, что ли? — удивляется фиксер. — Ок, завтра посмотрю. — Мы могли бы ночевать вместе, — говорит Тайрелл. — Спать в одной постели теплее. Ты как? Так я перенесу свои вещи в эту комнату? По Ирвингу, приподнявшему брови и расплывшемуся в улыбке, можно сказать, что он совсем не против таких перемен.